Исповедь

Анкету-заявку ему дали в школе. Не ему одному, конечно. Всем, кто хотел заполнить. Даниэль захотел. Заполнив анкету, можно было попасть на собеседование, а потом и на кинопробы и получить роль в детском сериале. Эпизодическую или даже одну из главных. Детей для съемок подбирали в гимназиях и 5-6-х классах начальной школы. 11-14 лет. Даниэль был еще четвероклассником, но учительница по истории искусств, которая в их школе руководила раздачей анкет, к нему благоволила. Поэтому дала заполнить и ему. В виде исключения. Правда, он выглядел гораздо старше своих лет, был почти самым высоким в классе. Да и внешностью, прямо сказать, его Бог не обидел. К тому же в католической школе он перескочил через один класс и мог формально считаться пятиклассником. Хотя в той школе анкет не раздавали. Но их вообще раздавали не в каждой школе, а только в тех, что на хорошем счету и с разными художественными уклонами. Для успокоения совести Даниэль сначала подробно расспросил, что за кино-то? Может, какое-то такое… с которыми лучше дела не иметь? Учительница была не особо в курсе. Знала только, что детское и сказочное... Или фантастическое. Это Даниэля не успокоило, но все, что учительница смогла добавить, это только то, что кино по книге. И сказала название. Нужной книги в библиотеке приюта не оказалось. Были другие книги того же автора. Даниэль на всякий случай решил почитать, и с первых же страниц понял, что книга эта очень взрослая, и ему о таких вещах читать еще рано. Правда, все равно прочитал почти половину. Потому что все было понятно и интересно. Только вот он не был уверен, что хочет сниматься в таком... Но, может, для детей было написано иначе?.. Нужную книгу он взял в городской библиотеке и прочитал очень быстро, но понял там далеко не все. Это было нестрашно, он и в «Трех мушкетерах» не все понял. Ему показалось, что и эта книга была взрослой, то есть написанной для взрослых. Не потому, что там упоминалось о сексе и разных взрослых делах, хотя и упоминалось-то вскользь, а потому что там было много таких слов и рассуждений, которые считаются слишком умными. То есть такими, какие детям все равно не понять. Так взрослые разговаривают только между собой. И хотя понять было не так уж сложно, но странно было читать такое в книге для детей. То ли автор ошибся и написал все-таки для взрослых, то ли просто не считал детей такими уж глупыми. А так книга была действительно детская, про всякие школьные дела… И еще действие там происходило в приюте. Даниэль сначала напрягся, он привык, что когда пишут книги про сирот, расписывают всякие ужасы. И при этом пишут полную ерунду, какой, в отличие от ужасов, в приютской жизни просто не бывает и не может быть. А если и не про ужасы, то тогда мерзко все рассусоливают: про бедных сироток, заботливых воспитателей и добрых приемных родителей. Но здесь не было ни ужасов, ни рассусоливания. И вообще о том, что жизнь приютская, упоминалось нечасто, просто приют нужен был для сюжета. О том, что действие происходит не в обычной школе, напоминало только изредка проскальзывающая в словах и мыслях главной героини тоскливость по чему-то, все равно чему, СВОЕМУ. Чему-то такому, чему в приютской казенщине нет места. И, в конце концов, она это находит. Нет, она не обретает внезапно любящую семью, как в святочном рассказе, но находит друга и кроме того – свой Путь. Как бы там ни было, в кино по такой книге не могло быть ничего плохого. Поэтому к анкете и ответам на вопросы Даниэль подошел очень ответственно, хотя и не ощущал в себе особого желания сниматься в кино. Но вот вопросы... Некоторые были вполне предсказуемыми. Например, про то, читал ли он книгу, по которой будут снимать фильм (читал!), читал ли другие книги этого автора (будем считать, что нет), кого из героев книги хотел бы сыграть… Тут он призадумался. Выбирать было особо не из кого, так как почти все герои были девочками или слишком взрослыми. Был, конечно, главный герой... Немного постарше, чем Даниэль, но по духу и мыслям казался ровесником. И над ним тоже смеялись и считали позером. Правда, ему-то было все же проще, думал Даниэль со смешанным чувством раздражения и зависти. С такими-то супер-способностями... И все-таки он постеснялся написать, что смог бы его сыграть. Поэтому осталось написать имя главного отрицательного героя. Правда, в книге ему было уже около 14-ти лет... но Даниэль слышал, что он сам выглядит уже на двенадцать. А где двенадцать, там и четырнадцать. Был там и вопрос о знании английского языка… Почему именно английского? Говорили, что фильм совместный, немецко-польский, а не английский. В этой графе Даниэль поставил жирный прочерк. В графе «другие языки» написал - немецкий и латинский. И, поколебавшись, добавил русский и испанский «со словарем». Русский он уже некоторое время изучал в школе как второй язык, хотя собственно выучить там нужно было только буквы. Был вопрос и про музыку, и про другие увлечения, и про любимые книги и фильмы, и много еще про что. Даниэль старался отвечать честно, а не так, как полагается. Хотя по некоторым пунктам был уверен – опять решат, что он выпендривается и строит из себя... Ну и наплевать. Но некоторые вопросы все же ставили его в тупик. Например, этот – «хотели бы вы быть актером»? Странный вопрос. Наверно, надо было ответить нет, и это было бы честно... Потому что он и правда не хотел, не думал об этом… Но разве «не думал» и «не хотел» это одно и то же? Даниэль задумался, а хочет ли сейчас? Если да, то это желание не могло же возникнуть прямо вот так, сию минуту, значит, он хотел и раньше. Но откуда он может знать? Кино он не так уж часто смотрел. До сих пор предпочитал мультики. В театре если и был, то только на очень уж детских спектаклях, которые ему казались глупыми, и несколько раз в опере. Там-то было здорово, но о том, как петь на сцене, он не особо задумывался. Петь необязательно в опере, петь можно где угодно. Актер - это немного другое. Актер - это… Он понял, что понятия не имеет, что полагается подразумевать под этим словом. Тот, кто играет на сцене? Он в некоторых школьных представлениях принимал участие, но потому что так полагалось, и в этом не было ничего особенного и интересного. Хотя нет, интересно было вместе с одноклассниками готовиться к ним, оставаться после уроков репетировать, это было весело и шумно, такие моменты запоминались, а сами выступления не особо… А сделать это своей профессией... Да как такое вообще можно считать профессией? Профессия - это ведь... Почти все равно, что Путь… И вдруг он вспомнил. Совсем отчетливо – кадр из того самого фильма. Берег реки, остекленевший взгляд, устремленный вникуда. Слезу, медленно скользнувшую по щеке. И сжавшиеся в безнадежном упрямстве губы. И снова ощутил всем телом тот озноб, который охватывал его всякий раз, когда он снова видел или хотя бы вспоминал об этом. И сердце застучало быстро и часто. Может, вот это и есть… То самое? Когда от одного твоего взгляда или движения сердца далеких и незнакомых тебе людей замирают, а потом начинают биться сильнее. Тогда это немыслимая дерзость, хотеть такого. потому что он все равно никогда не сумеет таким стать… Но сумеет - не сумеет, а хотеть ему никто запретить не может. И он написал - ДА. *** Даниэль представлял себе, что собеседование это что-то вроде экзамена в школе. И происходит оно в каком-нибудь зале или просторной комнате, где за длинным столом заседает специальная комиссия, а претенденты ждут в очереди в коридоре. Как позже выяснилось, он был не так уж далек от истины, но в тот самый первый раз все было по-другому. С ним говорила всего одна женщина, автор книги, по которой снимали фильм, она же сценарист и один из продюсеров фильма, как он узнал позднее. В ней было что-то толкиеновское, как ему показалось. Она была высокой, статной и грациозной, как эльфийка, но пышные золотистые волосы несколько портили впечатление – вились мелкими кудряшками, как у хоббита. Но в самый первый момент Даниэль разглядел не это, его внимание привлекло украшение на ее шее. Это был кулон, явно сделанный на заказ. Меч и кольцо. Совершенно точно такие же, как в фильме. Маленький меч висел на цепочке строго вертикально, и издалека его можно было принять за крест. Тем более он ослепительно сверкал в лучах солнца, тогда как кольцо казалось тусклым. Меч проходил сквозь кольцо, словно разрубая его. Даниэль так впечатлился этим украшением, что даже забыл поздороваться. Вспомнил об этом, только когда ему предложили сесть, смутился и сразу же разозлился. То ли на себя самого, что пришел сюда, непонятно зачем, то ли на сценаристку и других киношников за то, что устроили это дурацкое прослушивание. Хотя Джулия, как звали писательницу, его состояния, кажется, не заметила. - Как тебя зовут? – спросила она, и Даниэль подумал, что вообще-то ей полагается об этом знать. - Даниэль Болеслав Чиньски, - отчеканил он. Она улыбнулась. - Ого, как громко. А ты не думал взять себе актерский псевдоним для съемок? - Этого вопроса в анкете нет. - Вот потому я и спрашиваю тебя сейчас. Это звучало резонно, но что ответить, Даниэль не знал. К имени своему он, конечно, привык, но фамилия? Строго говоря, она даже не была его. Ему такую дали. - Мне мое имя нравится, - ответил он уклончиво. - Этого никто не выговорит. И тем более не запомнит, - сказала она, как будто его вопрос об участии в съемках был уже делом решенным. – Но ладно. Поговорим об анкете. Почему ты хотел бы сыграть именно этого героя? Даниэль уже думал об этом и был готов, что его спросят. И даже приготовил в ответ где-то слышанную или вычитанную фразу, что отрицательного героя играть интереснее. Правда, он не понимал как человек, наделенный хотя бы проблесками интеллекта, может такое говорить и тем более думать, но кто их знает этих актеров... Может, интеллект у них и не обязателен. В любом случае сейчас он так отвечать не хотел, потому что уже разозлился. - А кого еще-то? Не девочку же! - Бывает, мальчикам приходится и девочек играть… - заметила Джулия. - Это если больше некому, - возразил Даниэль. - Не обязательно. Бывает, просто у актера лучше получается женские роли. Такое и в наши дни бывает. Особенно в кино. - Это если получаются, - надулся Даниэль. – А из меня какая девочка. - Очень миленькая получилась бы. Это была уже явная насмешка. Даниэль стал смотреть в сторону, мысленно желая, чтобы его поскорее прогнали. - А почему не главного? – спросила Джулия. Даниэль и к этому вопросу был готов. И тут все-таки выдал заученную и опять-таки чужую фразу. - Я просто трезво оценил свои возможности. Джулия облизнула губы, словно стирая с них подступившую улыбку. - Ты считаешь, что не смог бы сыграть главного героя? - Может, и смог бы... Но только меня все равно на эту роль не возьмут. У меня ни опыта... ни связей. Джулия все-таки улыбнулась. - У тебя и в самом деле уникальная способность трезво оценивать возможности. Оказывается, не только свои, но и чужие. Но там не было вопроса, кого бы ты смог сыграть. А был вопрос, кого ты хочешь. Так хотел бы ты сыграть главного героя, если бы тебе предложили? - Да, - пожал плечами Даниэль. – Почему нет? Мне кажется, я про него все понимаю. Хотя я не все до конца понял в этой книге... - Видишь ли, - поспешно пояснила Джулия. – Это ведь не отдельная книга. А часть цикла. Хотя ее можно читать и как отдельную, но некоторые... Неясности могут возникать. В сценарии это будет учтено. Даниэль на тот момент не очень хорошо разбирался в таких тонкостях как сценарии и экранизации, но на всякий случай кивнул. Джулия снова покосилась на анкету. - Ты все прочитал, я вижу. - Да. - А... понравилось? Даниэль подумал, решив ответить максимально честно. - Да, только... Вот этот символ, роза и крест это слишком избито. - Там вроде нет ничего про крест. Даниэль смутился. - То есть кинжал... Который превращается в розу, а потом роза снова в него. Но ведь это почти одно и тоже. - Ну, если это самое плохое... то спасибо, - сказала она тихо. Даниэль спохватился, сообразив, что она-то собственно и написала эту самую книгу! Он вспыхнул и запоздало пробормотал: - На самом деле это красиво... И я про это так, случайно вспомнил. Просто потому, что у меня на обложке книги такая картинка... Но это слишком... Ну и… - он все же не удержался, чтобы не сказать это, - немного пафосно… Джулия посерьезнела. - В буквальном смысле или в переносном? Даниэль хотел ответить «в буквальном», но тут же сообразил, что в таком случае, его тут же спросят, как он понимает значение этого слова. А он вовсе не был уверен, что понимает правильно. Поэтому на всякий случай ответил: - В переносном. Джулия усмехнулась как-то зло. - Обычно когда люди употребляют это слово в переносном смысле, они просто говорят о том, чего сами еще не испытали. Следовательно, чем чаще человек это слово произносит, тем беднее и унылее его собственная жизнь… Так что ты не злоупотребляй им. А то составишь о себе неблагоприятное впечатление… Хотя ты еще маленький, тебе простительно... Но не будем отвлекаться... – она полистала анкету. - Ты правда знаешь испанский и русский? Даниэль не ожидал вопросов на эту тему, и смутился. - Пока не очень, но читать могу. - Английского ты, как я вижу, не знаешь... Но фильм совместный, и на первых порах знание испанского сойдет. Да и режиссер у нас испанец... Даниэль решил все же прояснить этот вопрос. - Я не очень хорошо говорю. У меня маловато практики... - Ну, практика у тебя в этом случае будет... - она снова покосилась на анкету. - «Что тебе нравится больше всего». Ты написал - месса. Это правда? Даниэль насупился. Он вообще не хотел этого писать! Но и врать в этом не хотелось. Получится, что он опять не решается выпендриваться, а поэтому трусит и врет. Но обсуждать это не стоило. Поэтому он ответил сухо. - Да, правда. Она не спросила почему. Он бы все равно не стал объяснять и, кажется, она это поняла. Просто сказала: - Понимаю. Я иногда могу прослушать несколько месс подряд... в один день. - Я тоже, - это у него вырвалось почти случайно. Джулия безразлично кивнула и снова уткнулась взглядом в анкету. - И петь умеешь, тут сказано… Играешь на чем-нибудь? - На рояле, но я пока только учусь. - А на флейте? - Совсем немного, - ответил Даниэль, удивившись, как она догадалась. - А на арфе? – спросила Джулия быстро. Даниэль оскорбился. - Это же девчачий инструмент! Джулия рассмеялась. - Ты, я посмотрю, консерватор. Но это даже хорошо... А можно еще один вопрос не из анкеты? Даниэль насторожился, но ответил утвердительно. - Тебе принципиально носить такие длинные волосы? Или для роли ты мог бы постричься? - Наверно... мог бы, - ответил Даниэль не очень уверенно. – Но там же... вроде у главного героя длинные волосы? - О, а ты все-таки хочешь играть главного героя? Даниэль снова надулся и не захотел отвечать. Противно, когда тебя ловят на слове. Джулия видимо, на этот раз его настроение поняла и больше вопросов задавать не стала. Попрощалась и сказала, что ему дадут знать, когда что-то решится. На этом собеседование закончилось. *** Джулия сказала, «дадим знать». Но как они дадут знать – позвонят или пришлют какое-нибудь уведомление? Да и пришлют ли… Вряд ли. К чему было затевать все это? Хотя если пригласили на собеседование... Кроме него из их школы никого больше не пригласили. Из разговоров он понял, что анкеты заполняли, может быть, тысячи подростков по всей Польше. Вызов на предварительное собеседование прислали, возможно, одному из сотни, а то и из нескольких сотен. А приглашение на настоящие пробы получат и вовсе единицы. Глупо было бы всерьез рассчитывать... Тем более, Джулия, кажется, смеялась над ним. Поэтому если его и пригласят, он, может, и сам не пойдет! Приглашения он не получил. И Джулия ему не позвонила. Она пришла в церковь. На мессу, как она сказала, и послушать, как он поет. Конечно, он ведь сам указал в анкете про церковный хор. Он уже знал, что в сериале предполагается много музыки и песен, которые должны исполнять сами актеры. Поэтому ничего удивительно не было, что она решила послушать, как он поет. Даниэль внезапно обрадовался тому, что она пришла. И тут же огорчился – на этой мессе он не пел. Первую воскресную мессу служили на английском языке, для англоговорящих прихожан. Таких было немного, но все же мессу свою они посещали регулярно. Вот только обычай у них был заведен немного другой - во время их богослужений пел не хор, а несколько человек из их числа, в основном чернокожие, которые сидели прямо на скамьях отдельной группой. Они и некоторые молитвы пели, а не читали. Это больше напоминало протестантский порядок, но не возбранялось. Даниэль на таких мессах обычно не присутствовал. Он вообще просто так пришел сегодня в церковь так рано... - Тогда тем более удачно, что я тебе застала, - обрадовалась Джулия. - А на мессу я все-таки останусь. А ты? Я здесь вроде как гость, а ты хозяин. Мне немного неловко в первый раз. Лучше если кто-то рядом... Даниэль подобного стеснения не понимал. Для верующего любой храм, как дом, так он считал. Но все же... Он вспомнил, что когда отец Христофор замечал в храме нового прихожанина или прихожанку (всех постоянных он хорошо знал), то всегда старался перед мессой улучить момент и подойти к ним, чтобы поприветствовать и познакомиться. - Я останусь, - сказал он. – Только можно я буду сидеть не рядом. Я все-таки хочу принять участие... И мне трудно, когда... – он замялся. - Я понимаю. А ты разве знаешь английский? Этот вопрос на секунду поставил его в тупик. Но только на секунду. - Какая разница, на каком языке? – возразил он. Джулия усмехнулась, а Даниэль все-таки заколебался. И подумал, не разыскать ли отца Христофора, не спросить ли у него? Хотя не стоит отвлекать его перед мессой такими пустяками! Или это все же не совсем пустяк? Чин мессы он знал наизусть, как ему самому казалось, всю жизнь. На польском и на латыни. И наверно не будет ничего особенного, если он будет произносить полагающиеся слова на родном языке, не важно, что сама месса будет читаться на английском. Или важно? Язык - это вовсе не мелочь. Даниэль вспомнил поездку вместе с хором в Испанию. Там он тоже побывал на мессе, потому что нельзя же ее пропускать в воскресенье, не важно, где ты находишься. Месса шла на испанском языке, и Даниэль был полностью очарован. Это было почти так же красиво, как на латинском. А может, и еще красивее... Латинские мессы проходили в их собственной церкви раз в месяц. А отец Христофор еще застал в детстве те дивные времена, когда все мессы служились только на латыни. Потом их разрешено было служить на национальных языках. Может, это решение и было правильным... В любом случае вердикты Ватикана не обсуждаются. Но все же... Даже если с таким переходом Церковь многое приобрела, многое она и потеряла. И для многих верующих эти потери стали чувствительным ударом. Больше всего повезло тем, чьи языки были похожи на латинский: итальянцам, испанцам, португальцам... В чине испанской мессы сохранилось много латинских слов, хотя в современном испанском эти слова на латинские уже совсем не походили. Даниэль слушал и машинально повторял то, что слышал, подчиняясь магии звучания этих слов. Нет, он, конечно, понимал, что смысл важнее... но смысл уже давно отпечатался в его памяти, а звучание, чем оно красивее, тем больше светлых чувств будит в душе, а ведь именно светлые чувства приближают человека к Богу. Ведь и хор поет для этого, а не для смысла... После того визита в испанскую церковь Даниэль про себя решил, что католические мессы стоит проводить только на латыни и на испанском. Именно с того дня он и возмечтал выучить этот язык. И потому так радовался, что в новой приемной семье у него появилась такая возможность. Правда, очень ненадолго... - Если бы языком мессы везде оставалась латынь, таких сомнений бы не было, - сказал Даниэль, постаравшись отогнать ненужные воспоминания. Джулия согласно кивнула. - Я и сама так думаю. От того, что людям приходилось учить хотя бы чуть-чуть другой язык, пусть даже мертвый – от этого им была сплошная польза. И для разума, и для души. Подумаешь, трудно. Для Бога же. Если ЭТО ради него трудно, тогда какой смысл вообще... Верить? И к тому же в этом было ЕДИНСТВО. А как это было КРАСИВО! Через красоту к вере приходят чаще всего... Многие люди так и не смогли принять того, что этого лишились. Был такой писатель в Англии – очень хороший – Ивлин Во. Он и вовсе этого не пережил, умер от разрыва сердца. - От этого? – не поверил Даниэль. - А по-твоему этого недостаточно? Конечно, это могло быть просто совпадением. Но судя по его книгам, такое вполне возможно. И Даниэль решил, что если уж смешивать языки во время мессы, то пусть это будет латинский. Наверно и по-польски не было бы грехом, но так все же вернее. И к тому же произносить священные формулы по латыни у него была возможность только раз в месяц. Почему бы не воспользоваться ею лишний раз? На мессе он сел в том же ряду, что и Джулия, только на другую скамейку. Они могли бы друг друга видеть, но, как и всегда во время службы, Даниэля захватило и унесло, он не замечал ничего вокруг, и только когда все кончилось, огляделся. Джулия по-прежнему сидела на своем месте, Даниэль направился к ней, но его опередила одна из прихожанок, чернокожая монахиня, с которой Даниэль не был знаком. Она подошла к Джулии и что-то сказала, но та даже не посмотрела в ее сторону. Даниэль остановился, не зная, что ему делать дальше. Джулия, наконец, повернула лицо к монашке, но взгляд у нее был совершенно пустой и отсутствующий, наверно, она еще не своем пришла в себя после мессы. Негритянка, видимо, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, отошла. Джулия продолжала смотреть в том же направлении, и взгляд ее постепенно прояснялся и становился осмысленным. Она увидела Даниэля и с улыбкой кивнула ему, тогда он подошел и сел рядом с ней. - О чем она у вас спрашивала? - поинтересовался он. - Я не вникла, если честно, - передернула плечами Джулия. - У нее ужасный английский... К тому же я была немного не в том состоянии... Даниэль понял, что она имела в виду. Сразу после мессы и причастия иногда так трудно вернуться на землю. Наверно, другой прихожанке, тем более монахине стоило бы это понимать! Он не был уверен, что и сам нужен ей в этот момент. Лицо у нее стало недовольное, но тут же прояснилось. Она немного виновато сказала вполголоса, придвинувшись к нему: - Знаешь, меня иногда раздражают другие прихожане... я знаю, что это неправильно, так нельзя, но все равно... Некоторые такие, которые слишком много на себя берут. Считают, что они лучше других понимают, как себя вести, что говорить, как чувствовать... Даниэль слегка напрягся, ему показалась, что Джулия про него говорит. Хотя он ничего подобного не думал, и уж тем более не давал понять. Но Джулия имела в виду не его. - Если я что-то не то делаю, мне об этом и священник скажет, верно? – продолжала она. - Только священник не скажет. Потому что им важно, что человек сюда пришел.. И что у него на душе, а куда садиться и как одеваться, им это не интересно. В некоторых странах Южной Америке молодежь в церковь ходит чуть ли не в купальниках... И ничего. Конечно, это не очень красиво, и я бы так не оделась... Но это до человека должно до самого дойти... А не от каких-то теток, которым часто и до Бога дела никакого нет, и уж тем более до людей. Они просто любят распоряжаться. Как-то я была на мессе в Испании... - В Испании, - шепотом повторил Даниэль. - Да... в совсем малюсенькой церкви, там и мест свободных не было, мне перед мессой дали лишний стул... А вот последний ряд скамеек был свободен, но там сидела такая вот тетка и никого не пускала... Я уже не помню почему, кто-то там должен был сесть потом или что. В общем, помню, когда началась служба, уже в середине вошли несколько человек... И так и остались стоять, потому что сесть было некуда, а на те скамейки, так и не пускали. Уже священник прервался и сказал: «Siéntase por favor, сядьте, пожалуйста»... - Такие вот тетки со своими дурацкими правилами отваживают людей от церкви, а виноваты священники... – ответил Даниэль угрюмо. Раньше он о таком не задумывался, но теперь и сам вспомнил много подобных эпизодов. – Священник, конечно, на десять частей не разорвется... Но чего они лезут. - Их, наверно, тоже можно понять. В церкви вся их жизнь, и им хочется чувствовать себя более... Значимыми. Им, может, и в самом деле кажется, что они все знают лучше других. - Лучше других могут знать только священники и монахи. Они ради этого знания от всего остального отказались. А эти... Шли бы в монастырь тогда. - В монастырь им неохота. А распоряжаться охота. Кстати, именно поэтому я и не приемлю протестантизм. Хотя и отношусь к нему с уважением... Я раньше и сама так думала, не может быть посредника между человеком и Богом. А когда подросла и поумнела, поняла, что посредники все рано нужны и все равно будут так или иначе. Даже протестанты от священников совсем не смогли отказаться. Просто у них, вроде как, любой может проповедовать. Вот у них таким теткам раздолье. Но чтоб они мне еще и здесь указывали? Ты правильно сказал, я если и хочу указаний, то от того, кто всю жизнь этому посвятил. Такому человеку я могу довериться. Конечно, не факт, что и священник знает все... но с ним как-то надежнее. - Не только ведь из-за этого? - спросил Даниэль осторожно. - Что? - Ну, не только же из-за этого вы выбрали католичество. - А!.. Нет, конечно же... Да мне и не приходилось выбирать... между католицизмом и протестантизмом. - Ну, просто... Германия же протестантская страна... - Только не Бавария. И вообще не юг. Во Франкфурте-на-Майне Гете родился, который «Фауста» написал. А Майнц - это вообще колыбель европейского католичества. - А я думал – Рим. Джулия посмотрела на него с интересом. - Ладно, пусть будет колыбель немецкого католичества. Такая формулировка устраивает? - Вполне. - Только я ведь не в Германии родилась и выросла. - Я думал, вы немка, - сказал Даниэль, и тут же испугался, что это не очень вежливо. - Это из-за акцента? - догадалась Джулия. - Нет, не немка. У меня, наверно, русский акцент. - Я вообще никакого акцента не слышу, - вполне искренне сказал Даниэль. – Это... из-за фамилии. - А! Это муж у меня немец. - А он католик? Ваш муж? – спросил Даниэль как можно более безразличным тоном. Ему как-то не приходило в голову, что Джулия может быть замужем. - Кажется, да. Знаешь, по умолчанию. Как и все поляки условно католики. Но не так чтобы очень. - Он не ходит с вами в церковь? - Ходит иногда. На мессу. Со мной и дочкой. Но к причастию и исповеди нет. - Значит, у вас и дети есть, - отметил Даниэль, ощутив вдруг странное чувство. Став старше, он назвал бы это ревностью. - Только дочка. Они так и сидели в уже опустевшем храме и продолжали шепотом разговаривать. Здешняя атмосфера располагала к откровенности. Во время промежутка между мессами здесь почти никого не было. - Я бы никогда не смог стать протестантом, - сказал Даниэль задумчиво. - Даже лютеранином или англиканской веры? У них обряды от католических не сильно отличаются. - Все равно. Они не чтят Богородицу, а без этого... Это самое главное. - Я этого, признаться, тоже не понимаю... Как можно не чтить мать Спасителя, не важно, была она святая или нет... Но я... видишь ли, к тому времени, как попала в протестантское окружение, мне уже приходилось выбирать... Между католицизмом и православием. Потому что росла-то я в православном окружении. По умолчанию опять же. Православные так же чтят Богородицу. Если не больше... Но христианством заинтересовалась я все же через католицизм. Внешне он мне очень уж нравился и как-то манил всегда, а православие, наоборот, отталкивало. И я как-то... Привыкла думать, что я католичка... И даже не думала, что можно по-другому... А потом кто-то... Один знакомый мне сказал, не в виде укора, а так... отмечая некий факт, что католицизм это не так плохо, по сравнению с ортодоксальным православием, более продвинуто. Меня это задело. Как будто я из-за того, чтобы казаться продвинутой, избрала эту веру. Но тогда я всерьез задумалась, а почему не православие? - И... почему? Джулия глубоко вздохнула и некоторое время глядела вверх, словно любуясь лепным потолком. - Наверно из-за креста, - сказал она. - Из-за креста? - Из-за его формы. Я как-то не вникала раньше, почему у православных он немного другой. Мне казалось, это так, мелочь... Все равно, что по-разному крестимся... - Это не мелочь! - возмутился Даниэль. – Мы крестимся слева направо, потому что это символ перехода от лжи к истине, от мрака к Свету... а пятью пальцами, потому что это знаменует пять ран Христа... - Да знаю я, знаю! Ну и что? У православных тоже хорошие объяснения, почему они крестятся именно так, а не иначе... Но вот насчет креста... - Джулия вздохнула. – Немного по-другому. Католический крест, он вообще объясняет, почему для меня христианство единственный путь... У православных крест с нижней перекладиной, и Спаситель, Он как бы стоит на ней. Прямо стоит. И смотрит сверху вниз на верующих. Это знаменует Его воскресение и вознесение. В этом, по мнению православных, смысл веры, в божественности. В смирении и подчинении... Оно, может, и правильно, только... Я так не могу. Для православных Бог - это Бог. Они и Пасху потому так торжественно празднуют, а Рождество так, между делом. Мол, не в земной жизни Христа было дело, а в его Вознесении. Но как же не в ней? Если бы я хотела молиться божеству... Которое на меня смотрит сверху вниз, я бы до сих пор приносила жертвы богам Олимпа. Не удивляйся, в детстве я именно эту религию исповедовала... И даже кое-что похуже. Но со временем поняла – не хочу я все время вверх смотреть. А наш, католический крест... На нем Он висит... В час страданий. Тех, что на долю многих людей выпадают. Ну, пусть не такие. Но все же... Без страданий не проживешь. Он единственный Бог, который по своей воле решил разделить их с нами. Чтобы каждому человеку быть равным. И чтобы каждый человек получил надежду стать равным Ему... Знаешь, может, я зря тебе это рассказываю, но некоторые православные... и даже их священники нас за это чуть ли ни ненавидят. За то, что мы так на Бога смотрим и равняем себя с ним в Его... в наших страданиях. Говорят, гордыня думать так. С Христом себя равнять... Но он же САМ так решил? Это была его жертва, его Путь... Если Он снизошел к нам, на это была причина. Так что, напрасно все? Просто Его старания перечеркнуть... И думать только о воскресении... К чему стремиться тогда? Как будто мы, католики, думаем, что можем уподобиться Христу... Но разве не этого надо желать? Пусть это недостижимо и бессмысленно, но верят-то разве из-за смысла?.. А просто признать, что ты Ему не равен и вечно грешен, грешить и каяться. Не стремиться к Нему туда, вверх. Не верить то, что в самом конце это можно обрести... Для меня весь смысл христианства в этом. И не из гордыни - из любви. Из-за любви к Нему я все время буду вверх рваться. Чтобы приблизиться хоть немного... Даниэль слушал, боясь пошевелиться и спугнуть эту внезапную откровенность. С ним еще никто так не говорил. Обычно, наоборот, он сам изливал душу. Он понимал, что надо как-то отвечать, хотя бы для того, чтобы не показаться равнодушным. - Мне отец Христофор рассказывал, что у католиков очень долго было свободно... Как креститься, как проводить разные обряды... Это только когда началась Реформация, все закрепили, ну, чтобы не путаться. А у православных с самого начала... с самого раскола все было закреплено... - Да, это так. И это тоже... Немного отталкивает. Слишком уж православие догматично... Но дело не только в этом... Просто я пока разбиралась в этом вопросе насчет креста... Пока читала, разговаривала... Столько гадостей наслушалась о католиках... – она мотнула головой, смаргивая слезы. – Просто не верится. Почему здесь-то не так? Ну, может, конечно, и говорят об этом, между собой где-то... Может, какие-то фанатики и публично, но... Чтоб вот так постоянно, буднично, на разных сайтах, даже детских... Где везде цветочки, ангелочки, молитвы... вроде и о хорошем и правильном говорят, о святом, и тут же между делом какая-нибудь гадость на наш счет, будто в этом весь смысл... И без конца грязные слухи, сплетни, насмешки, не над атеистами или сатанистами, не над мусульманами даже, а над другими христианами. Откуда столько ненависти? В голове не укладывается... И даже не в насмешках дело. А в том пренебрежении, высокомерии, клевете, невежестве, лжи... Постоянное противопоставление – а мы лучше... Даже если бы я до этого ничего не решила, то попросту сбежала бы оттуда... Не хотелось быть с такими вот... Высокомерие, клевета, ложь – и христианами себя зовут при этом... - Не все же такие, - тихо сказал Даниэль. Ему почему-то стало немного обидно за православных. - Не все, - согласилась Джулия. – И священников у них много хороших... Но все равно среди тех, кто считает, что она всех лучше и правее... - А мы так не считаем? - Я не знаю за всех католиков, но я не считаю. Я не думаю, что то, во что я верю, правильнее, чем у православных, просто это другое... Это мой выбор и все. И я хочу, чтобы меня за этот выбор уважали так же, как и я уважаю других. Но вот иногда мне кажется, что я уважаю других слишком сильно... И ответить взаимностью им просто не под силу. Она, возможно, пошутила, и Даниэль криво улыбнулся. Ему пора было уже идти. И теперь Джулия, если бы подождала еще совсем немного, могла бы услышать его пение, но ему было неловко об этом напоминать, они и так уже столько здесь проговорили. Даниэль вдруг понял, что уходить ему не хочется. Впервые в жизни ему хотелось чего-то больше, чем участвовать в мессе. Но Джулия как будто и не торопилась пока уходить. Может, и в самом деле ждала его выступления. И продолжала делиться с ним своими соображениями о православии. - А еще мне не кажется правильным… вернее, убедительным то, что у православных нет обряда конфирмации… - Их не миропомажут? – изумился Даниэль. - Миропомажут, но во время крещения, младенцев… Даниэль растерянно покачал головой. Его это не то чтобы возмутило, просто показалось до ужаса нелогичным. - Это же все равно, что клеймо поставить! - Ну, не надо так категорично… Хотя я на самом деле не понимаю, как это соотносится с тем, что православные всячески подчеркивают добровольность своей церкви… В то время, как человека крестят несмышленым, и потом он так и остается православным как бы по умолчанию… Его личного подтверждения своей веры никто потом не спрашивает… В чем здесь добровольность?.. Хотя многие православные мыслители настаивают на том, что добрая воля к вере, на которой основан католицизм, есть насилие над душой, тогда как православие обретается путем ниспослания свыше... В этом свете отсутствие конфирмации вполне понятно. Вера для них не выбор, а дар... Который нельзя отвергнуть. - Вот так мы и договоримся до того, что католичество лучше всех остальных религий, - хмыкнул Даниэль. - А тебе не приходилось слышать фразу: «вся полнота истиной веры есть только в церкви католической»? - Слышал очень часто. - Ты в это веришь? - Да, - вздохнул Даниэль. - Но как-то неловко произносить это вслух, верно? Хотя почему, если мы считаем это правильным? Католичество не отвергает старого, как протестантизм, но и нового – как православие. Поэтому даже с чисто логической точки зрения – оно полнее. Хотя, логика и все остальное... – Джулия махнула рукой. - Все это просто слова. Я это стала понимать... разумом, когда стала об этом задумываться и рассуждать. Но все наверно проще гораздо. Просто на православном богослужении мне всегда было скучно, и при их песнопениях мое сердце молчит. А при католических – вся душа трепещет и рвется туда, к Богу. И мессы пролетают, как одно мгновение. Так было с самого начала... Всегда. Без каких-то причин, без рассуждений. Разумом можно попытаться понять и объяснить. Но душу не обманешь и не принудишь. Она лучше знает, во что ей верить. Даниэль кивнул. Ему хотелось сказать что-то, чтобы дать понять, как для него важно ее доверие. - Мой настоятель говорит: вера и разум – это два крыла, на которых дух человеческий возносится к познанию истины. На одном крыле далеко не улетишь… - Я это запомню, - сказала Джулия серьезно. Потом заметила: - У тебя, наверное, много друзей. С тобой очень интересно разговаривать. Даниэль слегка растерялся от такого вопроса. - На самом деле нет, - сказал он. – На самом деле со мной не очень любят… общаться, – и добавил, хотя не собирался. – Потому что когда я начинаю говорить о чем-то своем, очень для себя важном, чем хочу поделиться, это всех всегда раздражает. Мне всегда говорят, что я всех достаю, поучаю, читаю мораль, капаю на мозги… И так далее. - Ну если так говорят о том, чем ты делишься, значит понимают, что ты прав, именно это и раздражает. Значит, возразить нечего. - Но я же не говорю, что прав! Я просто говорю о своем… О себе… Почему все это на свой счет принимают? - Да вот так уж люди устроены. Прежде всего, думают о себе. Она улыбнулась ему ободряюще. - Когда у тебя появятся настоящие друзья и другие близкие люди - они так думать не будут. - Отец Христофор так не думает, - сказал Даниэль, сам не зная зачем. - Вот видишь. - А вы? - А я думаю – почему ты хочешь стать священником? Даниэль вздрогнул, но тут же сообразил, что такой вопрос был в анкете. Кем бы он хотел стать, если не актером. И он написал совершенно честно – «священником или музыкантом». Он еще сам не решил до конца. Джулия иначе истолковала его молчание. - Если не хочешь, можешь не отвечать. - Я хочу, но… Мне трудно объяснить. Вот так сразу. - Потому что хочется самому говорить Sursum corda, а не только слышать? Он чуть было не ответил да, потому что в сущности это и был ответ, и он удивился, что она сумела сформулировать это так быстро и четко. Но так ответить, конечно, было нельзя. Полагалось назвать какую-то более возвышенную и вескую причину. Но лгать об этом в церкви? И даже если не в церкви и не об этом, не хотелось говорить ей неправду. - Да, наверно, - сказал он. Джулия даже не улыбнулась. - Мы всегда хотим чего-то из-за того, что в этом красивого или приятного… О том, что в этом плохого можно узнать и позже. А актером ты тоже хочешь стать… Из-за чего-то такого? - Нет, не поэтому, - в этом он был точно уверен. - Почему тогда? - Я знаю, но не скажу, - отрезал Даниэль. Не говорить же в самом деле: «Потому что так я смогу сделать других счастливее». А другой причины пока не было, и придумывать ее он не хотел. Только добавил. - Пожалуй, именно сейчас я больше хочу быть актером. - Это очень удачно… Для меня, - сказал Джулия. - Потому что именно сейчас священником может быть кто-то другой, а как актер мне нужен именно ты. С кем тут можно поговорить насчет тебя? - О чем поговорить? – Даниэль все же не ожидал такого поворота. - По поводу съемок. Родителей у тебя, я так понимаю, нет, значит, нужен кто-то из наставников. Поразительно, как она говорила об этом, как о само собой разумеющихся вещах! И о съемках, как будто уже все решено, хотя подобный факт для Даниэля был равен чуду. И о его сиротстве, не делая при этом нарочито сочувственного и скорбного лица. Как ни поразило Даниэля первое, но и второе он отметил со смутным удовольствием. Да и все это время она говорила с ним совершенно по-взрослому. Кажется, ей даже не приходило в голову или не заботило, что каких-то слов или понятий он мог не знать и не понять ее. Вообще-то не должен был. Но раз уж знал... К тому же, если бы он чего-то и не понял, всегда можно спросить. Даниэль вдруг признался себе, что даже с отцом Христофором иногда чуть-чуть лукавил, пытался казаться наивнее и невежественнее, чем был на самом деле. Но он делал так не с умыслом, а машинально подстраиваясь под его тон, тот часто старался говорить понятнее, проще… А Джулия не старалась, но и не восторгалась его понятливостью и сообразительностью, как это часто делали другие взрослые, а просто принимала их как должное. Но Даниэль все-таки не поверил ей сразу. Как-то это было слишком. - А разве не нужны там... в кино... официальные пробы или что-то такое? - Они будут, конечно, - согласилась Джулия. - Но мне кажется, самое главное я уже видела.