"Маски долой. Вот и всё"

Не молчи.

В кабинете так тихо, что становится не по себе. Что ждать от этой тишины? Будет ли за ней скандал, или мощная, но тихая буря между нами, которая выльется во что-то знаковое… Ни малейшего понятия. От затылка, вниз по спине, противная дрожь, чувствую горячие капли пота под рубашкой. В горле пересохло и слова, как назло не идут. Сидим у Зимушки в кабинете, прямо на полу, у дивана. Мои ноги, фактически под столом. Спине, прямо скажу, совсем неудобно от такого положения, но терплю, мой дискомфорт на данный момент такая мелочь. Ирка, скинула туфли, села, пожав под себя ноги, смотрит в одну точку и молчит. Это молчание убивает… Нет, не наши с ней отношения. Понимание и близость, может быть. Нервные клетки так уже точно, пары тысяч точно нет. Лучше бы кричала, что-то говорила, но не молчала. Нельзя быть в тишине сейчас. Я не знаю, что делать… Но знаю, что молчать нельзя. Замалчивать нельзя, иначе постепенно начнем отдаляться. Да, говорить иногда трудно, мучительно, но… надо. Прошло полчаса, с тех пор как Ира вернулась с совещания и ее «обрадовали» последними новостями. Что она может мне сказать? Что устала, что ей надоела вся эта нервотрепка? Что я – ходячие тридцать три несчастья и сведу ее с ума. А что я могу ответить? Искренне, не кривя душой и без вечных шуточек. Да, в последнее время живем мы совсем не скучно… Даже хочется, ради разнообразия спокойной, мирной жизни. Моя рука на Иркином плече, ее голова на моем плече, сидим, вот так, обнявшись, молчим, и, кажется, стараемся не дышать. Сколько мы так сидим, не знаю. В кабинете уже заметно стемнело, настольной лампы, разумеется, не хватает. Дверь заперта на ключ, остального мира, по крайней мере, для меня, не существует. В такие моменты как сейчас, Иришка напоминает мне обиженную, маленькую девочку. Которую нужно защищать, опекать и утешать. Да, здесь, в отделе, она главнее, а дома я стараюсь наоборот, поменять расстановку сил. Надеюсь, что пока не переусердствовал. - Я так не могу. Больше не могу… - хриплым, напряженным голосом, куда-то мне в ключицу, и снова тишина. – Сначала покушения эти жуткие, теперь вот это. Я боюсь, Серёжа. Очень боюсь… Крепче сжимаю ее плечо, похоже, что останется синяк. Опускаю руку к талии, оставляю ладонь на боку. Так удобнее и уютнее. - Ир, я… Могу уйти. Из отдела, из профессии. Если ты этого захочешь, - слова звучат совсем тихо, приглушенно, но при этом четко и понятно. – Только скажи. - Нет, ты что. Нельзя так, ты же не сможешь… Надо что-то придумать, другое, - поднимает голову, смотрит с искренним удивлением. Глаза ярко поблескивают в темноте. – Ты не думай, Серёж… Просто… Я не понимаю, что происходит в последнее время, и как с этим бороться. Не скажу, что далось это предложение легко. Но сейчас я именно так чувствую – я готов уйти, чтобы между нами что-то поменялось. Стало лучше, счастливее. Просто это решение не далось, совсем… Но, если Зимина действительно захочет, я попробую сделать так, как попросит она. - Ириш, ничего страшного не произошло, Карпов и Дэн успели, - пытаюсь найти ободряющие слова. Представляю, чего ей стоят все мои «косяки» и приключения на место, чуть пониже спины. Даже слезы, и те, малая часть всех эмоций. Наверное, я бы сам, в подобной ситуации, попросил Ирину уйти в более безопасную профессию. Но требовать бы не стал. Она поступила так же. В наших с Ирой отношениях всегда был выбор – семья или карьера. Ирина делала выбор в пользу сына и карьеры,я мирился и не стремился демонстрировать свои чувства, до некоторых пор. Потом, как-то легко и незаметно, наши отношения стали иными. Меньше стеснения с ее стороны, больше уверенности с моей, и ответственности, что ли. Еще в самом начале нашего романа, я считал, что Зимина должна любить меня априори. Просто, вот так, потому что я есть. И должна сама понимать, что я ее тоже люблю. А я ничего не должен делать. Главная беда была в этом – «должен» или «должна». Все оказалось намного проще. Ты либо хочешь и делаешь, либо не хочешь и, соответственно, не делаешь. Мне казалось, что от меня требуют доказательств своих чувств, постоянной демонстрации и прочей ерунды. Сейчас же я понял, что сам хочу всего этого – заботиться, любить, отдавать, ухаживать, чувствовать себя защитником и мужчиной. Большая часть ответственности за нас лежит на мне, несмотря на то, что я младше и ниже по званию. Это здесь не при чем, тем более, что разницы я не чувствую совсем. Глупо, как мне кажется, жить только для себя. Должен быть кто-то еще. Лучше, если любимая женщина. Или семья. У меня есть, терять не хочется совсем. И не хочется, чтобы теряли меня. - Давай дождемся результатов допроса. Посмотрим, что они скажут, - предлагаю вполне рационально. Надеюсь, что до увольнения не дойдет, но заранее соглашаюсь. Мало ли... Ира и так у меня очень понимающая и терпеливая, чтобы отмахнуться от ее тревоги и опасений. Пусть это очень по-женски, но приятно же, блин, что она за меня переживает. По-настоящему, без показных истерик, заламывания рук и причитаний. - Хорошо. Я так за тебя испугалась, кажется, это не закончится никогда, - Ирка послушно кивнув в ответ, отвернулась. Не удержавшись, осторожно поворачиваю лицом к себе и целую. Мои, сухие, обветренные губы, против ее, нежных и чувственных. Там, в лесу, пока меня закапывали, перед глазами проносились совершенно типично картинки из жизни, одна из самых ярких – наши поцелуи. Только вот никому об этом знать не обязательно. Да, я мог бы сейчас отшутиться, раздраженно посетовать, что моя женщина паникерша, но... В памяти всегда держу те десять дней, которые Ира провела рядом. Это гораздо важнее моей гордости и упрямого характера, показной бравады. Наш отдел не был бы нашим, если бы нас тут же не отвлек требовательный стук в дверь. - Ирина Сергеевна!