Исповедь

Получилось, конечно, глупо донельзя. Джулия должна была познакомить Даниэля со своей семьей вечером, она специально устроила их отсутствие перед его приездом, чтобы он успел осмотреться в доме и немного обвыкнуться. Вообще-то так действительно было бы проще, если бы он не заснул и этим все не испортил. Но после обеда и душа Даниэля невообразимо потянуло в сон. Он думал, что приляжет на несколько минут. Ну максимум на полчаса. Но в итоге проспал весь вечер, ночь и утро следующего дня, проснулся около полудня. Он даже не помнил, чтобы когда-нибудь раньше спал так долго. Наверное, сказалось обилие перенесенных впечатлений. Даниэль решил, что может спуститься вниз, надеясь, что Джулия уже встала, и он найдет ее на кухне или в гостиной. Однако на кухне он застал только Тобиаса, которого сразу узнал по фотографиям, и крошечную девочку, до смешного на него похожую. Так и вышло, что первая встреча с семьей Джулии прошла в ее отсутствие. Впрочем, Тобиас не дал ему особо много времени на смущение по этому поводу, первым подскочив к нему и энергично пожав руку. - Привет, ты Даниэль? Ни фига ты спать. Юли тоже еще не вставала, но она работала почти всю ночь, как обычно. Оставила распоряжение тебя покормить, как ты встанешь, но, похоже, придется кормить вас обоих. Отнесу ей завтрак наверх, заодно и разбужу. Но сначала тебя... Ты, наверно, жутко голодный? Нормальные люди, правда, уже два раза успели позавтракать, но тебе позволительно – ты гость. Даниэль понимал, что нужно что-то ответить, хотя бы из деликатности, но никак не мог сообразить, что именно, Тобиас своим напором его слегка ошарашил. Хотя он, кажется, и не нуждался в поддержании беседы, продолжал говорить, не дожидаясь ответов, и при этом энергично двигался по кухне, где он явно чувствовал себя в своей стихии даже в большей степени, чем Джулия. - Ты посиди минут пятнадцать, я тебе соображу настоящий английский завтрак. Ну или... Обед. Вот только, боюсь, настоящих английских сосисок у нас не найдется. И того д... той субстанции, которую они называют ливерным пудингом. Но знаешь, что я тебе скажу? Настоящие немецкие колбаски намного лучше всей этой английской хрени. Поверь специалисту. Даниэль смущенно улыбнулся и залез на табуретку у стола. Отрицать было глупо, есть ему действительно ужасно хотелось, и он порадовался, что уже четверг и можно есть мясо, не важно, английское или немецкое. Правда пока не было понятно, где именно он будет есть – весь стол был на данный момент завален фломастерами, цветными мелками и альбомными листами. - Нарисуешь мне чудовище? - с ходу озадачила его Мари, бескомпромиссно придвигая ему принадлежности для рисования. - Ну… - просьба Даниэля слегка озадачила, живопись к его талантам отнюдь не относилась. Хотя он рассудил про себя, что чудовищу и не полагается быть особо красивым и потянулся за коричневым фломастером, но Маришка подсунула ему зеленый и красный. - Нарисуй два. Такое и такое. Только чтобы были японские чудовища. Даниэль не имел ни малейшего понятия о том, как должно выглядеть японское чудовище и чем оно принципиально отличается от неяпонского, но решил все же рискнуть и взял фломастеры. - Носы должны быть длинными, - уточнила Мари, - вот такими, - и она раскинула руки, показывая руками предполагаемый размер, но потом, не удовлетворившись полученным результатом, уточнила. - Как отсюда до двери. Даниэль напряг все свои художественные способности и изобразил некий гибрид зеленого инопланетянина-монголоида с пиноккио, а потом продублировал свое творение в красном цвете. Получилось не то чтобы страшненько, но, во всяком случае, достаточно сюрреалистично. Маришка, впрочем, была, кажется, вполне довольна полученным художественным произведением, в процессе создания которого она поведала ему печальную историю о двух чудовищах с растягивающимися носами. Первое со своей горы дотянуло нос до комнаты одной богатой девочки, которая с подружками рассматривала свои наряды и развесила их на носу чудища, приняв за шест. Чудовище втянуло нос и заграбастало все наряды. А второе, красное чудище, попало своим носом в соседнюю комнату, где играл брат девочки с друзьями, которые стали по нему бегать, повесили качели и даже порезали ножиками. - Красного жалко, - заметил Даниэль и в порыве вдохновения пририсовал одному чудовищу на носу малюсенькие одежки, а другому капельки крови. - Мне тоже, - искренне вздохнула Маришка, - он же не виноват… - Зеленому просто повезло, что девочки такие дуры, - продолжал развивать свою мысль Даниэль. – Ну как им пришло в голову развешивать свои лучшие наряды на какой-то неизвестной палке? Вот если бы к тебе в комнату в окно сунули палку, ты бы на нее стала вешать самое ценное? - Нет, - Мари довольно рассмеялась. – Я бы сразу порезала ее ножиком! Только у меня нет ножика. Я бы кого-нибудь позвала. Ну, я и качели бы вешать не стала... чтобы меня на них утащили? - Просто образчик благоразумного ребенка, - хмыкнул Тобиас, бескомпромиссно сдвигая в сторону фломастеры и ставя перед Даниэлем тарелку с дымящейся снедью. – Вот бы и на деле так-то. А это случайно не корейская сказка, про чудовищ? Маришка в ответ наградила его пустым взглядом, видимо, означавшим: «Японская-корейская, ау, мне три года – как я могу в этом разбираться?» - Все равно мораль не ясна, - настаивал Тобиас. - Чему учит эта сказка? - Не совать нос, куда не следует, - предположил Даниэль. - Но ведь первому повезло. «Тогда, наверно, успеть куда-то сунуть нос раньше других», - подумал Даниэль, но озвучить это постеснялся. У Тобиаса и так нос был слишком длинный. Английский завтрак, кроме знаменитых немецких колбасок, включал в себя яичницу с ветчиной, жареными грибами и помидорами, консервированную фасоль и слегка обжаренный вареный картофель. Может, там было что-то еще, но Даниэль не успел этого разобрать, потому что проглотил все моментально. Тобиас за это время успел художественно оформить поднос, вероятно, с завтраком Джулии, который Даниэля сильно удивил. На подносе располагались мизерные порции йогурта и творога с медом, несколько тонких ломтиков белого сыра и ржаного хлеба, малюсенькая булочка и чашечка кофе со сливками. И большой стакан свежевыжатого апельсинового сока. - Она спросонья мало ест, - объяснил Тобиас, перехватив его взгляд. – Но это единственная возможность запихнуть в нее какую-нибудь нормальную еду, а не то, чем она обычно питается. Прежде чем она опомнится и скажет: «Тоби, что это за гадость я ем»? С утра она может съесть даже овсянку. - И даже киви? – не поверил Даниэль при виде тоненьких зеленых ломтиков, которые Джулия, как он знал, терпеть не могла. - А ты и про это уже в курсе? - усмехнулся Тобиас. - Нет, такое она даже спросонья не съест. Это мне, за компанию. Скучно же просто сидеть и смотреть. Тобиас критически оглядел поднос и вопросительно посмотрел на Маришку. - Чего-то не хватает. - Розочки, - заявила она. – Красной. Тобиас согласно кивнул и вышел из кухни, после чего Даниэль сразу почувствовал себя несколько напряженно. Не так уж хорошо он умел общаться с маленькими детьми. Мари, подперев подбородок кулачком, смотрела на него в упор, и Даниэль еще раз отметил ее поразительное сходство с Тобиасом: те же черты лица, тонкие губы, нос с горбинкой, та же манера сдвигать брови, такие же темные волосы. Но все же глаза у нее были не темно-коричневые, как у Тоби, а карие с зеленовато-золотистыми прожилками – как у Джулии. - Тебе сколько лет? – спросила вдруг Мари вполне светским тоном. - Десять. То есть совсем скоро одиннадцать. - У тебя скоро день рожденья, - определила Мари. – А у меня нет, - она погрустнела. - Еще только в октябре. Это ведь не скоро? - Ммм... не очень, - ответил Даниэль и подумал, что, может, и скоро. И в октябре, кто знает, будет ли он все еще в этом доме или уже снова нет? Ему стало грустно. Но, в конце концов, сейчас было только начало апреля. И только его второй день здесь. - Тебе ведь еще не очень много лет? – продолжала Мари задумчиво. – И ты не совсем взрослый? Даниэль никогда не задумывался над такой философской глубины вопросами, и ответил, что, наверно, не очень. - Много, это когда больше двенадцати, - пояснила Мари и добавила. - До двенадцати я считать умею. Дальше тему возраста развивать было некуда, и разговор фактически зашел в тупик, но тут на кухню вернулся Тобиас с двумя маленькими алыми розочками. Одну он бросил в пустой бокал на подносе, другую воткнул Маришке за ухо. - Теперь-то все идеально, что скажешь? Мари радостно кивнула. - Тогда я понес. - А я? – Маришка завертелась на стуле, слишком высоком для нее, чтобы самостоятельно спрыгнуть. - А ты развлекай гостя. Не куксись. Это твоя обязанность как хозяйки. - И отвернувшись от нее, подмигнул Даниэлю. – Честно, было бы неплохо, если бы ты здесь задержался. Может, у нас появится хотя бы иллюзия личной жизни. - А давай я отнесу, - предложила Мари. - А ты поговоришь. Он же мальчик. - И что из этого следует, наблюдательная ты наша? - Ты с ним сможешь поговорить про то, что интересно мальчикам, а я-то не смогу, - сформулировала Мари после паузы. - Логично, - хмыкнул Тоби и посмотрел на Даниэля как-то по-новому. – Хотя если это друг нашей мамы, то не исключено, что он необычный мальчик, и со мной ему будет совсем неинтересно. - По-моему, я самый обычный, - поспешил заверить его Даниэль. – Ну... нормальный. - Да? Сейчас проверим, - Тобиас отставил поднос и вдруг посмотрел на Даниэля точно так же, как Мари минуту назад, подперев кулаком подбородок. - Какой футбольный клуб самый лучший? - Ммм... «Челси»? – рискнул предположить Даниэль. - «Реаль Мадрид», - сказала Джулия, появляясь в кухне. - Вообще-то «Бавария», - похоронным тоном отозвался Тобиас. - А, точно! – Джулия хлопнула себя по лбу. – Все время забываю правильный ответ на эту загадку. Пора уже записать. - Пора уже выучить. Я за нее болею с рожденья. Джулия отмахнулась и, забравшись на табуретку, с недовольным видом подвинула к себе поднос. Она была растрепанна, с припухшими со сна глазами, но от этого казалась еще более хорошенькой, чем обычно. - Так и знала, что вы здесь базарите про футбол или что-то в этом роде, - проворчала она. - Раз Тоби не принес мне завтрак вовремя. - А ты что-то рано сегодня, - заметил Тобиас. - Ну, у нас все-таки гости, - Джулия кивнула Даниэлю и добавила. - Учти, что пока ты здесь, тебе тоже придется болеть за «Баварию». - Да без проблем, - покладисто ответил Даниэль и добавил: - Тем более лучший бомбардир у них все равно поляк. Тобиас приподнял бровь в его сторону, Джулия прыснула в стакан с соком. - Футбол ты любишь… - протянул Тобиас. – Это хорошо. А к компьютерным играм как относишься? - Положительно, - осторожно ответил Даниэль. - Наверно. Я мало играл раньше, но мне в принципе понравилась. - Не могу поверить, что Джулия в кои-то веки пригласила в дом НОРМАЛЬНОГО человека! – хмыкнул Тоби. - А к балету ты как относишься? – спросила Джулия подозрительно. - Ну... – замялся Даниэль. - Вот даже не знаю. - Точно нормальный, - вздохнула Джулия. – Даже слишком. Даниэль осторожно промолчал, уже не будучи стопроцентно уверенным, хорошо это или плохо, быть нормальным. По крайней мере, в этом доме. - Я так и знала, что он тебе понравится, - сказала Джулия, когда Тобиас зачем-то вышел из кухни. Даниэль пожал плечами. Он понимал, что после часа знакомства нельзя составить правильное мнение о человеке, но если говорить коротко и откровенно, то да – Тобиас ему понравился. Без каких-то объяснимых причин, просто в его присутствии он чувствовал себя вполне уверенно и свободно. Даже с Джулией это было не сразу. Она была все же слишком взрослая. А Тобиас больше напоминал подростка, хотя по отношению к Джулии и Мари держал себя покровительственно. Правда Даниэль почему-то думал, что муж Джулии непременно должен быть высоким и красивым, а Тобиас был не сильно выше его самого, а лицом напоминал, скорее, сказочного цверга. Вот только глаза у него были необычайные, так трудно было выдержать в упор его взгляд, пронзительный и глубокий одновременно, этот взгляд смущал и все же притягивал неимоверно. Смотришь в глаза такому человеку, и тебе начинает казаться, что он знает о тебе все. А ты совсем не уверен, что хочешь знать все о нем самом. - Он необыкновенный, хотя, конечно, внешне такого впечатления не производит, верно? - спросила Джулия, словно прочитав его мысли. - У него взгляд необыкновенный, - признался Даниэль. Джулия кивнула. - Я всегда думала, у Генриха были именно такие глаза, – сказала она задумчиво. - Это многое объясняет. Даниэлю это ничего не объяснило, только еще больше запутало. - Генрих Пятый, король Англии, - уточнила Джулия, как будто это исчерпывающе все проясняло. *** Тогда это имя прозвучало впервые, но Даниэль того разговора не запомнил. И потом уже не мог с уверенностью сказать, когда именно этот человек вошел в его жизнь, наверно, потому, что тогда это было не самым важным. Важно было совсем другое – Джулия, Тобиас, Мари. Генрих появился одновременно с ними, но первое время держался в стороне. Нет, Генрих был не сразу. О нем Даниэль узнал, лишь только когда начались съемки исторического сериала «Принц Уэльский», но сначала были съемки в другом сериале. Том самом, фантастическом, для детей. Съемки одного сериала перетекли в съемки другого как-то постепенно, он даже не заметил, когда все успело случиться. Джулия взяла на себя все хлопоты, все утрясала с приютом, с гимназией и со школой, так чтобы он мог еще подольше не возвращаться в Польшу, а потом как-то вдруг оказалось, что он вообще может не возвращаться, если, конечно, сам не захочет. Он, наверное, должен был вспоминать это время как самое счастливое в своей жизни, но он предпочитал не вспоминать его вообще. Все это ему хотелось бы забыть почему-то. Само их знакомство и первые дни вместе с Джулией. Хотелось думать, что она была всегда. Вот просто он жил и учился в другом месте, так просто, по семейным обстоятельствам. Мало ли. Джулия и собственную дочь видела не каждый день, потому что была по уши в работе. Хотя все же в целом проводила с ней больше времени и с большей пользой, чем иные матери, которые каждый день просто кормят своих детей и оставляют их в дальнейшем на милость компьютера и интернета. Так что Даниэль приучил себя считать, что Джулии просто было жутко некогда им заниматься первые десять с половиною лет его жизни, Маришке она была нужнее. А потом он подрос и смог стать для нее полноценным сподвижником в ее творческой деятельности. И тогда они стали проводить больше времени вместе. А знакомство, опека и последующее усыновление - все это было как бы не с ним. В хорошее как-то очень быстро веришь, и на это на самом деле почти не нужно «волевых усилий». Ему стало казаться, он помнит многие детали их совместной жизни. Помнит Джулию своей мамой, еще когда он был маленьким. Смутно и сбивчиво, но ведь маленькие дети так и должны все помнить? Потом и Джулия часто говорила ему о том, что ей кажется – она помнит его совсем маленьким, младенцем. Как будто он был ее всегда. Даниэль понимал, конечно, что это лишь фантазии, воображение. Это только у них в голове. Но ведь и воспоминания находятся только у них в голове, в реальной жизни их нет. Так в чем разница между реальными воспоминаниями и вымышленными, если и те, и другие кажутся одинаково яркими, живыми и настоящими? И одинаково важными. Проще забыть то, что мешает и разрушает эту иллюзию. Из тех первых дней он позволил себе сохранить в памяти только то, что было связано напрямую с Генрихом. Без этого никак было не обойтись. В конце концов, из-за него они с Джулией впервые заговорили о том, о самом важном. И не то что даже заговорили, но он впервые подумал о том, что такое возможно. Он прожил в Германии уже больше полугода, но ни разу не посмел помечтать о том, что это может быть навсегда. В первом сезоне «Принца Уэльского» Даниэль играл совсем юного лорда Монмутского, будущего короля Англии Генриха Пятого. Кроме него в сериале снимались еще несколько детей и подростков, но Даниэлю приходилось общаться больше со взрослыми актерами. По сравнению с прошлым сериалом, где снимались почти одни только дети, ему это понравилось гораздо больше. Так он и сам чувствовал себя взрослее, и режиссер общался с ним, как со взрослым. Хотя, наверно, здесь дело было в самом режиссере. Вот Джулия, та всегда общалась с ним, как со взрослым, и он почти не ощущал ее опеки – скорее, поддержку. К счастью, Даниэль совершенно ничего не знал о кино, и не смущался тому, насколько известными были его партнеры, потому держался с ними вполне непосредственно. С некоторыми он даже подружился, особенно с актером, который играл роль короля Ричарда, с ним ему приходилось работать больше всего. Актер был таким известным, что с ним даже Джулия не решалась особо спорить, но один раз они все же очень сильно «подискутировали». В фильме было несколько довольно двусмысленных сцен, из-за которых можно сделать вывод, что Ричард питал к своему юному кузену излишне романтические чувства. Не всем подобная трактовка приходилась по душе. Исполнителя же роли короля она откровенно возмущала. О том, что король был, скорее всего, бисексуалом, свидетельствовало многое, но вряд ли он при этом был еще и педофилом, говорил он. Джулия возражала, что такого понятия как педофилия в те времена вовсе не было, там более что взрослели тогда рано. И уж тем более у Ричарда, который вполне официально женился на семилетней, с этим и вовсе никаких проблем не должно было возникнуть. Тем более Генрих мог выглядеть намного старше своих лет. Даниэль уж точно выглядел. Актер настаивал, что привязанность короля к юному заложнику носила скорее отцовский характер. Причем, король и сам не рассчитывал, что полюбит Гарри Монмутского, как сына, которого у него никогда не было. Отсюда его смущение и беспричинные вспышки гнева. Джулия на это огрызалась, что это, конечно, гораздо более романтичная трактовка образа, но гораздо менее правдоподобная. В итоге спросила у самого Даниэля, что он думает по этому поводу. Джулия обсуждала с Даниэлем все, что касалось его роли, даже то, что в его возрасте обсуждать не полагалось. - Надеюсь, ты меня не выдашь, - говорила она. – А то мне вообще запретят с тобой разговаривать. Хотя теоретически я не говорю ни о чем таком, чего сам Генрих не пережил в твоем возрасте. - Тогда времена были другие, - замечал Даниэль. - Или Генрих был в этом возрасте более зрелым. Но с этим Даниэль уж никак не мог согласиться! - Мне, конечно, проще представить, что он испытывает ко мне отцовские чувства, чем какие-то другие, - осторожно возражал он. - Дело не в том, что тебе проще, - начинала сердиться Джулия. – А в том, что в данном случае логичнее и художественнее. - Это ведь не то же самое. - Нет, но спасибо что напомнил. - Он мог его просто любить и не задумываться о том, как именно, - сказал Даниэль первое, что пришло в голову. - Тем более он был не из тех, кто задумывается, - подхватила Джулия и вздохнула. - И вряд ли он часто это делал. Разве что перед самым концом. Ах, вы оба правы. Если бы это было просто влечение, Ричард наверняка казнил бы Гарри еще в Ирландии. Думаю, он все же… испытывал к нему более глубокое или, во всяком случае, более сложное чувство. Просто он не умел иначе его выразить, кроме как подавить и привязать к себе… таким вот способом. Для него любовь была фактически равноценно обладанию. Ладно, усложним себе задачу. Пусть попробует это сыграть. А от тебя пока кроме вассальной преданности ничего не требуется. - Ну, это легко, - пожал плечами Даниэль. - И я не знаю, каким был Ричард – но такому, как у него, хочется служить и быть преданным… - Ты бы хотел, наверное, чтобы у тебя был такой отец, как он? – спросила вдруг Джулия каким-то неприятным тоном. - Такой, как Ричард? – удивился Даниэль. – Или… Джулия посмотрела на него как-то уж очень пристально, и он внезапно испугался этого взгляда. - Или, - сказала она. – Хотел бы? - Не знаю… - Даниэль вдруг понял, что не хочет продолжать этот разговор. - Я как-то не задумывался… - А стоило бы, - Джулия говорила задумчиво, будто размышляя про себя, и смотрела при этом куда-то мимо Даниэля. - Он чертовски богат и знаменит. Настоящая звезда. Большая звезда, не какая-нибудь там дутая величина. Он умен, образован, интеллектуально развит, приятен, добр… Я как человека его просто обожаю. Он настоящий британец, в самом лучшем смысле этого слова. И он хороший отец, насколько мне известно. И… - Джулия вдруг прерывисто вздохнула и, наконец, посмотрела на него. - Он просил меня поговорить с тобой об этом. Потому что ему кажется, мы довольно близки, и ты мне доверяешь. Надеюсь, что это так. И… Ты что, как? Даниэль только изумленно хлопал ресницами в ответ на этот вопрос. Он об этом и не думал никогда. - Я бы на твоем месте не стала долго раздумывать, - сказал Джулия ровным голосом, снова устремляя взгляд мимо него. – О чем здесь раздумывать, такой шанс. Станешь настоящим англичанином… Даниэль ухватился за эту фразу. - Я бы хотел остаться поляком, - сказал он, чувствуя, как стремительно набухают слезами глаза под ресницами. - Что плохого в том, чтобы стать англичанином? Это здорово. - Да, но я бы хотел остаться поляком, - повторил Даниэль уже твердым голосом. Джулия медленно кивнула, продолжая рассматривать стену позади него. - Знаешь, у меня бабушка была полька, - сказала она. – И дочке я тоже стараюсь внушать, что она немного полька. Кажется, я немного перестаралась, и теперь она думает, что поляки рождаются от смешанных браков немцев с русскими. Смешно. Но в четыре года это простительно… Джулия как-то деревянно засмеялась. Даниэль попытался улыбнуться плотно сжатыми губами, но получилось криво. - Так что, - Джулия глубоко вздохнула. – Мне передать ему «нет» или ты еще подумаешь? - Мне такое уже говорили, - пробормотал Даниэль. – Только что тут думать? Какие-то выгоды искать я не собираюсь, я уже пробовал, каково это. А если от души... Он очень хороший, но он не мой отец. - Да? Но ты все же подумай. Не говори поспешно, - Джулия стремительно преобразилась и снова стала казаться легкой и беспечной, как обычно. – Не так уж мне на самом деле и хочется передавать ему твой отказ, знаешь… Он хоть и тактичный, и умный, но в этом плане… - Да зачем я ему? – Даниэлю тоже стало неловко, но передумывать он не собирался. - У него ведь уже есть сын и дочь… - А это причем? - возмутилась горячо Джулия. – Что-то ты не то говоришь. Что, допустим, если бы я захотела кого-то усыновить, ты бы мне тоже сказал – зачем мне это? У меня ведь уже есть дочь. А если бы у меня был свой сын и умер, ты бы тоже сказал – не переживай, у тебя ведь есть дочь? Очень глупо. Детей ведь усыновляют не для того, чтобы они были. А потому, что они уже ЕСТЬ. Она очень нервничала, когда говорила все это, но Даниэль все равно ничего не заподозрил – Джулия часто горячилась. В итоге именно Тобиас, а не Джулия, был тем, кто сообщил ему о том, что сами Замметы желали бы его усыновить. И хорошо, что это был Тобиас – в присутствии Джулии, конечно же, иначе бы Даниэль не поверил, что это их общее желание... Он и так далеко не сразу в это поверил. И в какой-то момент ему даже показалась, что правы те, кто полагает, что усыновление можно доверять только одиноким женщинам. С одной Джулией все было бы намного проще. То, что она решила назвать его сыном, было почти естественно. - Я с первого взгляда это знала, - говорила Джулия. - Просто увидела тебя и поняла. Даниэль не верил. - Так не бывает. - Почему? Я и мужа своего полюбила с первого взгляда. Вот только увидела, еще не зная его, не будучи знакомой, а поняла, что замуж я могу выйти только за него… Он говорит, что у него было то же самое. А все остальное это уже детали, дополнения… Так что же ты говоришь «не бывает», если не бывает, то почему тогда у меня было? На это было нечего возразить. Но Даниэль все же сомневался. - Ну, может, это только тогда бывает с первого взгляда, когда любовь… - К тебе у меня тоже любовь. Как к сыну. Почему должно быть по-другому? Друга тоже можно найти с первого взгляда, не только мужа. Да и детей к тому же не выбирают – их Бог посылает. Нет такого права у человека – иметь детей, это у ребенка есть право родиться… и иметь родителей. И вообще не думай, что я такая необразованная, я ведь наверно навела справки… Самые крепкие семьи все равно те, где притяжение возникло с первого взгляда. Часто даже без предварительной подготовки. - А говорят, наоборот, самые крепкие те, где сначала было отторжение и неприязнь, которые удалось преодолеть, - возразил Даниэль наобум. Справок он об этом, конечно же, не наводил. Но ему это казалось вполне правдоподобным. - Так неприязнь - это тоже чувство. Было бы что преодолевать… А вот когда детей выбирают так, будто машину покупают… Смотрины эти... Подойдет-не подойдет. Лишь бы поудобнее, чтобы всех устроило. А так не бывает, чтобы всех устраивало. Когда усыновляют из чувства долга, из жалости, из благотворительности, из одиночества, все равно кого... Разве это семья? Я пока не встретила тебя, даже не думала о том, что смогу кого-то усыновить. Я??? Это было невозможно. А когда увидела тебя, все сразу стало по-другому. Я не могла тебя НЕ усыновить. В первую же минуту, когда ты только вошел, я поразилось, насколько твое лицо мне было знакомым... Как будто я очень хорошо тебя знала. И весь наш первый разговор ломала голову – где я могла тебя видеть? Из твоей анкеты я знала, что ты раньше нигде не снимался – тогда откуда? Я так и не сумела этого понять. Я только потом поняла – я знала твое лицо, потому что знала тебя. Ты всегда был в моем сердце. Если бы Даниэль услышал такие слова в кино или прочитал в книге, они бы показались ему нелепыми. Но сейчас они говорились ему. Серьезно и искренне. Хотя по Джулии не всегда легко было понять, говорит она всерьез или дурачится, она всегда была одинаково экзальтированной. И все же в ее любви к нему Даниэль не сомневался. Он ощущал ее постоянно, как нечто материальное, почти осязаемое. Совсем другое дело – Тобиас. Насчет него сомнения одолевали Даниэля несколько лет. И в его любовь к приемному сыну поверить было очень трудно. Даниэлю казалось, Тобиас просто смирился с тем, что пришлось принять его в семью, смирился с этим из любви к Джулии, но сам Даниэль ему не нужен. Тобиас, несмотря на всю свою ребячливость, умел быть тактичным. Он никогда не навязывал Даниэлю свои чувства, не пытался быть хорошим отцом, как это принято делать. Он и отцом-то себя называл как будто всегда в шутку. И в первый раз поцеловал приемного сына больше чем через год после знакомства, когда вручал подарок на двенадцатилетие. И ужасно смутился при этом, нет, такие традиционно-сентиментальные проявления любви были явно не в его духе. Но Даниэль вспоминал один из первых вечеров в качестве уже законного сына в их доме, когда они ждали возвращения Тобиаса, не то с очередной записи, не то с репетиции, и он приехал и привез Джулии ее любимые шоколадные конфеты, а Маришке жевательный мармелад в форме бутылочек кока-колы и бананов, а Даниэлю пакет сладкого попкорна. Кончено, попкорн не был его любимым лакомством, но все же Тобиас запомнил, какой именно ему нравился – шоколадный с миндалем, а не карамельный, который нравился всем остальным. Такая мелочь, но Даниэля почему-то это смутило и растрогало... так глубоко, что он ушел в свою комнату и несколько минут проплакал, уткнувшись в подушку. Так оно и было в дальнейшем. Тоби не старался относится к Даниэлю как-то по особенному, но ненавязчиво давал понять, что он для него такой же член семьи, как и все остальные. На самом деле Даниэль только один раз по-настоящему переживал из-за Тобиаса, когда его приемные родители – на тот момент только предполагаемые – знакомились с отцом Христофором. Хотя Джулия-то уже была с ним знакома, по этому поводу можно было не волноваться, а вот Тобиас из своего неуемного сарказма или духа противоречия вполне мог сказать или сделать что-то, что отцу Христофору пришлось бы не по душе. И он мог усомниться, стоит ли отдавать его таким вот людям. На самом деле Даниэль понимал, что это ничего не изменит, но ему хотелось, чтобы и отец Христофор понял, почему ему так важны именно Тобиас и Джулия, почему именно они должны стать его родителями. Чтобы у него сложилось о них хорошие впечатление. О них обоих, не только о Джулии. И чтобы Тобиас с уважением отнесся к человеку, который Даниэля, по сути, вырастил. Потому что если это будет не так, Даниэлю придется выбирать между ними, а об этом было невыносимо даже думать. Но все прошло на удивление гладко. Только в самой конце беседы Тобиас неожиданно спросил: - Как вы считаете, у Бога есть чувства юмора? Даниэль напрягся от этого вопроса, а Джулия выразительно посмотрела на мужа. Однако отец Христофор этому вопросу не смутился и, кажется, не огорчился. - Бог есть Абсолют и невозможно приписывать Ему наши ограниченные человеческие чувства, - ответил он вполне доброжелательно. - Хотя популярно говорится, что у Бога есть чувство юмора. Тобиас кивнул, словно удовлетворенный полученным ответом, но казался все же несколько смущенным. - Не выпендриться ты, конечно, не мог, - упрекнула его Джулия на обратном пути. - Причем здесь «выпендриться»? Меня на самом деле очень интересует этот вопрос, а когда бы еще мне бы представилась возможность это выяснить? В компетентных источниках? Джулия обреченно закатила глаза. - Он даже в буклете к одному из своих альбомов написал однажды… Знаешь, как водится – спасибо маме-папе за-то-что-дали-миру-меня... и «Богу за его черный британский юмор»… Даниэль подумал. - Почему черный, я могу понять… Но почему британский? - А у них другого и не бывает, - ухмыльнулся Тоби. - У них, в отличие от вас, немцев, хотя бы есть чувство юмора, - добавила Джулия все еще сердито. - И мы немцы, в отличие от вас, славян, хотя бы знаем, что это такое… - Почему вы все время ругаетесь? – вздохнул Даниэль. - Мы не ругаемся, - отмахнулась Джулия. - Мы дискутируем. Мы не можем по-другому общаться, у нас ведь абсолютная несовместимость по знаку зодиака! Он скорпион. И видишь – я ему подарила специальное кольцо, чтобы об этом помнить и не требовать от него невозможного. Даниэль и так уже хорошо знал это кольцо – массивный перстень с темным квадратным агатом и выложенным на нем брильянтиками скорпионом. Тобиас носил его, практически не снимая. *** Даниэлю не понадобилось много времени, чтобы разобраться, каким Тобиас является на самом деле и каким он хочет казаться окружающим. Он словно сам стеснялся всего того прекрасного и важного, что хранил в себе, и докопаться до этого могла только Джулия и немногие избранные друзья. Мало кто знал, сколько, например, он читает или как хорошо знает классическую музыку. Большинство его поклонников и приятелей лишь знали, что он любит футбол, компьютерные игры и ковбойские шляпы. - В них я кажусь выше, - объяснял он Даниэлю. – Это, конечно, больше самовнушение, но все равно помогает чувствовать себя увереннее, все равно что играть на бас-гитаре, если ты понимаешь, о чем я. Тебе-то, конечно, нечего волноваться из-за этого в будущем, но когда человек маленького роста, люди начинают думать, что и все остальное у него маленькое, и тогда бас-гитара очень помогает. Создает такую иллюзию внушительности. Только маме не говори, что я тебе это рассказывал... - Мама все слышит, - откликнулась Джулия из соседней комнаты. – И не называй меня так, это во-первых. И не пошли при ребенке. И во-вторых, не знаю, как там насчет шляп, но гитара тебе точно не помогла. - И кто из нас после этого пошлит? – притворно возмущался Тобиас. Только после знакомства с Тобиасом Даниэль понял, почему говорят, что все гениальное просто. Тобиас и в самом деле производил впечатление совершенно простого парня, у которого на уме только непристойные шутки. Он мог, как и Джулия, все утро валяться в кровати, вспоминая сны, потом полдня играть в компьютерные игры или смотреть футбол, а потом сесть к синтезатору и написать завораживающую музыку и воплотить в подлинную поэзию свои непредсказуемые, мятежные мысли. И играл на фортепьяно он с такой раскованностью и экспрессией, о которых Даниэль пока еще и мечтать не мог. А ведь он уже несколько лет проучился в одной из лучших музыкальных школ Европы и был там на хорошем счету. Но не имел ни малейшего представления о том, как самому написать даже самую простую мелодию. А Тобиас даже не знал нотной грамоты. Его пальцы все знали за него, словно подхватывая мелодии прямо из воздуха. Талант требует постоянного внимания, развития и выпестовывания. К нему нужно прилагать огромные каждодневные усилия, чтобы он, наконец, засиял в полную силу. А гениальность сияет сама по себе, вспыхивая от любого внешнего прикосновения, от каждого дуновения вдохновения. Во время своих выступлений на публике Тобиас представлял собой живой сгусток чистейшей энергии, которого хватало, чтобы зарядить стотысячный стадион на два часа. Однако за пределами сцены Тобиас был человеком скорее замкнутым. У него была масса друзей – тех, с кем он был связан творчески. Друзей же личных, интимных, знающих его настоящую жизнь, было совсем мало. - Я до того, как встретила его, любила одиночество, - говорила Джулия. – Общение тоже любила, но быстро уставала. Быть одной – для меня это было очень важно. Для него тоже. Это самое главное, что мы понимаем друг в друге. Знаешь, я даже рядом с ним могу испытывать одиночество, и мне трудно объяснить, но именно это и хорошо. Мы можем быть в разных комнатах или разных странах, но все равно чувствовать друг друга. Ощущать, что мы вместе. А можем сидеть рядом, но полностью друг от друга отключаться. Не утомлять друг друга. Молчать и работать или читать каждый свою книгу. И быть при этом счастливыми. Джулия, конечно, была самым важным человеком, но Даниэль смутно догадывался, что без Тобиаса она не была бы такой, какая есть. Тобиас был ее сутью так же, как она сама стала сутью для Даниэля. Но он полюбил Тобиаса не за это. Не только за это. За него самого тоже. И кроме того, было много вещей, ставших невероятно значимыми в его жизни, которые были связаны только с ним, много того, что можно было делать только с Тоби и никогда с Джулией - смотреть футбол, играть в компьютерные игры, слушать «Битлз». Джулия всего этого терпеть не могла и оставляла за собой право открыто презирать их за такие низменные вкусы. А чуть позже у них появилась еще одна общая тема, вернее, проблема – диеты. Тобиас любил поесть и быстро набирал вес, поэтому перед каждыми ответственными гастролями ему приходилось его в срочном порядке сбрасывать. Даниэль столкнулся с той же сложностью, когда его гастрономические пристрастия вступили в противоречие с необходимостью хорошо выглядеть на съемках. Джулия, которой эффектная внешность при ее профессии была вроде совсем и не к чему, умудрялась, однако, идеально выглядеть. При том, что она лопала что угодно и сколько угодно, и потому не могла не поиздеваться над менее везучими в этом плане родственниками во время их вынужденных голодовок. Без поддержки Тобиаса Даниэль бы точно этого не выдержал. И много чего еще. Игра на гитаре, например. На настоящей электрогитаре. О которой Даниэль раньше мог только мечтать. Учил его, конечно, не Тобиас, а гитаристы из его группы, главным образом Дирк. Он, как лучший друг Тобиаса, чаще других появлялся у них в доме. И все же в самый первый раз именно Тобиас дал в руки Даниэлю электрогитару и показал, как ее правильно надеть. И Даниэль поразился, какая она тяжелая. И как только люди умудряются хотя бы просто держать ее целый длинный концерт, и при этом бегать, прыгать, жонглировать и божественно играть?.. Тобиас показал тогда же, как держать медиатор, - прозрачно-алый, с золотистым джокером, эмблемой группы, – и как наиграть «Дым над Водой». - Научился играть это, можешь считать, научишься и все остальное. А совсем неплохо получается, кстати. - Пока что звук такой, будто железное ведро о бетонную ступеньку роняют, - прокомментировала Джулия, вертевшаяся поблизости. – Но смотря с кем сравнивать опять же. *** После некоторых колебаний Даниэль решил официально изменить фамилию на Заммет, хотя Джулия и говорила, что это не обязательно. И жалел только об одном, что к моменту официального усыновления он уже успел сняться в обоих сериалах под другой фамилией, и поздно было уже ее менять. Но, в конце концов, актерские псевдонимы не редкость, а пользоваться известной фамилией родителей не так уж и лестно, как убедила его Джулия. Лучше для творческой карьеры иметь свою собственную, запоминающуюся и оригинальную. И такую, которую легко будет произнести, Чиньски для этого никак не годится. Поэтому он взял себе псевдоним – Лэйманн. В честь Габриэля Лэйманна, главного героя тобиасовской рок-оперы «Авантазия». Тобиас сам исполнял его партию, и это был, по сути, он сам, только перенесенный в мир средневековья и дальше – в волшебную страну. Поэтому взять его фамилию было почти то же самое, что и фамилию самого Тоби, чья музыка стала неотъемлемой частью жизни Даниэля, как и рок-музыка вообще. Джулия говорила, что тяжелый рок - это тоже религия, и не стоит даже пытаться относится к нему как-то иначе. Только в этой религии каждый сам выстраивает свой пантеон богов, и никаких правил, критериев и авторитетов здесь не существует. Правда, она легонько намекнула, что на самой вершине алтаря должны быть все-таки Iron Maiden, а там уже все, что пожелаешь. Даниэль ничуть не возражал. Где-то совсем вплотную к Maiden разместились у него на первых порах Mago de Oz и сольники Боба Кэтли, самого элегантного голоса британского рока, как отзывалась о нем Джулия. И близкого друга Тобиаса. Джулия говорила – Боб уже наполовину ангел. Его телесная оболочка уже почти истаяла, и он живет одним лишь духовным светом. И как иначе можно объяснить то, что таком возрасте он все еще в состоянии записывать альбомы и давать концерты… таким сильным юным голосом? Если после знакомства с Бобом Даниэль уже был готов поверить в некую божественную сущность рок-музыки, то дальнейшее знакомство с Хесусом из Mago de Oz повергло его в более глубокие и серьезные размышления. Этот человек казался воплощением безнравственности, а его стихи подчас были откровенно богохульными – и, тем не менее, в нем БЫЛ свет. Он был в его музыке, а значит, и в нем самом тоже. Корме всего прочего Чус был открытым геем, не первым и не последним геем, с которым Даниэль познакомился в окружении Джулии, но, безусловно, самым открытым из всех. Самым агрессивным и даже несколько эпатажным. Полная противоположность, к примеру, Кристиану, дизайнеру Джулии, грациозному, изысканному, деликатному и необыкновенно женственному. - По-моему, гомосексуалистам надо запретить быть рок-музыкантами и дизайнерами, - высказался как-то Тобиас. – Сами же геи должны им это запретить! - Это почему это? – удивилась Джулия. - Да потому что они ходячие стереотипы! Две самых худших крайности, которые вообще возможны в этом случае! - Про тебя тоже много сплетничали, что ты гей. Из-за твоих розовых концертных шмоток и накрашенных ресничек. - Время такое было, душечка. Приходилось быть в тренде. - Жаль, я не видел, - не удержался Даниэль. - Я тебе потом покажу фотки, - пообещала Джулия. – Хотя, наверно, не стоит, но ты же все равно можешь все это найти в интернете! Уж лучше, когда кто-то из взрослых будет рядом в этот момент. - Все так ужасно? - Короче, - подытожил Тобиас, - когда определишься с ориентацией... И если решишь все-таки стать геем, не бери пример с металлистов и дизайнеров. Это мое последнее отцовское слово. - Ладно, - покладисто согласился Даниэль. - А с кого можно? Тобиас замялся и вопросительно посмотрел на Джулию. - С британских актеров, - ответила она, не задумываясь. - Вот по ним никогда наверняка не скажешь, что они геи... - ...И что не геи тоже никогда наверняка не скажешь, – закончил Тобиас. - Правильно. Очень здоровый подход!