Glaeddyv vort, beanna (GV,b)

В нос ударил резкий запах — в дичайшем аромате смешалось всё самое худшее: помойка, общественный туалет и бомжи. Открывать глаза в таком месте мне совершенно не хотелось, однако, если я этого не сделаю, неизвестно, что произойдет и во что это выльется. Поэтому, кое-как разлепив свои веки, я огляделась. Мой взгляд уперся в решетку. Так и есть. Все, как я и думала. Тюрьма. Здорово. Пять баллов, дорогая. Я испуганно потрогала медальон — Мое Сердце было на месте. Очки обнаружились в кармане штанов. Даже кошелек, как ни странно, спокойно висел на поясе и позвякивал монетками при каждом движении. Это хорошо. Значит, меня никто не переодевал и не ограбил. Отобрали только мою острую, но бесполезную железяку, которую я излишне громко называла оружием. При первой попытке припомнить все, что произошло накануне, у меня заболела голова. Вы знаете, бывает такая тупая боль, с которой не возможно справиться. Колено голове вторило — я чувствовала, будто оно распухло до немыслимых масштабов и с трудом помещалось в штанину. Нужно вспомнить, что произошло, потом будешь себя жалеть. Давай, бедовая голова, думай. Так, кажется, я слышала, мол, ведьмак убил короля. Стоп. Кто у нас сейчас единственный известный ведьмак в Темерии? Геральт! Он убил короля? Зачем? Нет, бред какой-то. Геральт его, конечно, не очень любил, но точно не собирался убивать. Он бы предупредил об этом, уж я его знаю. Да и не в ведьмачем это стиле. Даже если король пригрозил бы навсегда оставить нас при дворе — мы бы тихо смылись. Скорее всего, Белого Волка подставили, выдав за убийцу. Видимо солдаты так не считали, раз напали на меня. Значит и правда Геральт? Мои размышления прервали подошедшие ноги. Грязные, босые ноги, больные грибком разных стадий, которые встали передо мной. С приходом ног мне в нос ударил сильный запах пота и алкоголя. Решив, что ноги сами собою не ходят и у них должен быть, как минимум, обладатель, я подняла лицо вверх. Не без труда — данное движение вновь напомнило о том, что у меня, похоже, сотрясение черепной коробки. Да-да, именно ее. Мозгов-то там точно нет, иначе бы я никогда ни во что не вляпывалась. Обладатель отнюдь не модельных ног заулыбался самой беззубой улыбкой, какой только мог. Кажется, попади он в наш мир, то стоматологи-экспериментаторы бы с радостью бы потерли руками. Его рот представлял собой подробную иллюстрацию к цинге или самой жуткой форме кариеса. И мистер «самая стремная улыбка года», улыбаясь во все свои минус тридцать зубов, спросил: — Это ты баба того ведьмака, который короля убил? Размышляя, я ли это, машинально согласилась с его выводом. — Хы-хы, значит тебя казнят скоро, да? Хыыыы, — его улыбка стала еще более мерзкой. К ней добавилось нечто противно-похотливое. Меня передернуло и, если бы было чем, то непременно бы стошнило бы прямо на ноги громилы. — А что? Хочешь передать приветик покойным родственникам? — в моих словах играла злость. Есть у меня такая реакция: каждый раз, когда мне говорят, мол, Аника, тебя скоро казнят, я начинаю сердиться. Интересно, почему? — Не, я это… не хошь перед смертью с мужиком побыть, а? — он расплылся в окончательно довольной улыбке, не самым тактичным образом подводя меня к уже закравшимся в голову подозрениям на его счет. — Слушай, товарищ, иди-ка ты дорогою добра, — пожалуй, стоит быть вежливой хоть немного. — Че? — парень явно не понял цензурного посыла, пришлось немного расшифровать: — Нахуй иди, говорю. — Слышь, ты чо, типа, самая дерзкая, а? — улыбка сползла, наконец-то, а лицо неудавшегося плейбоя перекосило. — Че ты, блядь? Ща на пол повалю и все, не рыпнешься у меня. — Ну-ка, тихо, — рядом с входом появилось заспанное усатое лицо охранника. Возможно, наши перетирания вытащили его из объятий Морфея, где в своих мечтах он пас овец на лугу подальше от вони и преступников. — Чуча, отойди от дамы, пока я палкой по спине тебя не огрел. Велено её не трогать и быть любезными до усеру. Так что отойди в другой угол и спи там, ублюдок. Несостоявшийся герой-любовник Чуча отошел, сел чуть ли не с противоположной стороны камеры, к паре каких-то разбойников и затих. Я же пододвинулась поближе к выходу, чтоб, в случае чего можно было хотя бы вдоволь покричать и не дать поспать охраннику. Я очень мстительна — если велено быть вежливыми, могли бы и в одиночную камеру посадить. Там максимум вши и тараканы, а не злобные беззубые насильники с непонятным именем и еще более непонятной рожей. Разбойники и Чуча о чем-то зашуршали. До меня доносились только отдельные слова: татуировка, карта, охрана, но я решила не вникать в их сложные планы. Мало мне, что ли, приключений. И так влипла, по самое не хочу. И снова не по своей воле. Я попадаю в неприятности постоянно и всегда — стоит просто выйти на улицу. Если где-то на чью-то голову решит упасть кирпич — я точно знаю, что это будет моя черепушка. И всегда, все равно, попадаюсь. Может быть, это карма. В прошлой жизни я была злым человеком и вместо того, чтобы переродиться в баобаба, стала самым большим неудачником. Мастером попадать в передряги разного калибра. От таких невеселых мыслей захотелось немного пореветь, но понимание того, что Чуче и остальным мои слезы доставят только радость, убедила в бессмысленности действий. Самое простое, что я могу сейчас сделать — это сесть и ждать развития событий. Чем я, собственно, и занялась. По прошествии трех или четырех часов наступил рассвет. Через решетчатую бойницу камеры начали пробиваться первые солнечные лучи, немного освещая помещение и распугивая скопившихся внутри бацилл. Запели какие-то очень хриплые соловьи, вдалеке даже проорал местный пернатый будильник — петух, возвещая окружающих о начале нового трудового дня. Вместе с солнцем просыпалась и тюрьма. Начали появляться новые караульные, ходить туда-сюда и стучать дубинками по решеткам камер. От этого просыпались обитатели этого подземелья — от бродяг до вшей. Где-то сбоку послышалась какая-то возня. Открылась тяжелая дверь, скрипнув так, словно в другой жизни она мечтает быть расстроенной скрипкой.Охранник, который до этого сторожил нас только своим храпом, вытянулся по стойке смирно и нелепо попытался отдать честь. В отделение бодрой походкой прошел Роше, вполне выспавшийся, но не очень довольный, и еще два каких-то человека. Если судить по их одеянию, это были люди из его личного отряда. Вернон остановился перед камерой и тоном, не предвещающим ничего хорошего произнес: — Только не думай делать глупостей, Эмергейс. Сейчас на тебя наденут наручники, и мы пойдем… поговорим. Любое твое лишнее движение будут расцениваться как побег. Я вздохнула и встала. Голова немного прошла, но не настолько, чтобы можно было чувствовать себя свежей и отдохнувшей. Скорее, состояние было таким, словно по мне прошлось стадо мигрирующих мамонтов. На меня нацепили ржавые наручники весом с килограмма два каждый — это не добавляло ни счастья, ни радости. Я в первый момент вообще испугалась, что упаду, но меня резво подхватили под белы рученьки и потащили по каменному коридору, мимо таких же камер, в которой сидела я. В одних, очень маленьких, видимо одиночках, находились особо буйные. При нашем появлении некоторые начинали вопить и улюлюкать, другие просто ковырялись в носу. В некоторые вход вообще был наглухо закрыт массивными дверьми с внушительными замками. Там, видимо, рассиживают совсем опасные преступники. Возможно, что за одной из них сейчас находился Геральт. Думаю, ему нехило досталось. Возможно, его пытали. А что, если и меня тоже будут? Сознание помутнело на мгновение, но падать в обморок я передумала. От нервного напряжения организм сделал то же, что и всегда в подобных случаях- чихнул. Однако ни Роше, который шел передо мной, ни его бойцы даже не вздрогнули от неожиданного звука. Лица моих конвоиров вообще не отображали никаких эмоций — суровые, каменные физиономии смотрели только вперед. Щадя больную ногу, они шли не быстро, но напрасных иллюзий, что меня ведут к выходу, я не питала. Уверена, отправят в, так называемую, «переговорную» — место, где умеют добиваться признаний. «…и мы пойдем… поговорим» — вспомнились мне слова Роше. А разговор этот, уверена на все сто процентов, будет проходить в том же стиле, что и со жрецом монастыря сутками ранее. Не поймите не правильно — я не трусиха. Но и не храбрый Мальчиш-Кибальчиш. Если меня будут истязать… от этих мыслей становилось дурно. Наконец, передо мной раскрыли дверью. В комнате, куда меня бесцеремонно втолкнули, на стол накрывала высокая светловолосая женщина, с короткой стрижкой и в камзоле Синих Полосок. Она посмотрела на мою побитую особу без злобы, даже с некоторым сочувствием и ободряюще улыбнулась. Девушка показалась ангелом среди кучи злобных демонов. Я опустила взгляд на стол, который она собирала — жареная курица, свежий хлеб, сыр, чайник. Вот это поворот. Они решили меня накормить? Последний завтрак умирающему? Это же вроде как дело чести для государства, хотя и бесполезный перевод продуктов. А может они боятся, что от голодухи я отключусь раньше времени и нельзя будет ничего добиться? Скончаюсь, как жрец, а им это не нужно. Меня посадили за стол и сняли кандалы. Однако я, пребывая в некотором шоковом состоянии, туго соображала, поэтому могла только хлопать ресницами и мысленно взлетать. Роше кивнул своим людям и все трое — конвоиры и женщина — вышли, тихонько прикрыв дверь. — Рассказывай, — вздохнул Роше и плюхнулся на табуретку, сбрасывая строгость со своего лица. С противоположной стороны стола сидел тот Вернон, с которым меня познакомил почивший король: наглый, деловитый мужчина средних лет, способный облить тебя словесными помоями одним только взглядом. — Как ты до такой жизни докатилась? Сообщница убийцы, государственная преступница и прочая-прочая-прочая, — однофамилец известной конфетной фабрики взял со стола одну из куриных ног, повертел ее в руках и жадно откусил здоровенный кусок. — Что рассказывать-то? Что бы не произошло — это не я. Честно, — обычно такая отмазка хорошо работала еще дома, перед мамой. Верите, или нет, но «не я» - были первыми словами, которые я вообще удосужилась произнести в этой жизни. Умиляет, правда? Но Роше не мама, и, скорее всего, был другого мнения. — Не стесняйся — угощайся, — темериец-патриот подвинул кружку с какой-то жидкостью. — Последний завтрак, скоро тебе будет не до этого. Юморист хренов. Знает, как напугать и ввести в состояние тихой паники. Я снова чихнула. Вот всегда так. Стоит начать слишком сильно нервничать — и меня не остановить. Видимо, так мой организм справляется со стрессом. Я взяла небольшой кусок хлеба. Откусила. Вроде не отравлено, но на всякий случай, я с подозрением покосилась на кружку: — Вы меня отравить хотите? — Нет, там обычная вода. Я снова прищурилась на главу Синих Полосок. Странно все это, мне тут тонко намекают на казнь, но — кормят. Тащат, чтобы пытать и — разговаривают. Что-то тут не так. В моей голове происходит когнитивный диссонанс, надо срочно прояснить ситуацию, что бы уже наверняка быть уверенной — впадать в тотальную панику или уже нет. — Что мне рассказывать? — спросила я. — Начни с самого начала. Весь вчерашний день с момента пробуждения, — откликнулся Роше с набитым ртом. — Зачем? — Я хочу знать, насколько ты ко всему этому причастна. Твой друг убил нашего правителя, а ты могла знать о его планах и никого не предупредила. По сути, была соучастницей заговора с целью государственного переворота. — Геральт совершенно точно не убивал короля. И я тоже, — я раздраженно мотнула головой и, наконец, отпила из подозрительной кружки. Хм, и правда вода. Обычная, кипячёная, еще даже слегка теплая вода. Я присосалась к посудине, выхлебав все в три глотка. Только сейчас в голове прояснилось и я поняла, что смертельно хочу есть, пить и спать — все навалилось разом. — Я знаю, именно поэтому я и прошу тебя все рассказать. — А если я откажусь? — Тебя будут пытать, а потом повесят как сообщницу. — А если мы не причастны? — Ты отказываешься делиться информацией — значит что-то у тебя на душе не чисто, — меланхолично заявил Роше, попутно отламывая ломоть хлеба. Если бы он вздумал такой кусок кинуть голубям, то, при точном попадании, запросто мог бы прихлопнуть парочку пернатых. Ну, или дракона того… Я вздохнула. Он прав, лучше все самой рассказать, ибо я и правда ничего такого не задумывала и даже об убийстве короля узнала от накинувшихся на меня солдат. Они же практически устроили линчевание на месте, но перед тем как отрубиться, я слышала, что Роше попытался меня защитить — значит он, как минимум, не враг. А еще, тут хотя бы кормят. Потом не известно, когда дадут еду и не факт, что какой-нибудь Чуча не решит отобрать ее с боем. Я начала свой рассказ. От утреннего смутного пробуждения в полутьме, до момента, когда меня огрели чем-то по голове. Про сон о суде, я благоразумно умолчала. На неподготовленного человека такие рассказы действуют удручающе — у лучшем случае вместо камеры меня могли бы отправить в дурку. По ходу повествования Роше задавал уточняющие вопросы, пытаясь заставить припомнить мелкие детали. На месте, где Геральт упомянул про скояʼтаэлей, собеседник нахмурился. — Он ничего больше о них не говорил? — Нет, только то, что ты тоже слышал, — я пожала плечами и закинула очередной кусок мяса в рот. — Король же сказал, мол, потом обсудим. А так, у нас с Геральтом не было особенно времени тихо пошушукаться в темном уголке. Ты, кстати, почти все время был со мной, если не помнишь. Я не знаю, сколько я рассказывала, может, минут сорок, может и час. Однако, когда рассказ подошел к концу, я осознала, что скоро придется снова вернуться в камеру к очаровашке Чуче и его друзьям. Во время повествования я тянула время, прихлебывая воду, но сейчас она, казалось, уже булькала в зрачках, а других идей, как потянуть время нашего «свидания» подольше у меня не было. — Что теперь? — нетерпеливо спросила я. Роше не ответил. Наверное, переваривал информацию, которую услышал. Он смотрел на пламя свечи и явно размышлял о своем, отдаленном и абстрактом, за пределами моего понимания. Мне даже показалось, что слышала, как начали скрипеть его мозги от слишком сильных стараний. Хотя, чего это я. Теперь он мне вроде как помог, нельзя о нем плохо думать. Но выводить его из умственной прострации нужно — я должна знать, что будет со мной дальше. Я хлопнула в ладоши, стараясь сделать это как можно громче. Звук, отраженный от стен полупустой камеры эхом пронесся по комнате, оглушая даже меня: — Ку-ку! Марс, я — Земля, приём, как слышите меня, приём? Роше вылупился. Буквально. Глаза стали огромными от удивления: — Что? — Ничего, проехали, — я от волнения совсем забыла, что общаюсь с тем, кто не в курсе, что я немного не отсюда и который будет внимательно слушать и переваривать каждое слово. Думаю, знать астрономию одной далекой-далекой галактики ему не стоит. — Я говорю, что со мной будет дальше? — Ничего, тебя выведут отсюда и доставят на корабль к Меригольд. — Трисс! — я от радости даже подпрыгнула на табуретке. Мебель, не ожидавшая такой повышенной активности, предупреждающе заскрипела, угрожая развалиться под моим весом. — Она жива? С ней все хорошо? Где она? — Сама у нее спроси обо всем, — отмахнулся от меня Роше. — Сейчас тебя выведут из тюрьмы и мои люди сопроводят тебя к чародейке. Она должна уже быть на корабле вместе с вещами, которые удалось забрать из лагеря. Отплываем утром. Роше встал и направился к выходу, оставив меня в глубокой задумчивости. Он хочет отправить меня к Трисс — значит в камеру я не вернусь. Саму магчику он уже отправил на корабль и предлагает нам бежать отсюда куда подальше. Он помогает нам. Просто так? Что здесь происходит? — Погоди, — я кинулась за ним, но на пол пути остановилась. — А что с Геральтом? — Я поговорю с ним чуть позже. Вы скоро увидитесь. Бьянка! — из-за двери показалась та самая женщина с короткой стрижкой. Ее командир кивнул на меня. — Проследить, чтоб добралась невредимой. И вышел. Бьянка улыбнулась, приоткрыв дверь пошире. Я поковыляла следом, но в голове крутилось только одно: «Куда мы теперь плывем?». Те же суровые ребята взяли меня под белы рученьки и потащили к выходу. На улице я осознала все радости свежего воздуха — не единого запаха тухлятины, помойки или блевотины. Красота. Спутники же этой радости не разделяли и не дали постоять и минуты, вдыхая утро полной грудью. Меня грубо подтолкнули в спину, намекая, что не стоит тут долго маячить аки истукан. Мы двинулись дальше, но прошли, от силы метров сто — показался причал на котором нетерпеливо взад-вперед, огибая одни и те же ящики, как челнок, расхаживала чародейка. Уже издалека было видно — Трисс вся на нервах. Казалось, даже воздух вокруг нее наэлектризован и вот-вот начнут полыхать молнии, а вся пристань взлетит в последний путь к стратосфере. — Аника! — наконец-то она меня заметила. Я только начала шагом хромой лошади ступать на причал, а подруга уже чуть не сбила меня с ног. А потом сжала в своих объятиях так, что помимо головы и нижних конечностей заболели ребра. Она вцепилась в меня, словно я сейчас растворюсь или убегу обратно в тюрьму. До ушей стали доноситься приглушенные жалобные всхлипы и сетование на злую фортуну. — Трисс, хватит, — мягко сказала я, погладив ее по хребту. — Все, конечно, полная жопа, но я с тобой. И Геральта, сказали, скоро тоже приведут. Не плачь, дорогая, — я снова погладила волшебницу по спине, пытаясь успокоить. Приглушенные рыдания постепенно стали сходить на нет, а объятия ослабевать. — Барышни, может потом будете обниматься и плакать? — подал голос один из моих конвоиров. — Тут не безопасно, вас могут заметить. — Ты прав, Шеридан, — рассеяно кивнула чародейка. — Пойдем, Ани, там ты сможешь поесть и отоспаться. И переодеться. От тебя воняет так, словно твоей одеждой мыли полы во всей тюрьме. А потом на пару минут закинули в выгребную яму, чтобы лучше пахло. — Ты не представляешь, какой очаровательный запах там, внутри, — я показала на возвышающуюся крепость. Теперь она казалось маленькой и с весьма забавной архитектурой, что не умоляло мнения о том, что внутри твориться настоящий пиздец. — На корабле есть медикаменты? У меня коленка размером с Реданию и, похоже, не хилое сотрясение мозга. — Конечно-конечно, почему я сразу не подумала? — взволновано проговорила Трисс. — Я тебя осмотрю. У меня еще осталось немного магии — смогу подлечить или, хотя бы снять боль. Кушать хочешь? — Нет, спасибо, — я покачала головой. — Меня уже Роше накормил. Магичка удивленно изогнула бровь, но ничего не произнесла. Стоило войти в каюту, как я поняла — смертельно хочу спать. Однако, Трисс, в своей гиперопеке, не дала сразу исполнить задуманное. Первым делом чародейка осмотрела мою голову — помимо шишки, там обнаружились еще несколько синяков, ссадин и одна, не очень глубокая, но все-таки рана. Магии Трисс могло не хватить, что бы ее залечить, поэтому мы стали действовать по старинке — перевязали многострадальный кумпол, на который постоянно сваливаются неприятности. Потом чародейка, с помощью волшебства, сняла с коленки опухоль. Но ее мы тоже, на всякий случай перевязали. Подруга меня умыла, расчесала волосы особенной расческой, дабы вшей не разводить и помогла переодеться. В зеркале, слава богу, вместо ужасно растрепанного опухшего лоха вновь отражалась молодая девушка приятной наружности и всяческих прочих достоинств. Я даже сама себе понравилась. Все же подруга-чародейка — ценное приобретение. Из любого дерьма, вроде меня, в состоянии сделать конфетку. Пока мы занимались отнюдь не боевыми ранениями, Трисс рассказывала, что же произошло: во-первых, из моей жизни выпали не сутки, а почти трое. Во-вторых, все началось из-за того, что кто-то убил Фольтеста, причем где-то минут через десять, после того, как улетел дракон. Убил на глазах у маленьких бастардов, которые теперь в голос вторили, что там было два ведьмака. Один пытался защитить, другой убил. Но детские показания на веру не принимались, и всё благополучно свалили на Геральта. Сама Трисс потеряла дом в Вызиме, все свои титулы и должность королевской советницы. В-третьих, теперь самые родовитые дворяне и приближенные к королю советники начали грызться за трон. Ведь Адда, дочь Фольтеста, умерла, и других наследников у него не было. Помню, Геральт дважды спас ее от проклятия стрыги: когда она была маленькая и около двух месяцев назад. Однако, судьба была к ней явно не благосклонна — меньше, чем через две недели, она умерла, подавившись прямо на своей свадьбе с Радовидом V, королем Редании, морковкой. В обеих странах был объявлен траур, но у нас он продлился не долго — Ла Валетты восстали и все благополучно забыли про треклятую рыжую принцессу. Кроме того, в соседнем Аэдирне недавно кто-то отрубил голову королю Демавенду и третий король (вот развелось их!) Хенсельт решил под шумок отобрать себе кусок долины реки Понтара, что тоже осложняло ситуацию. Все эти тайны большой политики и не прекращающаяся игра в войнушку давали местным дворянам возможность получить поддержку любой из сторон для возведения своих распрекрасных задниц на управление государством. Всё, по-сути, сводилось к банальной грызне, обливанию друг друга водой и спорам с пеной у рта, у кого больше пиписька… ой, простите, древнее и знатнее род. Трисс говорила и говорила, называя фамилии претендентов на трон, но я почти не слушала. В моей голове мысли паровозиком катились только по двум станциям: «я снова попала в какое-то дерьмо!» и «что же теперь будет?». От монотонного голоса волшебницы и своих нелегких мыслей я не заметила, как заснула.