Амойский гамбит

ЯСОН Я совсем потерял голову. Передо мной все еще стояло бледное лицо Рауля, его глаза, в которых полыхало самоотверженное пламя чистой, страстной, единственной в целом мире любви. Любви, за которую он готов был умереть. А в ушах все еще звучал его быстрый отчаянный шепот: «На свете никогда не было человека, которого бы я любил больше, чем тебя». И мое лицо по-прежнему чувствовало ледяной поцелуй его скальпеля. Я позволял генералу тискать и мять меня, что-то говорить, о чем-то спрашивать, и даже обрабатывать рану на моем лице, а сам в это время думал только об одном: «Я обязан его спасти. Что бы ни случилось, Рауль не должен погибнуть. Эту жертву я принять не смогу». Наверное, мне не следовало так прямолинейно высказывать генералу свою просьбу. Он пришел в ярость – он принялся оскорблять Рауля грязными словами. И тогда… тогда выдержка мне отказала. Я и сам толком не понял, как моя рука оказалась на его горле. Я чувствовал, как подрагивает под моими пальцами его кадык и думал: «Всего лишь сильнее сжать руку. Мне достаточно просто крепче сжать руку». Сумасшедшим усилием воли я заставил себя этого не делать. Ведь не пройдет и часа после смерти Ареса, как Император пришлет сюда свои легионы, которые превратят Амои в выжженную пустыню. А реактор Рауля для распространения секпесиуса еще не готов. Поэтому мне любыми средствами, любыми способами нужно спасти Рауля еще не только потому, что я его люблю, но и потому, что без него мне эту войну не выиграть. - На что ты готов пойти для того, чтобы сохранить жизнь своему бывшему любовнику? – делая зловещее ударение на слове «бывшему», спрашивает генерал. Я пытаюсь выровнять дыхание. Нельзя поддаваться эмоциям. В конце концов, что этот сукин сын еще может от меня потребовать?.. Свою честь я ему уже отдал. Жизнь моя ему не нужна. А душа?... Ну, душу мою он извлечь не сможет при всем своем старании. - Чего хочешь ты? – вопросом на вопрос отвечаю я. Он внимательно смотрит на меня так, словно хочет влезть мне под кожу, раздвинуть кости и мышцы и потрогать ее, эту так называемую душу. - На твоей планете, Консул, есть место, которое я ненавижу. Там живут отбросы, шваль, бродяги, бунтовщики, которые имеют наглость убивать моих людей. Ты, конечно же, понял, о чем и о ком я говорю?.. Церес. Трущобы. Монгрелы. Уничтожь их, и я не стану убивать Ама. В первую минуту мне кажется, что он просто таким способом хочет надо мной поиздеваться. - Ты шутишь, Арес? - Нисколько, мой прекрасный Консул. Уничтожь монгрелов, сожги Церес, и я отпущу твоего ненаглядного генетика. Я смотрю в его узкие черные зрачки, на его хищно раздувающееся ноздри, и с ужасом понимаю, что он говорит серьезно, что это и вправду именно то, чего он от меня хочет. Это его месть за то, что он никогда не сможет почувствовать себя со мной победителем. Месть противнику, которого он, не смотря ни на что, так и не смог сломить. И вот сейчас он решил нанести удар прямо в лоб – заставить меня сделать выбор, который я ни за что не смогу сделать. Ведь что бы я сейчас не выбрал, это будет преступление – либо против моего народа, либо против моей любви. Генерал не отводит от меня своих пронизывающих жестких глаз. Он ждет. Я молчу. Лицо стоящего в стороне Никки становится белее бумаги. Он тоже знает, чего мне стоит сделать этот выбор – ведь он монгрел, и эта война – и его война тоже. Я молчу. Что я могу сказать? Что я могу сделать?.. Убить себя?.. Однако это, к сожалению, не спасет ни Рауля, ни Церес. - Ну, и что же ты решил, Консул? – он делает шаг ко мне; его тяжелая крупная рука властным и в то же время очень чувственным движением ложится мне на плечо, и тут же скользит чуть ниже, к соскам. – Ты уничтожишь монгрелов?.. Или ты предпочитаешь, чтобы я уничтожил твоего любовника? Шах и мат. Неужели моя партия закончится так нелепо и так бездарно? - Я могу подумать? – не делая попытки уклониться от его прикосновений, спрашиваю я. Он громко фыркает. Он считает, что победа у него уже в кармане, и моя окончательная капитуляция – только дело времени. - Думай, Минк, думай. Даю тебе сутки на размышления. Если завтра к вечеру ты не примешь решения, следующим утром твоего драгоценного Советника уже не будет в живых. Он наклоняется, впиваясь поцелуем в мою шею – жадно и грубо, практически до крови прокусывая кожу. - Надеюсь, мыслительный процесс не помешает тебе сегодня ночью доставить мне удовольствие, а, Консул?.. И, поймав жалящий укус моего взгляда, тут же с ухмылкой добавляет: - Судя по огню в твоих глазах, сегодня ночью ты будешь особенно горяч в постели. Наши взгляды скрещиваются, как кинжалы. И, наверное, в моих глазах все-таки мелькает что-то такое, от чего он вдруг отстраняется, отпускает меня, и, не оглядываясь, быстро выходит прочь. Несколько минут я просто, молча, кусаю губы. Никки за моей спиной боится даже дышать. Я поворачиваюсь к нему, жестом приказав опустить защитный экран. Он поднимает опрокинутый в ходе потасовки компьютер и быстро нажимает несколько цифр. Я вижу, как сильно дрожат его пальцы. - В каком состоянии реактор для секпесиуса?.. Рауль ведь не успел его закончить, так? - Так, - кивает Лис. – Господин Ам как раз занимался тем, что искал способы расширить радиус воздействия препарата. - Сколько еще времени потребуется для того, чтобы его закончить? Лис, сильно ссутулившись, садится в мое кресло и открывает нужную программу. - Я думаю, что дня два-три. Но, Ясон, сам я ничего не смогу сделать. Это проект господина Советника. Нет, я, конечно, могу попробовать, но, боюсь, что тогда все это растянется на месяц. - А никто и не говорит о том, что ты будешь заканчивать этот проект без Рауля. Лис быстро разворачивается вместе с креслом и смотрит на меня. Смотрит с удивлением, с надеждой и еще с чем-то вроде страха. - Но, Ясон, ведь ты же не собираешься?.. - Собираюсь, Никки. Я сжимаю кулаки так, что хрустят суставы. Мне только что сделали шах, но это еще не мат. Ферзь известен тем, что может ходить как угодно и куда угодно – непредсказуемо, внезапно, в любой конец доски. Моя партия еще не проиграна, Арес. Ты сделал свой ход. Теперь моя очередь нанести контрудар. - Ты сейчас отправишься в Церес, Лис. Вот адрес. Найдешь там Сименса. Пусть собирает ребят из банды в старом гараже за посудной лавкой. Часа через два к ним присоединится и Эрик Дарк. Сегодня ночью будет серьезное дело. Глаза Никки делаются черными, как дула пистолета, и такими же черными. - Эрик Дарк?.. Ты ничего не путаешь, Ясон?.. Сегодня ночью к тебе, как обычно, явится генерал. И, если тебя не будет в спальне, он примется тебя искать, поднимет на ноги не только Эос, но и всю Танагуру… Я мрачно усмехаюсь, поглаживая свой «шрам» совсем так же, как это делает Никки, только не чувственно, а как будто бы трогая чеку на гранате. - Генерала я беру на себя. Что там у тебя имеется из нового товара?.. Мне нужен очень сильный афродизиак и такой же сильный галлюциноген. Глаза Рыжего становятся еще больше. - Я надеюсь, ты просишь все это не для себя, Ясон. - Нет, - я смотрю на себя в зеркало: моя улыбка сейчас очень похожа на лезвие, только крови на губах не хватает. – Если смешать афродизиак серии Q-6 с не менее сильным галлюциногеном подобной серии, оргазм будет долгим, ярким и оглушительным вплоть до полной отключки. Сама же отключка – продолжительной, глубокой и полной эротических грез, которые практически невозможно отличить от яви. Никки тихонько фыркает, как большой рыжий кот, и понимающе кивает. - Это Клеопатра тебя надоумила, Ясон?.. - Нет, - усмехаюсь я, - была такая дама Мата Хари. Надеюсь, я буду несколько удачливее, чем она. ЭДВАРД СИМЕНС Я уже стал, было, засыпать. Когда меня разбудил настойчивый стук в дверь. Я подскочил с кровати и схватился за пистолет. Стук повторился. Твою мать, неужели полиция?.. Нет, копы стучать бы не стали. Гриндеры генерала?.. Ну, те бы просто вынесли двери к чертям собачьим и сожгли бордель. Тогда – кто?.. Продолжая сжимать в руке пистолет, я подошел к двери и повернул ключ. Лопни мои глаза: на пороге стоял рыжий фурнитур Ясона Минка. - Разрешишь войти? Я так удивился, что даже на мгновение потерял дар речи. Только кивнул и отстранился, пропуская в комнату неожиданного визитера. А тот первым делом вытащил сигареты и жадно закурил – его тонкие пальцы чуть заметно подрагивали. - В общем, так, Сименс… Или – Стаффел? – в его янтарных глазах мелькнула ирония. - Да называй, как хочешь, без разницы, - обреченно махнул я рукой. Тот снова глубоко затянулся и достал из кармана флешку. - Сейчас же свяжись с людьми Дарка. Вот здесь, - он бросил флешку на стол, - их ориентировки. Эрик Дарк вас будет ждать через два часа. Зачем – скажет сам. Но я подозреваю, - его губы искривила странная улыбка, что дело будет жарким. Я нахмурился. Пазлы отчаянно прыгали и мельтешили в моей голове, не желая складываться в целую картинку. - Это Консул послал тебя ко мне? - Ну, не наследный же принц Крокена, - фыркает рыжий. - А что там Дарк?.. Он в порядке?.. Генерал зацепил его во время поединка. Парень невозмутимо и где-то даже равнодушно пожимает плечами. - Насчет здоровья Дарка поинтересуешься у него самого. А сейчас – действуй, дорога каждая минута. Он идет, было, к двери, но я преграждаю ему дорогу. - Слушай, как там тебя?.. Никки?.. Объясни мне, будь добр, почему Дарк не может сам собрать ребят, а доверяет это мне, человеку, которого они…ну, мягко скажем, к которому они относятся с опаской?.. И каким боком здесь ты?.. Если все эти приказы идут непосредственно от Консула, значит, он уже успел сам связаться с Дарком?.. Для чего же тогда вам нужен я? Рыжий внимательно смотрит мне в глаза своими странными глазами с густым красноватым отливом. Он похож на лисицу – умную, хитрую, и, как не странно, опасную. Вот уже никогда бы не подумал ничего такого об этом парне. Я ведь считал его обычным фурнитуром, а оказалось… Ну, прямо сюрприз за сюрпризом! - У тебя есть один большущий недостаток, Сименс – ты любишь задавать много вопросов, - и чуть помедлив, он добавляет уже совсем что-то несуразное. – Шахматный офицер не задает вопросов – он идет туда, на ту клетку, куда направляет его рука гроссмейстера. Он делает свой ход, выигрывает или погибает. Мне нечего сказать. Я понимаю, что мне сейчас лучше ни о чем не раздумывать, а просто делать то, что мне сказано. Рыжий уходит, а я беру флешку и вставляю ее в свой комм. Номера для связи тут же высвечиваются. Я обзваниваю ребят, передаю им приказ…кого?.. Консула или Дарка?.. Сейчас это уже не важно. Просто приказ. Через 15-ть минут я спускаюсь вниз по черной лестнице. Здесь меня уже поджидает Вьюнок. - Держи, - говорит он, протягивая мне лазерный пистолет, явно гриндеровский, - твоя пукалка – самое настоящее дерьмо, можешь ее выбросить. И я в очередной раз за сегодняшний вечер удивлен. Надо же: монгрел, а позаботился обо мне. У входа стоят наши байки. Уже нажимая на газ, я спиной чувствую на себе уже знакомый пронизывающий взгляд. Быстро обернувшись, вижу исчезающую в соседнем подъезде спину Ланса. Вот дерьмо. Мне опять некогда им заняться. Ну, да пусть пока живет. АРЕС Целая бутылка бренди на пустой желудок. Давно я столько не пил. И – ни в одном глазу!.. Меня даже не ведет. Консул Минк любит Рауля Ама. Ерунда. Вздор. Я ведь всегда знал об этом. Мой прекрасный любовник никогда не скрывал своего отношения к золотоволосому генетику. Вот только почему раньше у меня не было этого ужасного чувства, словно мои внутренности искромсали скальпелем?.. Скальпелем?.. Точно таким, какой был в руках у Ама, когда он прижимал своего любовника к полу. Вспышка неистовой ревности, желания убить, изуродовать, уничтожить… Мне все это очень хорошо знакомо. Я беру новую бутылку. Коллекционное. Пью прямо из горлышка. Вот она, значит, какая, эта самая любовь. Это, когда один другого режет, а этот другой просит простить своего убийцу и даже готов ради этого.. Я не знаю, на что готов пойти Консул для того, чтобы спасти жизнь господину Аму, но я точно знаю, что, если бы мое условие касалось лично его, он принял бы от меня любую кару, любое унижение. Но я этого не хотел. Вернее, хотел, конечно, но мне этого показалось мало. Мало за ту боль, которую он заставил меня почувствовать, и которая теперь грызет меня изнутри. С этой болью не сравнится ни одна рана, от нее не избавит ни один доктор. И тогда я потребовал от него сделать то, чего он в принципе никогда не сделает: я потребовал от правителя уничтожить своих подданных, тех, кого он призван и тех, кого он поклялся защищать. Жестоко?.. Не более жестоко, чем то, что он делает со мной. И надо же было всему этому случиться прямо сейчас. В ту минуту, когда я стирал с лица Консула кровь, прижимая к себе его чуть вздрагивающее тело, я вдруг до ужаса отчетливо понял одну вещь: Минк – единственный в мире человек, которого я бы хотел видеть рядом с собой на троне. Моего врага, человека, который меня ненавидит – единственного достойного меня противника. Того, кто стал моим наваждением. Я горько улыбаюсь, глядя на пустеющую с катастрофической быстротой бутылку. Слишком поздно – уже ничего нельзя исправить. Рано или поздно один из нас убьет другого. Или – мы убьем друг друга. Это уже не шахматы, это уже что-то вроде русской рулетки. Ну что ж, если большего мне все равно не получить, буду наслаждаться его телом пока есть возможность – наслаждаться на полную катушку. Я иду в спальню Минка. Он, как обычно, сидит за шахматным столиком, но не играет сам с собою, как это он любит делать. Он сидит, откинувшись на спинку кресла. На его узкой белой ладони – крошечная белая фигурка. Он трогает ее кончиками пальцев, словно лаская…или – пытаясь стереть с нее что-то. Я пригляделся: да, так и есть – ферзь. - Занимаешься мастурбацией? – усмехаюсь я, останавливаясь на пороге. Он вскидывает на меня свои глаза невозможно синего цвета – то ли драгоценные камни, то ли кровь ангелов, то ли просто игра света на синем витраже. - Ну, тебе ведь нравится смотреть на то, как я себя ласкаю, правда? - Нравится, - говорю я, опершись спиной о стену и складывая на груди руки, - только, когда ты ласкаешь себя настоящего, а не шахматного. Усмехнувшись, он быстро распахивает на себе халат. - Вот так вот? Я смотрю на то, как его мерцающая в полумраке, словно сделанная из хрусталя, рука, скользит по его налившейся кровью плоти. - Или, может быть, так? – он широко разводит ноги, кончиком указательного пальца другой руки прикасаясь к розовой звездочке ануса. Выдержка оставляет меня. Я бросаюсь к нему, сажусь на пол рядом с его креслом и отталкиваю, отстраняю его руки, крепко стиснув его тонкие запястья. - Знаешь, Минк, это наверное, глупо и, вообще, безумно, но я ревную тебя даже к тебе самому. Я – единственный, кто может тебя вот так вот касаться. Наклонившись, я целую его обнаженную грудь, лаская губами горячие, твердые, чуть влажные от испарины соски. Он вздрагивает, и я чувствую, как моментально напрягаются под моими руками все его мышцы, а его запах становится крепче. Этот запах молодого сильного мужчины, охваченного страстью, сводит меня с ума. - Подожди, Арес, - он слегка отстраняется и протягивает мне бокал с мерцающими золотистыми пузырьками. - Если это яд, - грустно улыбаюсь я, - тогда ты опоздал. Я уже давным давно отравлен. Отравлен тобою, Консул. И дело здесь не только в этой твоей чертовой красоте, а… Наверное, я сделал большую глупость, когда пожелал узнать поближе, что же представляет из себя совершеннейшее творение Юпитер. - Жалеешь о том, что связался со мной? – его прекрасное лицо в обрамлении сияющих белокурых волос, как никогда, похоже на лицо ангела, а красная полоса на щеке – как поцелуй заката. - Да. Нет. Не знаю. Ты – самое восхитительное, что случилось со мной в этой жизни. И в то же время, ты… В общем, ничего более ужасного со мной еще ни разу не случалось. Я воевал, я сражался, я рисковал жизнью, я часто бывал на волосок от гибели, но никогда, никогда я еще не чувствовал, что настолько завишу от кого-нибудь или от чего-нибудь. Даже, когда сидел на наркотиках. От наркотиков можно избавиться, можно излечиться, от тебя – никогда. Ты – дьявол, коварный искуситель. Прекрасный, как заря. И опасный, как отравленное лезвие. Я пью шампанское и демонстративно разбиваю свой бокал. Приятный жар тут же разливается по венам, смешиваясь с точно таким же моим собственным жаром. Я раздеваюсь. Сегодня мне не хочется спешить. Я хочу любить его долго-долго. Кто сказал, что для любви существует только ночь?.. Для того, чтобы насладиться этим мужчиной мне и целой вечности будет мало. - Пойдем в постель, - шепчет он, послушно подставляя горло под мои поцелуи. Я медленно скольжу губами по влажной впадинке между его плечом и шеей, вылизываю чуть подрагивающий кадык. Неожиданно он сам ловит губами мои губы и сам углубляет поцелуй. Голова моя кружится, словно наполненная горячими звездами, ведь целовать Ясона – все равно, что прыгать вниз головой с небоскреба. Такая же бездна стучит в висках и сдавливает сердце – нереальное наслаждение рядом с нереальной остротой ощущений. Не разрывая поцелуя, я опрокидываю его на постель. Ощущение горячего сильного, готового к любви тела заставляет меня то и дело порыкивать от восторга. Он широко разводит ноги, открывая мне доступ в свои «святая святых». Не смотря на дурман в голове, я каждый раз удивляюсь тому, как он ухитряется сделать это без малейшего намека на пошлость. Он просто позволяет мне делать с его телом все, что я хочу. Жадным взглядом я ласкаю его тугой, бархатисто каменный ствол, сочащийся белыми капельками смазки. Он ловит мой пьяный взгляд и, приподняв свои бедра, разводит ноги еще шире, так, что становится видно нежно пульсирующее колечко ануса. Колечко, которое ждет меня – мой член, мой язык, мои пальцы. Точно так же, как его налившаяся кровью головка ждет мои губы. Мой мужчина. Только мой. Никому не отдам. Никуда не отпущу. Уведу, украду, посажу под замок, спрячу от всех. Наверное, я слишком пьян, но сейчас, в эту минуту, я бы без всяких раздумий отдал бы всю Империю только за то, чтобы прильнуть губами к его набухшему, чуть подрагивающему от нетерпения стволу. Однако он не требует у меня Империю, по большому счету, она ему просто не нужна. Как не нужен ему и я сам. А тот, кто нужен ему, зеленоглазый выродок, мой соперник, сидит сейчас в камере, ожидая смертного приговора. И тебе не спасти его, мой Консул. Я просто не дам тебе этого сделать. Ну, будешь ты ненавидеть меня за его смерть еще больше, какая мне теперь разница?.. Все равно ведь ты никогда не сядешь рядом со мной на трон. Все равно ты никогда не назовешь меня по имени. И снова этот тугой комок боли под сердцем, от которого предательски першит горло. Да что это со мной сегодня такое?.. лучше получить тысячу ран, лучше истечь кровью на поле боя, чем терпеть эту боль. Но я знаю, я очень хорошо знаю, чем ее можно заглушить. Быстро наклонившись, я беру в рот его член. Бархатистая твердость, упирающаяся мне в небо, заставляет мое тело покрыться мурашками наслаждения. Он стонет, толкаясь бедрами мне навстречу, послушно раскрываясь для моих требовательных и жадных пальцев. Несколько секунд влажного скольжения моих губ, и я отстраняюсь. Приподняв его бедра, практически поддерживая их навесу, я вхожу в него одним размашистым и быстрым движением. Теперь мы связаны, слиты воедино. И, тем не менее, одним целым мы при этом все равно не становимся, как не становится единым целым с Атлантическим океаном Гольфстрим. Наши течения скользят параллельно друг другу, взаимопроникают, но никогда не станут единым потоком. Наши звезды находятся в разных концах Вселенной, и изменить карту звездного неба в силах только Бог. Но я не верю в бога, а это значит, что у меня нет ни-какой надежды. Я двигаюсь, как сумасшедший, в стремительном, сбивающем дыхание ритме. Закинув одну ногу мне на плечо, другой обхватив мою талию, он двигается мне навстречу. Если бы от всякого трения получался огонь, то мы бы уже, наверное, тысячу раз заискрили. И огонь вспыхивает – сначала где-то внизу живота, затем горячими волнами разливается по телу, поднимается вверх по позвоночнику и взрывается сверхновой в голове. Взрывается вместе с моим сердцем. - Ясон! – где-то по ту сторону реальности слышу я свой разрывающий легкие крик, сливающийся с его выворачивающим наизнанку душу стоном. Содрогаясь всем телом, я падаю на него, выплескивая в него всю свою боль, всю свою обманутую надежду, свою никогда не сбудущуюся мечту, свое преступное желание. Такое ощущение, будто бы я кончаю кровью. - Ясон, - беззвучно вздыхаю я, падая в сияющую черноту своего собственного, так похожего на рай, ада.