Sadness

Чанмин, выдохнув, сполз по стенке на пол, тяжело дыша. Смотря в потолок, он чувствовал, как мышцы в теле постепенно расслабляются. И это ощущение дарило не боль, а какую-то приятную феерию. Да, он загнан сумасшедшими тренировками, но это намного лучше, чем бездействие. И пусть хореография дается ему не так хорошо, как вокал, но именно благодаря таким вот изматывающим тренировкам юноша чувствовал, что живет. Что он не один из тех, кто проходит ежедневный путь «дом-учеба-работа-дом», не задумываясь о своем призвании и не желающий ничего в этой жизни. Он живет, наслаждаясь своим настоящим. И надеясь на лучшее будущее. – Привет, – повернув голову в сторону говорившего, Мин поднялся, слегка кивая. – Привет. – Меня зовут Ким Джунсу, пожалуйста, позаботься обо мне! – и поклон, как старшему. – Сколько тебе лет? – усмехнулся Чанмин, разглядывая это чудо, которое смотрело на него настолько восторженно, что было неуютно. – 19, а Вам? – Черт, так и думал, – улыбнувшись, юноша склонился, повторяя поклон и представляясь. – Шим Чанмин, мне 18. Пожалуйста, позаботься обо мне, хен! – Правда что ли? – Джунсу расхохотался. – Бесят эти условности, не настолько я и старше. Предпочитаю неформальное общение. Ты как? – Как скажешь, хен! – Айгу, этот ребенок любит шутить? – словно разговаривая сам с собой, старший прошел в центр зала, осматриваясь. – Ты уже закончил тренировку? – Да, – теперь пришла очередь Мина смеяться, так как вид нового знакомого, ворчащего, был уморительным. – Тогда пошли, перекусим, – подталкивая юношу в спину в сторону дверей, говорил Джунсу. – Я проголодался, да и тоже только недавно закончил. А если учесть, что это всего третий день моего стажерства, то… – О, тогда я для тебя сонбэ? – усмехнулся Чанмин, которого успели дотолкать до душевой. – Получается, – кивнули в ответ, захлопывая дверь. Тихо посмеиваясь, юноша быстро ополоснулся под теплыми струями, переоделся и вышел в коридор. Джунсу стоял, просматривая что-то в своем телефоне. Подняв голову на движение, он сунул аппарат в карман. Болтая о своих впечатлениях от тренировок, они дошли до выхода из агентства. Кивнув охраннику, вышли на улицу, ежась от ветра. Ночь, освещаемая фонарями и вывесками рекламных баннеров, ничуть не мешала людям, снующим по улице. Влившись в этот поток, парни остановились на перекрестке. – Нам туда, – кивнул Джунсу, указывая направление. – Эээ, хен, сразу видно, ты здесь редко бываешь, – Чанмин потянул старшего за рукав толстовки, ведя за собой. – Зачем тратиться на кафе, когда можно поесть токпокки у аджуммы*? Она каждый день здесь, с десяти часов. Знаешь, как она вкусно готовит? Словно мама! Тебе точно понравится. Да и по цене приемлимо! Всегда бегаю сюда в перерывах между тренировками, если задерживаюсь. Болтая, юноша вел Джунсу вперед, все так же не отпуская рукав. Свернув в переулок, они увидели уличную палатку, у которой столпилась небольшая очередь. Заняв место, парни наблюдали, как хозяйка обслуживает покупателей, улыбаясь и разговаривая с ними. – Точно как мама, – пробормотал Су, когда они, получив свою порцию и выслушав причитания о своей худобе, сидели за столиком. – Надо показать это место остальным. Дже явно понравится. Ты же не против? – Как хочешь, – пожал плечами Чанмин, замолкая на некоторое время, а после озвучивая вопрос, крутившийся на языке: – А «все», это кто? – Джеджун и Ючон, – улыбнулся Джунсу. – Познакомился с ними в первый день. Многие тренировки у нас совпадают. – Готовят к группе? – спросил Мин. – Я вот сольник, поэтому один тренируюсь. Скучное занятие. – А сколько стажируешься? – Третий год, – видя изумление на лице старшего, юноша приподнял губы в попытке улыбнуться. – И это еще не так много, поверь. – Боюсь спрашивать, насколько ты хорош. – А ты умеешь поддеть, хен, – грустно сказал Чанмин. – Видимо, не настолько уж и хорош, раз не выпускают на сцену. – Но тебя до сих пор не выгнали, – проницательно заметил Джунсу. – Значит, все же талантлив, и просто ждут подходящего момента. Да и ты хочешь быть здесь, поэтому не ушел. – Я много раз думал уйти, но хен останавливал. К тому же, желание воплотить мечту не позволяли бросить в никуда все старания и потраченное время. Я упорный, вот и весь секрет. – Все мы упорны, если подумать. Как вспомню школу…. – Просто я упорнее других, Джунсу-хен, – прервал юноша. Отвернувшись, избегая внимательного взгляда старшего, Чанмин наблюдал за людьми, проходящими мимо и стоявшими в очереди. У каждого своя цель и свои заботы. Каждый трудится, стараясь доказать окружающим, что в его мире все идеально. Но не он…. Для него не важно мнение общества, если подумать. Он должен доказать, что чего-то стоит, прежде всего, сам СЕБЕ. *** – Рад, что мы пришли к единому решению, – Юнхо поднялся со стула, пожимая руку хозяину кабинета, и президенту агентства Чанмина, Ли Су Ману. – До открытия осталось чуть меньше месяца, и этого времени хватит на подготовку. – Спасибо за проявленный интерес, – мужчина ответил на поклон, провожая гостя из кабинета. – Он непременно будет готов представить «SM Entertaiment» в лучшем виде. Я уже думал о том, чтобы выпустить его на сцену, а это мероприятие – лучший способ предстать перед публикой до дебюта, запомниться и вызвать интерес. Так что и в наших интересах принять Ваше предложение. – Я буду ждать его на репетиции, – Юнхо улыбнулся. – Надеюсь, что Вы не против того, что все участники репетируют в моей школе. Не хотелось бы, чтобы кто-то знал заранее о номерах и программе открытия. И ему придется подписать договор о неразглашении. – Да, я уже говорил о своем отношении к данным вопросам, – Су Ман слегка приподнял уголки губ в улыбке. – Я распоряжусь о том, чтобы все было конфиденциально. До встречи, господин Чон! – До свидания, господин Ли! Снова вежливые поклоны, улыбка секретарше, и Юно тяжело вздыхает, оказавшись в коридоре. Последний рубеж пройден, самый тяжелый не столько физически, сколько морально. Переговоры с президентом Ли длились больше месяца, и вот наконец-то закончены. Каждой стороне пришлось в чем-то уступить, но самое ценное – Чанмин будет петь на этом открытии. Исполнение мечты младшего было приоритетным, именно поэтому Юнхо отказывался от других исполнителей, предлагаемых агентством. Ему не нужны были примелькавшиеся с экранов холеные лица. Новый, неизвестный и талантливый – вот кого он хотел видеть. Своеобразный символ пути к мечте. И в этой роли мог быть только Мин. – Хен? Мужчина обернулся. С диванчика в холле поднялся Чанмин, сворачивая провода наушников и пряча их в карман. Улыбка расцвела на лице юноши, когда он подошел и обнял старшего, приветствуя. – Что ты здесь делаешь? – Приходил по делам, – Юнхо рассмеялся выражению лица младшего. – По поводу открытия, ты все правильно подумал, мелкий бесенок. – Мне уже 18, – слегка насупился парень. – Почему ты до сих пор зовешь меня мелким? Скоро я стану звездой, так и продолжишь обращаться со мной? – Ты всегда будешь моим малышом Мином, – взлохматил челку мелкого Юно. – Будь ты хоть самим президентом. – Ненавижу, когда ты так делаешь, – вот теперь юноша обиделся всерьез. – И разница у нас всего семь лет. – А такое чувство, что все десять, – рассмеялся мужчина. – Ты куда-то шел? – тонко «намекнул» Чанмин. – Все, все, – поднял руки Юнхо, – ухожу, Ваше величество. Шутливо поклонившись и увидев скривленные то ли в улыбке, то ли в недовольстве губы, мужчина снова заливисто рассмеялся и направился к выходу. – Так что вы решили? – не выдержал Чанмин, прикусив губу, смотря исподлобья на старшего, который медленно обернулся и сунул руки в карманы, также пристально рассматривая парня. – Не могу сказать тебе, конфиденциальная информация, – махнув рукой на прощание, Юно усмехнулся, шагая и мысленно ведя отчет. Зная мелкого, на счет «три»…. – Ты мне больше не хен, Чон Юнхо! Попробуй только позвонить хоть разок! …. Обязательно будет реплика наподобие этой. И вот как относится к нему как к взрослому, если этот парень – сплошной комок детства? Вспомнив, почему Чанмин так ведет себя, мужчина вздохнул. Если он такой только с ним – то почему бы и не дать почувствовать себя нужным? Поиграть в эту игру. Мин сам поймет, что вечно быть ребенком нельзя. Сам решит вести себя иначе. Главное – не пропустить этот момент и вовремя подставить плечо. «Как и всегда»…. *** Толкнув дверь, Со Ран остановилась на пороге, опустив сумку на пол. На двери с обратной стороны – плакат с группой «H.O.T.», на котором ее же рукой написано признание в любви солисту. Медленно взгляд девушки скользит дальше: по кровати, столу, на котором ровной стопкой сложены учебники, шкафу, обклеенному плакатами с танцорами, стене, где на плечиках висит школьная форма. Полка с кубками привлекает все внимание, заставляя скривить губы в усмешке. Со Ран кажется, что с момента ее ухода отсюда в комнате ничего не менялось. Только мама наверняка заглядывала для того, чтобы смести пыль с вещей. В голове даже промелькнула мысль о том, почему вообще комнату не заперли, превратив в кладбище из тяжелых воспоминаний. Для чего родители заходили сюда, если заходили? Почему не выбросили все, в попытке избавиться от напоминаний о такой ненужной дочери? Подойдя к полке, Со Ран взяла в руки один из кубков. Вглядываясь в надпись, проводя пальцем по стеклянным бокам, она ласково улыбалась. Но затем, разжав ладони, безразлично смотрела, как, словно в замедленной съемке, предмет летит вниз и разбивается на осколки. Звон от этого падения доносится, словно девушка находится под водой. А перед мысленным взором – картинка соревнований, которые принесли ей эту награду. Память отчетливо воспроизводила все малейшие детали, все чувства, которые переполняли детское сердце. Протянув руку, Со Ран взяла следующий кубок и, размахнувшись, бросила его в стену. Но, в отличие от первого, он не был стеклянным, поэтому, жалобно звякнув, закатился под стол. Вот так и ее мечта разбилась, как это стекло…. Только на большее количество осколков. И они застряли в теле, напоминая о той боли, которую пришлось пережить. Вот и сейчас, видя свою комнату, чувствуя, что время словно остановилось, девушка плакала, срывая плакаты и сбрасывая свои награды на пол. Хотелось просто уничтожить все, лишь бы избавиться от той боли, что разрывала на части. А ведь она думала, что справилась со своими воспоминаниями…. – Что ты делаешь? – в комнату на шум вбежали родители, оглядывая учиненный беспорядок. – Зачем? – сквозь слезы глядя на них, спросила Со Ран. – Почему оставили все? Почему не выбросили, не сожгли? Зачем вернули меня? – Ты наша дочь, – поджав губы, ответил отец. – И это твое наказание. Ты должна помнить, что произошло и почему. Ты сама виновата во всем. – Неправда! – не сдерживаясь, девушка закричала от несправедливого обвинения, которое ранило больше, чем это холодное обращение. – Это из-за тебя! Из-за тебя! Ты разрушил все, а теперь…. Хлесткий удар по щеке отбросил Со Ран к стене. Прижимая к лицу ладонь, она смотрела на отца, который тяжело дышал, и мать, пытающуюся успокоить мужа. Не ее, свою дочь, а мужа, который поднял руку на ее ребенка. «Лучше бы я тогда умерла….» – подумала девушка, выпрямляясь и смотря на этих людей, которые именовались родителями. А на деле – совершенно чужие. – Ненавижу, – тихо прошептала она, прежде чем выбежать из комнаты и, сбежав по лестнице, выйти из дома. – Верните меня обратно в дом бабушки. Не хочу видеть вас, не хочу жить с вами. Могли бы просто не платить тогда…. Бродя по улицам, не задумываясь о том, куда идет, девушка, свернув за угол, врезалась в молодого человека, подхватившего ее и не позволившего упасть. Вскрикнув, Со Ран шарахнулась в сторону, отбрасывая от себя чужие руки, и бросилась бежать. Паника, захлестнувшая ее, не позволяла остановиться, а только гнала прочь – вперед, подальше от всех. Остановившись в переулке и чувствуя, как колет в боку от быстрого бега, девушка, согнувшись и тяжело дыша, оперлась рукой о стену. Отдышавшись, сжав пальцы, тем самым срывая объявление, Со Ран опустилась на корточки, утыкаясь лицом в колени и беззвучно плача. Вырванный ветром из ослабевших пальцев листок пролетел несколько метров, падая на асфальт и попадая под ноги проходящих людей, которым не было дела до чужих бед. «Приглашаем на открытие Сеульской городской школы искусств «Miracle» – красочная надпись на объявлении то появлялась, то исчезала под обувью прохожих, пока кто-то не поднял листок и, смяв в комок, не забросил в урну.