Подо льдом

- Агния, - перебила она моё растерянноё: «Княжина…» - Просто Агния. Вы позволите? – Танцовщица проскользнула мимо меня в квартиру. Опомнившись, я схватил её за локоть. - Не так быстро! Откуда у вас мой адрес?! Его даже в клубе не знают. - При некоторой ловкости можно узнать адрес любого, кто делал заказы в службе рободоставки. Вы делали. - Допустим, но как вы вообще сюда попали? Воздушный въезд закрыт, внизу охрана. - Весьма учтивые кавалеры. Правда, почему-то обыскали без сканера. Но, узнав, что у меня встреча с кое-кем из обитателей высотки, выразили готовность помочь. Поведя шеей, Агния отбросила назад каштановый водопад волос. Даже без сценического макияжа, отсутствие которого поначалу и сбило меня с толку, она была из той породы женщин, что сводят обычных мужчин с ума. Чёткие пацаны из охраны, наверно, изошли слюной. Я же впал в бешенство: - Напрасное пронырство! Сейчас я возьму вас за шкирку и выброшу вон! - Разумеется, вы в силах это сделать, Янош. – Шафрановые глаза её полыхнули. – Но, быть может, прежде пожелаете узнать цель моего визита? Я поостыл. Не нападать ведь на женщину в самом-то деле. Меня мучил страх какой-то подставы, опасности для меня и Вадима. Придётся узнать, чего ей надо. - Ладно. Я вас выслушаю. Я не хотел пускать её в комнаты и, не обременяя себя хорошими манерами, провёл на кухню. Это было ошибкой. На столе всё ещё оставались следы чаепития. Выжранная вазочка с печеньем, фантики от конфет и чашки. Две. Агния взяла одну и, повертев в руках, подняла на меня свои невозможные глаза. - Я знаю вашу тайну, Янош. - От её слов в желудке образовалась пустота. – Вашу и Вадима Абакумова. Вспомните об этом, если вдруг решите растрезвонить мою. - Нет у меня тайн! А ваших я и подавно не знаю! - Я вам их поведаю, - ответила она. Увидев, что я вот-вот взорвусь, вскинула тонкие руки в жесте примирения. – Янош, я неопасна. Вы интересуете меня сугубо в качестве посредника. Мне необходимо передать важные сведения в штаб прогрессистов, сама я этого сделать не могу по причинам, которые станут вам ясны. Сведения эти княжа Абакумова не обрадуют, но уверена, он предпочтёт их знать, чем наоборот. Я перевёл дух. Всего лишь политика. Я не доверял Агнии, но единственным разумным вариантом было вытянуть из неё всё, а потом передать Абакумову, чтобы тот сам решал, где тут правда. Взяв себя в руки, я предложил ей сесть. - Чай или кофе? - Виски, - сказала она. Виски в абакумовском баре не нашлось. Я приволок бутылку коньяка, с грехом пополам открыл и, налив, подал ей. Уселся с другой стороны стола. - Так в чём дело? - Лига готовит кровавую провокацию, что может весьма печально отразиться на итогах выборов. - Откуда вы знаете? - Из первых уст. От Гедимина Тракая, - сказала она и умолкла, вертя бокал. Недостойная мыслишка о том, что может связывать пожилого банкира с модной танцовщицей, ещё не успела оформиться до конца, когда Агния, подняв твёрдый взгляд, произнесла: - Точней от его супруги. Впрочем по возрасту она годится ему во внучки. Мы с ней встречаемся. Да, вы поняли правильно. Теперь вы знаете мою тайну, Янош. - Она залпом осушила коньяк. - Я вынуждена вам открыться, чтобы убедить в достоверности сведений. Но ни при каких обстоятельствах моё имя и имя Бланки Тракай не должно быть связано с утечкой информации. Поэтому посредником будете вы. Я её понял. Получив сведения от меня, Абакумову придётся молчать об их источнике, как могила, иначе он разоблачит нашу связь. Что ж, умно. Не теряя времени, Агния выложила, что знала. Высокопоставленный хранитель не имел обыкновения откровенничать с женой, но на днях та услышала разговор между боссами пока ещё правящей партии, собравшимися в доме Тракая на неофициальную встречу. Впервые за долгое время исход выборов неясен. Было решено во время митинга прогрессистов устроить заваруху со многими жертвами, чтобы подорвать репутацию прогрессистов и создать повод для закручивания гаек. - Их власть под угрозой, и они пойдут до конца, - сказала Агния. – Это война, а что за война без крови. Бланка была очень напугана и рассказала всё мне. - Она в курсе, что вы решили передать информацию прогрессистам? - Бланка сама попросила меня это сделать, не засветив её имя. Она далека от политики, но считает, что если ничего не предпримет, эта кровь будет и на её совести тоже. - Допустим, я вам верю. Но вам-то это зачем, Агния? Она подалась ко мне, положив руки на стол. Широкие манжеты блузки расплескались вишнёво-красным. - Бланка – моя любовь, а танцы – моя жизнь. Если Бланка уйдёт ко мне, Тракай меня уничтожит. Я лишусь любых приглашений, мне останется разве что отплясывать в придорожных кабаках, да и то сомневаюсь. Мне надо, чтобы охранышы с треском проиграли, чтобы Тракай потерял своё влияние, чтобы мы с Бланкой больше не прятались по углам, а наконец были вместе. Вот зачем, Янош, - Агния перевела дыхание. А она не из робкого десятка, с невольным уважением подумал я. Агния разработала план, как передать сведения прогрессистам, не подставив при этом свою любимую, и провернула его. Похоже, игра с огнём была её коронным номером не только на сцене, но и в жизни. - Вы дали маху. – Мои слова заставили её вздрогнуть. – Насчёт меня и Вадима Александровича. Я в самом деле раскатал на него губу, но взаимности не нашёл. Между нами ничего нет. Однако если то, что вы рассказали, правда, то это крайне важно. Я передам ваши слова по назначению. - Ничего иного мне и не надо, - ответила Агния, вставая. Я тоже поднялся, чтобы её проводить. В дверях она вдруг застыла, вглядываясь в меня с какой-то хмурой растерянностью. - Вы повзрослели, Янош. Не только внешне, но всё равно ужасно юны. Мне стыдно втягивать вас в эти опасные игры, но что поделать. Примите совет от сестры по несчастью. Не стоит твердить, что между вами и Вадимом Абакумовым ничего нет. Чем чаще отрицать, тем меньше веры. Кроме того – можно ведь и накаркать. Сказав это, Агния растворилась в ночи, а я вдруг остро ощутил глухую тишину, что переполняла пустые тёмные комнаты. Откуда-то выползла Серая и принялась с мяуканьем тереться у ног, недовольная, что её забыли. Я взял кошку на руки и, прижав к себе, вернулся на освещённую кухню, пытаясь совладать с тревогой. Похоже, Агния не врёт. Чудо, что до сих пор не было жертв. Больницы трещали по швам от раненых и покалеченных во время беспорядков, но пока обходилось без смертей. Парень из прогов навернулся, скача на парапете, и раскроил себе башку, но то был несчастный случай. Что-то будет, когда протестующих повезут не в полицейские участки и больницы, а в морги. Та давняя гражданская война, в которой когда-то напрочь вырезали «алую сотню», тоже началась с расстрела демонстрации. Меня охватило болезненное головокружение. До сих пор смерч политики бесновался где-то рядом, не задевая меня. Теперь же я волей-неволей был вовлечён, и мне стало жутко, но какая-то глупая и безрассудная часть меня хотела, чтобы слова Агнии оказались правдой. Чтобы я мог принести Абакумову важные вести. Чтобы тот понял, я лучше Енотика. - Дамы жгут, - задумчиво произнёс Абакумов, выслушав меня. Я позвонил ему рано утром, чтобы застать дома. Я боялся, он выбранит меня или, наоборот, обсмеёт, но Абакумов отнёсся очень серьёзно. – Знаю Агнию. Одарённая танцовщица. На людях строит из себя вечную женственность, но характерец такой, что об него ножи точить можно. Признаться, на Бланку внимания не обращал. Думал, блондинка во всех смыслах. Н-да, чужая душа - потёмки. Тракай, значит, теперь с рогами, - хохотнул он, но тотчас умолк. - Что ты об этом думаешь, Вадим? - Смахивает на правду. Мы ждали от охранышей чего-то такого. Я смогу сообщить это в штабе, не раскрывая источник. Из-за нарастающих беспорядков мы и так собирались сократить публичные мероприятия, теперь отменим совсем, кроме последнего митинга перед самыми выборами, и усилим меры безопасности. Эти сведения на вес золота. Я ждал похвалы, но вместо этого Абакумов сказал: - Мне чертовски не нравится, что Агния вычислила тебя так скоро. Конечно, она умная баба, но раз смогла она, значит, смогут и другие. Это всё становится слишком опасно. Мы поговорили ещё немного, но Абакумов будто ушёл в себя, мысли его витали далеко. Я понимал, ему есть, о чём тревожиться. Когда мы стали прощаться, у меня вырвалось: - Я скучаю по тебе, Вадим. - Скучаешь? – он непонятно напрягся. – Мы виделись вчера. - Ну и что. Я хочу видеть тебя каждый день. - Ясно, - сказал Абакумов после паузы. – Я тоже по тебе скучаю. Пока. Несколько дней прошли, как обычно. Если хоть что-то обычное ещё оставалось в этой жизни, что пуще прежнего кипела от гражданских страстей и небывалого зноя. Тренироваться приходилось с охлаждающими пушками вокруг поля, и всё равно было худо. Парни стали молчаливы и раздражительны. Равич цапался со всеми подряд. Ристбольные фанаты всегда были политизированы, тот же «Алмаз» считался оплотом прогов. Поползли слухи, что чемпионат в этом году отменят, чтобы не лить масло в огонь бунтов и беспорядков. Но в свой срок, где-то за неделю до выборов, основной состав «Алмаза» повезли на встречу с журналистами, что по традиции проходила перед началом сезона. - Как живётся, иудушка?! – гаркнул кто-то из оравы болельщиков в ярко-синих шарфах «Алмаза». Каждого игрока, выбиравшегося из авиабуса и нырявшего в двери пресс-центра, встречал восторженный рёв фанатов. Меня – свистки и оскорбления, которые лишь с опозданием и не до конца заглушили вялые хлопки. Я не повёл и бровью, но внутри всё забурлило. Значит, Абакумов с его «реформой справедливости» теперь герой, а я – предатель, что едва его не подставил. Как бы они озверели, если б узнали, что их провели и на самом деле мы вместе. «Становится слишком опасно», - всплыло вдруг в памяти. В пресс-центре, где собрались акулы пера из спортивных изданий, меня ждало ещё одно, более изощрённое испытание. Скорей всего - потому что встреча с прессой накрылась тазом, едва начавшись, и совсем не по моей вине. Мы с парнями ещё рассаживались на небольшом возвышении, когда головы стали поворачиваться в сторону высоких выходящих на улицу окон, за которыми что-то происходило. Одни болельщики «Алмаза» почему-то бросились наутёк, другие – торопливо выламывали прутья из металлического ограждения. «Что там такое?» - пробормотал кто-то. В этот момент снаружи донёсся нарастающий рёв, будто накатывала волна, и из переулков хлынула толпа молодёжи в чёрных майках, мгновенно сметая фанатов «Алмаза». Несколько болельщиков упали, закрывая разбитые в кровь лица. В оконное стекло второго этажа, где мы находились, полетели булыжники. Ударопрочное стекло выстояло, но пошло трещинами. Выйдя из оцепенения, все вскочили на ноги и я тоже, охваченный первобытным чувством угрозы. - Уводите игроков! – крикнула тренеру полицейская с нашивками офицера, пробившись сквозь толпу. – Через чёрный ход. Ваш авиабус там. Без подкрепления нам их не отбросить. Когда мы выбегали в общей толпе, в помещение уже врывались первые из черномаечных. Я оглянулся на миг и поймал белый от бешенства и в то же время совершенно ледяной взгляд худого парня с бледной кожей. Мне показалось, это был Терьер. - Ё-моё, да что же это такое?! - ругань капитана пробилась через нервный гомон в салоне авиабуса, под завязку забитого игроками и прихваченными с собой журналистами. Мы на всех парах неслись прочь от здания, к которому в вое сирен пикировали глянцево-чёрные машины с полицейским спецназом. – Чистильщики оборзели в край. Их-то кто б зачистил, а не то добром это не кончится. Я кусал губы от тревоги. Неужто это и есть та самая провокация? Чистильщики вечно досаждали властям, но ходили упорные слухи, что Лига их покрывает. Как всё по-дурацки. «Реформа справедливости» в интересах этих парней и девиц-оторв из бедных предместий, но они люто ненавидят прогов, считая тех извращенцами. Я не знал, был ли среди этой дикой стаи Марек, но вдруг вспомнил его угрозу «выпустить кишки» Абакумову и по-настоящему испугался. - Всё в порядке, - сказал Абакумов по телефону, когда перестал на чём свет стоит крыть полицию, допустившую побоище у пресс-центра. – Теперь да. Думаю, это то, о чём предупреждала Агния. Похоже, из-за отмены наших мероприятий охранышам пришлось устроить нападение на связанный с партией «Алмаз». Без двурушничества тут не обошлось, но в полиции есть и наши люди, спецназ прибыл вовремя. Я уже знал, что куча чистильщиков оказались за решёткой, в том числе Терьер. Один полицейский погиб, получив удар ножом. Этого было недостаточно, чтобы вводить в столице чрезвычайное положение и отменять выборы. Казалось бы, всё разрешилось, но сердце было не на месте. - У меня охрана, как у министра, - фыркнул Абакумов. – Когда мы придём к власти, первым делом закопаю этих чесоточных утырков, из-за которых ты подвергся опасности. Абакумов велел мне не высовываться, кроме как на тренировки, и неожиданно пообещал, что приедет. Завтра вечером, в четверг. Выборы были назначены на воскресенье, и я даже не надеялся увидеть его прежде их окончания. После того разговора о визите Агнии он честно звонил мне каждый день, но, занятый своими делами, был каким-то отчуждённым. Тем сильней я теперь обрадовался. Впрочем, рановато. - Пора решать вопрос с квартирой. – Абакумов нагрянул весь из себя деловой. – Ты здесь живёшь, а записана она на меня. Это опасно, надо спрятать концы в воду. Подпиши вот это, Янош. Я пробежал глазами бумаги. Договор, по которому я покупал квартиру у какого-то левого чувака. - Это многоходовка, чтобы скрыть моё имя, - объяснил Абакумов. – Платить тебе не придётся. Считай это моим подарком. Сколько тебе можно без своей крыши над головой мыкаться. Подарок был царский, но как-то меня покоробил. Квартира была мне совсем не по душе. Я обжил только кухню и спальню, а в остальных комнатах всё ещё ухитрялся плутать. Единственное, что мне тут нравилось, это то, что квартира была абакумовской. Теперь эта ниточка порвётся. Но понимая необходимость, я поставил подпись. - Я верну тебе деньги, Вадим, - сказал твёрдо. За победу в чемпионате причиталась нехилая премия. - Расплатишься натурой, - криво улыбнулся Абакумов. Затем он, будто укушенный, принялся носиться по комнатам, наставляя меня, как пользоваться бытовыми роботами. Въехав, я так с этим и не разобрался. Абакумов выволок на свет божий уборщиков и осьминога-«мажордома», показывал режимы. «Янош, не смотри таким пустым взглядом, а запоминай, - психовал он на ровном месте. – Я не могу опекать тебя вечно». Серая, напуганная суматохой, куда-то спряталась, и я испытывал желание сделать то же. Когда Абакумов велел проверить голосовой интерфейс, у меня невольно вырвалось: «Погасить свет!» Золотисто-жёлтое сияние, освещавшее спальню, тотчас послушно истаяло в ровной бархатной мгле. Не стало видно ни зги. Затем я различил над головой россыпь серебряных искр – звёзды в потолочном окне. - Гляди, Вадим! Какое-то созвездие. – Я нащупал край кровати и лёг, вытянувшись во весь рост, чтобы было удобней смотреть. - Это не созвездие, - после паузы ответил из темноты Абакумов. – Это осенний треугольник. Вега, Денеб, Альтаир. Кровать прогнулась, когда он опустился рядом. Мы лежали молча, глядя ввысь. Затем сильные руки обняли меня и притянули ближе, окутав тонким запахом чабреца. Абакумов будто наконец-то расслабился, сбросив непонятное напряжение. Сказал с какой-то усталостью: - Нескладно выходит, Янош. Вот, допустим, выиграем мы выборы, проведём реформу, разрешим браки для всех. Казалось бы, лепота. Мы с тобой могли бы тогда жить открыто, появляться на людях, вступить в брак. Ну, чего хихикаешь, это важно. Могли бы. Будь ты хотя бы на год старше, чем есть. Я сглотнул. Нашу связь «взрослого с несовершеннолетним» рано разоблачили, закрыв будущее. Вот Енотик, когда-то взбунтовавшийся против жизни в чулане, теперь мог бы получить своё. - Не хочу на год, - сказал резко. – Хочу на десять лет. Чтобы встретить тебя тогда, когда ты был просто стажёром в научном центре. Когда всем на свете была до лампочки твоя личная жизнь. Мы бы познакомились, ты бы изобретал того робота для Европы, а я играл в ристбол. Вот было бы чудесно. - Европа… Столько воды утекло. - Воды там будь здоров. – Я приподнялся на локте, всматриваясь в желтоватое пятнышко Юпитера, которое мне когда-то показал Абакумов. – Я читал, на Европе ледяная кора в сто километров. А под ней – ещё сто километров океана. Марианская впадина всего-то одиннадцать. Это же целый огромный мир, про который никто ничегошеньки не знает. - Свет! – вдруг скомандовал Абакумов, вставая. Сияние брызнуло в глаза, и я зажмурился от неожиданности. Потолочное окно стало непроглядно чёрным, звёзды исчезли без следа. - Ничего там нет, под тем льдом, - сказал он, глядя на меня сверху вниз. – Тёмная пустая вода, как везде. Я сел, скрестив ноги. - Что с тобой, Вадим? - Со мной ничего. Беспокоюсь перед выборами. - Только это? Абакумов дёрнул плечом, отворачиваясь. - Ну, не сердись, Вадим. Я понимаю. Не покидайте меня, княж будущий министр! - попытался я пошутить, схватив его за руку. В лице его что-то дрогнуло, он не рассмеялся, но вдруг наклонился и пылко меня поцеловал. Затем мягко толкнул, заставив лечь на спину. С немым вопросом положил руку мне на резинку штанов. Ну, наконец-то! Я приподнял бёдра, помогая ему меня раздеть. Почему-то Абакумов не стал бросать мою одежду на пол, а тщательно укладывал на стуле. Том самом, на котором в прошлый раз меня отшлёпал. Я задышал чаще, покрываясь гусиной кожей. Сняв с меня всё, Абакумов окинул меня долгим взглядом. Лёг сверху, в чём был. В костюме, галстуке и с металлической полоской часов на запястье. Ткань его пиджака защекотала голую кожу. Секс вышел какой-то странный. Абакумов делал всё, как я люблю. Навалился всей тяжестью, держал крепко, двигался глубоко и мощно. Но когда мы уже со всего разбегу неслись к краю, вдруг сбавил темп, а потом и вовсе застыл на мне, тяжело дыша. Разогнался и снова остановился, доводя до умопомрачения. Я боролся и бился в беспамятстве, когда он наконец дал нам обоим разрядку. - Ну, и что это было, Вадим? – спросил я, отдышавшись. Оргазм был очень сильный, но какой-то мучительный, с горчинкой. - Я хотел подольше. - Стайер, блин. Пока я валялся без сил, Абакумов, встав, привёл себя в порядок. Запнувшись, поднял с пола мой рюкзак, из которого торчала грустная рожица шарокота. Я спрятал его там от погрома, что устроил Абакумов, да так и забыл. Шарокот мигнул индикатором, муркнул и утих, разрядившись. - Надо его подзарядить, а заодно и перепрограммировать. – Оживившись, Абакумов уселся на край кровати, разложил на коленях свою «салфетку» и, подсоединив к компьютеру шарокота, взялся увлечённо стучать по клавишам. Я завернулся в простыню и подполз к нему. Будто бы чтобы смотреть, а, на самом деле, чтобы быть ближе. Бросив на меня короткий взгляд, Абакумов сдвинул «салфетку», чтобы я мог положить голову ему на колени. Закрыв глаза, я прижался щекой к ткани его брюк, чувствуя, как широкая ладонь ерошит мне волосы. Печатать одной рукой Абакумову было неудобно, но он не переставал гладить меня, когда набивал команды, бормоча себе под нос: - Тэкс, часы, будильник, навигатор. Сделаем-ка ещё голосовой интерфейс. Скажи что-нибудь, Янош. – Тёплые пальцы почесали мне макушку. - Я тебя люблю, - само сорвалось с губ. Пальцы его застыли. - Готово. Шаробот запомнил твой голос, - сказал Абакумов чужим тоном и убрал руку. Я не находил себе места от смущения. Увидев, как Абакумов, поднявшись, раскладывает по карманам мелочь, спросил: «Уже уходишь?» - Надо подготовиться к завтрашнему выступлению, - ответил он, не поднимая глаз. На завтра у прогрессистов был назначен митинг. О грандиозном мероприятии на площади у Дворца парламента, последнем перед воскресными выборами, сообщали все электронные афиши столицы. Несмотря на то, что провокация охранышей лопнула, меры безопасности были на высоте. «Алмаз», как связанный с партией прогов, позвали на митинг, и всем игрокам, кто счёл возможным пойти, выдали особые пропуска. - Тебе туда нельзя, Янош, - сказал Абакумов. – Люди увидят тебя, вспомнят про скандал. Останься дома. - Как скажешь, Вадим. Позвони мне потом, ладно? - Непременно. – Он обхватил моё лицо ладонями и крепко поцеловал. Тёмно-карие блестящие глаза его оказались напротив моих. – Прощай, рыженький. Когда я проснулся наутро, всё стало каким-то другим. Жара по-прежнему давила, но задул ветер, такой сильный, что вздымал сухие листья выше моей высотки. Тренировку ради митинга отменили, и можно было без помех копаться в себе. Какого чёрта я вчера рассиропился. Пусть я сказал от души, но есть вещи, которые, будучи произнесены вслух, звучат пафосно и глупо. Наверно, поэтому Абакумов и промолчал. И всё же мог бы хоть что-то сказать в ответ, а не отмораживаться, будто чурбан. Нет, зря я на него гоню. Абакумов уже сто раз высказал своё ко мне отношение, поступками и действиями. Квартиру вот подарил. Я обвёл взглядом пустые комнаты, по которым слонялся. Ага, чтобы его не уличили в связи со мной. Мысли крутились по кругу. Я то валялся на кровати, то бродил по квартире не в силах себя занять. Серая с вопросительным мяуканьем таскалась за мной по пятам. День шёл к вечеру, когда по нервам ударил звонок. - Абакумов будет на митинге? – не утруждая себя приветствием, выпалила Агния. Мы тогда обменялись с ней телефонами, но она позвонила мне в первый раз. - Ещё бы. Он главный номер программы. – Я посмотрел на часы. Митинг должен был вот-вот начаться. - Прогам стоило бы досидеть до самых выборов тихо. - Зачем? План охранышей провалился. Они сдались. - Полагаете? – Агния дышала в трубку. – Я говорила с Бланкой. В последнее время она боится Тракая до ужаса. Трещит перед ним, лишь бы тот ничего не заподозрил. Он уходил куда-то, а она возьми да брякни: сегодня-то, мол, пятница, тринадцатое. Тракай сказал: сегодня сентябрьские иды. Она не знала, что это. Спросила: тоже что-то плохое? Тот рассмеялся: это уж кому как, деточка, кому как. - Иды, Янош, это… - Я знаю, что это. В мартовские иды убили… - я осёкся. – На что вы намекаете? - Вопрос в том, на что намекал Тракай. - Чушь! Вы делаете из мухи слона! Охранышам нет смысла преступать закон, потому что выборы им уже не отменить. - Они могут их отменить. Будут иметь законное право, если с главным кандидатом от прогрессистов что-то случится. Если Абакумова убьют, - чётко произнесла Агния. Трясущимися руками я набрал номер. Гудок за гудком, и никакого ответа. Я тяжело навалился на косяк двери, широко открытыми глазами глядя в пустоту. Затем вне себя бросился к авиетке.