Амойский гамбит

ЯСОН Я выключаю мозги. Я выключаю эмоции. Гнев, негодование, презрение, ненависть – все прочь. И стыд – тоже. Пусть останется только удовольствие. Секс, зов плоти. Пусть будет так. По крайней мере, в этом господин генерал знает толк. Вот уж не думал, что после минувшей ночи я выдержу его атаку вот так вот среди бела дня. Ничего, выдержал. И даже получил удовольствие - сразу же за генералом. …Он тяжело дышит, уткнувшись лицом мне в живот. Я – практически голый, он – практически одетый. Пошлое зрелище, но ему нравится. - Сегодня ночью я к тебе не приду. Мне нужно уехать на неделю по делам империи. Надеюсь, ты не слишком расстроен? Я беру салфетки и пытаюсь оттереть со своего живота еще теплое семя. - Если я скажу, что не сомкну глаз от отчаяния, я, конечно, совру. Хочешь, чтобы я притворялся?.. - Нет, - он отбирает у меня салфетку и тщательно вылизывает мой живот. – Ты вкусный. Фантастически вкусный. Сказать по правде, ты просто ошеломителен в постели. У меня еще никогда не было такого мужчины. - Это значит, что ты доволен нашей сделкой? – усмехаюсь я. - Да. Более чем. Он поднимается с колен и приводит в порядок свою одежду. - Я постараюсь вернуться, как можно быстрее, Консул. И я хотел бы, чтобы к моему возвращению ты уже приступил бы к разработке пустошей. Сколько монгрелов проживает в Цересе? - Около четырех миллионов, - глядя в потолок, безразлично говорю я. - Отлично. Этого более, чем достаточно и для того, чтобы обработать пустоши, и для того, чтобы послужить источником питания атмосферы. Мои солдаты будут следить за работами. Всех недовольных – сразу к стенке. Любое проявление мятежа будет жестоко подавлено. Я приеду и займусь этим лично. Он наклоняется, быстро сует свой язык мне в рот и, не оборачиваясь, тут же выходит. Прощальный поцелуй, твою мать. Я едва удерживаюсь от того, чтобы не швырнуть вслед закрывающейся двери свой ноутбук. Скотина. Грязная похотливая скотина. И это нас, блонди, называют бездушными?.. Да мы просто святые угодники по сравнению с гриндерами. Потом я долго сижу в медицинском блоке у постели Рауля. Он под действием препаратов, он спит, но даже во сне его губы страдальчески закушены. Сколько же тебе пришлось вытерпеть, мое солнышко… Касаюсь ладонью его щеки: страдальческая гримаса тут же покидает его лицо, он чуть-чуть улыбается и шепчет мое имя. Я жду не дождусь, когда ему станет лучше, и я ужасно боюсь этой минуты. Ведь мне придется все ему рассказать. Как он воспримет известие о том, что его партнер больше не его партнер, а подстилка для генерала гриндеров?.. А то, что это цена, которую я плачу за сохранение Танагуры и за жизни ее граждан, в том числе, и за жизнь самого Рауля… Я думаю, что, когда он об этом узнает, легче ему не будет. В коридоре меня ловит капитан Гримм, доверенное лицо генерала Ареса. - Господин генерал составил приказ о правилах использования монгрелов в разработках пустошей. Он подписал его перед отлетом. Поставьте и вы свою подпись, Консул. - А, если я этого не сделаю, это что-то изменит? – замедляя шаг, с иронией спрашиваю я. Невозмутимый взгляд капитана становится непроницаемым. - Вряд ли. Но генерал будет очень недоволен. Я думаю, что это не в ваших интересах, правда, Консул? Моя размашистая подпись в двух местах разрывает тонкую бумагу. Ах, с каким бы удовольствием я бы затолкал этот приказ господину генералу в глотку!.. Я вхожу в свои покои и, не раздеваясь, падаю в кресло. Собственное бессилие сводит меня с ума. Ненависть сводит меня с ума. Я никогда ни от кого не зависел. Я никогда никому не подчинялся. Юпитер не в счет: ее волю я мог обойти, я умел находить компромиссы. И вот теперь я не могу свободно распоряжаться даже собственным телом. Чертов Арес!.. - Все так плохо, Ясон? – Рыжий, беззвучно подойдя сзади, кладет мне на плечи свои мягкие сильные руки. - Я убью этого выродка! – мой голос звучит низко и хрипло, как у зверя, которого обложили охотники. – Я задушу его прямо в постели. И будь, что будет. Руки Рыжего крепко обхватывают мои плечи – гладят, мнут, массируют. - Знаешь, Ясон, у меня есть идея. Правда, совершенно сумасшедшая. Зато – какая!.. У тебя появятся практически неограниченные возможности. Но для этого придется постараться, очень постараться. Да и рискованно это безумно. В общем, ты будешь сумасшедшим, если согласишься. Но ты будешь дураком, если откажешься. - Даже так? – я невольно улыбаюсь и, запрокинув голову, смотрю на Лиса; у него горят глаза, как у настоящего лиса, идущего по следу за добычей. – Ну-ка, давай, выкладывай, что там у тебя, друг любезный. ЭДВАРД СИМЕНС …Я проиграл так быстро и так позорно, что даже глазам своим не поверил. Консул Минк разбил меня буквально в несколько ходов – сам не знаю, как это у него получилось. - Ну, ты и силен, Консул, - опрокидывая себе в горло новую порцию виски, бормочу я. Он слегка приподнимает левую бровь. - А мы разве уже перешли на «ты»? - Ну, я думаю, что после того, что ты сейчас со мной сделал, это будет вполне уместно, - усмехаюсь я. - Да, наверное, - легко соглашается он. Откинувшись в кресле, он с интересом меня разглядывает. «Прикидывает, сволочь, как меня можно использовать», - совершенно беззлобно думаю я. Любопытно, что он от меня потребует в качестве выигрыша?.. Широту фантазии блонди я даже представить себе не могу. Уж, если бы выиграл я, я бы уж быстро нашел, что потребовать от него. Так, Сименс, спокойно, уймись. Вот только твоей эрекции здесь сейчас и не хватало. - Ну, и как мне с тобой прикажешь расплачиваться, блонди, - нагло глядя на него, усмехаюсь я. –Ты только намекни, я готов. В его кошачьих глазах мелькает что-то непередаваемое. - Есть у меня одна идейка. Ты на машине?.. - Да, - слегка теряюсь я. При чем здесь, интересно, моя машина?.. А он встает и, обронив на ходу «жди меня здесь», быстро выходит. Я маюсь в непонятках. Правда, недолго. Он возвращается. От удивления я вскакиваю, едва не перевернув шахматный столик. Он одет так, как одеваются обычно федералы: неброский темно-синий костюм, черная водолазка. Вместо сверкающего великолепия волос на его голове – синий парик. Каким образом он ухитрился втиснуть под него свою шевелюру, загадка. Почти половину лица закрывают темные очки. - Ну, и на кого я похож? – он останавливается в двух шагах от меня, широко расставив ноги и вскинув подбородок. - На блонди, вздумавшего поиграть в агента 007, - не задумываясь, тут же выдаю я. - Не понял, - он с недоумением приподнимает свои очки. - Я хочу сказать, что, если ты решил спрятаться, то у тебя это получилось хреново, - хмыкаю я. - Да? – он слегка обижен, и эта его какая-то совершенно детская обида очень меня забавляет. – Между прочим, я уже пару раз выходил в таком виде из дома. - Куда? В бордель? – хихикаю я. - Ну-ну, ты еще посмейся, - он с вызовом сует руки в карманы. Руки без перчаток. Черт! лучше бы ему их спрятать: у людей не бывает таких совершенной формы алебастровых пальцев. - Я ходил в один из мидасских клубов, - говорит он. - Зачем? Он небрежно пожимает плечами. - Да так. Захотелось. - И чем же закончился твой поход? Он чуть слышно фыркает. - Да сломал одному типу шею, а другому хребет. - Какого лешего? – выкатываю я на него глаза. На его скулах выступает легкий румянец. - Не люблю, когда разные извращенцы распускают руки. - Понятно, - вздыхаю я. – И чего ты теперь хочешь? Повторить свою вылазку? - Не совсем. Несколько секунд он пристально смотрит на меня. - Знаешь, как проехать к мертвому побережью? Я стараюсь не показать своего удивления. - Ни разу там не был, но, если нужно, найду. А зачем тебе туда? Он смотрит куда-то сквозь меня, в окно, на налившиеся золотым светом целующиеся амойские луны, а затем медленно и четко произносит: - Я так хочу. Мне только остается пожать плечами: ответ исчерпывающий. Незамеченными мы спускаемся вниз и садимся в мой автомобиль. Дорога занимает почти час. Луны встали как раз прямо над нашими головами, когда мы, выйдя из машины, оказались среди скал, обрамляющих черным хороводом зияющую неровными краями впадину, где когда-то было море. Откуда-то снизу, со дна, струилось голубоватое сияние, словно там, внизу, в толще ушедших вод, томилось в плену хрупкое голубое солнце. - Урановая руда, - поймав мой любопытный взгляд, говорит Ясон. – Рауль утверждает, что это безопасно – залежи находятся слишком глубоко. Но по определенным дням, в зависимости от положения лун, над мертвым морем можно наблюдать вот такую вот голубую радугу. Сегодня как раз один из таких дней, а, точнее, ночей, - его идеальные губы трогает странная усмешка. - Монгрелы называют их «дуамонами», и в Цересе есть поверие: те, кто соединит свои судьбы в голубую ночь дуамона, будут жить долго и счастливо и умрут в один день. - Неужели в один день? – я пытаюсь произнести это глумливо, но у меня ничего не выходит; в прозрачном голубом свете тонкий профиль Ясона напоминает хрустальную чашу. – А этот твой Рауль…он хороший любовник? – как-то неожиданно, сам собой срывается с моих губ дерзкий вопрос. Однако Ясон реагирует на него довольно странно. Он чуть передергивает плечами, как будто ему вдруг становится зябко, и равнодушно говорит: - Не знаю. Наверное, да. - Как? – я роняю челюсть от удивления. – Ведь вы же с ним вроде, как…это…того… - Партнеры? – усмехается он и медленно снимает очки. – Ну, да. Юпитер дала добро на наш союз. Мы с Раулем знакомы почти два года, но пока что не заходили в интимных ласках дальше петтинга и взаимной мастурбации. Ну, еще я позволяю ему ласкать меня там пальцами и языком. Это приятно. А по-настоящему насладиться физической близостью, стать любовниками в полном смысле слова мы решили после моей инаугурации. Это будет вполне символично: я стану Консулом, он – моим Советником. Этакий своеобразный союз плоти и духа. Рауль вон даже и кольца уже купил. - Вот как? – я чувствую иглу в сердце, иглу в горле, под языком, и невольно морщусь от боли. Но он не замечает. Он не сводит глаз с целующихся лун, и золотистый свет на его ресницах кажется волшебной золотой пыльцой. Пыльцой прекрасных цветов, которых никогда не было и уже никогда не будет на Амои. - А ведь ты его не любишь, - вдруг говорю я, тихо и просто, как само собой разумеющееся. Ясон вздрагивает. Густой ультрамарин его глаз обжигает меня не хуже лазера. - А что такое, по-твоему, любовь, Сименс? Ты знаешь?.. Ты ее видел?.. Объясни мне, недалекому. - Ну, - я на мгновение теряюсь. – Об этом так просто не расскажешь. Ее не видеть нужно, ее нужно чувствовать. - И ты чувствуешь? – его глаза опасно сузились, как у зверя перед прыжком. Сейчас он не просто красив, он опасен. И это окончательно подрывает мне крышу. Вместо ответа я вдруг, качнувшись вперед, впиваюсь губами в его рот. Он не сопротивляется, но и не отвечает: он просто позволяет моим обезумевшим губам и языку исследовать горячую одуряющую влажность его рта. А потом он вдруг тихонько вздохнул, или застонал и коснулся своим языком моего языка. Мое тело словно продергивает электрический разряд в тысячу вольт. - Ясон!.. Я обхватываю его за талию, отчаянно вжимаясь бедрами в его бедра. И тут же чувствую ответное возбуждение его налившейся кровью плоти. Несколько минут мы жадно тремся друг о друга, целуясь, как сумасшедшие. Потом его дурацкий парик падает куда-то в расщелину, и белое золото волос восхитительным водопадом хлещет вниз, заливая его плечи, спину и бедра. - Господи!.. Я задыхаюсь от восторга. Оторвавшись от его губ, я принимаюсь целовать его шею и сверкающие в лунном свете платиновые пряди, тяжелые, шелковые, мягкие, душистые. Аромат жасмина смешивается с шиповником, мятой и лаймом. - Иди сюда! – схватив меня за руку, он увлекает меня куда-то между скал. Через мгновение перед моими глазами оказывается что-то вроде пещеры или просто углубления в темной земной плоти. Но голубой свет струится теперь почти что рядом: кажется, будто бы он пробивается сквозь мертвый белый песок под нашими ногами. Ясон резко меня отстраняет. - Стой там, где стоишь, Сименс. Стой спокойно, иначе я уйду. И начинает раздеваться. Все его движения изматывающее медленны и невероятно изящны. Это похоже на первоклассный стриптиз, шоу, устроенное им для одного- единственного зрителя – для меня. Наконец, вся его одежда оказалась на земле. Застонав, я сползаю вниз по стенке – ноги отказываются меня держать. Его тело, как и лицо взрывает воображение – нечеловеческая красота плюс ледяная чувственность. Плюс все имеющиеся атрибуты молодого, роскошного самца, созданного для того, чтобы дарить наслаждение. - Ну, что, будем в гляделки играть? – пошло усмехается он. Опомнившись, я торопливо принимаюсь срывать с себя одежду. Он протягивает мне руку. Мы вцепляемся друг в друга, сцепившись намертво, как магнит с железом, и падаем на песок. Мои руки жадно шарят по его телу. Откинувшись на спину, он смотрит куда-то сквозь меня, и желтые амойские луны отражаются в синеве его зрачков, как плавающие кувшинки. Опьяненный страстью, я резко развожу его бедра. Он не возражает, только слегка морщится. - Ты девственник? – тяжело, с хрипом дыша ему в лицо, спрашиваю я. С его губ слетает непередаваемый смешок, высокомерный и в тоже время вызывающе пошлый. - Ну, можно сказать, что и так. Вряд ли нашу детскую возню с Раулем можно назвать полноценным сексом. Я на мгновение отстраняюсь и, пытаясь хоть немного обуздать дикое возбуждение, заглядываю в его холодные глаза. - Ты уверен, что хочешь этого?.. Вот сейчас, здесь, со мной?.. - Не уверен, но хочу, - странно усмехается он и, обхватив руками мою шею, резко и властно притягивает мое лицо к своему паху. И я теряю голову. Я трусь щекой о мягкий серебристый пушок внизу, чуть светлее, чем его волосы. Его горячая бархатистая твердость сочится смазкой и подрагивает от нетерпения. Он стонет, когда я обвожу языком головку и подается бедрами мне навстречу. Его вкус сводит меня с ума, его стоны продирают меня до печенок. Все мои любовники, а их было немало, утверждали, что я обалденно делаю минет. Да, я люблю это дело, но чтобы вот так вот, уже через пару минут почувствовать, что я вот-вот забьюсь в оргазме только лишь от того, что я делаю это кому-то – нет, такого со мной еще не было!.. Я с трудом отрываюсь от сладкого занятия. Он разочарованно стонет, пытаясь вернуть мою голову на место. Но я мягко отстраняю его руки. - Подожди, мой хороший, все будет… Я сделаю все, как ты хочешь, только дай мне, позволь мне тобой насладиться! Приподнявшись на руках, он встречается насмешливыми глазами с моим голодным взглядом. - Разве я сказал тебе «нет», Сименс? – спрашивает он и раскидывает, раздвигает ноги так широко, что я перестаю дышать. Его кожа на внутренней стороне бедра кажется нежнее бархата и мягче шелка. Пройдясь по ней торопливыми мокрыми поцелуями, я с жадностью впиваюсь губами в его нежный розовый вход. Он ахает и раскрывается еще больше, хоть это кажется уже невозможным. Приподняв его бедра, я ласкаю его языком, чувствуя, как трепещут, жарко пульсируют в ответ его возбужденные мышцы. Потом я облизываю пальцы и осторожно проникаю в его тело – один, другой, третий… Он хрипло постанывает, всем телом подаваясь навстречу моей руке. О, да он и вправду девственник! Тесное бархатное нутро не оставляет в этом никаких сомнений. Я – первый мужчина, которого он впустил в свое изумительное тело. И сейчас он так плотно и так жадно обхватывает изнутри мои пальцы, что я едва удерживаюсь от того, чтобы не втиснуть в него всю руку. А, когда я касаюсь заветного бугорочка, он кричит так, что голубое сияние над нашими головами вздрагивает, как живое. - Что, у меня это получается лучше, чем у Рауля? – наклонившись к его горячим, пересохшим губам, шепчу я. Он кивает, глядя на меня шальными, затуманенными глазами. Продолжая ласкать пальцами его горячие тугие ножны, я касаюсь губами напрягшихся бусин его сосков. И он снова кричит, уже сам неистово и яростно насаживаясь на мою руку. Белокурые волосы сияющим ковром устилают песок. Капельки пота на серебристой коже кажутся жемчужинами. Он так прекрасен, что я не могу больше сдерживать себя. Я вынимаю пальцы. Он разочарованно стонет, сжимая мышцы и стараясь удержать меня в себе. - Сейчас, мой сладкий, - шепчу я и, смочив слюной свой член, приставляю головку к его судорожно сжимающемуся входу. – Сейчас нам будет хорошо. Мой родной, мой прекрасный… Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо. Честное слово, мне еще ни разу в жизни не приходилось лишать кого-то невинности, и сознание того, что это холодное синеглазое создание неземной красоты, под ледяной оболочкой которого бьется пламя чувственности, выбрало именно меня, совершенно лишает меня разума. Я завожусь настолько, что теряю контроль над собой и, крепко стиснув, обхватив руками его талию, одним рывком насаживаю его на себя. Он шипит от боли, но не пытается ни оттолкнуть меня, ни хотя бы отстраниться. Нежная шелковистая плоть внутри него отчаянно пульсирует, туго обхватывая мой член. Я останавливаюсь, с трудом выравнивая дыхание. Я смотрю на него. Он не отводит глаз. Густой ультрамарин, кажется, сейчас брызнет из его зрачков. На нижней губе – отчетливый след зубов. - Очень больно? – наклоняясь, я трусь щекой о его горячую влажную щеку, затем ласково прикусываю сосок. Он вздрагивает, как от электрического разряда, и сжимается внутри так сладко, что я, отбросив всякую осторожность, совершенно безумный от возбуждения, начинаю двигаться в нем – порывисто и резко, все увеличивая силу и быстроту толчков. Он стонет, затем кричит – не стесняясь, в голос. Однако в его крике теперь нет боли, только наслаждение, и жадность, и голод, пожалуй, нисколько не уступающий моему голоду. Я не успеваю опомниться, как он резко и властно опрокидывает меня на спину и, оседлав мои бедра, начинает насаживаться сам. Теперь он уже не стонет, а почти рычит, двигаясь в каком-то сверхъестественном ритме, так, что всю нижнюю часть моего тела словно охватывает огонь. Вот он, темперамент блонди!.. А их еще называют холодными!.. И я тоже рычу ему в ответ, то хватая его за бедра, то шаря скрюченными пальцами по песку. Волна оргазма накрывает нас одновременно. Последнее, что я вижу – это взметнувшаяся высоко к небу его белокурая грива с серебристыми огоньками звезд. А потом все вокруг словно взрывается, рассыпаясь на такие же точно звезды. …Когда я вышел из отключки, Ясона рядом со мной уже не было. Он стоял между скалами спиной ко мне – все так же обнаженный, и волосы белым блестящим плащом укутывали его бедра. Зрелище фантастическое. Завораживающее. Эротическая сказка, изящная и бесстыдная. Я подошел и, остановившись у него за спиной, обнял его за талию. Его волосы льнули к моим губам, как живые. - Тебе было хорошо? Он сдержанно кивнул. - Да. Спасибо. И все. Черт!.. Как-то все это не по-человечески. Он ведь только-только отдал мне свою невинность и отдался мне с такой страстью, что я едва не запылал, не загорелся, как факел. Впрочем, чего я от него хочу? Он ведь не человек, он – блонди. Может быть, у них это происходит так. Но ведь я-то человек, и я так просто не отступлю. - Ясон, ты полетишь вместе со мной на Терру? - Что? – он развернулся так резко, что я едва не упал. - Ясон, я предлагаю тебе мою жизнь полностью и без остатка. Будь моим партнером. Сам не знаю, как это нелепое предложение сорвалось у меня с языка. Однако, мои слова, кажется, произвели впечатление: синий лед в его глазах пошел рябью, и на дне золотистого зрачка заискрилось что-то, похожее на любопытство. - Ты хоть сам-то понял, что сказал, Сименс? - Да, - я с готовностью выдерживаю его взгляд. - Ты что же, делаешь мне предложение?.. Ты, федерал, мальчишка, террианец, без году неделя при посольстве, делаешь предложение мне, блонди, без пяти минут Консулу Амои, у которого, тем более, уже имеется достойный партнер? Теперь в ласкающей бархатистости его голоса звучит почти угроза. Но я почему-то совсем не боюсь его. Я знаю, что он сейчас легко может меня убить, даже не прикладывая к этому усилий – уничтожить одним движением своего мизинца. Пусть. Я ведь знаю, что он – самое прекрасное, что случилось со мною в жизни, и, наверное, самое мучительное. - Я люблю тебя, - говорю я просто, - полюбил с первого взгляда, с первой минуты. И поэтому я, федерал, чужак, мальчишка, почти что монгрел, делаю предложение тебе, высшему из высших. Любовь дает мне на это право. Любовь делает меня равным тебе. Он задумчиво скользит по мне своим взглядом. Теперь в нем нет гнева. Только удивление и еще что-то. Как будто бы в глубине густого ультрамарина вспыхнули золотые звездочки. - Смело, - говорит он; на его идеальных губах появляется странная улыбка. – Не каждый федерал отважится вот так вот, запросто, предъявить блонди свои права на него. - Ну, - позволяю я себе дерзко улыбнуться, - не каждый блонди отважится на секс с федералом. Так что, с твоей стороны, это не менее смело, Консул. Тонкая золотистая бровь изгибается с почти что зловещей иронией. - А я ничем сейчас не рискую, Сименс. Видишь этот обрыв внизу, под нашими ногами? Это дно древнего моря. Мне достаточно просто несильно тебя толкнуть, и все. Свидетель и главный участник моего грехопадения исчезнет без следа, и никто никогда не узнает о том, что произошло этой ночью на побережье между будущим Консулом и мальчишкой-федералом. По позвоночнику у меня пробегают ледяные иголки. А ведь он сейчас не шутит, этот синеглазый сукин сын, роскошный ублюдок, безжалостный маньяк. Вот, значит, зачем он притащил меня сюда – чтобы удобнее было замести следы, предварительно меня поимев, вывернув наизнанку мою душу. Неужели он и вправду сделает это? Но страха по-прежнему нет. Я не боюсь его. Это другое – то, чему нет названия. То, что он подарил мне несколько минут назад вместе с неземным наслаждением. - Меня не нужно толкать, Консул, - говорю я, с отчаянной нежностью глядя, как бледный фарфор его щек ласкают луны. – Ты только прикажи, и я спрыгну сам. Я отстраняю его плечом и становлюсь на самый край. - Одно твое слово, Консул. Несколько секунд он задумчиво он задумчиво смотрит на меня. Оценивающе. И одновременно – как будто бы с любопытством. - Отойди от края, Сименс, - ничего не выражающим голосом, наконец, говорит он. – Я пошутил. Я еще не настолько рехнулся, чтобы лишать жизни своего первого мужчину. Я верю, что ты будешь держать язык за зубами, и этого достаточно. - Ну, а, если ты ошибаешься? – дерзко вскинув голову, я встречаю его взгляд. – Если мне вдруг захочется похвастаться своей победой?.. Представляешь, как расстроится Рауль, когда узнает?.. А что скажет Юпитер?.. Сомневаюсь, что она придет в восторг от того, что ее любимый сын отдал свою девственность федералу. На губах Минка появляется легкая улыбка – холодная и в то же время невероятно эротичная. - А тебе никто не поверит, Сименс. И, даже, скорее всего, тебя привлекут к ответственности за клевету и вышлют прочь с Амои. Так что даже не мечтай. Он отворачивается и начинает неспешно одеваться. Я подхожу сзади и несмело кладу руки на его налитые фантастической силой, гладкие и белые, как алебастр, плечи. - Я тебе совсем не нравлюсь, Минк? - Нравишься, - не оборачиваясь, он внезапно прижимается ко мне спиной и говорит тихо, очень тихо, так, что я вынужден напрячь слух: - Если бы у меня был выбор, я бы сделал его в твою пользу, даже не сомневайся. Но у меня его нет. Извини. Он резко отстраняется и идет вниз, к автомобилю. ЭРИК ДАРК Ударом ноги я резко распахиваю дверь и вхожу. Обитатели бара пожирают меня глазами. Я подхожу к стойке, присаживаюсь. Бармен, раскрыв рот, во все глаза глядит на меня. - Отомри, мальчик, - я бросаю на стол несколько крупных купюр. – Мне двойной скотч. Он растерянно моргает. - Но у нас здесь только пиво… Увидев, как я кривлю губы, тут же поспешно добавляет: - Если хочешь, я закажу скотч в разливочной, здесь рядом. - Закажи, - равнодушно усмехаюсь я и достаю из кармана кожаной куртки мятую пачку сигарет. Возле меня тут же вырисовываются двое парней-байкеров. - Привет, красавчик, - один из них, присаживаясь рядом, подносит мне к лицу зажигалку. – Что-то я тебя здесь раньше не видел. Откуда ты взялся? - Ветром принесло, - я прикуриваю и сквозь темные очки равно-душно гляжу в его голодные глаза, ползающие по моему телу. Его спутник присаживается с другой стороны с бутылкой пива. - А почему ты один?.. Или твой парень не ревнует, когда ты шастаешь в одиночестве по барам? - У меня нет парня, - еще более равнодушно говорю я, выпуская дым из ноздрей. Они переглядываются и перемигиваются. - Заливаешь, красавчик. У такой сладкой конфетки нет парня?.. Да быть такого не может. Я пожимаю плечами. - И, тем не менее, это так. К нам присоединяются еще двое посетителей совершенно бандитского вида. - Ты, наверное, недавно здесь, в Цересе?.. Вообще, на Амои? – спрашивает высокий, бритый наголо мужчина с пирсингом на губе. – Откуда прилетел? - Ниоткуда, - я снова затягиваюсь, игнорируя их жадные взгляды. – Я здесь родился. Они смеются, переглядываясь. - Ну, ты и шутник, куколка!.. Среди монгрелов таких красавчиков отродясь не водилось. А для элиты у тебя масть не та, рожа слишком смуглая, да и шмотки не такие. - И, тем не менее, я монгрел, - спокойно говорю я. - Ну, значит, мамочку твою, эльфийскую принцессу, трахнул кто-то из наших, - с похабным видом ржут парни. Однако я спокойно проглатываю этот выпад. - Очень может быть. Тем временем бармен услужливо подвигает мне стакан. - Твой скотч. - Спасибо. - А, может, выпьешь с нами пива? – предлагает сидящий слева парень. - Нет. Я не люблю пиво. - А что ты любишь? – его приятель справа, осмелев, придвигается ко мне вплотную и кладет руку мне на колено. – Любишь хороший секс и крепких мужиков? - Я люблю мужчин, а мужиков терпеть не могу, - я гашу окурок и беру свой стакан. - Во, как! – все четверо многозначительно перемигиваются. - Говоришь, что монгрел, а строишь из себя благородного. - Если я монгрел, это еще не значит, что я похотливое животное, которому все равно, когда и с кем спариваться, - с иронией бросаю я. Мужчина с пирсингом хмурится и снова переглядывается с сидящими рядом парнями. - Знаешь, красавчик, у нас здесь как-то не принято ломаться. Если тебе оказывают знаки внимания, то, будь добр, не криви рожу. Тем более, что у тебя на данный момент нет спутника. Мы дадим тебе право выбирать: или ты уходишь отсюда с одним из нас, либо мы имеем тебя все четверо. Усек? – он грубо хватает меня за подбородок? - Усек, - говорю я и, не вставая с места, молниеносным движением руки опрокидываю его на пол. - Ах, ты, сука! Вот, значит, как?.. Сам напросился! – он сплевывает кровь и делает знак своим приятелям, которые, растерявшись, во все глаза таращатся на нас. – Подержите-ка его, ребята! Однако они не успевают ко мне ни подойти, ни прикоснуться. Они вообще ничего не успевают. Я делаю несколько быстрых движений: опрокинув свой стул, я, как молния, взмываю в воздух. Мгновение – и всех троих, словно ударной волной, отбрасывает от меня в разные стороны. Да, это уже перебор. Остальные посетители, парни-монгрелы, вскочив с места, напряженно смотрят на меня. Они готовы к нападению, они в любую минуту готовы броситься на меня и порвать, как тузик грелку. Но почему-то медлят. Может быть, из-за моей красоты, столь непривычной для Цереса?.. А, может, просто чувствуют во мне еще более опасного хищника, чем они сами. Ребром руки я отбиваю горлышко у бутылки, делая «розочку» и, быстро скользнув глазами по их выжидающим и напряженным лицам, спокойно говорю, обращаясь ко всем сразу: - Я вообще-то пришел сюда не драться, но, если будет нужно, буду драться до последнего вздоха. Но вместо этого я хочу предложить вам выпустить пар по-другому – с выгодой, с честью и с пользой для вас. Готовы ли вы меня выслушать? Молчание в баре становится оглушительным и продолжается, кажется, целую вечность. Наконец, мужчина, которого я ударил первым, лысый качок с пирсингом, растягивает свои губы в двусмысленной, но беззлобной ухмылке и незаметно кивает остальным. Те опускают ножи и кастеты и, с облегчением вздохнув, садятся на место. - А ты не робкого десятка, красавчик, - говорит мой незадачливый поклонник, слизывая кровь с разбитой губы. – Хорошо, давай поговорим. Я – Ланс, предводитель банды «Ночные волки». Хотелось бы узнать и твое имя. - Эрик, - говорю я и протягиваю ему руку, помогая встать на ноги. – Эрик Дарк.