Призрак прошлого

      Надежда. Вещь, которая теряется, как иголка в стоге сена, мимолетно растворяется где-то в глубине неизвестного и чужого. В итоге ты остаешься один на перекрестке тысячи дорог без желания что-либо делать, без помощи от этой «надежды» и смелости, с пустыми легкими. Но это еще не самое страшное. Ты остаешься там с абсолютно пустыми мечтами и планами – вот, чего действительно стоит бояться.       Мир хрупок, безграничен и обманчив в моменты, когда ты не видишь ничего, кроме вытянутых вперед рук, и кажется, что ты навсегда ослеп, оглох и онемел. У тебя нет чувств и нет представлений о жизни, ты попал в черную комнату, где двадцать четыре часа в сутки слышишь скрип ржавой железной двери.       Трудно не сойти с ума, согласитесь? POV Эмма       Закрываю за собой дверь и иду в сторону машины, стараясь не шуметь. Город сегодня тише, чем обычно. Еще очень рано для утренних поездок, но мне нужен воздух и время, чтобы понять, что к чему. Все, что сейчас происходит равно спокойствию, трудно представить, что что-то действительно пугающее произошло сегодня ночью. Люди спят в своих домах, готовят завтрак и радуются новому дню, даже не догадываясь, что мы пережили свой самый страшный кошмар этой ночью. И это так забавно, ведь наши проблемы волнуют только нас — другим нет до них дела, как бы они не пытались доказать обратное.       Достаю из кармана ключи и вставляю их в скважину, поворачивая. Дверца машины открывается, и я сажусь на водительское сиденье. Машина Гарри пахнет яблочным ароматизатором и его духами, что позволяет мне расслабиться, почувствовать уют и спокойствие. Одна только мысль о нем дарит мне чувство защищенности, и я больше не та маленькая девочка, которая всего боится. Так странно осознавать, что все, чего ты когда-то боялся — существовало лишь иллюзией. Получается, что я боялась пустого пространства в моем подсознание.       Завожу мотор и облегченно вздыхаю, выезжая на дорогу. У меня есть точка назначения, но хочу ли я туда ехать? Мне нужны ответы, ведь я слишком любопытна и считаю, что после всего произошедшего, я должна хоть что-то узнать.       Боюсь ли я его? Нет.       Боюсь ли себя? Возможно.       Открываю окошко и пытаюсь выкинуть из головы мысли о скорейшем пробуждении Гарри, о его волнении и попытках найти свои ключи от машины, чтобы поехать за мной. Я поступаю эгоистично, оставляя его одного на следующее же утро после случившегося, но я думаю, что так будет правильно. Я одна должна сделать это, потому что это наша игра. Моя и Луи. Нужно закончить все это раз и навсегда, думаю, это необходимо не только мне.       Поворачиваю к огромному зданию и паркуюсь, заранее пытаясь успокоить дрожь в коленках. Представляю, что это очередной кошмар, но после щипка не просыпаюсь. Дыхание учащалось, а ладошки вспотели, но я все же делаю неуверенные шаги к решетке, нажимая на маленькую зеленую кнопку возле калитки. — Слушаю, — раздается где-то надо мной, и я шумно сглатываю. — Я к пациенту номер сто двадцать девять, меня ждут. Пугает то, что здесь людям дают номера. Представьте себе, если бы в школе было точно так же. "Номер двадцать, к доске" или, например, "Пятнадцатый, почему ты не выполнил заданное на дом задание?". Жутко и глупо одновременно. — Сейчас подойду, — после этих слов послышался противный писк, а затем тишина.       Через минуту дверь открывается и ко мне выходит невысокая женщина. Я вежливо приветствую ее, а она дает мне халат, перчатки и свисток, чтобы я могла позвать на помощь. Они люди, какими бы ужасными ни были их поступки, это все еще люди, а не звери. Может, отчасти все это потому, что к ним относятся, как к диким животным, привязывают к стульям, кормят с ложечки и не дают личного пространства. Любому тут станет хуже, ведь кругом белые халаты и черные мысли, тебя бояться просто потому, что ты думаешь не так, как «нормальное общество».       Мы утверждаем, что люди — венец творения, бесконечно умны и велики, но сделали все, чтобы бояться друг друга. У нас есть ракеты, самолеты, моря и пустыни в нашем распоряжении, но мы думаем о неизвестных людях, которые ничего лично для нас не сделали и восхищаемся ими, подражаем, а потом кричим об индивидуальности. Мы рушим построенные стены ради того, чтобы страдать или причинять боль, наивно полагая, что это правильно. Но, на самом деле, ничего правильного в этом нет.       Думаю, со всем багажом последних месяцев, мне самое место здесь. — Проходите, — женщина стучит вместо меня по железной двери, она открывается, и я прохожу внутрь. Здесь нет окошек, но излишнее количество всяких ламп и люстр вызывает рябь в глазах. Жмурюсь и пытаюсь привыкнуть к почти белому полотну передо мной. Впереди меня, на кресле, сидит высокий мужчина в клетчатой рубашке и черных, идеально выглаженных брюках. Он внимательно рассматривает что-то на своем мониторе, но заметив меня, захлопывает крышку и поднимается на ноги, приветствуя меня. У него очень добрая улыбка, что очень важно для того, чтобы расположить к себе человека. Думаю, его уж точно никто не боится. —Вы, должно быть, Эмма? — он выходит из-за стола и пожимает мне руку. Улыбаюсь, но чувствую, как заметно мое излишнее напряжение, поэтому отвожу взгляд и киваю. — Вас уже ознакомили с правилами?       Я перевожу взгляд на листок бумаги, который мне выдала девушка на входе и быстро пробегаюсь по пунктам, улавливая лишь отдельные слова.       «Не подходить»       «Не прикасаться»       «Не конфликтовать»       «Вести себя спокойно»       «Электрошокер»       «Свисток»       «Перчатки»       «Зрительный контакт»       От всего этого по коже пробегается холодок, и я на секунду закрываю глаза, изо всех сил стараясь отпустить приступ тошноты и набегающий страх. Это люди, не звери, повторяю я про себя, стараясь забыть обо всем, что сейчас происходит. Мама всегда говорила, что, как бы трудно тебе не было, через какое-то время все это уже перестанет быть таким страшным и пугающим, ведь уже пройдет. Это как поход к стоматологу: предвкушение и процесс – отвратительны, но затем ты возвращаешься домой с плиткой шоколада в руках и без боли. Все кажется проще, когда ты это уже пережил. — Думаю, да, — он ставит мне на запястье какую-то печать и накидывает на себя халат, беря с полки ключи. Он просит меня оставить сумку в камере хранения вместе с телефоном и другими предметами, и я послушно выполняю все, снимая цепочку и подаренный мамой браслет.       Я несмелый человек. И я действительно боюсь, что сдамся на самом краю, соскальзывая вниз. Вся суть прыжка в том, что, когда ты готовишься к нему, все твои проблемы кажутся такими глобальными и неисправимыми. Но, когда земля уходит из-под ног, они как-то растворяются сами собой, и все, о чем ты можешь думать эти последние секунды — ты летишь и никогда больше не остановишься.       Мы идем по длинному серому коридору, вокруг нас десятки дверей с разными звуками за ними: где-то шепот, смех, тишина. Кажется, кто-то даже кричал, и я сразу вспоминаю фильмы, в которых присутствуют камеры пыток и стулья, бьющие током. Стараюсь выбросить это из головы и вспоминаю о Гарри. Надеюсь, я приеду до того, как он проснется. — Проходи, — дверь передо мной открывается, и я неуверенно прохожу вперед, осматриваясь. Обычная комната с кроватью и окошком в центре противоположной стены. Ни жутко, но и не комфортно. — Он, вероятно, на процедурах. Тебе лучше расположиться там, — он указывает на черное пространство в стене, которое оказывается смежной комнатой. Мы можем видеть все, что находится в комнате, а те, кто там — нас не видят.       Мы садимся на стулья и мне дают стационарный телефон, спрашивая, не нужно ли мне кому-нибудь позвонить. Не знаю, должна ли набирать Гарри, но мне хочется, чтобы он не думал, что я опять пропала. Набираю номер и слушаю длинные, непрерывные гудки. — Да? — хрипловатый голос разливает по моему телу невероятное спокойствие и неожиданный прилив храбрости. — Гарри, — произношу я и слышу облегченный вздох на том конце линии. Думаю, он уже заметил мое внезапное исчезновение. — Эмилия, — произносит он мягко. — ты в порядке? Что случилось? — Да-да, не волнуйся, все хорошо, — мне не хочется рассказывать ему, где я нахожусь, ведь не знаю его возможную реакцию. Он может расстроиться, а мне совершенно не хочется этого. — Я скоро буду. Подумала, что тебе будет интересно, куда я пропала, вот я и позвонила.       Голос дрожал. Хочу, чтоб он знал, что сейчас я увижу Луи и совсем не знаю, чего ожидать от этой встречи. Будь он рядом, я была бы спокойна и не боялась, возможно, держала его за руку и чувствовала себя в полной безопасности с ним. Но я здесь одна, а Гарри даже не знает, где я нахожусь. — Я не понимаю, Эм, — растерянно произносит он. — Что происходит? Пожалуйста, вернись домой. — Я буду в течение часа, обещаю. — Где ты? — его голос становится раздражение, грубее. От волнения он переходит к злобе, потому что чувствует, что я вру. И я не виню его. — Я приехала к Луи, — еле слышно произношу я, но он слышит. Напряженный вздох. — Какого черта ты забыла там?! — Гарри, так нужно. Просто поверь. — Скоро буду, — произносит он и сбрасывает вызов.       Закрываю глаза и вешаю трубку на место.       Мы находились в этой закрытой от видимости комнате минут десять, прежде чем дверь открывается, и двое мужчин заводят туда Луи. Измученного, худого и безразличного — непривычного мне Луи, к которому я чувствую только отвращение и злость. Смотря на него, понимаю, что не все в этом месте являются жертвами обстоятельств, не все заслуживают прощения за свои поступки. Это жестоко, но я никогда ненавидели кого-то так, как ненавижу его.       Он садится на кровать и осматривает белые стены, будто видя их впервые. Может, так оно и есть. Один из докторов говорит, что он готов, а Луи в это время растеряно смотрит на него, спрашивая взглядом, что происходит. — Эмма здесь, — говорят ему и он, словно не замечая стекла, смотрит на меня. Я знаю, что он не видит, но чувствую, как взгляд прожигает кожу насквозь, заставляя каждый сантиметр пылать. Но от этого огня я не свечусь, а сгораю. — Зачем? — безразлично спрашивает он, но я вижу, как зубами закусывает губу изнутри. — Пусть уходит. — Ты ведь звал ее, не строй из себя пострадавшего, — плюет один из докторов и Луи закатывает глаза. Они уходят, а мужчина, пришедший со мной, спрашивает в необходимости его присутствия. Я говорю, что позову, если понадобится помощь, указывая на свисток в своей руке, а он показывает, куда нужно говорить, чтобы Луи меня слышал. Благодарю и остаюсь одна в невидимой комнате.       Я молчу, не зная, что стоит сказать. Нужно ли мне злиться на него сейчас, когда он явно в проигрыше или все же потыкать его совершенным «преступлением». Внезапно понимаю, что совершенно не готова к этой встрече. Не знаю, чем я думала, когда приехала сюда с самого утра. — Здравствуй, — тихо произносит он, и я морщусь от знакомого тембра. В первую нашу встречу он показался мне безумно загадочным и закрытым, но сейчас, я, кажется, вижу каждый его орган насквозь. Теперь, моя влюбленность и привязанность переросла в отвратительный комок между поясницей и грудной клеткой. Давит, тянет и перехватывает дыхания, но не как от американских горок, а как от несвежего завтрака после очередных праздников. Меня тошнит оттого, что он сидит через стену от меня. — Так и будешь молчать? — Не знаю, что должна говорить. — Зачем тогда приехала? — хмыкает он и я пожимаю плечами, но сразу же понимаю, что он не видит меня. — Наверное, наивно полагала, что получу ответы, — я пытаюсь прожечь в нем дыру взглядом, но жалею, что не умею делать этого. — Я зря приехала? — Не понимаю, что ты хочешь узнать. Я ведь все уже сказал.       Понимаю, что он ничего мне не скажет и жалею о недавнем конфликте с Гарри. — Зачем ты делал это? Зачем сводил меня с ума? Преследовал и пугал? — чувствую, что начинаю закипать от злости, прокручивая в голове все прошлые месяцы и бесконечные слезы его родных и мои. Страх, которым он наградил нас и ужас, который вселял в меня после. — Я хотел доказать, как ты ошиблась, когда бросила меня, — в его голосе столько отчаяния, что я почти поверила в правдивость слов. — Какого черта, Луи?! — перехожу на крик, но понимаю, что за дверью находиться люди. — Ты просто исчез, не сказав ни слова, растаптывая меня неизвестностью. Ты причинил мне такую боль, что… — Что ты несешь? Почему ты не думаешь о моей боли? Какая же ты эгоистка, Эмма!       Встаю со стула и начинаю нервно ходить по комнате и оттягивать волосы, пытаясь успокоиться. Я злюсь и перестаю контролировать себя. Зачем я приехала сюда? — Это ты эгоист! Я думала о тебе три месяца, гадала, куда ты делся, что я сделала, раз заслужила такого обращения с собой. Ты безумец, а я думала, что причина во мне, — я впивалась ногтями в ладонь, чтобы не начать орать на него во весь голос. — Я не знаю, зачем приехала сюда. Зачем оставила человека, который действительно волнуется за меня и я, кажется, не безразлична ему. А ты… — Ты не видишь, что не нужна ему, Эмма? — он смеется, и мои чувства от злости переходят в подступающий к горлу страх. — Он хороший игрок и актер, но так, как любил тебя я — ему никогда не полюбить тебя. — Разве ты любил меня? — настала моя очередь смеяться. — О чем ты? — он растерян, это видно по его глазам. — То, что я испытывал к тебе, было очень сильным. До невозможности сильным.       Он встает с кровати и подходи к темному стеклу, прислоняя к нему ладони. Я отхожу к стене и стараюсь не смотреть на него. — Ты не любил меня, Луи. — Так жаль, что ты не видишь правды. Такая слепая, готов поспорить, что тебе и самой от себя тошно. Когда мы встретились, я поймал себя на мысли, что ты – загадка и моей миссией стало разгадать тебя. Но у меня ничего не вышло, и я совсем не собирался влюбляться в тебя. Пару раз я даже думал, что мне просто жаль тебя, бедняжку с проблемными родителями, но как я ошибался. Через какое-то время я просто понял, что ты моя, и никуда не денешься, и тогда я расслабился, а он… — Перестань! Хватит! — кричу я, глотая слезы.       Я плачу. Зажимаю ладонью рот, чтобы он не услышал и отворачиваю микрофон. Хватит с меня его мнимой правды, его пересохших губ и грязи, которую он произносит. Я хочу избавиться от этого чувства, когда камень висит на моем запястья и тянет меня в глубокую пропасть, где даже ты сам – свой враг и вредитель.       Он молчит и подходи к окошку, скрещивая руки на груди. Молчание перерастает в тишину, и я могу поспорить, что слышу его дыхание. Но перестаю чувствовать свое. Воздух опускается мне на плечи и остается там, а я смотрю в одну точку и не вижу ничего, кроме немого тумана. И вранья. Оно будто обрело форму: неровный, расплывчатый круг с еще более темной точкой в центре. Такое чувство бывает, когда долго смотришь на яркую вспышку, а потом переводишь взгляд на любую поверхность и видишь этот черный круг. Но моей яркой вспышкой является его вранье.       Собираюсь с силами и произношу: — Прощай, Луи.       Он резко разворачивает в мою сторону и расцепляет руки, собирая их в кулаки. — Ты еще придешь? — спрашивает он, но я молчу. Я знаю, что больше не вернусь сюда, всем жалеть обо что, связано им. Я выжила из себя все соки и у меня просто больше нет чувств, которые я могла бы на него тратить. — Знаешь, я сейчас представляю тебя. Ты всегда была какой-то особенной, по сравнению с остальными девушками. — Мне нужно идти.       Он подбегает к кровати и вытаскивает что-то из-под подушки. Затем аккуратно проводит рукой по грязным волосам и стучит в дверь. В комнату заходит один из помощников и вопросительно смотрит на него. — Отдайте это ей, — он передает блокнот и начинает смеяться, будто это самое смешное, что когда-либо было в его жизни. Истерический смех звучит зловеще, но я улыбаюсь, зная, что это последняя наша встреча.       Я больше не увижу его.       Выбегаю из здания и жду, пока мне откроют дверь. Вижу Гарри и облегченно вздыхаю, будто окунаюсь во что-то знакомое и родное. Он выглядит напряженным, но быстро подходит ко мне и обнимает. Безопасность. И это то, в чем я всегда нуждалась – человек, который поможет мне возвести небоскреб, держа руку на самом верху, где крыша царапает небеса.       Он такой мягкий. — Ты плакала? — произносит Гарри и я хочу разрыдаться прямо здесь, в его руках. Потому что чувствую, что могу позволить себе сделать это. Только с ним. — Наверное, — тихо произношу я и прижимаюсь еще сильнее, еще ближе. Позволяю делать с собой что угодно. Ведь, если он хочет — я вся его. — Почему ты не сказала мне, что собираешь сюда? — он обводит взглядом здание и вновь смотрит на меня. — Не хотела, чтобы это создавало проблем для тебя, — произношу я. — Глупенькая, — он целует меня в лоб и еще сильнее прижимает к себе. Тепло разливает по всему телу, и я чувствую, как бьется его сердце.       Не думаю, что чувствовала это раньше. Словно с ним я могу не выпрямлять спину и не волноваться, что мои ноги не такие ровные, как мне хотелось бы.       Мы приезжаем к нашему мосту и холодные потоки ветра бьют меня в лицо. Садимся на край и чувствуем, как мокрые капли скатываются по одежде, попадая в лицо. — Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? — произносит он и я ловлю каждый звук. Почему я раньше не замечала его привычку закусывать губу? — То, как ты смотришь на меня. Твои глаза... они светятся. И я чувствую себя самым решительным в эти моменты, хотя ты просто, черт возьми, смотришь на меня.       Осознаю, что задыхаюсь, но так приятно оставаться без воздуха в этот раз. — Когда ты сказала мне, что мы больше не должны общаться, на какую-то долю секунды я решил, что так и должно быть, а потом ненавидел себя за эту мысль. Все было так сложно, я будто разучился делать что-либо: считать, читать. И мне вдруг захотелось, чтобы ты научила меня этому. Чтобы ты просто находилась рядом и говорила о чем угодно. Я принялся сравнивать тебя с проходящими незнакомками и пытался найти в них что-то новое, что-то более интересное, но всегда происходила так: не твои глаза, не твои волосы, не твое тело. Не ты. И хотелось напиться и потеряться, — он переводит взгляд на мою руку и переплетает наши пальцы. — Думаю, ты была создана для чего-то невероятно красивого, потому что все, что в тебе есть — завораживает.       Он заправляет локон моих волос за ухо и продолжает: — И я начал тебя искать. Ходил по городу, заглядывал во все попадавшиеся на пути кафе и магазины, потом, когда идти уже было некуда, повторял и так до невозможности. Я отчетливо знал, что ты где-то рядом и понятия не имел, зачем ищу тебя, ведь ты отчетливо дала мне понять, что я не нужен. Мне, наверное, просто хотелось узнать почему. И я почти сдался, клянусь. Несколько раз я клялся, что перестану, но затем наступало утро и с ним приходил новый «последний день». — И ты нашел меня, — я улыбаюсь. — Черт, Эм, — он сильнее сжимает мою руку. — ты так прекрасна. — Можно я поцелую тебя? — спрашивает он и внутри все буквально трепещет от желания. Я киваю.       Он прижимается ко мне, а я стараюсь не думать ни о чем, кроме этого момента. Только он имеет значение сейчас. Не Луи, с его глупым письмом, которое лежит в кармане, не шум города, доносящийся откуда-то, не машины, торопящиеся куда-то в сторону, в надежде найти там что-то необходимое. Мои шрамы зажили.       Начинается дождь, и мы смеемся. Просто смеемся, осознавая, что начало и конец буквально объединились в одно. Мы оказались здесь, потому что так было необходимо, теперь я это точно знаю. — Хорошая погода, — он крепко сжимает мою руку и счастливо улыбается. — Разве что для безумцев, — я чувствую, как внутри возникает незнакомое, но приятно ощущение свободы. Он вновь прижимается своими губами к моим и я растворяюсь.