"Маски долой. Вот и всё"

«Среди подлости и предательства И суда на расправу скорого, Есть приятное обстоятельство Я люблю тебя – это здорово...»

Первое, что вижу перед глазами – лица наших патрульных. Они поднимают меня с пола, вид настолько офигевший, что становится неловко. Доброе утро, блин. Добрее пока некуда. — В отделе не говорите, скажите, что ложный вызов, — прошу сразу же, чувствуя себя по-идиотски. Фоном какие-то причитания соседок, парни понятливо кивают. Очень надеюсь, что слухи дальше не пойдут, как это обычно бывает. Едем до работы молча, парни что-то бурно обсуждают, а я не вмешиваюсь. В кабинете скидываю пальто, сажусь за рабочий стол, беру в руки первый попавшийся документ. Строчки сливаются, буквы танцуют то в ритме вальса, то тупо смешиваются. Вот как работать? Понятно, что как-то надо. Руки трясутся, будто я алкаш со стажем, перед глазами хрень какая-то мутная, мушки всякие. Можно выпить еще одну таблетку, «голова» пройдет, а руки никуда не спрятать. Из странных, липких мыслей вырывает голос Тарасова: — Серёг, тут помощь твоя нужна… Слушаю его объяснения, четко понимая, что помочь ему я чисто физически не смогу. Неприятно от самой ситуации, в какой-то мере я отвечаю за Колю, не только как старший по званию. Мямлю в ответ про грипп и плохое самочувствие, разочарованный Коляня уходит. Как же надоело это состояние разобранности!.. Такое ощущение, что мироздание дало мне пинка, и я на большой скорости мчусь куда-то вниз, в пропасть, похоже. А началось все с предложения «попить успокоительного». Нет, я ни в коем случае никого не виню, разве что себя. Заранее понимаю, что со мной сейчас сложно, трудно и не всегда легко. Сам не знаю, что происходит, что говорить о других. Хочется верить, что близкие и друзья не разбегутся, по окончании этого мозговыносительного периода. В целом, день проходит спокойно. Потерпевшая с заявлением о краже вызывает лишь глухое раздражение. Хочется просто скинуть с себя дурацкое «должен» и хотя бы немного побыть тем, кем хочется. Теперь очевидно, что работа перестала быть тем спасательным кругом, за который я привык цепляться. Заканчиваю болтовню, царапаю что-то в документах, отодвигая это дело на потом. Пока иду к дежурке, успеваю порадоваться, что с Ирой сегодня не встречался. Она на совещании. Надо позвонить что ли… Давно я не уходил с работы, прям физически чувствуя облегчение. Как это говорят? Профессиональная деформация и выгорание. Они самые, причем, у большинства коллег. Долго в нашей системе остаться чистым не получится при любом раскладе. Значит, минус один повод вставать по утрам. Осталась только любимая женщина. Интересно, а вот такой, с «поехавшей крышей», я ей нужен? Просто сложилось так, что некоторые дела и заботы мы друг другу не доверяем. И это казалось нормальным. А тут как-то резко я осознал, что не хочу больше вот этого разделительства. Мы вместе, а значит, проблемы общие. С небольшой поправкой – пока я пробую разобраться сам. Мужик я или где? Потом, если станет совсем хреново, поговорю с Ирой, она умная у меня, что-нибудь придумает. Вспоминаю, как признался ей в любви. Редкие слова, но необходимые и единственно верные. Зря я говорю их так редко, ведь, правда, люблю Иринку. Сейчас, наверное, даже сильнее, осознание, что все хрупкое и недолговечное, в частности, наши жизни, заставило задуматься. Мда, потянуло на философию... Неплохо, но в дебри знатные может увести. Пока еду домой, по телефону договариваюсь о новой дозе таблеток, заруливаю к Насте и Лёхе на станцию, предсказуемо срываюсь. Извинившись, демонстрирую руки, ходящие ходуном. Докатился… Лёха говорит что-то верное, правильное, разумное. Но где там, я нацелен только на результат – еще один флакончик с таблетками. А что будет дальше, совсем не важно. Уверен, что выберусь, разберусь, словом, найду выход. Вечер у телека под разогретый готовый ужин и дурацкие яркие картинки на экране. Но так, хотя бы, не один. Звонил Ире, вроде бы не поздно, трубку взял Сашка. Сказал, что мама спит. Блин, хорошо, если так… А если проблемы какие-то? Не хочет меня слышать или что-то подобное? В общем, настроение со средних показателей рухнуло вниз. Пакостное чувство, сидеть в четырех стенах и не знать, что с ней там творится. Мечусь по комнате, хожу из угла в угол. Резко замираю у окна. Вот же накрутил целую трагедию… Тоже мне. Приехала домой, устала, легла спать. Никакого криминала, одни мои домыслы, не факт, что верные. Значит, могу смело ложиться… Вставать завтра рано, а мыслей, как назло, много. Часов до двух точно хватит. Закрываюсь с головой одеялом, так же делал, будучи ребенком. И меня мгновенно накрывает тяжелым покрывалом сон, тягуче-темный, но не кошмары, уже радует. Просыпаюсь резко, от того, что замерз, меня буквально подкидывает на кровати от озноба, а сердце колотится где-то в горле. Стены смыкаются вокруг, выхода, похоже, нет... Паника охватывает с головой. Откровенно страшно, раньше такой фигни не случалось. Даже грипп всегда на ногах, без осложнений и высокой температуры. Осторожно, чтобы не развалиться на части, тянусь за телефоном и ползу по стенке на кухню. Ужасно хочется пить, по лицу градом пот, от него еще холоднее. Наверное, так же холодно эскимосам, у них же ледяные дома… Вроде. Жадно, захлебываясь, пью воду, сажусь на стул и раза с десятого набираю номер Насти. Плевать, что ночь, что разбужу, и самое главное, узнает Дэн. Хочется пожить. Слова сначала Клименко, а потом Лёхи, как сквозь вату. Что-то отвечаю, он говорит мне, что пить. — …Напейся, — звучит голос медика, на удивление четко и ясно. Идея соблазнительная, честно говоря. Кладу мобильник на стол, к холодильнику в два шага. Заветная бутылка водки, как живительный эликсир. Жадно пью, обливаюсь, все внутри обжигает огнем, но, кажется, действует. Чувствую губами ледяное горлышко, пальцами – саму бутылку, а больше ничего. Все вокруг слилось и смешалось. Стою посреди темной кухни, на потолке тени от фонаря и проезжающих по двору машин. Тело, как чужое, все еще «ломает», но по убывающей. Забавно даже… Случись сейчас со мной что-нибудь, хватятся не скоро. Страшно, противно в какой-то мере. Сколько у нас одиноких людей? Много. В красках представляю себя, валяющегося на полу, в луже крови, например. Живописная картина, майор-неврастеник, жертва системы. Дрожь постепенно унимается, дышать получается ровно, и не так судорожно бьется сердце. Хорошее лекарство, что сказать. Обратно до комнаты по стенке, не делая резких движений. Вот никогда не осуждал наркоманов, теперь – тем более. Когда случается такая ломка, хреново настолько, что любая мораль, доводы – побоку. Пока устраиваюсь в постели, думаю о будущем, как ни странно. Представляю свою нормальную жизнь, в которой отношения с миром будут совсем иными. Надоело бегать по накатанной колее, бояться выйти за рамки. Хочется доказать, прежде всего себе, что я еще чего-то стою.