"Маски долой. Вот и всё"

День «икс» подкрался незаметно. Двадцать шестое января – день квалификационного экзамена у Иры. Естественно, не поехать с ней я не мог, тем более, что у меня очень кстати выдался отсыпной после ночного дежурства. За ночь не было ни одного вызова, странно даже. Всю дорогу Ирку не трогал, пусть собирается с мыслями, и, немного подумав, пошел следом. Ждать в коридоре лучше, чем в машине. Замерли на площадке, рядом с кадкой, в которой колосился какой-то фикус. Поудобнее перехватил пальто Ирины и приготовился к длительному ожиданию. Там на час, не меньше. - Ну, с Богом, - поцеловал, аккуратно касаясь губ, почти невесомо и стряхнул невидимые пылинки с плеч. Сжала несчастную папку в руках и, собравшись с духом, поспешила вверх по ступеням. А когда скрылась за двойными, массивными дверями из дуба, поискал глазами место, чтобы присесть. Усидеть на одном месте у меня не получилось – внутри все свело от напряжения. Ведь знаю же, что все будет хорошо, но… Что-то не давало покоя. Похоже, что тотальное недоверие к Карпову и его методам. Но… Если бы не Стас, то тогда история с Шошиным могла закончиться совсем иначе. За полчаса ожидания успел выкурить две сигареты, рассмотреть настенные деревянные панели в мельчайших подробностях, посчитать ступени, ведущие на второй этаж, и мысленно приготовить поздравительную речь. Через сорок минут вернулась, сияющая, счастливая, с той же папкой в руках. - Сдала! У меня получилось! - Умница, - кидаюсь к ней и заключаю в кольцо объятий. Всё хорошо, можно выдохнуть. Еще одна вершина покорена.

***

Вбегаю в двойные открытые двери, поскальзываясь на линолеуме и налипшем на ботинках снеге. Сразу у окна, слева, стоит Ирка. Обернувшись на топот, удивленно отпрянула назад. - Серёж, ты… Что тут делаешь? – поднимает на меня глаза, испуганная, совершенно растерянная моим появлением. - Чё ты тут делать собралась, Ир? Не будь дурой, - возмущенно оттаскиваю Ирину в сторону, подальше от любопытных глаз и снующих врачей. Подозрения только еще формируются, но признаться себе самому, а уж тем более вслух, боюсь. Жутко. Но это правда, хотя бы потому, что уехала и ничего мне не сказала. Картинка сложилась так внезапно и странно, что захотелось заорать. Не может этого быть…. Не может. Мы же всегда так аккуратно, в смысле предохранялись. А тут – ребенок… А если нет? Может, какие-то проблемы по женской части... Если не беременна, то почему женская консультация? Нет, пусть скажет сама. Хочу услышать от Иры, пусть собирается с мыслями и выкладывает все, как есть. - Я еще и дура? Отлично, Сережа. Дай пройти, - пытается стряхнуть мои руки с плеч, нервно поджимает губы. - Нет, ты никуда не пойдешь, пока не объяснишь, - говорю уверенно, но, страшновато слышать правду. Она же на прием к врачу пришла, или… В голове не укладывается. Вот так, просто, в обеденный перерыв, сказала референту, что задержится… Черт! Это же ужасно. Почему так? Мы вместе, все у нас хорошо, тогда почему? Она не верит, что я смогу быть хорошим отцом? - Серёж, давай не будем… - вздыхает и, пожав плечами, опускает глаза. – Я не готова. - Ты с ума сошла? Зимина, я тебя спрашиваю! - Не кричи на меня. - Какого черта происходит? Что ты забыла в женской консультации?! – ору так, что сидящие в очереди дамочки дружно на нас заозирались. Плевать, пусть смотрят и что угодно думают. Твою ж мать… Где мои глаза раньше были и мозг за компанию? Все же было понятно, весь месяц… Ее постоянная сонливость, усталость, нежелание близости, реакция на запахи, тошнота по утрам, сложились в определенную картину. Раньше мы оба списывали это на усталость, стресс, да на что угодно, не замечая очевидного. Почему сразу не сказала? По-че-му? - Как ты себе это представляешь? «Дорогой, я беременна, но не хочу рожать»? – в голосе Иры такой непривычный сарказм напополам с паникой, что я, вместо дальнейших воплей, просто шагнул вперед и сгреб в охапку. Дура…Какая же дура, идиотка… И прибить хочется, и заверить, что надо рожать, нужен ребенок… Чувствую, что сам впадаю в истерику. – Глухарёв! Тащу за собой прочь из этого противного больничного коридора, с пафосными аляповатыми плакатами на стенах. - Что «Глухарёв»? Ты настолько увлечена карьерой, что ничего вокруг не видишь! – остатки самообладания испарились, стоило только вспомнить ее сияющее, счастливое лицо сразу же после экзамена. Как же, добилась своего, стала судьей. Чуть ли не бегом вниз по ступеням, ее каблуки позади дробью, стучащей в висках. - Серёжа, это не так… Я боюсь. Слова впиваются в спину, смысл доходит с опозданием. Боится? Чего? Того, что не воспитаем еще одного ребенка? Или того, что наши отношения не выдержат такой проверки? Нифига не понимаю…. Стоп. Она же боится, что повторится все, что было с Сашкой. Что я, не выдержав, уйду. И она останется матерью-одиночкой, с двумя уже детьми. С разницей в пятнадцать лет. Без работы. - Ира… Ну ты чего? - Ничего! У нас работа, а тут младенец… Требующий заботы и внимания. Опять же, возраст, - отталкивает меня и, поправив сумочку, смотрит на часы. Торопится, можно подумать. Этот жест настолько раздражает, что впервые в жизни хочется ударить. Сделать больно, чтобы поняла, пришла в себя… Бред, какой-то бред творится. Забираю направление и сминаю в комок, а потом запускаю в стоящую рядом урну. - Глухарёв! – рассерженный взгляд Ирки даже смешит. Если бы не было так грустно. - Ира, остановись. Ты подумай, что ты хочешь сделать, - беру за руки, сильно сжимаю, даже не осознавая, что делаю больно. - Я подумала, - признается совсем тихо, по-прежнему не глядя на меня. - Да нихрена ты не думала! Зимина, я … После этого… - даже слов нормальных не нахожу, чтобы выразить все, что чувствую. Злость, обида, непонимание, ужас, растерянность, паника, страх… Оказывается, я Ирину совсем не знаю. Не думал, что она может вот так, решить за нас двоих... - Я хочу этого ребенка, Ириш… Не надо, - прошу, пытаюсь достучаться, готов поклясться в чем угодно, лишь бы не случилось непоправимого. – Очень хочу… Ир, позволь мне стать отцом. Дай мне шанс, пожалуйста. - Вот, опять «я», Серёжа… А обо мне ты подумал? Только-только начала налаживаться карьера, я стала заниматься тем, что по-настоящему люблю… И променять работу на распашонки и смеси? Осесть дома и превратиться в домашнюю клушу? Я буду тебе нужна, с растяжками, лишним весом и постоянными перепадами настроения? Плюс разница в возрасте… Пока она это говорит, слушаю вполуха, вместо этого смотрю в глаза, слежу за губами. Вижу, что сопротивляется по инерции и готова согласиться на мою просьбу. Слезинки уже задрожали на ресницах. На бледном лице веснушки россыпью. Тени под глазами, не заметил, как появились. Совсем тонкие запястья, которые, наверное, сжимаю излишне сильно. - Я тебя люблю, очень. Обещаю, что все будет хорошо, - говорю спокойно, хотя больше всего хочется Ирку встряхнуть, что-то такое сделать, чтобы поняла – так нельзя. Это же мой ребенок, наш, частичка нас. Весомый повод считаться с моим мнением. - Мне страшно, я не готова, кажется… - Как бы ты потом жила, Ир? Как? Без лишних слов хватается за мое пальто и, уткнувшись куда-то в грудь, лицом, начинает плакать. Слезы деморализуют покруче всего остального… Бесит эта ее слабость, в такой ответственный момент, и вместе с этим трогает, что ли. Не все равно ей, да и не может быть все равно. Просто не может. Машинально глажу по волосам, зачем-то поправляю на ней пальто, распахнутое и холодное. - Успокаивайся. Поехали домой. Не хватало, чтобы ты еще замерзла, - пока идем к машине, понимаю, что самого противно и мелко трясет. Буквально впихиваю Зимину в салон, на пассажирское сиденье, сам сажусь на водительское место. Оказывается, успели замерзнуть, пока стояли. Ключ с первого раза не попадает, начинаю психовать и руки трясутся еще больше. Ирка на соседнем сиденье вроде бы стала успокаиваться, полезла в сумочку за салфетками. Не знаю, как теперь с Ириной разговаривать, и что теперь делать? Поворачиваю ключ в зажигании и, не глядя на рыжую, задаю самый важный вопрос: - Сколько?.. Хлюпает носом, вздыхает, пытаясь успокоиться окончательно, и негромко признается, будто в чем-то постыдном: - Срок четыре недели.