Я у мамы бета

Я влюбилась в альфу. Как это не прискорбно мне осознавать, но я по–детски искренне влюбилась в этого светловолосого альфу. Возможно, влюбилась я и раньше, просто не понимала этого; возможно, влюбилась в этот самый момент, когда он силой меня прокатил на машине. Не могу сказать, что испытываю какие–то новые ощущения. Всё кажется таким, как и раньше, и никаких тебе розовых очков, спутанных мыслей и пульса в подбородке или где–то ещё. Просто теперь я уверена в том, что влюблена.  — Ну, вот мы и приехали, — говорит он, припарковываясь. Ехать было довольно забавно, так как из–за нашей скорости сигналили все, кто только мог. — А ты боялась. Я опускаю ноги с сидения и обуваю домашние тапки, долго отстёгиваюсь и выхожу из машины, пока Макс держит открытой дверь. Я так опустошена, так разбита, что, честно, мне хочется просто поспать. В то же время я понимаю, что всё это «путешествие» проделано нами как раз для того, чтобы не спать. Но, чёрт, я сейчас свалюсь. Я обнимаю Макса за шею, повиснув на нём, пока он закрывает дверь, и невероятно измученным голосом говорю:  — Понеси меня на руках. Он молча берёт меня на руки и несёт со стоянки куда–то (очевидно, в дом). Я мысленно смеюсь, когда он уже на своём этаже безуспешно пытается вставить карточку в специальное отверстие, чтобы зайти в квартиру. Когда ему это, наконец, удаётся, он вносит меня в квартиру и закрывает дверь ногой. Мы куда–то плывем, как по течению, а мир вокруг меня распадается на частицы, а потом снова собирается воедино. Поездка на машине — такой дикий шок, такой экстрим для моего сознания и даже тела, что я становлюсь совершенно неработоспособной. Как переваренный пельмень, честное слово. Конечно, я знаю, что сейчас нужно собраться с силами, ибо на дворе уже начало лета, и все одинокие омеги, словно повинуясь чему–то внутри, текут больше, чем весной (да даже я чую, как от них пасёт!), при этом ещё и раздеваются чуть ли не догола. И надо держать своего альфу рядом, буквально не слезать с него, чтобы он не искушался всякими там омежками, а вместо этого я сижу дома под надзором уже три недели. Поэтому я, собрав все силы — духовные и физические, — целую его в губы, пытаясь забыть об усталости. Он отвечает на поцелуй (ну ещё б он не ответил) и осторожно кладёт меня на уже знакомую кровать, а сам остаётся сверху. Мало того, что я устала, так ещё и его губы настолько сладкие, настолько упоительные, что будто опьяняют меня и окутывают, и я ещё больше хочу просто уснуть. Он быстрым движением снимает с меня сорочку через верх, и на мне остаётся только нижнее бельё, пока я всё вожусь с пуговицами на его рубашке. Успехом это занятие не увенчивается, ибо пальцы мои меня не слушают совсем, так что он начинает мне помогать и одной рукой ловко расстёгивает все эти коварные неподдающиеся мне кружочки. Его губы переходят на мою шею, чуть покусывая кожу, а я прижимаю его к себе и просто глажу, при этом мысленно считаю барашков (всем помогает заснуть, а мне — наоборот). Моё женское я, как ни странно, не пытается меня поднять: оно само спит, почесывая пяткой ногу. Ощущения тихонько покидают меня, покидают, покидают…  — Ай, твою мать! — Я резко открываю глаза и хватаюсь за укушенное ухо. — Мур! — Я несильно толкаю его в грудь. — Я тебе не колбаса, нечего меня откусывать! Он смотрит на меня такой детской обидой в глазах, что мне становится смешно.  — Ты заснула, — недовольно бурчит он, нависнув надо мной. — Я тебя тут, понимаешь ли, ублажаю, а ты засыпаешь.  — Прости, — бурчу я, всё ещё держась за укушенное место. Он меня не пожалел, болит дико. — Ты мне чуть ухо не откусил.  — А ты ранила моё эго, женщина. — Он падает на кровать рядом и обиженно смотрит в потолок. Как маленький, честно. Я поворачиваюсь к нему и впиваюсь в зелёные глаза, которые пытаются упрямо смотреть в одну точку. — А я же все–таки альфа.  — Прости, — снова говорю я, на этот раз более нежно. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до светлых волос, господин Мур всё так же смотрит в потолок. — Прости. Это всё машина.  — Ах, теперь ещё и машина виновата!  — Хорошо, машина не виновата. — Я опускаю руку ему на грудь и провожу по ней, затем по торсу, чтобы почувствовать рельеф его тела. На какого альфу не посмотри — они все такие красивые, с кубиками, с крепкими руками и широкими спинами, как будто уже Аполлонами рождаются или с подгузников качаются. — Виновата я и моя психика. Он упрямо смотрит на потолок, дуется. Даже не отвечает. Меня эту жутко начинает раздражать.  — Мур, ты глупо себя ведёшь! — Я убираю руку. Ноль внимания. — Окей, давай ты сейчас выпьешь кружку кофе, а потом мы посмотрим, как ты сможешь трахаться!  — А вот даже если смогу, ты опять уснёшь! — Он садится на кровати и смотрит на этот раз на меня, прямо в глаза. Я чувствую его страх, что заставлю выпить. Тут, как назло, снова начинает болеть ухо. А я действительно его заставлю его это сделать. Я встаю с небывалой энергией и иду на кухню, усталости как не бывало, надо же. Слышу, как он идёт за мной. Начинаю искать по всем ящикам кофе, молоко и сахар. В итоге, когда Мур сам за меня всё достаёт, я просто наблюдаю, как он делает напиток.  — Мне тоже, пожалуйста.  — Мне не жалко, — бросает он и достаёт ещё одну чашку. Пусть мы оба злимся друг на друга, пусть я сейчас заставляю его пережить тот ужас, что пережила я, всё равно мне очень весело и хочется смеяться. Я обнимаю его сзади, пока он добавляет сахар. Он не отстраняется и ничего не говорит, только спрашивает: — Тебе три?  — Четыре.  — Охренеть. Я прикрываю глаза и послушно жду. Ну вот и проснулась, называется. Он поворачивается ко мне лицом с двумя чашками, и мне приходится отстраниться. Я беру ту, что побольше, и с лицом удава отпиваю, наслаждаясь вкусом. Человек, который не пьёт кофе, делает его лучше всех. Вкуснее только Лиди, к которой я бегаю на тринадцатый этаж во время работы, чтобы она сделала мне чашечку. Мур подозрительно смотрит в чашку, и я не могу пропустить момент.  — Да, господин Мур, у меня в лифчике колбочка с ядом, и я Вас хочу отравить. — Я коварно улыбаюсь и отпиваю ещё.  — Тем, что у Вас в лифчике, мисс Адамс, Вы меня уже давно отравили. — Его изумруды блестят азартом. От подобных слов я чувствую, что краснею, и отпиваю ещё, чтобы скрыть свои розовые щеки, хотя даже при лунном свете здесь достаточно темно, чтобы он не увидел их цвета. Хотя, он же кот.  — А ты неплох, — смущённо заключаю я. — Но это не спасёт тебя от кофе.  — Понимаю. Он вздыхает, собирается с мыслями и залпом начинает пить содержимое кружки. Я смотрю на него с восхищением. Даже если бы поспорили, даже если бы от этого зависела моя жизнь, добровольно в машину я бы никогда не села. А он из–за простой перепалки взял и выпил то, чего боится больше всего на свете. Вот как секс мотивирует альф. Наконец, сделав последний глоток, он ставит пустую кружку на стол и резко притягивает меня к себе, обнимая крепко и чувственно. От неожиданности я выпускаю чашку из рук, и она падает к нашим ногам, в момент превращаясь в осколки.  — Чёрт! — шиплю я, пытаясь посмотреть вниз, но не могу, так как крепко зафиксирована между рук альфы.  — Ничего страшного, — шепчет он самым страдальческим голосом в мире. Где–то на другом материке мужчина рассказывает про то, как сгорел его дом, семья, даже собака… И голос у него, по сравнению с голосом Мура, в этот момент весёлый и жизнерадостный. — Совсем ничего страшного… Я обнимаю его за плечи и целую в висок, слегка поглаживая по волосам. Мой бедный котёнок так перепугался, а всё из–за меня. Не хочу я его обижать, я ведь люблю его.  — Пойдём получать свою награду?.. — пытаюсь перевести тему я, но в ответ слышу:  — Нет, пойдём спать. И я не удивлена, нет. Я абсолютно понимаю его ощущения. Мало того, я же предугадала такой вариант событий ранее. И всё же мне льстит то, что ради секса со мной он преодолел свой страх. В итоге выходит, что я тоже ради секса с ним приехала сюда на машине, хотя могла просто закричать или вырваться, но — внимание! — секса не случилось. Мы ложимся на кровать лицом друг к другу и долго смотрим, пока я, наконец, не нарушаю тишину шепотом:  — Эх, Мур, мы с тобой такие идиоты.  — Зато счастливые идиоты, — заключает он, поглаживая моё лицо ладонью.  — А ты счастлив?  — Да я просто в восторге от тебя.  — Взаимно, котик, — игриво отвечаю я, смущаясь. Чувствую, как усталость снова находит и мягкой волной накрывает меня.  — Ещё одно слово, и я тебя укушу повторно, — чуть смеётся он.  — Я буду тебе это вспоминать вечно, — хихикаю я в ответ.  — Спи. Он закрывает глаза и убирает руку с моего лица, вместо этого берёт мою ладонь в свою и скрещивает пальцы с моими. Я всё ещё смотрю на него. Я влюбилась в альфу. В самого сильного, в самого доброго, в самого романтичного и в самого замечательного альфу на всей земле, который, подумать только, может ради меня выпить кофе! Как бы смешно это не звучало, в моих глазах это подвиг. Я влюбилась в альфу, происходящего от волков и от котов одновременно. Я влюбилась в веселого и ироничного Максима. Я влюбилась в серьёзного бизнесмена господина Мура. Я бета, и я влюбилась в альфу. «А этот альфа влюбился ли в бету?» — спрашивает моё подсознание, а возмущенное женское «Я» кидает в неё туфлю, чтобы не лезла с такими вопросами. Такие вопросы приводят к душевным катастрофам. Такие вопросы слишком сложные. Такие вопросы обычно задают себе те, кто думает, что ответ «нет».  — Макс, я…  — М? Самое время спросить. Его рука переплетена с твоей, и, если что, ты можешь крепко сжать пальцы, и он никуда не сможет уйти. Он в восторге от тебя, он счастлив с тобой, ты — самая удивительная девушка в его жизни, он сам так говорил. Но любимая ли? А не всё ли равно? Давай не будем врать себе, Сандра, вовсе не равно. Совсем. Абсолютно.  — Кис–кис…