Та сторона

Любопытство не порок Нет, Тиль вовсе не боялся Ди. И нет, он не разочаровался в ней. Он просто знал, что если не разобраться в этой истории до конца, то можно сильно за это поплатиться. И хоть плату эту будет воздавать не он, цена будет слишком высока для них всех. Тиль привык смотреть слишком глубоко, поэтому он видел, что Дерин не только монстр, держащий в страхе весь сумеречный мир, но и просто одинокая девушка, обречённая быть одинокой вечно. Поначалу всё это было шуткой, забавой, детской игрой — Тиль был уверен в этом. Но только лишь поначалу. Игра перестала быть игрой, когда Ди поняла, что значила это для них — для людей, которые всегда были лишь игрушками в её мире, марионетками на очень крепких нитях. Для неё они были куклами: их можно было любить и их можно было ломать, но ещё они могли стать её семьёй и когда она это поняла, игра пошла по-крупному. Но для этого ей нужно было либо отказаться от своего мира, либо сделать их мир своим. Вот только выбора не было, демоны не дали детям своим этого права. Тёмные могли властвовать, и делали они это превосходно. Лишь Кристиан сумел отойти от дел, но и он не утратил своей власти. Дерин была рождена, чтобы подчинять, поэтому всё было ясно с самого начала. И сами люди только подтолкнули её к этому, показав свои страх и беспомощность. Тиль был уверен в том, как закончится эта война. Ди дала понять это, когда посвятила Тило, освобождая его от груза любви. Она позволила Михаэлю самому делать выбор, вполне очевидный для влюблённого человека. Она не стала наказывать Ноэля за случайное обращение Алекса и даже собиралась помочь Вессельски в принятии им его новой сущности. Дерин пустила их с Паулем в свой закрытый мир, нарушив множество правил. Она приучала их к своему миру, потому что вскоре тот должен был стать единым для всех — и для людей, и для тёмных. Но принесёт ли ей это счастье? Они станут её семьёй. Они уже семья. Но ведь ей придётся властсвовать не только над своим ковеном и Садом, а над всем миром — над мирами Реальности, Сумеречья и Сада. Тиль знал, чего боялся Кристиан больше всего в этой войне. Да, Дерин могла проиграть, могла снова дать слабину. Но страшнее всего было потерять её, победив. Она могла остаться собой, а могла навсегда уйти, забыв, что есть они и что есть она сама. Тот подслушанный разговор всё расставлял по своим места. Тиль уже догадывался, что крылось в глубине её души. Оставалось только найти то, что сдержит это нечто. * Вернувшись в Реальность, он первым делом отправился к знакомому ведьмаку, чтобы купить у него защитный амулет. Покинув поместье Поль без разрешения Ди, он автоматически расторг контракт. И знак с шеи тут же исчез, оставив его абсолютно беззащитным перед тёмными существами. Амулет оказался удовольствием не из дешёвых, да и полной защиты не гарантировал. Ведьмак поинтересовался, как же он ещё жив. Но Тиль только отмахнулся от него. Конечно, Дерин должна была убить его, как только узнала о бегстве. Но у неё были другие проблемы и куда более серьёзные. Поэтому он собирался не тратить подаренное ему Михаэлем время впустую. Ему не давал покоя полустёршийся портрет того мужчины на памятнике. Эти черты лица казались ему знакомыми. Тиль не мог похвастаться хорошей памятью на лица, слишком уж много их мелькало вокруг. Но и на ранний склероз тоже не жаловался. Он точно видел этого человека до той злополучной вылазки в сад. Это лицо то и дело возникало перед его глазами, и казалось, что вот сейчас он вспомнит, он поймёт, но оно ускользало, как это бывает с полузабытыми мелодиями старых песен. Тебе кажется, что ты помнишь её, а стоит начать напевать, и что-то не так, что-то не то. Так и Тиль мучился, всё пытаясь вспомнить, ежесекундно мучая свою память, но ничего не получалось. Прошла уже неделя с тех пор, как он покинул Сад, оставив там Пауля и никому ничего не объяснив, представив всё как трусливое бегство. Тилю бы и хотелось объяснить, но он знал, Ди это не понравится ещё больше. А так Пауль будет в безопасности, она не станет трогать его, пытаясь остановить Тиля. Она ведь не знала, что он задумал. Правда, иногда Тиль думал, что она просто не может чего-то не знать. Всё это время он безвылазно сидел дома, стараясь не высовываться. Теперь любая прогулка могла обернуться трагедией. Он знал из достоверных источников, что тёмная оппозиция прознала про его бегство и объявила за его голову неплохую награду. ОСИ тоже не дремали. Тиль видел ошивающихся под окноми странных мужчин в длинных чёрных одеждах и каких-то представительных джентельменов. Первые были из Ордена: судя по одежде, простые служители. А вторые скорее всего принадлежали к клану Боссе Линдберга, бежавшего, как и Тиль, из Сада. Им нужно было то, что он знал о планах Дерин. Наивные глупцы, видимо, полагали, что она посвящает их в свои дела. Им нужно было, чтобы Тиль стал заложником, рычагом, очередной невинной жертвой на совести несчастной девушки. Но он ничего не знал, да и ничего не значил. Насколько бы ни была привязана к нему Ди, она не позволит чувствам взять верх. Только не в этой игре. И Тиль бы не хотел, чтобы так случилось. И был рад тому, что его квартира, точнее квартира Пауля, защищена от любых покусительств тьмы и света. * Он просыпался и засыпал с мыслью о том человеке, что когда-то был центром вселенной Дерин. И то, что такой человек существовал, уже приводило его в ужас. Если Дерин любила этого человека настолько, что не смогла продолжать войну после его смерти, то на что рассчитывают ОСИ, гоняясь за ними — за ничтожествами, за игрушками, которые она может сломать в любой момент. Иногда Тиль жалел, что обладает столь живой фантазией. Иногда — нет. Сейчас он не просто жалел, он был готов отдать всё, чтобы только не чувствовать ту боль, что накрывала его, стоило ему представить, каково это — потерять весь смысл, всю жизнь. Тиль знал, просто знал, что тёмные любят совсем по-другому, если правда любят. Да, они могут притуплять свои чувства, но всё равно их чувства будут оставаться сильнее человеческих. Тиль видел, с какой отчаянной любовью Кристиан смотрел на Михаэля до того, как было решено его обратить. Тиль видел, как Тило сдерживался и бесился: он так хотел порой просто прикоснуться к Райну, но одно это прикосновение могло заставить все затихшие чувства вновь пробудиться. Любовь для тёмных не была чем-то естественным, Тиль вычитал это в «Энциклопедии Тьмы». Скорее, это было болезнью, в самом прямом смысле этого слова. Тёмные болели любовью. Бессмертные существа, которые умирали от чувств — звучало странно, но Тиль в это верил, он это наблюдал. Дерин фон Поль однажды умерла от этого. И теперь никому не желала подобного, даже людям, столь ненавистным ей. Тилю казалось, что он понимает Дерин, но это было совсем не так. * Дни проходили за днями, он сидел в квартире, изредка выбираясь в магазин под покровом ночи. Жил в неведении того, что происходит сейчас в сумеречных мирах. Он гадал, начались ли активные военные действия или нет, пытался понять это из обычных новостей и каждый более или менее необычный случай считал проявлением войны между ОСИ и миром тёмных. Казалось, что нет его мучениям конца. Но всё разрешилось однажды ночью. Тиль проснулся от какого-то странного звука. Спросонья он никак не мог разобрать, что это за звук и откуда он исходит. Где-то на заднем плане тихо жужжал новостной канал, капала вода из крана в кухне, позвякивали бубенчики на ловце снов, что он повесил у окна, в надежде отпугнуть настойчивых колдунов ОСИ — в первую неделю они частенько пытались прорваться к нему через сны. Но было что-то ещё — странное, непривычное... И тут он догадался, что это была вибрация телефона. С тех пор, как он ушёл с Паулем в Теневой Сад, никто ему не звонил, хотя телефон он не выключал, потому что сеть в потустороннем мире, благодаря стараниям Ди, работала исправно. Но впервые за долгие, долгие годы он никому не был срочно нужен, никто не хотел просто поболтать, что-то предложить или куда-то позвать, словно бы он стёрся из реальности, перейдя черту между мирами. Но вот, спустя столько времени, телефон ожил. Тиль нашёл мобильник в кармане куртки. Номер был неизвестным, и звонили, кажется, с домашнего телефона. Тиль думал, брать или не брать. Кому он мог понадобиться так вдруг, да ещё посреди ночи — было уже за полночь. Но звонивший явно был настроен серьёзно и не прекращал попыток дозвониться. Телефон вибрировал в ладони и призывно мигал, и Тиль всё-таки решился и принял вызов. – Алло, кто это? – Доброй ночи, герр Линдеманн. Мне очень жаль, если я вас разбудил. Но мне очень нужна ваша помощь. – Какая? – Тиль не узнавал этого голоса, но этот звонок почему-то казался ему очень важным. – Я ищу фройляйн Поль. Однажды она оставила мне список номеров и имён и сказала, что если когда-нибудь мне нужно будет её найти, кто-то из этого списка мне обязательно поможет. Вы единственный, до кого я дозвонился. – Это неудивительно, – Тиль был уверен, что все из этого списка сейчас в Саду, и навряд ли у них есть время отвечать на странные звонки из Реальности. – Так вы знаете, где может быть фройляйн Поль. Мне необходимо с ней поговорить. – Боюсь, с Дерин невозможно сейчас связаться напрямую. Тиль лихорадочно соображал, кто бы это мог быть. Он никак не мог понять, почему этот человек (Тиль не сомневался в том, что звонивший был человком) был важен для Дерин, раз она оставила ему номера телефонов своих друзей, но при этом — она не настолько доверяла ему, чтобы оставить свои собственные контакты. Это было загадкой, ответ к которой мог быть ключом ко всем другим тайнам девушки. Тиль это чувствовал. – Герр Линдеманн? – Извините, я немного задумался. Знаете, я мог бы передать Дерин то, что вы хотели ей рассказать. – Я не уверен... – Подумайте сами, если бы Дерин мне не доверяла, она бы не оставила вам мой номер. – И то верно. Хорошо, давайте встретимся. У меня небольшой бар, – и мужчина назвал адрес, – мы работаем с восьми вечера и до трёх ночи, завтра... Тиль бросил взгляд на часы. – Я подъеду сегодня к закрытию. До встречи. – И Тиль бросился собираться. *** Кристиан был на грани истерики, и на этой грани он балансировал с самого пробуждения Михаэля. Что что-то пошло не так, он понял на следующее утро, когда Михаэль отказался от кубка с кровью, заявив, что и так неплохо себя чувствует. На самом деле его отказ не был чем-то столь уж необычным, все новообращённые так поступали не в силах перебороть своё отвращение и предрассудки. Нет, дело было в том, что Миху и правда не мучила жажда. Да ещё тот факт, что сердце Райна билось в прежнем темпе, а клыки выросли лишь на полсантиметра, только подтверждали теорию Кристиана о том, что всё прошло не так, как должно было. Но ни Михаэль, ни тем более Дерин не собирались ему ничего объяснять. И даже Тило ни под какими угрозами не хотел выдавать этой тайны. Кристиан уже был готов загрызть всех троих. Но приближающееся полнолуние всё же было проблемой куда более важной. Ведь прошёл почти целый лунный цикл с того момента, как Ноэль укусил Алекса. И все в поместье готовились к решающей ночи посвящения Вессельски. * В последнюю ночь перед полнолунием Алекс проснулся на балконе. Он лежал на холодном камне, свернувшись калачиком, его знобило. Пот градом тёк по лицу, а дрожь всё никак не унималась. Он попытался встать, но не смог. Ноги его не слушались, а перед глазами всё расплывалось. Он застонал от бессилия, стискивая кулаки. На счастье Алекса Пауль, после ухода Тиля, страдал бессонницей и частенько проводил ночи, любуясь небом, подёрнутым дымкой вечно царящих сумерек. Он много курил и мало думал, потому что любая мысль, посещавшая его, была о Тиле, никак не дававшем о себе знать. О Тиле, который должен был поплатиться за своё неповиновение жизнью и ничем другим. В ту ночь Пауль также не спал и смотрел на небо, сидя на подоконнике с початой бутылкой вина из погреба Криса. Около двух ночи он услышал стон, доносящийся снаружи. Комнаты, которые им с Тилем отвели, были как раз над спальней Вессельски. Пауль вылез из окна почти по пояс. Но в саду было тихо и пустынно, как всегда. Птицы мирно спали, для них ночь, как и для всего поместья, начиналась и заканчивалась по велению госпожи фон Поль. Ветер едва колыхал листву, тихо шуршал в траве. Стон повторился. И тогда Пауль заметил скрючившуюся фигуру на полу балкона. Он тут же соскочил с подоконника, чудом не сбив бутылку, и бросился вниз. Он нашёл Алекса пытающимся самостоятельно добраться до кровати, он уцепился за косяк балконной двери, да так и повис на нём. Пауль помог ему подняться и кое-как, кряхтя и пыхтя, дотащил до кровати. Алекс едва ли был в сознании. Он, кажется, бредил: что-то шептал себе под нос, вскидывал руки в жесте какого-то невообразимого отчаяния, и ронял их, больно ударяя себя в грудь, бормотал неразборчиво, вскрикивал. Пауль совершенно не представлял, что ему делать. Он постарался как можно удобнее уложить Алекса, а потом принёс тряпку и тазик с водой из ванной, и стал обтирать горящий лоб вокалиста. Он понимал, что лучше бы позвать кого-то из слуг посидеть с Вессельски, а самому в это время сбегать за Тило или Хайлиге — они точно знают, что происходит. Но почему-то не решался, он до сих пор побаивался слуг-вампиров, всегда так хищно смотревших на него из-за углов. – Пауль, – вдруг тихо простонал Алекс, открывая свои затуманенные лихорадкой глаза. – Да, да, я тут. Чем тебе помочь? – Пауль... – Алекс был слишком слаб, чтобы говорить громче, и он поманил к себе Пауля. Тот склонился над Алексом, готовый слушать, и Вессельски крепко схватил его за руку, хватка у него оказалась железной. – Пауль, – куда более твёрже сказал он. – Отпусти его, – Кристиан стоял на пороге комнаты с железным ошейником в руках. Алекс разжал пальцы, и Пауль отшатнулся от кровати. – Пауль, иди к себе. И не выходи из комнаты до утра, пожалуйста. Кристиан прошёл в комнату, а Паулю кивнул на выход. Тот ни слова не говоря ушёл, понимая, что так будет безопаснее для них всех. Кажется, Алексу будет куда хуже, чем Ноэлю с его полнолунной чесоткой. * Утром в столовой, кроме Рене и Михаэля, никого не оказалось. Дерин теперь очень редко здесь появлялась, как и Тойфель. Кристиан пропускал завтрак, как и всегда. Но вот отсутствие Тило и Хайлиге было немного необычным, эти двое никогда не упускали случая поиздеваться друг над другом с утра пораньше. Пауль прошёл к своему месту молча, украдкой взглянув на товарищей. Оба они казались такими же измученными бессонной ночью, как и он сам. Все трое ели в полной тишине, думая каждый о своём. Но, наконец, Рене решил прекратить эту негласную игру в молчанку. – Кто знает, что там с Алексом? – Плохо всё с ним, – Михаэль отставил тарелку с недоеденным омлетом и вытер рот салфеткой. – Думаю, все вчера слышали, как он звал на помощь, – и он устало вздохнул, откидываясь на спинку стула. – У него ночью началась лихорадка, – вставил Пауль. – Я нашёл его на балконе в бреду. – Любопытство тебя сгубит, в этом доме лучше ни к кому не подходить, особенно перед полнолунием, – Рене покачал головой, сочувственно глядя на Пауля. – Он мог разорвать тебе голыми руками. – Да знаю я, но не оставлять же его там, – огрызнулся Пауль, понимая, что охотник прав. Кристиан их всех ещё за три дня предупредил, чтобы они к Алексу и близко не подходили. После завтрака Рене отправился на поиски Тойфеля, с которым они всё никак не могли серьёзно поговорить о своих отношениях, потому что чёрт сбегал каждое утро, ссылаясь на неотложные дела. А Михаэль и Пауль решили немного прогуляться по Саду, заглянуть в ресторанчик на главной площади. После обращения Миху стали свободно отпускать за пределы поместья, не боясь, что местные первородные убьют и съедят его. Чувствуя приближение войны, первородные стали стекаться в свой мир, ища здесь защиты и покровительства Дерин, так что Сад перестал быть таким уж скучным местом. Вокруг главной площади открывались ресторанчики, которые до этого не работали за неимением клиентов, даже старый парк аттракционов возобновил свою деятельность. Правда, туда ребята всё равно не ходили — аттракционы, мягко говоря, были здесь совсем уж необычные. Чего стоила только «Комната пыток дядюшки Томаса» – аналог комнаты страха у людей. Они сели за дальний столик у камина. Милая официантка из семейства Ноэля предложила им новое блюдо от шеф-повара, но ребята вежливо отказались — пробовать что-то новое в этом мире было делом небезопасным для человека и недообращённого вампира тоже. Поэтому они, как и всегда, заказали два стейка средней прожарки, напомнив, чтобы никакой человечины, и по пинте пива. – Она ведь обещала помочь ему с этим справиться, – Пауль смотрел на огонь в камине, который всегда горел и никогда не грел. – Раз обещала, значит поможет, – Михаэль откинулся на спинку стула и взглянул на потолок, увешанный скелетами различных животных. Как странно, что подобное зрелище больше не вызывало у него отвращения, и он даже научился видеть в этом красоту — красоту смерти. – Ты говорил с ней? – Мы не разговариваем, – нехотя признался Миха, одним глотком осушая бокал. – Почему? – Пауль удивлённо взглянул на него. – Я сказал ей кое-что. – Ну, ты всегда говоришь, что первое в голову придёт, она ведь знает об этом, – улыбнулся Пауль. – Я сказал кое-что очень личное, – Михаэль наконец посмотрел на Пауля, и по его глазам гитарист понял, что всё намного серьёзнее. – Что же ты сказал? – Не важно, – Миха покачал головой. – И тебе лучше держать своё любопытство при себе, хотя бы ради Тиля. Пауль вздоргнул. Они ни разу за это время не говорили о Тиле. Может, Миха стал немного тактичнее, обратившись в вампира. Он не упоминал о Тиле и часто одёргивал Тойфеля и Алекса, если те пытались завести о нём разговор. Может быть, он просто понимал, как это тяжело не знать, что происходит с любимым человеком. И Пауль был благодарен ему за это. Как раз тут им принесли заказ. И они отвлеклись на еду, стараясь даже не смотреть друг на друга. – Она убьёт его? – голос Пауль был почти бесцветен. – Я не знаю, – Михаэль задумчиво вертел вилку с кусочком мяса перед глазами. – Она становится другой. И мне кажется, я не хочу знать, кем именно. – Но ты знаешь. – Михаэль кивнул. – Он хочет ей помочь. – Ей нельзя помочь, – Миха положил вилку на тарелку, Пауль заметил, как дрогнули его пальцы, но он тут же сцепил их в замок. – Всё, что нам остаётся, это подчиняться её воле. И возможно, когда всё это кончится, мы сможем вернуть ту Дерин, что когда-то изменила наши жизни. Пауль кивнул, отвечать было не нужно. Им и правда больше ничего не оставалось, потому что история подходила к концу, всё должно было решиться в следующие несколько недель. И тогда они поймут, что и кого потеряли безвозвратно, а что ещё можно вернуть. *** Тиль наблюдал за рассветом, медленно растекающимся по улицам города. Он сжимал в руке письмо, которое должен был передать Дерин, но которое он никогда ей не отдаст. Он знал, что где-то там в Саду уже начался новый день, последний день для Алекса в роли человека. День, когда она не узнает, что ОСИ собралась отобрать у неё вновь. День, когда Пауль не узнает, что больше никогда не увидит Тиля. Тиль смотрел, как светлеет небо, как предрассветные сумерки отступают, чтобы, возможно, вернуться в свой родной край, где они царят вечно, предвещая никогда не наступающий рассвет и никогда не приходящую ночь. Он думал о том, как Михаэль пытается вновь и вновь найти в своём отражении себя, но не находит. Думал о том, как Тойфель, просыпаясь посреди ночи, слышит зов бездны, породившей его. Тиль думал о своих друзьях в последние минуты своей жизни. Выстрел прозвучал в рассветной тишине, окропляя новый день кровью невинного. За три часа до... Тиль добрался до бара почти за полчаса до закрытия, но не стал заходить. Он сидел в машине и думал о том, что сейчас творится в поместье Поль. Он пробыл там не так долго, как хотел бы, но это было потрясающе — это был не просто другой мир, это была другая эпоха. Даже не эпоха, это были эпохи, словно вся история вместилась в Сад, оставшись там навсегда. Эпоха Возрождения, дышащая искусством, и тёмные времена инквизиции — всё это могло уместиться в одной лишь комнате. Тиль очень жалел, что больше никогда туда не попадёт. Он смотрел на заходящую луну и думал, что Алексу сейчас много хуже. Он читал, что первое перевоплощение — это вообще настоящий ад. Хотя и последующие ничем не лучше. Дерин обещала помочь Алексу, хотя Тиль сомневался, что это возможно. Но помнил, что у Ди всегда было много тайн. Может быть, она могла даже больше, чем самое могущественное тёмное существо, коим она была. Тиль перевёл глаза на вход в бар. Какой-то мужчина среднего роста возился с замком. Тиль решил, что это — тот, ради кого Тиль сорвался посреди ночи, рискуя жизнью, потому что с рассветом амулет утрачивал почти всю свою силу, да и не мог спасти его от агентов ОСИ. Тиль вышел из машины, специально погромче хлопнув дверью, привлекая внимание незнакомца. – Здравствуйте, – окликнул он мужчину. Тот, наконец, вышел из тени козырька, и Тиль смог его разглядеть. Да, это был определённо нужный ему человек. Мужчине было за шестьдесят, даже где-то под семьдесят, возможно. Он был среднего роста, довольно крепкий для своих лет, подтянутый и прямо пышущий здоровьем. В седых волосах проскальзывали тёмно-каштановые пряди, густые тёмные брови выдавали в нём человека недюжинной воли. Тиль впивался взглядом в его лицо, цепляясь за каждую черту. Он так боялся ошибиться, спутав этого мужчину с тем, о ком думал так долго. Но эти глаза цвета металлики, эти тонкие, чётко очерченные губы... – Доброй ночи, герр Линдеманн, – мужчина протянул Тилю руку, – я на самом деле совершенно никто, но Дерин часто со мной делилась своими переживаниями. Знаете, юные девушки любят откровеничать со старыми барменами, годящимися им в дедушки. Но мы ведь оба знаем, что она не совсем та, за кого себя выдаёт. – Тиль только кивнул, наконец принимая рукопожатие. Ладонь у мужчины была сухая и шершавая. – Нам с вами предстоит о многом поговорить. Но для начала, не представитесь ли? Старик ударил себе ладонью по лбу и широко улыбнулся, обнажая короткие, едва заметные клыки. – Джейсон Мэй, можно просто Джей. «Джейсон Мэй, – думал Тиль, смотря этому человеку прямо в глаза, – человек, который разрушил всё». *** Алекс пребывал в бреду почти постоянно, но иногда сознание возвращалось к нему, и он звал на помощь, в ответ лишь слыша эхо, отражающееся от каменных стен и улетающее вверх, где оно разбивалось о потолок, которого в этой тьме было не различить. В эти мгновения Алекс думал о том, что смерть куда приятнее, что вынести это невозможно. Он хотел крови и рычал, как зверь, бросаясь на тень, мелькавшую иногда за решеткой его темницы. Он плакал, как дитя, моля о пощаде. Тень появлялась и исчезала. Он снова впадал в забытие. * Когда Пауль ушёл, Кристиан подошёл к Алексу и тихо прошептал, смотря ему в глаза: – Спи. – И Вессельски тут же отключился. Кристиан с трудом представлял, каково это — ломать своё тело и дух раз за разом, как держать зверя внутри себя ежесекундно. У Криса было собственное чудовище внутри, но оно ворчало, лишь когда он слишком сильно злился. Любой оборотень был зверем по природе, и, чтобы быть похожими на людей, им приходилось подавлять себя постоянно. Многие, как Ноэль, даже не выпускали свою сущность наружу, даже иногда, боясь не вернуться в человеческое обличье. Крис жалел Алекса, но помочь ему не мог. Никто не мог. Он провёл ногтем по лбу Алекса, шепча заклинание. Это должно было отсрочить его страдания хотя бы ещё на два часа. Затем Крис застегнул на шее Алекса железный ошейник, запечатав ещё одним заклинанием, взвалил его на плечи и понёс в подземелье, где Алекс и завершит свой путь человека, начав новый в облике оборотня или же навсегда покинув их. В подземелье, в одной из темниц, где когда-то он держал своих врагов и друзей порой тоже, Кристиан приковал Алекса цепями к стенам и, ещё раз проверив надёжность кандалов, ушёл, закрыв решётку. Он шёл не оборачиваясь, слыша, как зверь в Алексе начинает ворчать. Даже магия Криса не смогла помочь ему. Ди поджидала его на верху лестницы. Её силуэт чернел на фоне дверного проёма. Кристиан не спеша поднялся и застыл на последней ступеньке, глядя на дочь. – Ты правда сможешь ему помочь? – Кто знает, – она пожала плечами. – Ты не раздаёшь пустых обещаний. – У него есть выбор, он всё-таки был рождён человеком. Пусть выберет сам. – Не бросай его. Ди печально улыбнулась. Вблизи она выглядела совсем не такой юной. Кристиан ужасался при мысли, что она сейчас выглядит на сотни тысяч лет старше него самого. Такая бледная, измождённая, такая вечная. И пусть он тоже был вечен, его жизнь никогда не будет такой невыносимой. Он смотрел на неё, и ему хотелось обнять её и не отпускать, чтобы никакие беды больше никогда не тронули его дитя, чтобы её разбитое вдребезги сердце ничто и никто более не тревожил. Такая хрупкая, такая разбитая — его единственная дочь. Ди потянулась к нему, вцепилась дрожащими пальцами в лацканы пиджака и вдруг уткнулась ему в грудь, разрывадавшись. – Отец, отец... – шептала, захлёбываясь слезами. – Папочка, моё сердце разрывается от любви к ним, я снова ошибаюсь, снова... – В этот раз всё будет хорошо, хорошо. Они стояли на лестнице, он гладил её по голове, а она продолжала всхлипывать, пряча свою слабость ото всех и показывая её лишь ему. А там, внизу Алекс надрывал связки, крича от невыносимой боли * Алекс вдруг очнулся. Его взгляд упёрся в пол — он раскрошил каменные плиты когтями. Алекс уже не знал, кто есть — человек, или волк, или невообразимое чудовище, представить которое у людей не хватило бы фантазии. Он чувствовал, как изо рта его течёт кровь — горячая и сладкая. Он жадно сглотнул. В темнице было тёмно и тихо. Ничто не тревожило этой первозданности бытия. Алекс наконец понял, что висит на потолке. Он спрыгнул вниз и огляделся. За решеткой стояла девушка, смутно знакомая, расплывающаяся в кровавой дымке его взгляда. Алекс бросился к решётке, но цепи держали крепко, он бешено дёрнулся, зарычав. – Чего ты хочешь, зверь? – у девушки был бесцветный голос, он полупрозрачной дымкой тянулся от её рта к нему. – Кто ты? Девушка щёлкнула пальцами. И Алекс завыл от боли и ужаса. – Ты тень, – выдохнул он, когда пытка закончилась. – Ты помнишь, как кости твои хрустели, как кожа твоя натягивалась и рвалась? Помнишь, как мысли зверя сметали всё на пути, выскабливая твоё сознание от всего, что было до них? Девушка щёлкала пальцами, и он вспоминал, как ломалось его тело и его дух, как они корёжились, подобно металлу, скребясь изнутри. И, вспомнив, он узнал правильный вопрос. – Кто я? – Выбери, зверь. – Кто я?! – повторил он, снова пытаясь добраться до решётки. И снова эта агония. Воспоминания пронзали его тело пиками, проходили сквозь каждую клеточку. Он помнил Ноэля, смеявшегося над чем-то, его тепло. Помнил толпу, невообразимую толпу, скандирующую странное слово eisbrecher. – Я человек, – проскулил он, свернувшись на полу клубком. – Ты хочешь остаться им, Алекс? – Дерин прошла сквозь прутья и присела на корточки рядом с Вессельски, ласково гладя его по плечу. – Разве это возможно? – Нет. – Конечно нет. Мне ничто не поможет. И эта боль, эта боль сведёт меня с ума снова, и снова, и снова... – он заплакал, тихо поскуливая. – Я могу тебе помочь. – Я знаю, что нельзя. Я не дурак, я читал. – Читал он, – усмехнулась Ди, вытирая его слёзы подолом своего балахона. Она была похожа на мать, успокаивающую раненое дитя. В каком-то смысле она и была матерью. – Я могу убрать боль отсюда, – и она постучала ему пальцем по лбу, – стереть мысли зверя навсегда. Я не смогу прогнать боль из твоего тела, но со временем ты к ней привыкнешь. Все мы привыкаем, – она нежно ему улыбнулась. Алекс медленно встал, Дерин тоже поднялась. Сейчас она казалась ему такой одновременно маленькой и большой, такой беззащитной и всесильной. – Отец всех оборотней повелел... – Это уже не важно, – она улыбалась. Алекс едва дышал от страха перед ней. – Кто ты? – прошептал он. – Я нечто среднее между Никем и Ничем. – Кто ты? И в тот миг боль ушла, боль, что выедала его из его же головы. Она ушла. Навсегда. * Алекс проснулся в своей постели. Тело всё ныло, но это даже было в удовольствие. Больше не было боли и голоса, шепчущего из самых тёмных уголков его сознания. Был только Алекс, и у него было его собственное тело и собственные мысли. – Проснулся? Алекс повернулся на голос. Ноэль сидел на стуле у его кровати, сжимая в руке какую-то потрёпанную книжечку. – Давно ты тут? – Уже неделю, – в голосе Пикса звучало облегчение, и оно было таким явным, что Алекс рассмеялся: – Ты думал, я предпочту умереть? – Многие выбирали смерть, – Ноэль положил книжку на прикроватный столик и пересел на кровать. – Я бы выбрал смерть, будь у меня выбор. Алекс посмотрел в глаза Ноэлю. И услышал голос из самых тёмных уголков сознания Ноэля, не шепчущий — кричащий, не переставая и не затихая. Этот голос разрушал, высверливал дыры в сознании, но Ноэль латал их, год за годом, век за веком, не прекращая ни на секунду. – Я бы, наверное, тоже выбрал смерть, – больше не улыбаясь, ответил Алекс. – Но знаешь, Дерин... – но Алекс вдруг понял, что не должен этого говорить. Пусть знает он, и Михаэль, и Тило — пусть её дети знают, но не остальные. Не сейчас. – Что — Дерин? – Ноэль с любопытством глядел на Алекса, тот усмехнулся: – Любопытство сгубило кошку, вот что — Ноэль. И он закончил разговор, поцеловав Пикса. *** Михаэль поймал гонца на крыльце. Он собирался присоединиться к Паулю и Рене в саду, чтобы поиграть и попеть, когда какой-то паренёк с кроличьими ушами чуть не снёс его с лестницы. – Эй, поосторожней, – хватая его за плечо и останавливая, проворчал он. – О, простите меня, господин фон Поль, – низко кланяясь и мелко трясясь от страха, пробормотал парень. – Что? А, точно, – привыкнуть к новой фамилии было не так-то просто, особенно за такое короткое время. – Куда бежишь-то? – Срочное донесение для госпожи фон Поль, – протараторил гонец. – А ну-ка, дай сюда, – Миха теперь считал себя вправе быть в курсе событий. Парень замешкался, и Миха прикрикнул на него: – Сюда, я сказал. Бедный кролик чуть не подпрыгнул, поспешно всунул Михаэлю в руки листок и, продолжая низко кланяться, кубарем скатился по лестнице и побежал прочь. Михаэль улыбнулся, провожая его взглядом. Новая власть ему очень даже нравилась. Никаких тебе платоядных взглядов, презрение или благоговение, но без какого-либо хищничества. Михаэль усмехнулся и раскрыл листок. То, что он прочитал, было именно тем, чего так боялся Кристиан и он сам тоже. И снова эта дрожь, Михаэль смял листок в кулаке, подавляя её. Он теперь не человек, не слабое беззащитное создание, он больше не будет дрожать. И он сжал кулаки до побелевших костяшек. * В кабинете Дерин было шумно, но, когда он зашёл, все разом умолкли. Бросив на него короткий взгляд, Ди приказала всем выйти. Первородные поспешили покинуть кабинет. Как только дверь за последним закрылась, Михаэль прошёл прямо к столу Дерин и встал напротив неё. – Что-то случилось? – Пришло срочное донесение. Они не разговаривали уже почти месяц, с самого момента его пробуждения. Со стороны могло показаться, что всё в порядке, просто у Дерин было мало времени, но нет — она избегала его. И они оба это знали. – Насколько срочное? – Тебе решать. Дерин оторвала глаза от бумаг, которые до того изучала, и, наконец, прямо взглянула на Михаэля. Но он не дрогнул. Он не сделал ничего, за что бы она могла его наказать. Он сказал правду, которую они все боялись. – Тогда, может, ты расскажешь мне, что в этом донесении. Миха кивнул и достал из кармана лист. – Тиль Линдеманн застрелился вчера на рассвете, но его тело так и не было найдено. Мы подозреваем, что его забрали агенты ОСИ. Так же нам стало известно, что герр Линдеманн имел в ту ночь встречу с... Тут Михаэль прервался и посмотрел на Дерин. И так в последнее время бледная, она, казалось, побледнела ещё сильнее, но не от шока, нет — от злости. Он видел, как пульсирует тонкая венка на её виске. – Ну же, с кем он встречался? – спросила она, и голос её дрожал от ярости. Она уже знала, Михаэль это сразу понял, как только вошёл. Она знала. – Давай, назови имя, – она улыбнулась, и дрожь снова вернулась к нему — листок в его руках ходил ходуном, как он ни старался удержать его. – Имя, – она говорила спокойно, не повышая голоса, только понижая его градус до предельно низкой отметки. И Михаэль разозлился. На самого себя, на неё, на всех. Он унял дрожь и, смотря ей в глаза, сказал: – …Джейсоном Мэем.