Ставки сделаны! Игры богов.

Тянется время, когда нечем заняться, когда только и остается, что из угла в угол шагами жилище мерять. Быстро летит – когда день до краев наполнен делами, когда не успеваешь заметить, что солнце уже к закату клонится, а вроде как только позавтракать и успел. И на мысли дурные не остается сил, только глаза закрыл – а вот уже и новый день пора бы встречать, утренний луч зайчиком прыгает по щекам, меж век сомкнутых норовит скользнуть, вырвать из сна… Северин мысленно себя укоряет за то, что не сразу додумался делами занять этих двоих, куда как спокойнее было бы все эти дни, не до ссор, не до драк. Отмечает, как пополнилась поленница у сарая. И как лес вокруг дома чище стал, почти не видать уже деревьев поваленных. Крепко-накрепко запретил гостям подступаться к живым, здоровым деревьям, а валежник собрать – самое то, и людям польза, и лесу легче дышать. Шатко ли, валко – а разобрали рухлядь в пристройке своей, и припасами озаботились, да и переругиваются уже без зрелищных представлений, а по привычке, не переступая границ, не вынося склоки за пределы отведенного им. Сколько уже таких дней пролетело, три? Четыре? … Молчат, не мешаются, на глаза не попадаются – и то хлеб. А довольны ли, нет ли – то Северина не особо волнует. С Эяном пришлось не раз и не два еще потолковать, все никак до конца поверить не мог, в то, о чем змей упрямо твердил. Имя пленника ничего не сказало. Ас? Кто таков? Кто они таковы? Змей сперва улыбался губами точеными, тонкими, глаза свои змеиные щурил. Осекся, заметив, как нахмурились оба, и волхв, и подруга его, - и не стал дальше тянуть. Не разбирая сказки и быль, сплетни и свои наблюдения, вывалил ворохом все, что только знал. И еще раз – все то же самое, когда позвали снова и потребовали заново повторить. И еще раз. Напоследок уже сам разозлился, не выдержал, по столу даже в сердцах хлопнул рукой, что ж такое-то! Сколько можно из пустого в порожнее переливать! - А ты говори, говори. Мы тут думу думаем, раз попросили еще разок – значит, надо нам, - даже не вздрогнула Злата от резкого звука, так и смотрит в огонь, что бьется и пляшет на фитиле свечи. - Вы бы сказали, в чем дело – глядишь, я бы и посоветовать мог, как вам дальше-то быть. Не сам – так найду, у кого выспросить. - Это ты брось, выспрашивать. Даже не думай в ту сторону. Что здесь происходит – то ничье больше дело, только наше и все тут. - С кем заелись-то? И на счет чего? – отбросив шутливый тон, змей с каким-то почти человеческим выражением в голосе прямо спрашивает Северина, и пока тот молчит – поворачивает голову, вглядывается в лицо Златы. Та – не спешит, вроде как слова подбирает нужные. Чтоб и по сути было, но и лишнего чтоб не сболтнуть. И на него, на Эяна, через огонь поглядывает. - Расскажи ему, Северин. Волхв не сразу решается. Даже сперва показалось, что не расслышал он просьбу. Как ходил по горнице из угла в угол, так и не сбился с пути, даже шаг не замедлил. Дошел до двери, скрипнули половицы в сенях, хлопнула дверь наружная. Змей вопросительно смотрит на Злату, молчит. - Вернется, - невозмутимо на немой вопрос его отвечает она. И не смотрит уже ни на огонь, ни на Эяна, разбирает рассыпанные на столе плоские деревянные срезы со знаками. – Видал такие когда-нибудь? Змей, прежде чем отвечать, наклоняется ближе. Почти касается лбом ее лба. Так ли уж слаб на глаза, что со своего места не мог рассмотреть? Злата подымает от рун, на столе разложенных, взгляд. Понимает, что и Эян сейчас не на руны, что на столе лежат, смотрит. Желтые в солнечном свете, а при огне свечи, вот как сейчас – янтарные, с вертикальным зрачком, встречаются с карими, почти черными, искрами золотыми подсвеченными. И в янтарных, и в черных – один и тот же вопрос, не озвученный. И ответ на него – такой же, один на двоих. Будто успели они поговорить обо всем, успели все выяснить, объясниться. Но вслух говорят другое. - Поможешь? - Еще б не помочь, обязан. - Я не о том, не юли. - Помогу, помогу, – сдается Эян. И правда, никак пока не привыкнет, что приемы обычные с ней не проходят. – На родственных, так сказать, началах. Как для своих, – и опять этот ее нетерпеливый жест, требующий прекратить, отбросить увертки. – Еще раз повторяю: я тебе помогу. Когда Северин, свежий с мороза, подчеркнуто-собранный – не иначе, ветром выстудил, скинул с себя издерганность и усталость – возвращается наконец, то оба, и змей, и Злата, уже разбирают руны. Вернее, Эян, выбрав одну из всех и отложив ее в сторону, что-то рассказывает, а Злата внимает, лишь на секунду отвлекшись на вошедшего Северина. - Это еще зачем взяли? - А что? Дали попользовать – вот тем и заняты, - пожимает плечами Злата, не принимая всерьез упрек. – Или боишься, что лучше тебя разберемся? Северин отмечает незримое, непроизнесенное, но такое отчетливое «мы» в словах ее. Не в первый раз... когда эти двое рядом, - оно ощущается постоянно, и не отмахнуться от назойливого этого и неизменного... А только что – совсем уж очевидностью прозвучало… И что на него нашло? Слепота? Глухота? Сам же спрашивал, в свое время, спрашивал же того, кто кольцо оставил, спеленутое в холщовом платке! Не получил ответа прямого тогда – да ведь и от мысли не отказался… и уж куда яснее сейчас, когда воочию видишь… - Ты рассказывай, а я пока погляжу, - возвращает Эян волхва из далей, куда тот успел мыслью отвлечься. И пока Северин ведет речь, змей то и дело возвращается к разложенным на столе круглякам, всматривается, перебирает, выуживает то один, то другой, откладывает их в сторону. К концу рассказа – их там оказывается уже прилично. Штук пять-шесть, если прикинуть. Эян отодвигает прочие в сторону, а выбранные – ближе к свету, чтоб всем троим было лучше видно. И не дожидаясь вопросов, коротко поясняет, указывая поочередно на каждую: - Смотри. Вот Хель. С этой знаком ты уже. Не сама она, знак ее, - это уже для Златы, с удивлением бровь приподнявшей, сказано. – Так вот. Это – Фрейя. Тоже успел ты с ней пообщаться. Вот это – пленник мой, Тор. С ним тоже вы виделись. А это – ты, Северин. - Даже так? - Ты, ты, - и опять по-змеиным губам усмешечка. - И где же Один? – ожидаемый вопрос озвучила Злата, но и она, и Северин, оба, если судить по их виду, весьма заинтересованы. - Вот тут задачка. Нет его тут, в ваших рунах. Должен быть – а вот нет его. Я проверил не раз. - А вот это что за персона? – волхв указывает на последнюю, пока что не представленную по имени и принадлежности руну. - О, это Дагаз. Локи, если хозяина ее называть. - Он здесь был? – опять удивляется Злата. Вроде как не звучало в рассказе имя. Но Северин кивает, был, хоть действительно – не упоминал он об этом. - А мне интересно сейчас другое…. – буравит Эяна испытующим взглядом колдун. – Тебе откуда все это известно, а? - Знаешь… Я бы очень… то есть крайне бы удивился, если бы тут обошлось без него. Или ты о другом? Если о рунах – ну так что, не вчера ведь родился. Люди разные попадались... А слушать – я это умею. - И что теперь с этим? - кивает волхв на руны, лежащие перед ними. - Потолкуй сперва с ними. По-своему, как умеешь... Через них – может, и поймешь, что у каждого на уме. Сам не пробовал, знаю, что некоторые так поступают. Кто умеет со знаками обращаться. - Это весь твой совет? – Хороша помощь, и советчик хорош. Поговорили, значит. - Ну как сказать… Думаю вот, над тем, подсказать тебе с этим Локи выяснить, к чему он клонит дело, - или наоборот, предостеречь на его счет. - Я думала, нам Одина остеречься надо. - Его – всенепременно. Но Локи… ты потолкуй сперва с рунами. И на будущее… -Не называй имена понапрасну? – перебивает Эяна Северин, кривя губы в понимающей и несколько грустной улыбке. - Именно.