Я у мамы бета

И снова автобус. И снова бабушки, шепчущиеся у меня за спиной. И снова я раздражена до предела. Так, как не опишешь, черт подери. Тут мой телефон начинает трезвонить на весь салон, и я начинаю рыться в сумке, но он попал, кажется, в бермудский треугольник, и нахожу я его только после пяти настойчивых громких вызовов. Кто бы это не был, я его проклинаю. Я смотрю на номер. А, ну конечно, как иначе!..  — Мур, — шиплю я со всей яростью. — Милый, любимый, тварь ты моя дорогая, если только ты не умираешь, то нет тебе прощения за твой звонок. Слышится смех. Нет, ну он еще и смеется! Я почему-то все равно улыбаюсь, злость постепенно уходит.  — Умираю, мисс Адамс. Без Вас я просто умираю. — Я нажимаю на кнопку для остановки автобуса и выхожу, легко ступая по земле и с наслаждением слушая искаженный телефоном голос возлюбленного. — А если серьезно, то я просто волновался. Ты доехала?  — Теперь — да. — Я открываю дверь здания офиса «Адамс-компани», здороваюсь кивком с Эмми за главной стойкой и иду дальше, не замечая удивленных взглядов. С тех пор, как я переехала к Муру (а это случилось около двух недель назад), дома и на работе я не появлялась и с отцом контактировала лишь раз: по телефону. Из разговора я ничего не вынесла, кроме того, что он зол. Он говорил своим убийственным голосом типичного киношного маньяка в трубку, что знает, где живет Мур, и что, если я не вернусь в ближайшее время, то с ним я могу попрощаться. И что у него нет никакого будущего, что он оборвет ему все связи и жизнь, что мы не сможем спокойно существовать, что он в порошок сотрет этого кота и вообще много чего еще, чего, собственно, не сделал. Две недели прошли просто шикарно, и единственной проблемой стала проблема транспорта: у меня была оплаченная на три месяца вперед карта на автобусную линию от моего старого дома, а тут, понимаешь ли, маршрут другой, да и автобусы по дурацкому расписанию… И вот, разобравшись с этим расписанием, я наконец доехала до этого места. Лифт открывает двери на пятидесятом этаже, и я выхожу, насвистывая какую-то мелодию под нос. Судя по взглядам людей в лифте, мой отец очень зол. Они аж все тряслись от страха, пока ехали со мной. Наверное, здесь творится просто террор… Ну, детки, мамочка пришла все исправлять! Я останавливаюсь возле стойки. Моей стойки. Ах, сколько скучных часов я тут провела, но это мое рабочее место. Что тут забыла какая-то миниатюрная омежка. Я подхожу ближе и облокачиваюсь на стойку, заглядывая за нее. Нет, она просто крохотная. Куколка, черт возьми. Тяжко же ей с этими двухметровыми альфами…  — Д-добрый день?.. — о, так она меня еще и не знает. Замечательно!  — Здравствуйте.  — Вы записаны?.. Дело в том, что на это время никто не записан, да и мистер Адамс занят.  — Знаю я, как он занят, — цокаю я. Мур все еще висит на трубке и все это слышит. — В преферанс на компьютере играет. Я без очереди, милая. Я отхожу от стойки и целенаправленно иду к двери отца. Что ж, да начнется буря.  — Подождите! — кричит она мне. Уже взявшись за ручку, я останавливаюсь и оборачиваюсь с вопросительным выражением лица. — Как Вас записать?..  — Мисс Адамс, — улыбаюсь я злорадно. Как и ожидалось, она с изумленным выражением лица падает обратно на стул. Ох, куколка, на твоем месте я бы уже собирала вещички и бежала отсюда, нервно предупреждая всех вокруг о наступающей опасности. Я шумно вздыхаю и открываю дверь. Отец все же работает с чем-то за своим столом, но, увидев меня, тут же прекращает мыслительный процесс. Глаза его расширяются. Я плотно закрываю дверь, держа телефон в руках. План такой: раз отец не хочет видеть Мура, значит, Мур с ним поговорит через телефон, а раз отец не хочет брать трубку, значит, трубку принесу я.  — Папа, — начинаю я мягко. Он плотно сжал губы. Нехорошо. Его тоже можно понять. Сначала смерть Марка, потом я ухожу из дома, ничего не объяснив, а ведь он все еще уверен, что Мур просто пудрит мне мозги. Его даже лошадь не убедила! А ведь весомый такой аргумент. — Здравствуй. Он медленно встает. Я кладу руку обратно на ручку. Черт, Сандра, соберись! Пути назад нет. Убрав руку, я пытаюсь противостоять мощи, которая медленными, размеренными шагами приближается ко мне через всю длину комнаты, но мои ноги дрожат, я сама вся взволнованна и уже не уверена в гениальности нашего с Муром плана. Но это последний шанс. И вот между нами немного шагов, я уже было хочу поставить громкоговоритель и попросить папу выслушать слова мужчины, но вместо этого я вдруг оказываюсь в крепких руках отца. Сначала мне кажется, что он просто хочет меня задушить или ребра сломать, но через секунду до меня доходит, что это объятия. Они всегда у него такими были, поэтому в детстве он никогда меня не обнимал — боялся что-нибудь сломать. Я отлично помню то, как я расстраивалась, глядя на других детей, которых обнимали родители, и всегда мечтала о том дне, когда папа сможет меня спокойно обнять. И вот он обнимает меня. И вот мне больно. И вот я не могу дышать.  — Пап… Пап, ты чего? — выдыхаю я последний воздух из легких. Ох, как же больно, но… Единственный раз, когда папа обнимал меня, — тот день, когда я вышла из больницы после аварии. Он был так счастлив, что я выжила, что проникся необычайной любовью и обнял меня, сломав мне только-только залеченное ребро. А после этого больше ни разу он меня не обнимал. И тут я прихожу, готовая к самому худшему, а он заключает меня в свои убийственные объятия, что я аж плачу. Во-первых, мне больно. Во-вторых, я умру от недостатка кислорода. А в-третьих, господи, я так люблю своего отца!.. И почему для осознания этого мне нужно сейчас задыхаться? Вот он отпускает меня, и я шумно и лихорадочно вдыхаю воздух. У него непринужденное лицо, серьезный взгляд. В общем, все стандартно.  — Я так рад, что ты вернулась, дочка, — произносит папа, и я слышу ноты неподдельного счастья, скрытые за полным безразличием. И еще один момент я не могу проигнорировать: «Дочка». «Дочка». Сколько лет он уже не зовет меня так?.. «Дочкой» я была в самом начале моей «изумительной» жизни, только в самом ее рассвете — до семи лет. А потом я превратилась в Сандру. И никакой тебе миленькой «дочки»… А тут на тебе. По-моему, сегодня самый счастливый день в моей жизни, связанный с отцом. Спустя двадцать пять лет совместного проживания мы нашли общий язык.  — Папа, я пришла сказать… — как-то неудобно после такой сцены начинать разговор о Муре. Я нажимаю на красную кнопочку в телефоне и до боли сжимаю его в руках. Поднимаю глаза к отцу. Думаю, я справлюсь сама. С этим зверем уж точно, тем более что он со своей гордостью и величием сам идет ко мне в руки.