Амойский гамбит

ЯСОН Генерал оказался неутомимым и ненасытным любовником. Он не слазил с меня всю ночь. Никогда еще я не чувствовал себя настолько уке. Правда, он доставил мне удовольствие. Удовольствие, отравленное ненавистью. Он трахал меня не хуже сексдроида, но при этом, как не странно, не забывал обо мне – для него важно было видеть мое наслаждение, чувствовать мой оргазм. Видимо, это его заводило. «Смотри мне в глаза, пожалуйста, Ясон, смотри на меня», - то и дело повторял он на пике удовольствия. Под утро мы оба отключились – кажется, даже одновременно. У меня была мысль пойти в душ, однако Арес не выпустил меня из постели. «Нет, иди сюда!» - он мягко и вместе с тем настойчиво привлек мою голову себе на грудь и уткнулся лицом в мои волосы. «Спи». У меня не было никакого желания засыпать в его объятиях, но я слишком устал для того, чтобы сопротивляться. Я покорно закрыл глаза и отключился. Как и когда он уходил, я не слышал. Около 12-ти часов дня меня разбудил Никки. - Заседание Совета через два часа, - напомнил он, глядя на то, как я тщетно пытаюсь продрать глаза. – Я приготовил тебе ванну и завтрак. Я попытался сесть и тут же зашипел от боли. Черт! Если генерал собирается так драть меня каждую ночь, то я скоро не то, что сесть, ходить не смогу. - Возьми бальзам, - в янтарных глазах Никки мелькает сочувствие и плохо скрытая ревность. – Хорошенько смажь себя изнутри, к вечеру станет легче. Я с подозрением смотрю на тюбик в его руках. Для пэтов!.. Ярость, зашевелившись где-то возле сердца, кольцом сдавливает горло. - Иди к черту! – рычу я, швырнув ему тюбик, и, морщась, иду в ванную. Ледяная вода быстро приводит меня в чувство. Ничего, выдержу. В конце концов, ничего противоестественного этот выродок со мной не делает – обычный секс. А от секса еще никто не умирал. И вот я в Совете. Почти все лица новые. Из прежнего состава остались только Орфей, Гедеон и Айша. Рауль все еще находится в медблоке: состояние стабильно тяжелое. Я, сцепив зубы, изображаю свою фирменную ледяную невозмутимость. Десять пар глаз напряженно, с подозрением и любопытством за мной наблюдают. Пауза давит, будто гробовая плита. - Кто желает, может задавать вопросы, - играя маркером, равнодушно говорю я. Гедеон, как пружина, подскакивает с места. - Что, черт подери, все это значит?.. Это фарс с инаугурацией?.. - Это не фарс, - холодно роняю я, глядя в его аметистовые глаза. – Я по-прежнему Консул Амои. А вы – члены Совета. Разница лишь в том, что теперь мы находимся под протекторатом Крокена, и половина всех доходов Амои будет принадлежать нашим друзьям-захватчикам. - Друзьям-захватчикам? – Орфей, нервно хихикнув, бросает нечитабельный взгляд в мою строну. – И эти наши добрые друзья будут теперь хозяйничать в Танагуре? - Нет. Они будут следить за порядком на случай попытки бунта, - усмехнувшись, я возвращаю ему точно такой же взгляд. – Хотя я не думаю, что кто-нибудь осмелится бунтовать. Жестокость гриндеров всем известна. - Да уж, особенно твоему партнеру, - бросает сквозь зубы Гедеон. Моя ярость вспыхивает внезапно – холодная и рассудочная, как ледяной отблеск на солнце. - Еще слово, Легат, и я… - И что ты? – в его усмешке тоже ярость, но напополам с отчаянием. – Прикажешь своему генералу меня расстрелять?.. Я надеюсь, он уже успел взять с тебя плату за твое консульство?.. Я до хруста стискиваю зубы. - Да, за мое консульство. И за неразграбленную Танагуру. И за уцелевший Мидас. И за жизни наших граждан. И за твою жизнь, Гедеон. Мне перечислять дальше? - Никто не просил тебя спасать мне жизнь! – сверкая глазами, ши-пит Легат. Я подпускаю в свои глаза и в голос еще больше льда – федералы обычно падают от этого в обморок, и далеко не каждый блонди может это выдержать. - Меня и Танагуру никто спасать не просил, - говорю я, отчетливо произнося каждое слово, - и, тем не менее, я ее спас. А цена…что ж, цена пусть будет на моей совести. Такой ответ всех устраивает? Гедеон, чуть побледнев, закусывает губы и садится на место. Молчание висит в воздухе густой тревожной паутиной. Да, если рассуждать согласно террианской поговорке «молчание – знак согласия», то Совет со мной катастрофически согласен. ЭДВАРД СИМЕНС …Нужно ли говорить, что я ожидал вечера с таким нетерпением, с каким приговоренный к смерти ожидает помилования?.. Джонни пытался надо мной подтрунивать, типа «притуши глаза, герой, а то за один такой взгляд господин Ам тебя с дерьмом скушает», но мне было плевать. Кстати, в тот вечер у меня было еще одно важное дело, связанное с моим непосредственным заданием – отправка беглецов с Амои пиратским лайнером. Около дюжины ученых лаборатории Ама мне удалось соблазнить эмигрировать на Терру щедрыми посулами. Оно и не удивительно: по сравнению с консервативными, почти что иезуитскими порядками Амои, Терра со стороны казалась настоящим раем. Теперь дело было за малым - организовать нелегальный выезд, по возможности, безопасный. Об этом должен был позаботиться сегодня вечером мой агент. Что же касается меня, то в 21.00 я уже был в Консульском дворце. Навстречу мне вышел молоденький фурнитур, темно-рыжий симпатичный малый со смышлеными глазами. - Господин Минк ожидает вас на колоннаде. Я проведу. Консульский дворец давил величественностью и поражал роскошью, чем-то напоминая Ватикан. Оказавшись на так называемой колоннаде, я задохнулся от восторга. Это было одновременно похоже и на пентхаусы Нью-Йорка, и на греческий храм Зевса, и еще на что-то, сродни Стоунхенджу. Этакий винегрет их хай-тека, античности и черт знает чего, от чего щемит грудь так, будто бы ты оказался меж облаков без парашюта. А потом я увидел его. Прямая белая фигура на фоне закатного неба, залитая белым золотом волос. Восхитительное зрелище. То ли ангел, то ли греческий бог, то ли золотое облако. Любой бы художник душу бы отдал за такой сюжет. - Вы рисуете, Сименс? – не оборачиваясь, вдруг спросил он. Я едва не рухнул от неожиданности, но тут же спохватился: ах, да, он же эмпат. Вот это действительно хреново. При желании он ведь запросто поймет все, что я о нем думаю, и все, чего я от него хочу. - Расслабьтесь, Сименс, я не стану вас читать. Он медленно повернулся и сделал несколько шагов мне навстречу. Странный взгляд – обжигающий и холодный. Густой ультрамарин. И этот кошачий разрез. Глаза, созданные для того, чтобы сводить с ума и выпивать душу. - Глаза царицы Клеопатры, - сказал он и чуть-чуть усмехнулся. - В смысле? – не понял я. Он равнодушно пожал плечами. - Юпитер вложила в мою модель ДНК образцы, привезенные с Терры. В том числе ДНК египетской царицы. Неплохой результат, правда? - Да уж, - буркнул я и тут же довольно-таки нагло поинтересовался. – А, скажите, Минк: зачем Первому Консулу такая…э…как бы это поприличнее сказать?.. Такая крышесшибательная внешность? Это как-то помогает управлять планетой? Он рассмеялся – одновременно как-то отрешенно и в то же время невероятно чувственно. - Ну, во-первых, я еще не Первый Консул… - Но будете им? - Разумеется, буду. А, во-вторых, блонди вообще изначально задуманы, как совершенство. Как некое олицетворение всего, что есть наиболее прекрасного и желанного в этом мире. По мнению Юпитер, именно идеальная раса таких вот созданий и должна построить идеальный мир. И, как само собой разумеющееся, тот, кто будет возглавлять этот идеальный мир, первое лицо государства, должен стать некоей квинтэссенцией всего прекрасного и желанного. Вы с этим не согласны, Сименс? Я пожимаю плечами. - Нет, ну, почему же?.. В этом что-то есть. Только не сочтите за дерзость, но нормальный человек в этом вашем идеальном мире за полчаса, а, может, даже меньше одуреет от похоти. Минк смеется, чуть запрокинув голову. Этот смех напоминает шум реки или ласкающий скалы прибой. - Но ведь вы же не одурели, Сименс?.. Или я не прав? - А кто вам сказал, что я нормальный? – в тон ему усмехаюсь я. - Да, действительно, - тут же соглашается он и неожиданно меняет тон и тему. – Так что там насчет шахмат? Играете вы так же хорошо, как и стреляете? Он делает пригласительный жест в сторону небольшого столика из черного дерева и таких же кресел под серебристой металлической аркой здесь же, на колоннаде. Шахматы нас уже ждут: массивные фигурки изумительной работы, величиной с мужскую ладонь. - Вообще-то не в моих правилах делать самому себе комплименты, но мне частенько говорили, что я чертовски неплохой игрок, - как можно нахальнее ухмыляюсь я. - О! – он слегка приподнимает бровь, изящную и золотистую, словно нарисованную солнечным лучом. – Представьте себе, мне тоже говорили нечто подобное. Как гостю, могу уступить вам белые. - Спасибо, - моя ухмылка делается еще наглее, - но, когда такой красивый мужчина, как вы, говорит другому мужчине «я могу уступить», то у этого другого мужчины могут появиться в голове совсем не шахматные мысли. И не только в голове. Если не возражаете, я буду играть черными. И я решительно сажусь за столик со стороны черной гвардии. - А вы, оказывается, наглец, - меланхолично замечает Консул, опускаясь за стол с другой стороны. - Неужели вы обиделись? – я изображаю на своей физиономии самое искреннее раскаяние. Он пожимает плечами. - Если бы я обиделся, вы бы уже со мной здесь сейчас не сидели. Сказано вполне невинно, но я почему-то вздрагиваю. - Говорят, что для вас, блонди, убить человека все равно, что опрокинуть бокал вина, - негромко, как бы себе под нос бормочу я. Его сияющий синий взгляд заставляет меня зажмуриться. - Кстати, о вине, - он делает первый ход, изящно кончиком пальца передвигая фигурку. – Вы какое предпочитаете, белое, красное?.. - А водка есть? – с надеждой спрашиваю я. Он снова приподнимает бровь и вполоборота тут же негромко окликает: - Никки, принеси гостю виски. Мгновение – и рыжий фурнитур ставит передо мной стакан. Я жадно отхлебываю и делаю свой ход. - На что будем играть? – чуть сощурясь, Минк из-под ресниц наблюдает за мной. – Просто так, или на интерес? - Ну, я бы предложил на раздевание, - дерзко прищурившись в ответ, я снова отпиваю виски, - но ведь вы, наверное, не согласитесь? Он фыркает как-то совсем уж по-кошачьи. - Наверное, не соглашусь. Юпитер знает, что вам в голову взбредет, если я разденусь. - Юпитер не знает. И я не знаю, - со вздохом подхватываю я. - Вот-вот. Давайте лучше на желание. Проигравший исполнит любое желание выигравшего. - Ничего себе! – я залпом опрокидываю в себя оставшееся в стакане виски. – А, если я потребую такого, что… Я краснею, чувствуя невольное напряжение в паху. - А вы настолько уверены в том, что выиграете? В синеве его глаз, кажется, сейчас можно захлебнуться, как в океане. А золотой маячок зрачка кажется утонувшей звездой. - Ну, я вообще-то надеюсь, - пряча глаза, бормочу я. - Тогда играйте, Сименс, играйте. АРЕС Уже проснувшись, я долго смотрю на него, лежа в постели. Бесконечно долго. И, чем дольше я смотрю, тем… Не знаю, что это – словно солнце в груди рождается. И дело здесь не только в умопомрачительном сексе. А, может быть, наоборот, именно в нем? Минк – ошеломительный любовник. Его тело настолько отзывчиво, что кажется созданным для занятия любовью. Нужно будет все-таки как-нибудь попробовать его в роли сэмэ. Хотя, как уке, он выше всякого сравнения. Наклонясь, я жадно втягиваю ноздрями его пряный, горьковато-сладкий запах, и почти тут же ощущаю горячее напряжение в паху. Ты пахнешь, как шлюха, великолепный Ясон, и в то же время ты пахнешь, как невинный крошка-эльф на лепестке розы. А еще ты пахнешь снегом – чистым-чистым, каким он бывает высоко в горах под девственным солнцем. Я прижимаюсь губами к его плоскому, твердому, как сталь, животу, покрытому белыми дорожками подсохшей спермы. Его напряженный член почти упирается мне в подбородок. Утренняя эрекция. В голове у меня сладко мутится, и губы мои сами тянутся к… Проклятие!.. Я изо всех сил вонзаю ногти себе в ладонь и вскакиваю с кровати. Сексуальная зависимость хуже наркотика, а я, кажется, уже успел подсесть на него. С одного-то раза. Впрочем, чем я рискую?.. Минк ведь все равно в моей власти. Захочу от него избавиться – пожалуйста, никто мне не запретит. Вот только захочу ли?.. Стараясь не смотреть на усыпанную золотистыми волосами кровать, я подхватываю свою одежду и неловко ныряю за дверь. Это почти что бегство. Бегство победителя. Вот умора-то!.. Стоящий за дверью часовой делает каменное лицо и поспешно отворачивается. Ну, еще бы. Когда бы он увидел господина генерала, дышащего, как загнанная лошадь, голого, с головы до ног перемазанного засохшим семенем, прижимающего к груди, как распятие, собственные штаны?.. Зрелище не для слабонервных. Я кое-как одеваюсь и возвращаюсь в свои апартаменты. Там принимаю душ и завтракаю. Аппетит у меня просто волчий. Почти бессонная ночь меня совершенно не утомила, напротив, у меня сейчас такое чувство, что я горы могу свернуть. Ну, что ж, значит нужно приниматься за работу – на Амои ее сейчас непочатый край. Итак, в первую очередь – пустоши. Сажусь за компьютер. Электронный гид послушно проводит меня по песчаным пространствам планеты, там, где не ступала нога человека. Здесь нет атмосферы. Здесь вообще ни черта нет. Эх, сколько земель пропадает впустую!.. Если их освоить и возвести здесь города вроде Танагуры, а, может, даже и шикарнее… Центры бизнеса и развлечений, куда будут слетаться искатели приключений со всей галактики. Они, конечно, и сейчас слетаются в Мидас. Но что такое Мидас? Капля в море. А здесь такие возможности. Несколько часов я с увлечением занимаюсь тем, что делаю наброски того, что хотел бы видеть через годик-другой на месте пустошей. Результат меня вдохновляет. Я нажимаю на кнопку комма. - Консул уже проснулся? - Господин Минк на Совете, - докладывает дежурный. - Отлично. Я собираю свои наброски. Покажу Минку сейчас же. Не может быть, чтобы он сам не интересовался этим вопросом. Ведь не смотря на свою умопомрачительную внешность, он, прежде всего, политик и бизнесмен. По слухам, он даже в свое время занимался кое-какими левыми делишками на Черном Рынке. Значит, некоторые соображения по этому поводу у него наверняка имеются. Без стука я вхожу в кабинет Консула. Ага, господа советники еще не разошлись. Чуть повернув головы в мою сторону, они смотрят на меня ничего не выражающими ледяными глазами. Красивые, как греческие статуи, и такие же высокомерные. И на меня смотрят так, будто я не представитель самой могущественной империи в галактике, а холоп, без дозволения проникнувший в хозяйскую опочивальню. - Господин генерал, видимо, перепутал двери, – с уничижительной любезностью улыбается мне светловолосый, кудрявый, как пудель, красавчик с ледяными глазами химеры. – Здесь заседание Совета, а не казарма. От такой наглости я даже в первую минуту теряюсь. Потом быстро поднимаю глаза на Минка и теряюсь еще больше. Властная, горделивая красота, наглухо запертая в ледяную броню высокомерия. Я вспоминаю, как сегодня ночью эта самая красота, захлебываясь стонами, металась от страсти в моих объятиях, подставляя под поцелуи ослепительно белое горло. Черт, вот только стояка в штанах мне сейчас и не хватало!.. - Мне нужно поговорить с тобой, Консул, - полностью игнорируя присутствующих членов Совета, я решительно подхожу к столу. Он смотрит на меня все с тем же отрешенно-ледяным высокомерием. - Я сейчас вроде бы как занят, генерал. Ты не заметил? - Дело не терпит отлагательств, - игнорирую я его ледяной взгляд и тут же оглядываюсь на остальных. – Я думаю, что господа советники простят мне мою настойчивость и оставят нас наедине с Консулом?.. - Ну да, ну да, когда говорят пушки, музы предпочитают не вякать, - вполголоса бросает сероглазый блонди, волосы которого плотно схвачены на лбу золотым обручем. - Остынь, Гедеон, - тут же обрывает его пепельно-русый химерчик, - господин генерал может неправильно истолковать твои шутки. Пойдем. Ты же видишь, мы мешаем. Они уходят, одарив меня на прощание снисходительно-пренебрежительными взглядами. Эх, моя б воля, я бы этих чертовых куколок… Нет, не убил бы. Отдал бы моим солдатам. Уж они бы им популярно объяснили, где пушки, а где музы. - Похоже, я не слишком нравлюсь твоим друзьям, Минк, - усмехнувшись, я присаживаюсь на край стола напротив Консула. Тот откидывается на спинку кресла, не снимая с лица маски вежливого, нейтрального отчуждения. - Если ты хотел завоевать их любовь, генерал, не нужно было взрывать Эос и позволять своим солдатам распускать руки. - Руки? – ухмыляюсь я, наклоняясь к нему. - Не только. - Это касается и меня? – я провожу кончиком указательного пальца по его припухшей после сегодняшней ночи нижней губе. Он не отстраняется, но и не отвечает – просто покорно терпит мою ласку. - Если я скажу «да», это ведь все равно ничего не изменит, правда? - Разумеется, - я продолжаю развязно ласкать уже всей ладонью его красивую сильную шею. – Наше соглашение ведь по-прежнему в силе, да, Консул?.. Ты заботишься о моем удовольствии, а я забочусь о благе Амои. - Да неужели? Я не ослышался? – он пытается слегка отстраниться, когда моя рука опускается к застежкам на его сьюте. – Что ты имеешь в виду под «благом Амои»? Я, нехотя, отпускаю его. Как говорится, мухи отдельно, котлеты отдельно. - Вот, смотри, - я протягиваю ему свой кибербук со схемами преобразования и обработки пустошей. – Что ты об этом думаешь? Он внимательно просматривает. Мозг блонди работает в несколько сотен раз быстрее человеческого: на то, на что я ухлопал полдня, ему хватает нескольких минут. Потом он поднимает глаза на меня: в них, как в синем зеркале, ничего невозможно прочесть. - А ты умеешь не только воевать, генерал. И не только насиловать военнопленных. - Насиловать? – усмехаюсь я. Он, возвращая мне усмешку, чуть кривит губы. - Не важно. Несколько лет назад я сам думал над этой идеей. И не только я. Земли ведь и вправду выглядят заманчиво. - Тогда в чем проблема? - Атмосфера, - он задумчиво скользит тонким пальцем по сенсор-ному экрану. – А, точнее, ее отсутствие. Люди не смогут там жить. А строить города для андроидов – глупо. - Но ведь можно создать купол, - не сдаюсь я. - Можно, - он слегка кивает, только вот эти пустоши – хитрые бестии. Для того, чтобы там могли жить люди, купола не достаточно. Нужно, чтобы после его установления и расчета более-менее приемлемого соотношения составляющих воздуха, на территории пустошей, как минимум, год или два прожили гуманоидные существа, по своей физиологии аналогичные людям. Я, нахмурив лоб, смотрю на экран. Но вижу только его пальцы. Ах, что он вытворял этими пальцами сегодня ночью!.. Дьявол, и где только сейчас мои мысли?.. - Не понимаю, - говорю я. – Объясни мне. Он со вздохом складывает на груди руки. - Атмосфера пустошей станет приемлемой для жизни только в том случае, когда соединится с теми веществами, которые вырабатывают организмы человекоподобных существ во время их так называемого распада. По спине у меня пробегает холодок. - Ты хочешь сказать, что на этих пустошах должна будет подохнуть чертова уйма народа для того, чтобы они стали пригодными для жизни?.. - Да, ты все правильно понял, - снова кивает он. – Это так называемый процесс очеловечивания неживого за счет чужих жизней. Пауза. Я озадаченно тру подбородок. Ну, до чего же у них здесь все сложно на Амои. И вдруг меня осеняет. - Ну, что ж, если этим распроклятым землям требуется кровь, пусть будет кровь. Он с недоумением приподнимает брови. - Уж не хочешь ли ты выписать сюда осужденных на смерть со всех тюрем Содружества Федерации? - О, нет! – усмехаюсь я. – К чему такие сложности?.. Ведь у нас есть Церес. - Церес? – его голос звучит отрывисто и глухо. - Да, мой Консул, - наклоняясь, я ловлю языком самую длинную прядь его челки. – Пусть эти бездельники монгрелы хотя бы раз за всю свою бесполезную, бездарную жизнь послужат на благо Амои. Его синий взгляд становится почти черным. - О твоей жестокости не зря ходят легенды, генерал. Я чувствую острый укол раздражения. Мне не нравится его тон. И мне не нравится этот его взгляд. - Прости, Консул, я как-то запамятовал, что у тебя с некоторых пор особо трепетное отношение к монгрелам, - с иронией бросаю я. Его ресницы чуть вздрагивают, но взгляд остается непроницаемым. - Я так понимаю, доказывать тебе то, что жители Цереса люди и что ты не имеешь права по своему хотению лишать их жизни, бесполезно, так? Если мы сейчас соревнуемся друг с другом в иронии, то он, без сомнения, выигрывает. И это мне тоже не нравится. - Ты все правильно понимаешь, Консул. Одно движение моей руки – и я разрываю плотную ткань его сьюта от шеи до талии. - И ты не боишься? – как-то уж очень тихо и уж очень покорно спрашивает он. - Чего и кого?.. Федерации?.. Да я класть на них хотел, на этих чинуш. Они только и умеют, что кричать о правах человека. Во-первых, монгрелы – не люди, а так, сорная трава. А, во-вторых… Во-вторых, все будет так, как я хочу. Я опускаюсь на колени рядом с его креслом и, подхватив его под колени, ставлю его ступни себе на плечи. Затем резко и властно, по-хозяйски, сдергиваю с него брюки. Все это я делаю, глядя ему в глаза. Он, в свою очередь, не отводит взгляда. В густом сияющем ультрамарине невозможно ничего увидеть, невозможно ничего прочесть. Это бездна. Манящая, опасная, но сладкая, ах, до чего же сладкая!.. Он, практически обнаженный, полулежит в кресле – зрелище, от которого невозможно отвести глаз. Мой язык рисует невидимые узоры на его изящных лодыжках – на одной, затем на другой. Он возбуждается мгновенно: бархатистая плоть под моей рукой становится каменно-твердой. Я обвожу языком влажную головку, а затем наклоняюсь еще ниже и припадаю губами к нежно-розовому входу в его тело. Черт!.. Оргазм накрывает меня внезапно, как цунами. Еще раз черт!.. Я со стоном утыкаюсь лицом в его живот, тяжело дыша. Поздравляю тебя, генерал, ты рехнулся. Ты сошел с ума, и это окончательный диагноз.