Шелтер Бланк

Неро знает, что что-то должно произойти уже совсем скоро. Этот колокол в его голове, всегда поющий свою оглушительную песню, дающий знак, что призраки снова в доме у фонтана, сегодня звучал иначе. Неро не может понять, как именно, но иначе. Когда колокол звонил, Неро шёл на его звон. Все шли. Люди выходили отовсюду, выбирались из мёрзлых парадных, двери которых давно слетели с петель, выползали из стылых подвалов, где ещё холоднее, чем в парадных. У каждого, кто шёл к фонтану этой шаркающей походкой, была своя мечта. У каждого — свой дом, Призраки знали, куда всем нужно. И когда вся блуждающая толпа медленно заполняла маленькую площадь, пространство вокруг оглашалось глухим топотом нестройных шагов, каким-то унылым тихим мычанием и шёпотом, а колокола затихали. А потом все умолкали. Все эти люди, с их серыми, обезображенными голодом и жаждой лицами, с проступившими из-под словно истончившейся кожей костями черепов, с чудовищными неестественно тёмными глазами, будто то были пустые мёртвые глазницы, люди, одетые в износившиеся вонючие отребья — все они шли за своим счастьем, потому что их манил дом. Они иногда спотыкались и падали, но тут же поднимались, будто на пружинах, вставали, ломая об асфальт ногти и сдирая колени, и шли дальше к фонтану сквозь мутную мглу никогда не разгорающегося рассвета. Они должны быть там, чтобы ждать призраков и говорить с теми, кто всё ещё ждал их. Неро тоже шёл, медленно пробираясь сквозь толпу таких же, как он. Он всегда приходил позже других, но никогда не пропускал Призраков. Сегодня явно особый рассвет и Неро всем нутром ощущает, что теперь эти унылые бесконечные дни, холод и раздражающая жажда останутся позади. Он огладывался по сторонам ещё с тех пор, как выбрался из заброшенной квартиры, где всю ночь просидел на полу, обняв колени и оперевшись спиной о стену. Неро идёт, еле волоча ноги, слушая колокол, поющий в его голове о пыльных лучах утреннего света, о море, о голосе матери, ожидающей его дома. О долгожданном покое. И в пустых окнах, где ещё минуту назад было темно и пусто, вспыхивает голубой свет. Если не во всех окнах, то почти во всех. Это завораживающее зрелище, потому что свет пробивается сквозь опостылевший туман, пронизывая его и полумрак, освещая целый город! Это прекрасное зрелище. Выглядит так, будто сегодня — долгожданный парад Призраков. Они пришли сюда, чтобы, наконец-то, отвести всех домой. И когда вспыхивает последнее окно, то, в которое смотрели все, кто ждал своей свободы, люди на площади замирают. Свечение исходит отовсюду, отбрасывая мерный прозрачный свет, не оставляя возможности теням прошлого вкрасться в это восхитительное место. Здесь действительно нет теней. Неро вытягивает руку и смотрит на свою отощавшую пятерню. В мёртвенном свечении она кажется прозрачной. Красиво. А мать — она уже зовёт его. Стоит прямо перед ним, только руку протяни, но Неро знает, что пока ещё не время. Сначала нужно подняться наверх и открыть те последние двери. Ветер треплет волосы женщины и в глазах её — бездонность, бесконечность. Неро смотрит на мать, которой он никогда не знал, и ощущает такое глубочайшее доверие, что ему кажется, он просто не вынесет этого, тёплой лавиной обрушившегося, совершенного счастья. — Ты слышал колокол, Неро? — спрашивает она своим нежным тихим голосом. — Он звонил по тебе. — Я так устал, — выдыхает Неро. — Иди сюда. Здесь — покой и отдых, это твой дом, — улыбается мать, и улыбка её исполнена невероятной ласки и заботы. — Я приготовила завтрак. Я всю эту бесконечность мечтала готовить тебе завтраки по утрам — я ведь твоя мать… Ты простишь меня за то, что меня не было рядом? Прости меня, — она умолкает на миг и тень скорби пробегает по её светлому лицу, а потом она произносит его имя: — Неро. — Мама, — Неро нервно улыбается и делает шаг ей на встречу. У него под ногами теперь — синее море, такое же синее, как и небо над головой. Одуряюще пахнет цветами и солёной водой. Неро понимает, что всю жизнь здесь, по эту сторону ждал, когда кто-нибудь будет в нём нуждаться по-настоящему. Ждал кого-нибудь, кто никогда его не отпустит. Но он уже не помнит имён. Он оборачивается — вот эта зала и эти пришпиленные к деревянному полу, косые лучи солнца из окна сквозь неплотно сомкнутые светлые шторы. Неро наблюдает за тем, как в медленном танце кружатся мириады пылинок. Когда-то он жил здесь, так ведь? Когда он войдёт в залу, то непременно раздвинет шторы. Пусть здесь будет бесконечно светло. Его жизнь давно уже перестала быть вне этих видений. Он доживал бесполезную блеклую жизнь в холоде и полумраке никогда не наступающего рассвета для того, чтобы, наконец, вернуться сюда. Неро отступает от залы и оказывается на той самой винтовой лестнице, уводящей вверх. Он стремительно бежит по ступенькам, опьянённый счастьем, захлёбываясь в бьющем в лицо тёплом ветре, слушая свои глухие шаги по старому дереву. Вот он свет, бьющий из-под двери. Он распахнёт дверь — и там будет конец. И начало. Так долго ждал! И он прикладывает ладони к последней преграде и слушает своё безумно колотящееся, поющее сердце. Всё позади! Он осторожно толкает тёмную, с облупившейся краской дверь от себя обеими ладонями, даже не коснувшись круглой медной ручки. Дверь со скрипом, но гладко, открывается, обнажая ту самую пыльную солнечную комнату, наполненную мягким тёплым светом. Мать, его мама, которая ждёт его, которая ждала так долго, которую он вряд ли бы вспомнил до этого счастливого стечения обстоятельств, улыбается ему мягко и нежно. Стоит за порогом, всего в футе он Неро. Её волосы светятся в лучах солнца. У неё в руке — чайная чашка на блюдце. Неро засматривается. Белая чашка в красный горох, кажется, это уже когда-то было и тут возникает странное, чуть холодящее чувство дежавю. Но всего на миг. — Я уже приготовила завтрак, — говорит мама тихо и голубые глаза её сияют прозрачной, абсолютной любовью и добротой, а в уголках мягких губ затаивается вкрадчивая усмешка. Она лишь немного старше Неро. Осталась такой, какой была когда уходила. Смерть отняла её у Неро рано, поэтому она ничуть не повзрослела. И сейчас похожа на девчонку в этом своём белом длинном платье из хлопка, подвязанном зелёном поясом на тонкой талии. Такая красивая. И до боли в сердце — родная. — Добро пожаловать домой, — шепчет мама. — Я устал, — повторяет бессильно Неро, отчего-то не торопясь сделать шаг. Может быть, оттягивая момент, когда бросится в объятия матери, а всё, что было до этого останется просто стылым кошмаром из прошлого. — Отдохнёшь у меня на диване, пацан, — предупреждает какой-то смутно знакомый, чуть хрипловатый мужской голос у самого уха, а потом Неро грубо встряхивают. Красивое лицо матери внезапно покрывается трещинами, кожа синеет прямо на глазах, деформируется, уродуется, и сходит, стекает пластами, будто оплывает. И теперь, буквально за пару мгновений, перед Неро — вовсе не мать, а чудовищная пародия. Ещё пара секунд — и это больше вовсе не человек. — Что? — сморгнув, спрашивает Неро, глядя на чудовище. А безобразная тварь, явившаяся вместо матери, резко подаётся вперёд. И в лицо Неро буквально ударяет безумный оглушающий визг вперемешку с гнилостной вонью из зубастой чёрной пасти.