Я у мамы бета

Ресторан «Монте-Кристо». Не так много времени назад, в начале нашего романа, я имела удовольствие находиться здесь с Муром. Всё те же высокие потолки, всё те же роскошные, отливающие золотом, люстры. Всё так же роскошен этот ресторан, а вкус еды, которую я пробовала здесь лишь однажды в жизни, до сих пор можно описать лишь как «божественный». И будь эта встреча с Муром, я бы всё отдала за этот вечер, но нет. Моим сегодняшним кавалером становится Вольф Луин. И даже воспоминания о вкусе великолепной пищи не могут перебить привкуса желчи у меня во рту. Прекрасная девушка-администратор встречает меня лёгкой недоумевающей улыбкой, как и тогда. И после произношения мною имени занявшего столик мужчины точно так же, как и тогда, недоумение моментально выветривается из её глаз, улыбка становится шире, в глазах отражаются блики от моего бриллиантового колье (пришлось позаимствовать у мамы). У меня принимают полушубку и всячески окружают вниманием до того, как я пройду к своему столику. Вольф уже на месте. Он сидит боком ко мне, в чёрном костюме с торчащим ослепительно белоснежным воротником рубашки; чёрные непослушные волосы его уложены так, что ни одна прядь не выбивается из общей волны, а тёмные глаза устало смотрят перед собой. Одна его нога закинута на другую, носок недовольно покачивается от ожидания. Перед ним лишь бокал с тёмно-красным вином, по которому он, едва касаясь, водит изящными пальцами. Я подхожу к столику и официант, не заметив инициативы альфы, сам отодвигает мне стул. Присев, я поправляю на коленях ткань изящного изумрудного платья, которое идеально сочетается с моими рыжими волосами, которые мне уложили в почти что свадебную прическу в одном из салонов. Папа постарался над моим обликом на славу, но все его старания и вложенные в это деньги ожидаемо не окупились: Вольф кинул лишь один взгляд на меня, уже сидящую, и всё, что изменилось на его лице, лишь положение губ — они сжались в тонкую недовольную линию. Он чем-то огорчён? Зол? Да он просто в ярости! — Ты опоздала, — холодно процедил он. — На 15 минут, — так же холодно ответила я. — Ты думаешь, они у меня есть? — Его пальцы крутили круги по бокалу. — Не важно, — наконец сказал он. — Просто впредь будь пунктуальнее. Господи, да даже Мур так не сердится на опоздания! Вольф, ты правда хочешь, чтобы я поверила, что ты так злишься из-за дурацкого опоздания?.. Не смеши, я слишком хорошо тебя знаю. Да, мы давненько не виделись, но я, чёрт возьми, слишком часто видела тебя бо́льшую часть своей жизни, и уверена, что ты не изменился. Такие гады, как ты, просто не меняются. — Ты позвал меня сюда, чтобы отругать за опоздание?.. Что ж, тогда я предпочитаю уйти, — с этими словами я встаю из-за стола, отлично зная, что он меня остановит. — Да стой ты, — он ухмыляется. Больше ни одна его мышца не дёргается. — Кому нужны тут твои жертвы. Сядь. Я послушно сажусь, пытаясь отыгрывать обиду на лице. Не-а. Не выйдет. Не с ним. Только не с ним. Его чёрные глаза пытаются просверлить во мне дыру, на что я отвечаю ему таким же взглядом. Отводить нельзя, как бы не хотелось. Нужно давать ему отпор, иначе вся эта затея может рухнуть. Нужно быть с ним наравне. — Твои манипуляции до сих пор отвратительно тривиальны. — Он наконец сменяет позу: кладёт руки на стол и берёт бокал за ножку, делая несколько глотков. — Ты так ничему и не научилась… А жаль. — Что? Тебе жаль? — смеюсь я. — Я думаю, этот факт мог бы тебя лишь обрадовать. Разве ж ты не мечтал увидеть меня где-то в канаве, умирающую и убитую судьбой? — М-да, — чётко выговорил он и наконец отвёл глаза куда-то вправо. — Вот какого ты обо мне мнения. Мне показалось, или это горечь в его голосе?.. — Так докажи мне, что я ошибаюсь, — шепчу я. А нет, вот та же тошнотворная ухмылка. — И не подумаю. Нам приносят меню, но ни я, ни Вольф должным образом не реагируем на это. Мы же не есть сюда пришли. Зачем пришла я — понятно. Но зачем пришёл он?.. Если ещё вспомнить, что он инициатор этого вечера, то у меня есть один большой вопрос — зачем же? Вольф останавливает официанта, когда тот уже собирается уйти. Видно, как бедный молодой омега хочет быстрее убежать от него — мне самой тяжело сидеть здесь, под его аурой. Тяготящая, властная, она словно медленно поглощает уверенность всех вокруг него. — Будьте так добры, принесите даме вина, — повелительным тоном говорит Вольф, даже не глядя в мою сторону. — Какое изволите?.. — Сухое. На вкус вашего сомелье. — Кхм, — я недовольно смотрю на Вольфа. — А даму ты спросить не хочешь? Я вообще-то не собиралась пить. — Побывать в ресторане и не выпить бокал вина? — он насмехается надо мной, издевается. Опять. — Где твои манеры, Адамс? Он жестом отправляет официанта подальше отсюда, а тот и рад наконец сбежать. Мне всё больше и больше не нравится сценарий, по которому идёт этот вечер. — Я не выпью и капли принесенного мне пойла, — процеживаю я. Пить с ним? Ещё чего! Он лишь устало вздыхает. Его лицо наконец становится серьезным. — Чего же ты боишься? Что всё это давно запланировано и в бокале окажется клофелин? — Я ощущаю жар на своих щеках. — Или, может, ты боишься предстать передо мной пьяной? Будешь танцевать на столе и проситься на ручки? Или, быть может, тебя пугает перспектива оказаться со мной сегодня ночью в отеле?.. — Нависает пауза. Он сверлит меня взглядом, допивая свой бокал, и улыбка медленно расползается по его лицу. Мразь. Попал в точку. — Не бойся, Адамс, — он с глухим звуком ставит пустой бокал на скатерть и следующую фразу произносит уже шёпотом: — Мы и без вина там окажемся. Меня как током прошибает. Я вдруг перевожу взгляд за его спину и вижу в тусклом свете, у дальней стены, двух амбалов в чёрных костюмах. Его охрана?.. Наёмники?.. Это будет похищение?.. Чёрт его знает, от этого гада можно ждать чего угодно! Не давая панике овладевать собой, я пытаюсь держать лицо невозмутимым — но этот гад видит все мои эмоции, он читает меня. Попрошусь в туалет, а там позвоню отцу. И всё. И всё… … И тут он хохочет. — Да, я знал, что это будет весело, но не предполагал, что настолько. — Он якобы вытирает слезинку от смеха в уголке глаз. Я замечаю морщинки. Стареешь, мой друг. — Не бойся. Это всего лишь охрана ресторана. Никто тебя насиловать не собирается. — Он делает паузу. Даже мой взгляд за его спину заметил. А в отражении бокала наверняка увидел людей в черном. И сложил два плюс два. Я говорю, волк. А я всего лишь овечка, бегущая к нему в лапы. — Если сама, конечно, не попросишь. Официант приносит вино. Я хватаю бокал и залпом опрокидываю его. Затем облизываю губы, наслаждаясь изумлением в глазах оппонента. Он смеётся надо мной. Играет в какие-то свои игры. Ждёт от меня предсказуемых реакций, чтобы было веселее продолжать эти игрища. Но когда я поведу себя не так, как ты того ждёшь, что же ты предпримешь, а, Вольф Луин?.. Давай, я жду. Ты ведь не подготовил фразы на этот случай? Ты играешь со мной в шахматы, ты изучил все позиции и готов к любой, но что если я вдруг достану фишки от шашек и начну свою игру на твоем поле? — Я… — Он хлопает ресницами, а я победоносно протираю нижнюю губу пальцем, стирая последние следы вина. Оно уже неплохо так ударяет в голову, но не критично. — Кхм. Допустим. — Так вот скажи мне одну вещь. — Я достаю из сумочки его пуговицу и кладу на середину стола. — Я отлично помню, что это за знак. И я знаю, что он означает. Это дань уважения нашей с тобой искренней ненависти. Но зачем тебе звать меня в ресторан, проводить со мной вечер? — Не всё же тебе дано знать, Адамс. — Но мне хотелось бы, — настаиваю я. С секунду он колеблется — и я замечаю это. Неуверенность настолько несвойственна ему, что становится очень заметна, едва появившись на его лице. — Ты правильно сказала про пуговицы, — он кивнул в знак согласия. — Я не сомневался, что ты помнишь об этом. Но что я хочу сказать… За годы, проведенные без тебя, этот символ, эти пуговицы, превратили меня в нечто другое. Я думаю, что за всю свою жизнь так и не постиг чувства мощнее, чем ненависть к тебе. Такого душащего, всепоглощающего, тяжёлого и в то же время такого же… вдохновляющего. Я мечтал добиться чего-то, только чтобы потом ткнуть тебя в это лицом и вроде бы даже вышло: я один из крупных директоров бизнес-сообщества, ты — всего лишь администратор в фирме своего отца. Хотя… Ты ведь училась на кого-то, так? У тебя есть высшее образование и не дурное, но ты ведь бета, кто ещё, кроме отца и сутенеров, приютит тебя. Всё было слишком очевидно и слишком легко. И то, чего я добился, больше не устраивает меня. Я люблю покорять вершины. И я понимаю, что, как бы это не было грустно признавать, единственная мотивация для этих вершин — это ты. Каждую минуту, когда мне было тяжело, когда я хотел всё бросить, передо мной появлялась эта глупая девочка со своими веточками и листочками, которые она сыпала мне на голову. Я хотел вернуться в твою жизнь и растоптать тебя, это так. И я думал, у меня это вышло. Однако… нет. Я увидел тебя и понял, что хотел не этого. Все эти годы хотел не этого. По правде сказать, я был очень глуп. Я трахал каких-то девок из школы, иногда даже не помня их имён и их лиц, менял их одну за другой, всё пытаясь наконец насытиться и не понимал глупцов, которые за ручки ходили с одной-единственной, таскали на себе её портфель и совершали в её честь другие малозначительные для мира вещи. Я думал, всё это глупость и знал, что меня это не настигнет. Это глупое чувство. Любовь. Влюбленность. Привязанность. Мысли об одном человеке, секс с одним человеком — разве это нужно кому-то?.. Оказалось, что я сам этим давно и безнадежно болел. Догадываешься, к чему я веду?.. Я словно просыпаюсь и осознаю, как сейчас выгляжу. Мой рот полуоткрыт от шока, глаза как блюдца таращатся на него, а в зрачках красной строкой бежит одна лишь надпись «error». Я закрываю рот и сглатываю накопившуюся слюну, от нетерпения у меня трясется нога. Я хватаю его бокал, перегнувшись через стол и большими глотками опустошаю его. Господи. Помоги мне. Он лишь ухмыляется. Но как-то не так, как обычно… Его глаза сужены, улыбка лёгкая — все как обычно. Но сколько грусти в нем сейчас, сколько тоски. То, что раньше виделось мне жестоким оскалом, сейчас виднеется отчаявшейся гримасой. Мне определённо нужно больше вина. — Я продолжу, с твоего позволения. — Я внимательно впиваюсь в него взглядом. Не знаю, радоваться или плакать. — На чём я остановился?.. Ах да, я болел. Болел одной девушкой, с которой был знаком с самого детства. Я был неуверенным, болезненным ребёнком, наследственность у меня была плохая, семья моя разваливалась. И я не знал, как покорить сердце маленькой девочки. Ещё в детском саду я понял, что она не такая как все: другие дети её сторонились, да и родители советовали не обращать на неё внимание. Почему, я, конечно же, не понимал. В конце концов, отличия между бетами и омегами до полового созревания достаточно мизерные, а если точнее, то их вообще нет. И поэтому я выбрал её, эту девочку. Но я не знал как привлечь ее внимание, ведь был достаточно неказист. И я начал над ней издеваться. А она начала мне отвечать. Вот незадача… Мне это нравилось. Не скрою, мне нравится в тебе это и сейчас. Ты одна хотя бы пытаешься мне противостоять. Но там, в детстве, я почему-то решил, что это вражда. И пошло-поехало, день за днём, год за годом, всё время — мы измывались друг над другом, дарили эти пуговицы, доводили друг друга до истерик, били, кричали, унижали и всё же не могли иначе. Мы прикрывали ненавистью нашу безумную тягу друг к другу. Порой я просто мечтал до тебя дотронуться — хоть как-то, хоть на секунду. И просто злился на эти мысли. «Зачем мне это? Ведь я ненавижу эту суку!» — думал я. И старался переключиться на какую-нибудь красотку, благо выбор был большой. И всё же, трахая их, я не мог отделаться от мыслей о тебе. — Официант! — кричу я как-то слишком громко для этого заведения. Люди оборачиваются на мой крик, их лица выражают светское недовольство. Извините, ребята, но это невыносимо. — Бутылку сухого! — я поворачиваюсь к Вольфу. — Продолжай. — Будь так добра, дослушай меня, я ведь готовился, — слишком злостно отвечает он, я лишь киваю в ответ. — Так… Я уверен, что ты помнишь, как я усадил тебя на фонтан однажды… Мне приносят бутылку, открывают ее и собираются налить содержимое в бокал, но я выхватываю бутылку и пью из горла. Несколько возмущённых глаз ловят это не самое приличное действие. Но мне всё равно. — Помню, — едва дыша, произношу я. — И, если ты не помнишь, из-за чего это произошло, я напомню: ты гуляла с каким-то там парнем из параллели, я даже не знал его имени… Да это и не важно. В тот момент, когда я увидел вас, я почувствовал такой прилив ярости, что мне захотелось убить его. Я понял, что это была ревность, хотя мне было сложно самому признаться в этом. И в тот момент я не нашёл другого выхода, как выразить всё это на тебе, хотя, по сути, вся ненависть была адресована ему. В общем, это никак не попытка оправдать свои поступки — ну было и было, не будем вспоминать о том, что ты чуть ли не утопила меня, но… Я не могу отделаться от этих мыслей. Я думал об этом иногда, но мне удавалось прогнать эти чувства, но, когда я увидел тебя, когда я снова все это прокрутил в голове со своими сегодняшними знаниями о человеческой психологии, я окончательно всё осознал и больше не имею никакого желания бегать от этих мыслей. Я люблю тебя. Всегда любил. И даже тогда, когда дарил эти чёртовы пуговицы, когда доводил тебя до слёз, издевался над тобой, я всё же любил тебя. И вижу себя только рядом с тобой. Он замолчал. Я отхлебнула ещё вина. В этот момент вся вселенная сошлась лишь на этой тираде, на этом признании, в этом ресторане. Свет почему-то словно бы потускнел, а его глаза обрели какой-то непонятный блеск, отливающий серебром. Никогда этого не замечала. Я не могу пошевелиться. Не могу пошевелить ничем, даже мышцы лица словно бы заклинило. Мой мир рухнул, весь мой мир рухнул вместе с этим признанием. И всё. Я больше не чувствую ничего. Ни ненависти, ни отвращения, ничего. Только лишь шок. — Может, скажешь что-нибудь? — он первый не выдерживает затянувшейся паузы. — Блять. — Очень красноречиво, спасибо, — ухмыляется Вольф. — Я хочу, чтобы ты кое-что знала: ты будешь моей. Это неизбежно. Рано или поздно ты сама всё обдумаешь и ощутишь, как ощутил и я. Ты поймёшь. Это будет словно пощечина. А пока… Пока мне достаточно и этого ответа. Он встал. Достал кошелёк, вынул оттуда платиновую банковскую карту и, бросив её на стол, удалился. А в моих ушах всё ещё звенела фраза, произнесенная его губами, его властным, ни разу не дрогнувшим голосом: «Я люблю тебя. Всегда любил». Ты был прав, Вольф Луин. Первую пощечину я уже получила.