Подо льдом

Позади приюта щетинился ржавым металлоломом пустырь, обрываясь осокой в тихую речку. Низкие берега её стягивал мост на сводчатых бетонных быках, а за ним начинался парк – чуть облагороженный кусок леса на окраине города со старыми аттракционами, синей раковиной эстрады, где летом устраивали концерты, и спортивным клубом. Я не раз видел его тускловатый сайдинговый блеск среди высоких клёнов, когда нас под надзором воспитателей выводили «погулять на природе». В тот осенний день я впервые пришёл в парк сам по себе, посчитав себя достаточно большим, чтобы слинять с приютского двора после уроков. День был чудо как хорош – солнечный, яркий, полный пряных запахов осени и невесомой паутины, что щекотным прикосновением оседала на коже. Речная чайка с резким ликующим криком проплыла надо мной в просвете крон, и я побежал за ней. Я бежал, пока к крику её не примешались другие – такие же звонкие, но человечьи. На утоптанной площадке, обнесённой пружинистой сеткой, играли в ристбол. Подростки – одни в алой, другие в синей форме – носились как угорелые, стаей шумных тропических птиц, вопя и ругаясь, а над ними шаровой молнией метался мяч, такой стремительный и резкий, будто повиновался не броскам, а собственной воле. Взлетал, падал, снова вспархивал в воздух – и вонзался вдруг в вертикальную окружность кольца. Игра ничуть не походила на ту кучу-малу, что бывало устраивали во дворе приюта. Пленяла яркостью и азартом, и я присоединился к редким зрителям. Парня из «синей» команды зажали двое «алых», выбили мяч, но своим передать не смогли, и жёлтый клубок, скакнув через сетку, покатился по земле – прямо к моим замурзанным кедам. - Эй, пацан! Кинь-ка мячик, - баском крикнули мне. Я нагнулся и поднял его. Мяч был чуть больше теннисного, но такой же ворсистый и жёлтый. Тёплый, будто живой. - Мальчик! Кидай сюда, - сердито сказал тренер, что следил за игрой с бровки. Я размахнулся и бросил. В кольцо. С двадцати метров. Мяч вошёл в него, как золотая нить в ушко иглы. - Ог-го! – выдохнул кто-то, и на мне скрестились удивлённые взгляды. Таким же изумлённым взглядом окинул меня тренер, когда на вопрос его я буркнул, что не играл прежде в ристбол. Всеобщее внимание смущало, но я не стал противиться, когда он взял меня за плечо и отвёл к зычноголосому здоровяку, под руководством которого упражнялись ребята помладше. - Палыч! Нашёл тебе нападающего. Принимай. Посмотрев, как я бросаю, и заставив сделать пару пробежек, Палыч вздёрнул бровь и изрёк: - Чтоб завтра в пять был на тренировке. Понял? Я подумал – и кивнул. Впуская ристбол в свою жизнь. Тот день я отчётливо помню до сих пор: липкую ласку паутинки, чаячий крик, солнечный просверк мяча. Два таких дня было у меня, которые разделили жизнь на – до и после, и это первый из них. До – осталась серая мгла, подкрашенная лишь фантазиями из книг, после – ровный свет, что пролил в мою жизнь жёлтый ристбольный мяч. Читать я любил по-прежнему, но – пусть сколько угодно кривятся высоколобые снобы – ристбол потеснил книги. Книжный мир был выдуманным, а ристбольный – настоящим: с ссадинами, усталостью, азартом и тем дивным чувством, что поёт в душе, когда находишь дело, в котором хорош. Я был хорош в ристболе. Внимание тренера, ревнивые взгляды сверстников и хлопки безымянных зрителей после моих бросков говорили об этом. Но, кроме отроческого самолюбия, в страсти моей к ристболу крылось и другое – чистая радость игры, когда звенит от криков воздух, отзывается бубенцами топочущих ног земля, а мяч золотом чертит синее небо. И пока длится игра, беспредельна гармония мира, объемля всё и всех, даже нелюдимого мальчика из приюта… Время шло. Я тренировался, играл. Игру мою выделяли всё больше - за техничность, скорость и, как говорили, «ум». Что это значит, не возьму в толк до сих пор: в такой стремительной нервной игре, как ристбол, некогда утереть пот, где уж тут думать. Я не думал, а просто видел лучшие направления атаки – вот и всё. Команда наша ездила на соревнования в соседние городки и нередко брала призы. Ребята бредили профессиональной карьерой. Даже те, кого после школы ждало тёплое местечко в фирме родителей, мечтали заключить контракт с ристбольным клубом. Что уж говорить про меня! Я скоро понял: если не хочу, чтобы сбылось брошенное в сердцах предсказание учителя, должен выбиться в профессионалы. В планах своих я не загадывал дальше провинциального клуба из второго-третьего дивизиона: лишь бы зацепиться, а там будет видно. Помыслы эти владели мной, когда однажды в начале лета мы получили приглашение на крупный турнир. Туда съехались юношеские команды со всего северо-востока страны. Ждали скаутов от многих клубов. Ребята делились надеждами, я же молчал, но внутри всё звенело тревогой. Если не теперь, то когда? Мне было пятнадцать – ещё год-другой, и если не смогу заключить контракт, о профессиональной карьере можно забыть. Город, где проходил турнир, - крупный областной центр, скользил мимо меня, будто в тумане. И только на стадионе – настоящем, «взрослом», непохожем на те площадочки, где играли мы прежде, - сознание вспыхивало прожектором, высвечивая ярко-зелёное пространство поля, шахматные фигуры своих и чужих, высокое кольцо с натянутой внутри перепонкой синего неба, что раз за разом разрывалась солнечным всплеском мяча. И табло – тоже впервые «взрослое» - помню. Имя «Янош Нойман» загорелось на нём восемь раз за три дня турнира. Мы заняли второе место, а я стал лучшим нападающим. Когда после последнего матча я вышел из раздевалки, в подтрибунном помещении меня уже ждали. Палыч, который сиял, как латунный чайник, и незнакомый тип в белой кепке. Тренер поманил меня, и сердце, застыв на миг от озарения, забухало. Кто же?! Что?! Второй дивизион? Третий? - Премьер-лига, - прогундосила белая кепка. – Юношеская команда «Алмаза». Проезд до столицы тебе оплатят. Ну как, по рукам? Рука моя подрагивала. Да вправду ли это?! Премьер-лига! Столица! «Алмаз»! Клуб не самый титулованный, но имя его было у всех на устах: новый владелец – помешанный на ристболе богач – поклялся, что команда возьмёт чемпионский кубок. Денег он не жалел, и «Алмаз» взорвал трансферный рынок, скупая игроков: взрослых и состоявшихся – и молодняк на перспективу, вроде меня. Мне дали месяц на обустройство дел. Месяц, чтобы сжечь мосты и броситься в неведомое. Но прежде чем это случилось, произошло ещё кое-что. Я встретил Липу.