— Песню, как говаривает один мой знакомый, не задушишь, не убьешь… — Песню — да. Но песенника — вполне.© А. Сапковский. Владычица озера.
Лунтик в начале каждого мультика говорит: «Я родился!». Я, похоже, в начале каждой главы буду говорить: «Я проснулась!». Банально, конечно, но ведь это правда. Я проснулась. Голова не болела, но в процессе сна я много ворочалась — повязка сползла со лба на нос, а кое-где даже запуталась в прическе. Пришлось распутать и повыдирать немного волос, коих, на славу, несколько сот тысяч в моей голове. Сев на кровати, я глубоко задумалась о том, сколько сейчас времени. Было темно, в единственном окне были видны звезды и полумесяц. Все становится понятно — «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…» Стоп, Трисс говорила, что мы отплываем в три часа утра. А пейзаж за окном не меняется: я все еще вижу проклятую тюрьму, а значит, корабль стоит. Я вприпрыжку бросилась на палубу и едва не налетела на Роше, который спокойно, никому не мешая, курил трубку рядом со входом в кубрик. Прежде чем он успел полить меня и всю мою родню грязью, я спросила: — Где Трисс? — Там, на причале, — Роше указал куда-то во тьму. — Ждет Геральта, он вот-вот должен появиться. Я подошла к перилам, оперлась на них и стала вглядываться в ночь, ворча себе под нос о плохом зрении. Трисс действительно ходила по причалу, в темноте её светлая курточка мелькала туда-сюда. Как и днем, чародейка слишком взволнована, чтобы устоять на одном месте. Видимо, каждый побеждает стресс по-своему: магичке нужно ходить, я — чихаю, а Геральт — пьет. Отличная у нас компания неврастеников-истеричек подобралась. — Ваш ведьмак распугал всю охрану, — спокойно сказал Роше так, словно это все, что кругом твориться — скучные серые будни и с ним каждый день случаются дворцовые перевороты. — Теперь мы не уплывем незамеченными. — Это важно? Разве мы отправляемся не на поиски убийцы? — об этом мне тоже разболтала чародейка, почти перед самым сном. Она разболтала, что Фольтест для Роше был кем-то вроде отца, найти убийцу которого было бы делом чести и попыткой отдать должное за стремительно построенную карьеру и прекрасное отношение монарха к некогда сопливому юнцу с самого дна темерского общества. — Да, но не стоит, что бы каждая собака знала, что главному подозреваемому помогают Синие Полоски, — Вернон фыркнул и удалился. Как бы в подтверждение его слов откуда-то сверху до нас донеслись крики: «Убийца короля сбежал!!!». Я с беспокойством посмотрела вверх. Если Геральта убьют, то придется побыть очень-очень расстроеной, ведь он мой единственный источник дохода и питания, а также человек, которому я уже кучу раз обязана жизнью. Правда, не будь ведьмака, я вряд ли бы столько раз рисковала ей, но чего уж там… Это мелочи. Зато жить не скучно и всегда что-то новенькое. Тем временем Трисс побежала на корабль, волоча за собой за руку здоровенную тушку безвременно не скончавшегося ведьмака. Роше вышел на им на встречу, рявкнув вместо приветствия: — Скотина! Обязательно было поджигать замок? Ты должен был выбраться незаметно! Зачем проливать реки крови? — Ты оставил мне ключ от кандалов, но не шапку-невидимку, — Геральт взобрался на палубу, и в свете факелов я заметила, что на его спине и груди практически нет живого места. Кучи больших и не очень ран собрались во единую одну сплошную мега-рану. Зрелище не из приятных. — Трисс, как ты? — Я больше не королевская советница, — грустно вздохнула чародейка. — Я потеряла должность, дом в Вызиме. Говорят, я ведьмачья любовница. Девка королевского убийцы. — Ты сама хотела блистать в высшем свете, — невесело усмехнулся Геральт. — Ани? — Я в порядке, если не считать сотрясения, — я указала на вечно сползающую повязку на лбу, которую не мешало бы заменить — кое-где на ней уже были следы крови. — Мне, слава богу, досталось меньше, чем тебе. — Хорошо. Я волновался, что с тобой случилось что-нибудь страшное. Нашел повод переживать, когда сам был в тюрьме. Ох, Геральт-Геральт. — Нет короля — нет законов, — вмешался Роше. — Теперь в Темерии правят гниды вроде Кимбольта и Маравеля. Только старый Ян Наталис еще может навести порядок. — Наталис далеко, — возразила Трисс. — К тому же, у него нет шансов на корону — он слишком низкого происхождения, в отличие от барона Кимбольта. Я улыбнулась от внезапной мысли: просто представьте, все эти люди разворачивают предвыборную программу. Всюду плакаты: «голосуйте за Кибольта!» или «Маравель — надёжность, стабильность, сохранение ценностей!», и, как апогей: «Ян Наталис — отбился от Нильфгаарда, стал героем Севера — а чего добился ты?». А потом кметы, солдаты, купцы, словом — все… пойдут голосовать! Вот будет умора. Первая демократическая республика Темерия. — Давайте не будем о политике, — взмолился ведьмак. — Ты узнал что-нибудь об убийце? — Неделю назад мой информатор сообщил, что во Флотзаме видели здоровенного лысого мужика рядом с Йорветом, — ответил Роше. — Его портрет совпадает с твоим описанием. — Значит, во Флотзам. Долго туда плыть? — Пару дней. Фактория лежит в лесах, на границе с Аэдирном. Там и хозяйничает Йорвет. Вы готовы? Геральт посмотрел на нас с Трисс, скромно притихших и изображающих саму покорность. Затем кивнул: — Отправляемся. Трисс, давай уединимся? Ты займешься моими ранами, — тон его говорил, что он отнюдь не ранами хочет заняться, и вообще они не особо мешают. Ему необходим активный отдых и может быть, немного вина. Чародейка радостно закивала. Но тон Геральта резко изменился, стал строгим: — И расскажешь о Йеннифер. Всё, в подробностях, — тут с лица чародейки улыбка начала сползать. — Даже о том, о чем говорить не хочется. Даже о том, что может быть больно. — Все на палубу! Эй, на швартовых! Берегите борт! — взревел Роше, отходя от нашей компании. По всей вероятности, мы тут ему уже осточертели со своей романтикой и повышенным градусом глупости на квадратный метр. — Якорь чист, капитан! — отрапортовала Бьянка. Мы отплывали. Я вернулась обратно в свою каюту и упала на кровать, вновь забывшись сном.***
«… три часа ночи, глаза мои слипаются, но кружка кофе — уже шестая за ночь — вновь бодрит меня. Завтра надо сдавать курсовой, а у меня написана только половина. Не то, что бы я нерадивый студент, но в этот раз я что-то затянула и теперь отдуваюсь за свою лень. Как говориться: я в тебя поступила, я тебя и закончу! Соседка по комнате заворочалась во сне, сладко причмокивая губами. Она сидит на диете и, голову даю на отсечение, ей сейчас сняться горячие пирожки с мясом или сыром. Не понимаю — она стройная, как тростник, но упорно голодает и ничего не желает есть. Тем самым мешает моему жирному тельцу существовать в зоне комфорта, и заставляя совесть грызть меня изнутри. Причем, совесть лопала отнюдь не жир. Иначе, как я оставалась такой пухляшкой? Я потрясла головой и потерла переносицу — очки натерли. Так, хватит отвлекаться. Сегодня я прикончу тебя, гребаный курсач. Итак, название главы я уже напечатала. Начало положено. Осталось развить основную мысль, которая могла бы поместится в три строчки, но раздувать которую придется на страницы… хм… четыре. Эх, была — не была. Тук-тук-тук. Руки замерли в миллиметре от кнопки на клавиатуре. Мне послышалось? Тук-тук-тук. Нет, не послышалось. Кто-то стучался в стекло. Я напряглась, ко мне редко кто заглядывал, особенно таким экстремальным способом — через окно. Все-таки восьмой этаж. Приоткрыв штору, я увидела узкое, вытянутое и крайне бледное лицо. Черные волосы, падающие на плечи уже покрылись предрассветным инеем. Весь вид ночного гостя выражал усталость и крайнюю замученность. Я вздохнула и открыла окно. На подоконник ступил Локи, и, без прелюдий, не откладывая в долгий ящик, произнес: — Мне нужна твоя помощь!..» — Ани, солнышко, вставай, — меня легонько потрясли за плечо. — Вставай, говорю. — Что-то случилось? — оторвать голову от подушки было выше моих сил, поэтому я наоборот попыталась зарыться в нее поглубже. Вдруг сработает эффект страуса, и меня не узнают без головы? — Если на нас напали, то пусть подождут. Пару часиков. Я еще сплю. — Аника, мне скучно-о-о, — капризным голосом протянула Трисс и снова начала меня трясти, попутно стаскивая одеяло. Становилось холодно, поэтому я попыталась вцепиться в него со всей дури, однако магичка была хитрее — она просто телепортировала его в неизвестном направлении и стала щекотать ступню. — Я-то чем могу тебе помочь? — недовольно пробурчала я, поджимая под себя ногу. Скучно ей, видите ли. — Поговори со мной, — Трисс продолжала щекотать, уже на талии. Я резко села, и осознав, что этот сон не вернуть, со злости атаковала её подушкой. В ответ на меня накинули назад одеяло, пытаясь в нем запутать. Я перебросила его обратно на чародейку, за что прилетело второй подушкой. Я поймала момент и, пока рука Трисс была неплотно прижата к телу, скользнула в район подмышки и нанесла ответную атаку щекоткой. Минут десять мы боролись, прыгая по всей маленькой каюте, словно ахалтекинские скакуны, и громко смеялись. Наконец, я завалила Трисс на кровать и закутала в одеяло, лишая дальнейшей возможности нанести какое-нибудь поражение. — Это тебе за то, что ты меня разбудила, — с этими словами я накинула на ее голову подушку и встала умываться. — А хде Хералт? — пробурчала я, попутно пытаясь почистить зубы порошком. Это была какая-то адова смесь пепла, мела и еще какой-то фигни (может быть, экстракт преисподней, кто знает?), имевшая на редкость отвратительный вкус и едкий запах. Не рекомендуется проглатывать, чтобы не получить заворот кишок. Вот уж меньше всего я думала, что когда-нибудь буду скучать по зубной пасте. — Он на палубе, меряется силой с солдатами Роше, — пожаловалась чародейка, поправляя прическу. Ее восхитительные рыжие локоны потеряли форму в процессе наших веселых баталий и теперь она походила на настоящую ведьму — растрёпанная, взъерошенная, с полнейшим хаосом на голове и хитрыми зелеными глазами. — Мальчики такие мальчики, — хихикнула я. — А ты чего там не осталась? Не думаю, что это такое уж скучное зрелище. Разбудила меня, — я недовольно покачала головой, надеясь вызвать в ней совесть, которую та потеряла еще во время учебы в Аретузе, где познавала магическое искусство. — Так ведь уже далеко за полдень! — расхохоталась Трисс. — Роше сказал поднять тебя хотя бы к полднику, чтобы ты потом не ныла, что хочешь есть. — А сколько времени? — Часа четыре, — ответила чародейка, разглядывая свои маленькие красивые ручки. Трисс всегда была очень красивой, каждый сантиметр ее тела вызывал во мне лютую зависть: у подруги были густые, волнистые волосы, цвета «октябрьского каштана», как любил говаривать Геральт, и проницательные зеленые глаза. Правда, сама она признавалась, что во многом ее красота искусственная. Всё — результат магии. Во-первых, обычно на обучение магии девочек отправляют учиться только в том случае, если нет никаких перспектив удачно выйти замуж — хромых, кривых, недоношенных. И Трисс не стала исключением — одна нога магички короче другой почти на десять сантиметров, и, хоть это и откорректировали волшебством, она навсегда в глубине души осталась дурнушкой, которую обижал весь город. Во-вторых, престиж их профессии требовал от них «идеальной» внешности, которую они так же создавали себе магией. Чародейка никогда не указывала, что ещё она «поправила», но сама себе она старалась напоминать о том, что нет в мире ничего совершенного. В-третьих, подруга когда-то участвовала в ужасной битве на Содденском Холме, где ее изрядно искалечили. Настолько сильно, что сначала даже приняли за мертвую, и хотя Трисс давно уже оправилась от ран и даже шрамы свела магией, все равно стеснялась ходить с глубоким декольте и демонстрировать свое голое тело кому-нибудь, кроме своего суженого. Этим она во многом отличалась от своих коллег-волшебниц, которые не стеснялись никого и ничего, и как пингвины, не мерзли даже в самую лютую стужу с сиськами наголо. И в-четвертых, Трисс было уже очень под пятьдесят, она выглядела всего на двадцать и каждый раз переживала из-за какой-нибудь морщинки, которая имела наглость появиться на лице. В такие минуты чародейка становилась опасной и могла убить кого угодно ровно до момента, пока морщинка не будет сведена заклинанием. Порой я начинала ужасно завидовать — это же практически реальный фотошоп: корректируй, фильтруй, исправляй как хочешь свою рожу, фигуру и грудь. Но сколько бы я не просила Трисс помочь с моим жиром, нелепым лицом или хотя бы подправить немного зрение, она отвечала, что за это порой приходиться платить слишком высокую цену. Поэтому я смирилась с ролью вечно страшной подруги-инженю и осталась при родной внешности. Правда, порой на меня находила хандра, и я атаковала чародейку с новой силой, в надежде, что подруга скоро сдастся, и я тоже стану красавицей. Я оглядела комнату в поисках своих вещей. Помниться, Роше говорил, что, мол, они уже доставлены на корабль. Ну и где? Мой взгляд достиг чехла с гитарой. Рядом скромно ютилась дорожная сумка. Да, не густо. Если мы потеряли дом в Вызиме, то, скорее всего, большая часть моего шмотья кануло в небытие. В лучшем случае — на аукционы или распродажу, дабы возместить урон, нанесённый государству. В худшем — на помойку. Интересно, что сделают люди, которые обнаружат случайно оставленный мною калькулятор? Решат, что это чародейское устройство или счетная машина дьявола? Если до них вообще дойдет, что на нем можно считать. Я подошла к своей любимой старушке, которую звали акустическая гитара Mustang MFG11 °C, с тонким корпусом. Ей было уже больше трех лет, и она оказалась одной из немногих вещей, которые мне разрешили взять с Земли. Играя на ней, я чувствовала умиротворение. Она была частью того мира, что я оставила позади, и именно это делало ее еще более ценной, чем все сокровища мира этого. Немного потрепанная, но такая родная. Гитара досталась мне в подарок от отца за успешное окончание школы. Я провела рукой по чехлу, и где-то внутри него, я уверена, струны отозвались тихим ласковым звоном. — Хочешь сыграть? — Трисс улыбалась. — Может быть, но позже. Сейчас я бы с радостью перекусила чего-нибудь. — Тогда чего мы ждем? — весело подпрыгнула чародейка и повела к выходу. Мы летящими походками выбрались на палубу. Геральт действительно мерялся силой — у него были бои по армреслингу. Судя по всему, Геральт побеждал, однако большая часть команды искренне болела за своего сослуживца. Мужик, с которым боролся ведьмак, был огромным, с большими накачанными плечами, так что оставалось только диву даваться, как это Геральт, который на его фоне выглядел дистрофиком, умудрялся его всухую валить. Светило небесное светило, как сказал бы мой друг-поэт Лютик, день не предвещал никаких печалей и бед. Весело пели птицы, своими трелями творя успокаивающую мелодию, за бортом плескалась чистая вода. Дул теплый, летний ветерок, принося с собой злую, крайне кусачую мошкару — то единственное, что омрачало пребывание на корабле. Кстати говоря, вся команда разделяла безмятежную умиротворенность — никто ничего не делал, не считая соревновавшихся. В основном народ вылез на свежий воздух и грел свои кости в нежных лучах солнца. Кто-то тихо читал книгу, кто-то что-то напевал, кто просто прикорнул на ящиках и видел сны. — Вот и ты наконец, — за моей спиной возник главный начальник всего этого тихого безобразия, выводя меня из поэтически-меланхолического настроения. — Долго же ты спишь. Я фыркнула: — Я бы и дальше спала, вплоть до самого Флотзама. Только вот кто-то отправил Трисс будить меня, — и тут я сделала обвиняющее выражение лица и развела руками, типа: «ты виноват, ты и корми!», — Где моя еда? — Я же говорил, что ты первым делом захочешь жрать, — улыбаясь, ответил Роше. — А судя по твоей фигуре, ты очень большой любитель поесть. Глаза мои округлились. Трисс предпочла отбежать к Геральту, предчувствуя опасность. Мне кажется, что птицы прекратили петь, а рыбки — плескаться. Даже мошкара на мгновение повисла в воздухе, предчувствуя злой рок, нависший над наглецом. Природа затихла в ожидании волны негодования. Я набрала побольше воздуха в грудь, чтобы громко и четко объяснить этой сволочи: фигура — только мое персональное дело и если что-то кого-то не устраивает, то он может гордо удалиться, дабы я не мозолила глаза своими прекрасными формами богини эпохи ренессанса (да-да, тогда полненькие были в моде). Однако, когда фраза была составлена, я заметила — Роше улыбается и ждет бурной реакции. Шквал непечатной брани вперемешку с аргументами в пользу красоты толстых замер на кончике языка, так и не сорвавшись. Не позволю насмехаться, но и думать, что знаешь меня, как облупленную тоже. Не на ту напал, Роше. Я тут же сменила стратегию, попытавшись побольнее уколоть его за слепое следование их современной убогой моде: — Лучше быть толстой и с большим мягким пузиком, чем кое-как намотанную портянку на голове носить. Ты ее там сушишь, что ли? — и, как учитель, поправив очки на носу, я пошла следом за Трисс. В случае чего стратегически прикроюсь могучей спиной ведьмака и заклятием чародейки. Тогда меня точно никто за борт не выкинет. Секунду была тишина, настолько ощутимая, что я слышала, как бьётся сердце у пролетавшей мимо мухи. Потом корабль взорвался театральным хохотом. Я не могла видеть лицо Роше, так как стояла к нему спиной, однако даже до меня долетела волна раздражения. Командир Синих Полосок не ожидал, что я наеду на него в ответ, поэтому со злостью бросил: — Это называется «Шаперон», необразованная женщина, — поучительно-пренебрежительный голос командира Синих Полосок совсем не понравился. — Если ты настолько невежественна, чтобы этого не знать… — Какое только оправдание не придумают люди, чтобы продолжать сушить портянки на своей голове, — я драматично вздохнула и, нарочито переигрывая, развела руками, вставая в позу: «Щито поделать-то теперь?». И пока противник не успел опомниться, нырнула за баррикаду, именующую себя Геральтом. Спорить со мной и группой поддержки, которая всем своим видом показывала, что темериец сам виноват, Роше не стал. Только состроил гримасу презрения и отвернулся. Через час, наевшись, наша честная компания в лице: 1.Чародейки Трисс Меригольд, так же известной как Четырнадцатая с холма; 2.Ведьмака Геральта из Ривии, которого все кругом звали Белый Волк или Блавикенский мясник, 3. Аники Эмергейс, которая более ничем не известна в принципе, сидела и откровенно скучала. Каждый из нас напряженно думал, чем заняться. Карт у нас с собой не было, костей тоже как-то никто не удосужился взять. Спрашивать у команды не хотелось — после нашей перепалки с их командиром, Роше конкретно взбесился и отправил всех работать. Того, кого капитан застанет за бездельем, цитирую: «Заставлю пересчитать всех рыб реки Понтар и провести их строгий учет в алфавитном порядке!», после чего психанул, хлопнул дверью в свою каюту так, что весь корабль вздрогнул, и сел за какие-то отчеты. Последнее мы узнали от Бьянки. Девушка носила ему чай, на всякий случай узнавая, чем он там занимается и какая погода стоит в капитанской каюте. Было настолько скучно, что я уже минут двадцать следила за мухой, которую отгонял от себя Геральт. Муха обладала завидным упрямством, продолжая вновь и вновь находить новые места посадки на ведьмаке. В конце концов, приятелю это надоело, и он поймал её в одно движение, а потом раздавил в могучей лапище. Остатки безвременно скончавшейся мухи полетели в последний полет на корм рыбкам. Солнце только-только начинало клониться к закату. До ужина было еще далеко. Было скучно. — Ани, — лениво позвала меня Трисс. — Ммм? — У тебя же гитара здесь? — Угу. — Тогда спой, что ли. Я протестующе замычала. За гитарой надо было тащиться в каюту, а это вставать, двигаться и, может быть, столкнуться с Роше… нет, сейчас мне было крайне лень даже языком ворочать и дышать, а они тут говорят заняться чем-то более сложным. — Ани. — Ммм? — Ну пожалуйста, — Трисс сделала щенячьи глазки, умоляя. Я вздохнула и сдалась, вставая. Через пару минут села на свое место, прижимая к себе свою расчехленную старушку-красавицу. У меня всегда были проблемы с местной музыкой. Попсу им не споешь — слишком много непонятных слов и примитивный ритм даже для средневековья. Так сказал сам маэстро Лютик, послушав один раз парочку отечественных хитов. Шансон я не любила, как следствие, не знала, поэтому отбросила и его. Реп читать — это тоже как-то не по моей части, а горланить рок… боюсь, не готовы местные на такие адовы ритмы, пусть вперемешку с текстом полным любви и обожания всего на свете. Кроме того, существовал еще и языковой барьер. Я могла спеть на английском, русском, немного на японском, но на местных языках я знала чуть более, чем одну песню. В свое время, хоть как-то изучив их лингвистику и обретя способность строить полноценные фразы, я занялась переводом отечественных песен, которые мне нравились, на лад аборигенов. Тогда Лютик и вылез со своей критикой, убив во мне весь энтузиазм. Как следствие — мало песен, которые я перевела, и, соответственно, могла бы петь так, чтобы окружающие понимали суть. Правда, когда я пыталась не фальшивить на своем родном, меня тоже никто особо не останавливал и не запрещал, но не стоило забывать — мы на корабле, полном солдат, которые даже не догадываются о существовании России и «великого-могучего» языка славян. Заметив, что я маюсь в подборе песни, Трисс предложила мне спеть «Дорогу Сна» Мельницы. Пальцы привычно задвигались, задевая струны и издавая знакомые ритмичные звуки. Гитара отзывалась на голос и движения, не подводя, а наоборот скрашивая песню. Каждая нота, вылетающая из-под пальцев, каждый аккорд создавали приятную, легкую музыку, вторящую звучанию голоса. Из складок бытия появилась Бьянка и еще какой-то парень, принесли вино. Через пару минут подошли ещё трое, предлагая закусить. Потом ещё и ещё — люди приходили и оставались с нами, создавая вполне праздничную толпу беспечных, пусть и на время, но вполне приятных людей. Новые знакомые тоже отрывались, устав от траура и угрюмости их командира, танцевали и играли. К вечеру уже пьянствовал весь корабль, исключая Роше. Пили вино и пиво, пели невпопад: «…где-то бродят твои сныы-ы-ы, короле-е-евнааа? Далеко ли до весны-ы-ы травам древни-им-м?..» И веселились. Кто-то приволок карты и та часть, что не подпевала, играла в местного подкидного дурака на желание. Трисс танцевала с каким-то мужиком, который воспользовался моментом, пока внимание Геральта было переключено на так недостающих козырей, и по-тихому лапал попку чародейки. Та, в ответ, зазывно хохотала, но большего позволять была не намерена. Я изображала средневекового ди-джея — играя только то, что взбредет в мою дурную голову. Захотела — сыграла веселую жизнерадостную мелодию, полную позитива, добра, и заводила толпу. Захотела — устроила медленные танцы. Разумеется, в силу тотальной нехватки женщин на корабле, первые пользовались бОльшей популярностью, чем вальс, но в момент, когда музыка становилась нежной и тихой, Бьянка и Трисс не имели отбоя от жаждущих потанцевать. Солнце уже спряталось за линию горизонта, а наш корабль все больше напоминал яхту олигарха века двенадцатого — повсюду пьяные, танцующие, подпевающие люди, вполне довольные жизнью. Пати хард, епта. Эй, официант, мохито мне! Накидай в спирт укропа и мяты, не порти вдохновение! И да, это не водка, а этиловый фреш! Мне выделили почетное место, соорудив пару этажей крепких ящиков — эдакий пьедестал, откуда музыку было бы всем слышно, но при этом я могла бы общаться с остальными. И даже при условии, что мне было лучше всех видно наш недоночной клуб, я все равно пропустила появление Роше. Тот без особых церемоний потеснил меня на постаменте и присел рядом, зыркая исподлобья своими темными глазами-лазерами. — Что вы тут устроили? — злобно спросил он. — Вечеринку, — просто ответила я. Если он хочет испортить настроение, то это он зря затеял. Я вполне спокойна и не горю желанием с кем-нибудь ссориться. Просто тихо мирно отдыхаем, пьем, курим и никому не мешаем. — Вы хоть понимаете, куда мы плывем? Нас теперь в темноте не то, что эльфы, даже тролли с лёгкостью найдут. — Слушай, не бузи, — алкоголь уже порядком ударил в дурную голову и я решила его осадить, — знаешь, у нас говорят: «Не можешь предотвратить пьянку? Тогда возглавь ее!». Вот тут тоже самое… Ик… Расслабься и отдыхай, дружок, — вот на этом моменте, наверное, и отключилось мое повышенное чувство самосохранения. Я не заметила, как капитан этой посудины сначала багровеет, потом зеленеет, а затем, устав менять цвета, решил остановиться на благородном пурпурном. — Вон сходи в карты поиграй, или потанцуй. А может пригласишь Бьянку?.. Ик… я вам что-нибудь романтичное подберу. Видимо это было чем-то вроде последней капли — Вернон Роше всерьез разозлился. Спрыгнув с импровизированной сцены, он больно дернул меня за ногу, и я кубарем слетела вниз. Гитару, к сожалению, я не удержала — она ударилась об пол, и, жалуясь на судьбу, зазвенела струнами. Я матерясь сразу на всеобщем и родном, стала пытаться подняться, но координация сыграла злую шутку — я даже не смогла нормально встать и снова развалилась, обнимая пол. Роше смотрел на сию клоунаду с нескрываемым раздражением. Думаю, он считает меня полной дурой. — Не зачем так злиться, Бьянка…- попыталась оправдаться я, глядя в пол, но в ответ глава Синих Полосок бешено засопел. Втягивая ноздрями воздух со скоростью приличной черной дыры и с шумом выпуская его обратно, он походил на очень озлобленного грайвера, который сейчас, кажется, сделает себе свеженького трупа на обед. Все повернули головы в нашу сторону. Я все еще находилась на досках, а надо мной возвышался Роше, яростный, как тысяча быков рядом с одной единственной красной тряпкой. Зазвенел колокольчик, который обычно предупреждает об опасности. Причем не просто зазвенел — заверещал, как пожарная тревога. Лучшим выходом для того, чтобы уйти от возмездия за «непонятное то, что разозлило Роше», было, конечно, падение в обморок. Но мой организм не любил обмороки. Он считал, что это не возвышено, не достойно его благородной обладательницы и он выше этого. А вот чихать он любил, что немедленно и воплотил в жизнь. Боязливый чих эхом раздался в ночной тишине. — Что-то случилось, Роше? — из толпы выскочил Геральт, спешащий на помощь. Вот он, рыцарь, который сквозь тьму пройдет, но спасет от ужасного дракона! Ой, что-то меня не туда понесло, извините. — Она случилась, — глава Синих Полосок указал на меня. — Не умеет держать язык за зубами. -Роше, не порти праздник, — попыталась заступиться за меня Трисс. Я хлопала глазами в полнейшем недоумении. Что могло его так разозлить? Что я такого сказала? Может ему не понравился намек на Бьянку? Так это и дураку видно, что он ей мягко говоря, очень уж сильно нравится. Я, конечно, не знаю, какие у них там отношения, и это не мое дело, но не стоит же мне гитару из-за этого ломать! Защитник чести дамы от самого себя! Роше тем временем отступил. То ли передумал меня убивать, то ли решил отомстить позже. Он отшатнулся и пошел в сторону самых пьяных — очевидно, искал где бы найти что-нибудь, что можно было бы принять на грудь, утихомирить пыл и достичь просветления. Ведьмак поставил меня в вертикальное положение и поднял с пола гитару. Всучил её в руки, заглядывая при этом в раскрасневшееся лицо. Он определенно недоумевал, как и все окружающие — что происходит, что я могла такого сказать. Я молча забрала гитару и погладила ее. Досталось старушке сегодня. Кто-то из толпы пробасил: «А не спеть ли нам песню про битву под Бренной?». Я улыбнулась, залезла на свой насест и затянула веселую мелодию… Вечер определенно возвращался к позитивному состоянию, каким и должен был быть.