Драбблы по вселенной текста «Мятный космос»

Способность связываться с «семь-два-пять» Кама обнаружил почти случайно. Кама проверял своё тело-корабль: ему казалось, что с «Персефоной» что-то не так. Иногда слышались помехи, будто тихий-тихий шепот. И, разбираясь в сигналах, которые мог бы принять патрульный корабль, Кама натолкнулся на связь с неизвестным ему ранее симбионтом. Это мог быть только кто-то из «бракованных». Выжил из той серии только один — «семь-два-пять». — Ты… — только и успел подумать техник «Персефоны», обнаружив возможность связи. — Я знаю тебя, — незамедлительно последовал ответ. — Мэй-Эл делился мыслями о тебе. — «Семь-два-пять»! — узнал Кама. — У меня есть имя, которое мне нравится. — Даже несмотря на то, что это был прямой телепатический контакт, было сложно понять, какие эмоции испытывает выживший «бракованный». — Называй меня по имени. Айса. «Можно просто Мэл». Воспоминание о том, кто был так похож на нынешнего собеседника, неприятно кольнуло, словно оцарапало обшивку, но не снаружи — внутри. Кама вдруг подумал о том, что «семь-два-пять» выглядит как его брат, «семь-два-три». — Не совсем, — уверенно вмешался в его мысль Айса. — Мы отличаемся. Вместе со словами пришел образ: симбионт «Персефоны» увидел «семь-два-пять» со стороны, с камер корабля. «Паллада». Красивый транспортник, но сам Айса был довольно невзрачным: в нем не было того жизнелюбия, которое выделяло Мэй-Эл, лицо его было бесстрастным, а коротко стриженные волосы — судя по неаккуратным прядям, стриг сам — только больше рознили его с братом. И, конечно, цвет крови — цвет глаз и контактных линий — был зелёным, а не сиреневым. Кама ощутил разочарование, и даже не стал скрывать это. Либо Айса ничего не испытывал по этому поводу, либо очень, очень хорошо прятал свои эмоции. — Я — не он. У нас одинаковые тела и начало серийного номера, но я — не он. И ты это знаешь. — Знаю, — упрямо выдохнул Кама, открыв глаза. Он находился в контактной субстанции алькова «Персефоны». Когда-то здесь же он был с Мэй-Эл, пусть не физически, но тогда они сумели соединиться, через телепатический контакт создав почти полную иллюзию настоящей близости. Сладко-горькие воспоминания. Сладко-горькие, как запах Мэла, как его вкус. Через связь с этим «бракованным», Айсой, Кама чувствовал запах — свежий, отрезвляюще-холодный, вовсе не такой, как у Мэй-Эл. «Семь-два-пять» разрешил доступ к сенсорам «Паллады», и симбионт «Персефоны» следил за ним, с горьким разочарованием убеждаясь, что тот не похож на своего брата ничем. — Это не совсем так. Я же говорил, — вновь бесцеремонно вмешался Айса, — наши тела выглядят одинаково за исключением цвета контактных линий. Только у Мэла был шрам на плече. Кама помнил про шрам. Эта информация казалась чем-то личным — ведь чтобы узнать это, надо было быть настолько близко к «семь-два-три», насколько это вообще возможно. И то, что кто-то ещё знает про отметину партнера, раздражало. Постаравшись успокоиться, помня, что Айса считывает его эмоции тоже, Кама спросил: — Откуда этот шрам? Мэл никогда не… — Мне он тоже не рассказывал. Но я знаю. — Откуда? — изумился «три-четыре-два», забыв о намерении прятать чувства. Симбионт «Паллады» немного помолчал, потом подумал: — Я видел. — Пока он вспоминал об этом, Кама ловил образы, связанные с его воспоминаниями. — Мэл получил его от того человека, пилота. Мы были связаны в тот момент, и я видел. Мэл оставил это, как напоминание о том, что людям нельзя доверять. Что люди могут быть опасны. Сразу вспомнился тот страх, когда ассистент пилота «Персефоны» коснулся лица Мэй-Эл. Тот ужас. Горечь и отчаяние. Кама остро осознал, что был единственным светлым воспоминанием «семь-два-три». — Пока брат не встретил тебя, — неожиданно прозвучала мысль Айсы, — он не хотел жить. Он почти ждал, когда «вся эта чертовщина закончится». А потом он сказал, что хочет жить, потому что хочет любить тебя. — Он замолк, потом подумал: — Он очень любит тебя, Кама. — Любил, — машинально поправил тот. — Любит, — уверенно повторил Айса. — Он остался жив в тех, с кем был связан. Всё ещё пользуясь доступом к «Палладе», Кама наблюдал за ним. Бракованный. Так похожий на Мэла, но совершенно не такой. «Брат». Неужели хочет сказать, что теперь за Мэй-Эл будет он? Скучный, бледный, бесцветный. Никому не нужный, даже Первый не стал его убивать. «Почему ты выжил? Почему жив ты, а не он?!» — Потому что мне повезло, — бесстрастно подумал в ответ «семь-два-пять». — Потому что я использовал все доступные средства. Потому что я не боялся ничего и не сомневался в своих решениях. Потому что я был готов нарушить приказ Первого. Потому что я не стал сближаться с кем-то из «нормальных», а занялся людьми. Потому что… — Хватит!!! Кама не сразу сообразил, что он не только ударил своими эмоциями в полной мере, но и ударил физически: Айса, до этого предоставивший ему возможность управлять внутренними сенсорами корабля, не был готов к вспышке гнева, и теперь его прижимали к внутренней переборке несколько энергетических кабелей. — Отпусти, — симбионт «Паллады» вернул себе контроль над собственным кораблем, лишь едва удивившись встреченному сопротивлению, и легко освободился. — Ты, кажется, путаешь меня с моим братом. Кама вспыхнул: — Какие ещё подробности моей личной жизни ты знаешь?! Может, скажешь мне, чем я… — Заткнись, — беззлобно подумал Айса. Настолько холодна и безразлична была его мысль, что техник «Персефоны» подчинился. — Ты связался с моим братом. А брат был связан со мной. Я знаю всё, чем он мог поделиться. — С чего бы ему… — В последние секунды жизни, — ровно продолжил «семь-два-пять», — Мэл использовал нашу с ним связь, чтобы сохранить самое дорогое для него. Если с тобой что-то пойдет не так. Он отдал это мне, как резервную копию. В этих воспоминаниях — ты, в том числе и ваша с Мэй-Эл… — Прекрати. Удивительно, но Айса послушался. Он молчал, пока Кама не подумал, вздохнув: — Он умер слишком рано. Я хочу быть с ним. — Ты и так с ним. — Не этот бледный призрак! — Кама был в отчаянии от того, что единственный возможный собеседник его не понимает. — Я хочу быть с самим Мэлом! Я хочу его, ясно? После небольшой паузы бракованный уточнил: — Тебе мало души и памяти, тебе нужно тело. Физическая оболочка, вмещающая в себя… — Да, именно! И если хочешь сказать, что ты сможешь его заменить, то даже не… Ответная волна презрения заставила замолчать раньше, чем Кама успел закончить свою мысль. Но секунда — и снова чисто, сложно найти хоть какую-то эмоцию. Даже телепатически переданные слова звучат холодно и отчужденно. — Ты просто не там ищешь. — Что… В разуме Айсы есть что-то чуждое даже Умбра, что-то странное. И это связано с теми людьми, его экипажем. Ощутив, что Кама лезет в эти эмоции, симбионт «Паллады» закрылся совсем, подумав напоследок: — Не я. — Кажется, «семь-два-пять» считал это очевидным. — Ты. Мэй-Эл — в тебе. И, хотя Айса отключается, техник «Персефоны» не прекращает слышать тихий-тихий шепот, отголосок чего-то, неясный настолько, что сложно разобрать слова. Кама считал, что это что-то извне, но… Кама прислушивается к себе, к своему телу-кораблю. Мир вокруг словно замирает, чтобы можно было разобрать одно-единственное слово. «Оглянись».