Я проснулась и начала рыдать так, словно только что тридцать раз посмотрела «Хатико», а вместо рекламы мне показывали, как тонет Титаник. Место на животе, куда, теоретически, попал знаменательный нож, жутко болело, хотя самой раны не было — да и откуда ей взяться-то? Это фантомные боли, не более. И все равно, ужас пережитого, вкупе с повышенной эмоватостью играли злую шутку, заставляя исторгать из себя целый поток слез.
Вокруг парила все та же неизменная белая дымка, словно кто-то накурил в общественном туалете, в которой дальше полу метра не видно ровным счётом ничего, хоть глаз выколи. Рядом, обнимая меня за плечи, сидел Локи и успокаивающе гладил по спине, хотя на лице трикстера царило такое выражение, будто бы он выиграл в лотерею и стал богаче самого Била Гейтса, причем билет ему бесплатно дал веселый клоун-акробат. Мой же водопад из слез остановить было невозможно, соленая вода ручьем лилась по щекам, грозя затопить окружающее пространство. Если бы я легла, то, скорее всего, утонула в своем горе — я только что умерла, причем от руки того, кого любила, а Йорвет даже прощения не попросил (и это плюсовалось ко всем косякам, которые мозг женский мозг заботливо занес в отдельный блокнотик обидок). Вот все они, мужики, одинаковые. Умираешь из-за них…
Локи, по своему обыкновению ввалившийся в сон этой ночью на правах барина, сначала долго доказывал мне, непутевой, что от Йорвета в моей жизни всегда будут одни неприятности — так уж на роду написано, а я вяло отбивалась от качественных аргументов, утверждая, что уж кому-кому, а Локи сетовать на такие вещи просто грешно. Тогда мятежный принц заявил, что раз уж я не прислушиваюсь к такому умному гению-трикстеру, то может послушаю саму себя и решил показать мою прошлую жизнь, на манер кино с полным эффектом присутствия в теле. Да, это я была Миркой, той самой девицей, которая выколола глаз Йорвету, и которую он, впоследствии, хладнокровно убил прицельным ударом. Я чувствовала ее эмоциями, дышала ее легкими, ходила ее ногами и чувствовала ее… кхм… в общем, секс мне не понравился.
Локи терпеливо ждал, когда я изволю-таки обрыдаться в конец и успокоиться, продолжая поглаживать по спине и бормоча себе под нос нечто не членораздельное. Вообще, такое проявление заботы для принца было сильно не типичным — раньше, я уверена, он бы просто начал смеяться над моими женскими истериками, грубо пошутил про ПМС, свалил бы все на повышенную впечатлительность, но теперь все было несколько иначе, и принц просто вел себя по-человечески, насколько ему вообще подходило это определение. Я стала успокаиваться только когда глаза распухли, покраснели, как от бессонной ночи перед компом, начали болеть, а всхлипывать больше не оставалось сил.
— И что мне теперь делать? — утирая слезы заботливо поданным платком, спросила я.
Вообще, вопрос был чисто риторическим и ответа не требовал, но Локи решил, что стоит внести свою лепту:
— Не знаю, думай сама, — он выпустил меня, откинулся и сел поудобнее, скрестив ноги, после чего добавил: — Скажу только, что каждый раз, когда вы встречаетесь на протяжении жизней, ваши отношения заканчиваются тем, что ты так или иначе умираешь. В предыдущей до этого жизни он…- увидев, что я сейчас зарыдаю с новой силой, принц осекся и перевел тему: — С другой стороны, у Мирки есть слабое, но утешение. Ее жертва не была напрасной.
— Она оросила своей кровью поля и там вырос прекрасный цветок? — в последний раз всхлипнула я.
— Ее брат, Никола, остался жив, — улыбнулся Локи. — Ты даже с ним встречалась, вообрази себе.
— Серьезно? — я удивленно вскинула брови и подалась вперед, почти надвигаясь на принца. Вообще, давно не удивляет то, что Локи хорошо осведомлен о моей жизни. Я вот подозреваю, что где-то на одежде установлен маячок-камера, который передает трикстеру местоположение, настроение и вообще все то дерьмо, что окружает меня. Я, вроде как, и не против — меньше приходится объяснять какие-то вещи, но вот каждый раз, когда я иду в туалет, нападет безнадежная паранойя — мало ли какими извращениями принц балуется по ночам? — И где же, позволь узнать?
— В Темноводье. Король — рыбак, помнишь такого?
— Да ну нафиг! — прыснула я, передергиваясь. Такого хрен забудешь. — Издеваешься? Как мой брат вообще мог выжить — если я своими глазами видела, что сарай сгорел?
— Ну, сарай-то, может, и сгорел, а Никола благополучно просидел все это время внизу. Надышался дыма и потерял сознание, но, когда все закончилось, выбрался на пепелище и отправился в соседнюю деревню. По дороге его подобрал отряд охотников на нелюдей, направили в Вызиму, а уже там его приютила семья из Темноводья.
— И он вырос в полоумного старика? Восхитительно! — махнула я.
Все же теперь я была Аней, и до браца мне не было ровным счетом никакого дела. К тому же, тот отвратный старикашка, воняющий рыбой и прочими атрибутами человека, любящего подрочить в кустах на водянистых созданий, не входил в список людей, которые мне нравились. Зато было понятно, почему при нашей первой встрече, он радостно пускал слюни и активно жестикулировал, выражая бурный восторг. Углядел, зараза, сущность, жаль, что не смог объяснить — мы с Миркой и внешне очень схожи, но не настолько, чтобы быть точной копией друг друга — генетика родителей внесла свои коррективы.
Даже, блин, в прошлой жизни фигурка была получше! Я уж не говорю о заднице, сиськах и зрении. Хотя, ладно, признаю, последнее — это моя вина. Не надо было допоздна в компьютер пыриться и читать при свете фонарика под одеялом всякое фэнтези.
— В общем, все это я показал тебе не просто как интересное кино, Анна, — продолжил свои поучительные речи Асгардский принц. — Я хочу, чтобы ты, как можно скорее завершила свои дела, и отправилась домой. К семье.
— Но ведь сейчас все по-другому, — несмело запротестовала я. — Теперь Йорвет только и делает, что меня спасает — из передряг вытаскивает. По-своему, правда. И вообще частично, местами паинька, — я стушевалась, припоминая, что совсем недавно в местном миелофоне, или как там эта хрень с трубками называется, могла наблюдать его эмоции, и…, но поверить в это я не смогла ни тогда, ни сейчас.
— Паинька? — с усмешкой спросил принц, затем резко добавил: — Твой медальон меняет цвет?
— Да, очень часто, — ответила я, поднимая замок и демонстрируя того Локи. Теперь это был нефритовый замочек, не очень тяжелый, но прохладный, выполненный аккуратно и качественно, очень токая работа — не грозил рассыпаться на части и треснуть при первом же приключении. — А из-за чего, я не знаю.
— Дело в душе, — пояснил принц. — Душа, Анна, она едина в любом случае, даже когда разделена. Понимаешь?
— Не очень, — нахмурилась я. Это уже какая-то метафизика, перерастающая в хуетристику.
— Чему тебя только в школе учили? — картинно возводя очи к небу, вздохнул трикстер.
— Математике! — тут же нашлась я, приходя в форму. — И нагло врали, что она пригодится мне в жизни. Типа, смотри, какой красивый стол — найди ему синус и косинус.
— Стол, обычно имеет угол девяносто градусов, — пожал плечами Локи, внезапно не оценив мою шутку древнего юмора. — Значит синус — одна вторая, а косинус — корень из трех на два. Это не сложно.
— Ло-о-оки, ты дурак? — честно решила уточнить я, что бы между нами больше никогда не было недопонимания.
— В любом случае, — закрыл тему асгардец, — запомни. Душа обладает свойствами энергии, жидкости и твердого вещества. А это значит, что ее можно сломать, но нельзя разделить. Совсем. Осколки все равно будут едины.
— И перетекут друг в друга? — помните жидкого терминатора из второй части? Тут, видать, та же фигня.
— Да, но если у них не будет преград, а это сложно сделать, в твоем случае, — подтвердил друг. — Когда душу разделяют, один кусок закрывают, не для комфорта, а чтобы он не стремился к своей большей части. И накладывают особую печать, — Локи указал на надписи на задней стороне замка, понятные только ему одному, — как бы давая шанс человеку вернуть ее в первоначальное состояние. Открывает печать ключ, который я тебе дал, ты ж его не потеряла? — получив утвердительный кивок, он продолжил: — Но и тут есть своя хитрость — Асгард, как и любая другая организация, держащаяся на философии, не может сделать все простым и доступным. Для того, чтобы ключ повернулся, нужно осознать, чего тебя лишили.
— Души меня лишили, что тут непонятного-то, блин? — разозлилась я. А ларчик просто открывался.
— Нет, — отрицательно покачал головой Локи. Его длинные, зализанные назад волосы красиво качнулись в такт этому движению. — Почему мне приходиться объяснять самые основы? Анна, внутренняя ты и душа — одно и тоже. Сознательное и бессознательное, твоя личность — вот что это такое. Твои эмоции, твои черты характера, твоя способность видеть мир сквозь призму собственных ощущений. Сломав душу, у тебя забрали что-то, что делало тебя полноценной тобой, понимаешь?
— Я знаю, что это, — пробормотала я. — Определенно, это ум.
— Возможно, но все же… нет, пожалуй, нет, — улыбнулся принц.
— Да, кстати, мы же давно знакомы, — вспомнила я и обрадовалась. Мы с трикстером жили вместе, кушали под одной крышей, я его буквально обслуживала на правах служанки-секретарши. Даже в карты играли на раздевание, на пьяную голову, и в шахматы на шоколад. И это, не считая того, что принц видел меня совсем-совсем маленькой девочкой, в белом платье с бантиком больше, чем голова. Он-то уж по любому знает, что со мной не так. — Ты не видишь, что могло измениться?
— К сожалению, нет, иначе бы давно сказал, — развел руками Локи. — Может, это не из той области личностных отношений, к которой ты меня относишь.
— Это вроде «соблюдаем каноны жанра»? — вздохнула я. Типа, если чего-то и лишать, то обязательно чтобы это было связано с любовью, отношениями и прочими чувствами, высокими, как самолюбие Aen Seidhe. Такая выходка вполне в духе Асгарда, настолько банальная, что вполне сойдет за нечто глубокое и оригинальное. Это же классика — так почти во всех диснеевских мультиках делают. А раз так, я хочу себе целую толпу певчих зверюшек, которые помогут мне разруливать эту фигню?
— Возможно, хотя и не обязательно, — принц пересел, и распрямил плечи — видимо, они затекли. — В Асгарде тоже не дураки сидят. В любом случае, начни уже ковыряться в себе, да побыстрее — иначе до момента, когда разберешься, что с тобой не так, можешь просто не дожить.
— Вот с этого момента по подробнее, пожалуйста, — вздохнула я. Кажись, меня снова грозят убить. Если бы при каждой попытке лишить жизни провидение давало мне по рублю, я бы могла уже купить пару яхт, кататься по Понтару и устраивать вечеринки с коктейлями и мускулистыми неграми. Но, то ли провидение было жадным и происходило из древнего еврейского рода, то ли мне потом выдадут сразу за все страдания единым платежом, денег традиционно было ровным счетом нифига, даже пары оренов не завалялось. Говорят же, финансовая пропасть — самая глубокая. В нее можно скатываться всю жизнь. Нужно при случае развести Йорвета на бабки — убил, возмещай моральный ущерб.
— Душа, в целом, подпитывается от твоих поступков, переживаний, хороших и плохих, — Локи задел медальон, тот дернулся и, словно сам, потянулся к принцу. Меня потащило следом, и я рухнула в объятия друга. Локи развернул меня и приобнял — раньше мы так телевизор смотрели или читали одну книгу. — Все это накапливается в ней, для того, чтобы совершить прыжок после смерти в следующее тело. И вот тут начинается самое интересное — если душу разделить, то сначала кусок использует собственный резерв и продолжает нормально функционировать, но настаёт момент, когда он исчерпывает сам себя и начинает использовать энергию остального куска души, при этом, не имея обратной отдачи — и ты постепенно начинаешь истощаться. Не чувствовала, что в последнее время становишься все более эмоционально нестабильной?
— Да я вообще такие концерты закатываю, мама не горюй. На людей бросаюсь, иногда почем зря, вою на луну и постоянно хочу сладкого. Мне кажется, у меня затянувшийся ПМС или мне пора отращивать розовую челку, — с грустью сказала я.
— То-то и оно. Кусок выдохся и чтобы поддерживать свою жизнь, он выпивает тебя до дна. Нестабильный эмоциональный фон означает, что твои собственные запасы подходят к концу. Из-за этого ты не сможешь больше переродиться, тебя не станет во всех смыслах. Ты исчезнешь.
Такая перспектива была абсолютно безрадостной. Моя шкурка, что сейчас, что спустя пару столетий, очень даже дорога. Мы только посмотрите на живот — сколько лет отращивала, прям сама горжусь, а оказывается — зря старалась. Такие заявления, будто бы я больше никогда не смогу родиться и начать свою безнадежную жизнь заново, заметно поубавили позитива. Хотя, куда бы я не бежала от самой себя — везде будет очень хреново, потому что я-это я, и все дерьмо, что твориться кругом только моих рук дело. Что в этой жизни, что в будущей.
— И при чем тут Йорвет? — наконец, спросила я, чувствуя, что очень побледнела и вообще выгляжу так, что брукса на моем фоне имеет здоровый и цветущий вид.
— Как я сказал, подпитывается душа и хорошим, и плохим, что ты испытываешь. Но проблема в том, что плохое быстрее прогорает и только «увеличивает аппетит». Именно поэтому все маньяки-садисты, тираны и узурпаторы имели тайные увлечения и извращения, граничащие с безумием — их души требовали все больше пищи.
— Ну, так, допустим, — я припомнила увлечение Саддама Хуссейна писать душещипательные любовные романы, почесала репу, найдя какое-то смутное общее сходство, и повторила: — Йорвет то при чем?
— При том, что из-за него ты чувствуешь усталость, стресс, ревность, болезненное одиночество и кучу других чувств, выбивающих из колеи. Такой уж у него характер. Думаю, если бы вы не встретились, у тебя было бы больше шансов на выживание. И есть еще кое-что, о чем я умолчал.
— И что же это? — я уже начинала уставать от сюрпризов.
— Я лазил по сознанию Седрика, эльфа из Флотзама, и видел одну, неприятную в общем-то, вещь, — медленно проговорил Локи. — Я не должен сейчас говорить это, так как будет не очень вовремя, и может только ускорить процесс…
— НУ! Давай! Сказал А -говори и Б, БЛИН! — взревела я, размышляя о том, что если Седрик видел мою смерть, то мог бы хотя бы рассказать, как это будет. Столько нервов потрачено было не на то, черт побери. Ух, попадись мне, алкаш несчастный. Локи продолжал тянуть кота за все подробности, выжидая томительную паузу и, накинув на себя скорбно-сочувствующее выражение, произнес:
— Я видел, как у Йорвета и этой драконицы родился сын.
— Это невозможно, — меня словно ударили по голове ключом. Я подскочила и забегала кругами вокруг асгардийца, пытаясь переварить информацию. — Йорвет бесплоден! Только молодые эльфы могут размножаться! А ему уже даже за двести — какие дети?
— Не в случае, если имеет дело с золотым драконом — у этих рептилий своя физиология. Они могут рожать детей только от сильных и крепких духом, и не важно, даже если избранником будет древний старик. Так они выживают — привнося в свои гены дополнительные лучшие качества. Улучшая породу, так сказать.
— Невозможно, — покачала я головой. — Йорвет и Саския…
— Совершенно точно любят друг друга. Я видел линии вероятности — если бы ты не появилась, они бы вообще не встретили особенных преград к своему совместному счастью. Но Асгард нарушил судьбе все карты, а который раз… Тебя здесь не должно было быть никогда. Большую часть пути твой друг-ведьмак проделал бы самостоятельно и вообще события бы пошли тем же ходом, но с некоторыми поправками. Например, то, что вы попали в Верген с Йорветом, по большей части случилось из-за тебя — сам ведьмак во многом склонялся именно к тому, чтобы вместе с Роше двинуться дальше, на поиски Лето, но твою персону понесло на барку, а затем договариваться с этим эльфом, а потом свои готовые идеи и мысли ты преподнесла Геральту в качестве основного блюда. Теперь вы пришли в Лок Муинне, где все должно кончиться.
— М-м-м? Почему?
— Я не вижу твоих дальнейших путей, ни одного. Развилок выбора больше нет. Последняя — остаться и умереть или уйти и выжить.
— А если я скреплю душу с осколком раньше, чем смогу сделать выбор?
— Не получится, ему нужно будет какое-то время для восстановления. Сначала душа инстинктивно будет продолжать тебя высасывать. Я могу остановить этот процесс, поделиться своими жизненными силами, коих у меня гораздо больше, чем у смертной девушки, но только если буду присутствовать лично. Но даже в случае, если тебе удастся это исполнить, и ты решишь остаться здесь, то все равно умрешь.
— Да почему, черт побери?!
— Потому что твое Предназначение в этом мире — умереть, — коротко ответил принц, начиная злиться. — Как ты не понимаешь, что и так заигралась с Мойрами слишком сильно?! Ты меняешь судьбы людей, которые тебя окружают, выступаешь катализатором смены привычного хода вещей — никто никогда не должен был узнать о шпионе из Аэдирна, отравившего Саскию. И это только один из случаев! Линии твоей собственной вероятности заканчиваются на последней развилке, и только ты можешь выбрать, что делать дальше, но то, что следует за выбором — предопределено изначально. Тебе остается только смотреть на обстоятельства, к которым приведет твое решение и смириться. А я не собираюсь терять тебя… А я не собираюсь терять тебя просто потому, что ты влюбилась в какого-то ушастого олуха с белкой вместо мозгов, которому, в общем-то, была переназначена другая женщина и чей потомок, с годами, станет одним из величайших королей своего времени.
Я окончательно запуталась в его непонятной логике, но для важности кивнула, делая вид, что все поняла. События определенно выходили за рамки моей, лишенной рамок, фантазии. Если чему и научил институт, так это двум вещам — во-первых, спать сидя, а во-вторых, делать умный вид тогда, когда в голове пусто и только ромашка распускает лепестки. Я не смогла понять ровным счетом ничего из сказанного Локи, кроме того, что у Йорвета и Саскии будут дети. Только за это и решил зацепиться мой разум.
Получается, что это не она — соперница. Это я — проблема, да причем мирового масштаба. Почему я должна уступать дракону мужчину, только при условии того, что их потомок будет одним из самых прославленных лидеров нации? Почему это не мой потомок, к примеру? Может дело-то именно в генетике Йорвета? Я не знаю — злится или плакать.
Я резко ощутила себя человеком, которому больше всех надо и, только лишь на этом основании, он чаще всех получает по лицу гестапочками. Локи дело говорит — нужно сваливать отсюда, да поскорее. Вопрос только в том, что я знаю только то, что ничего не знаю. (Сократ — молодчинка, такую мысль и так хорошо сказал!). Обычно, самобичевания не приводят к чем-то положительному, но сейчас абсолютно другой случай. Секрет возвращения томится во мне самой — в прошлом, будущем. Если бы тут была мама —она сразу бы сказала, что со мной не так, но ее тут не было.
— Локи, а ты не видел, я жила в пещерных сообществах?
— Нет, пока я так глубоко не заглядывал, — отрицательно покачал головой принц. — А что?
— Ну, если меня там сожрет медведь, то проверь — он потом в Йорвета не эволюционировал? Тогда я поверю.
Принц удивленно кивнул, не понимая, как я быстро умудрилась сменить тон. Трикстер вообще выглядел ошарашено, после того, как я озвучила последнюю просьбу.
Придется разбираться самой. Я встала и пошла сквозь белену облака, разыскивая точку отправки, или свет в конце этого здоровенного туннеля. Почему-то каждый знает, что лучше для другого. Но никто не знает, что лучше для него самого.
***
Я вновь просыпаюсь.
Теперь я открыла глаза уже в комнате таверны. С соседней лежанки, отхрапывая неизвестную доселе мелодию, спал Белый Волк. Шостакович, конечно, никогда не был боксером, но за такие опусы, скорее всего, постарался бы набить ведьмаку морду — тот жутко врал, не попадая в ноты. Йорвет спал совсем рядом, расположив свой спальник в паре сантиметров от моего тюфяка, протянув во сне свою руку, и взяв ладонь в свою. Милота-то какая.
Во сне лицо скояʼтаэля было удивительно спокойным. И, о диво, наверное, завтра пойдет снег, он снял свою красную бандану и я смогла, наконец, увидеть лицо полностью. Шрам был действительно ужасно неаккуратным и портил некогда очень красивую (а я могла убедится в этом самолично!) физиономию. Второе веко присутствовало, и дырки в пустой глазнице, сделанной моими стараниями, видно не было — думаю, зрелище не для слабонервных. Видимо, Йорвета и самого напрягал такой внешний вид, чисто из эстетических соображений — потому-то эльф и носил этот кусок грязной красной тряпки, с годами засалившейся. Надо купить ему новую бандану, в качестве извинений, что ли. Хотя ЙОрвет и не догадывается, что причиной такого вида стала я, все же, будет не вежливо ничего не предпринять.
«Лучшим твоим действием будет вовсе уйти от него куда подальше» — ехидно вставил комментари внутренний голос, и рассмеялся скрипучим смехом, с оттенками интонаций трикстера. Может, он и прав. Локи натолкнул на пугающую мысль о том, что держать вот так, за руку, Йорвету положено именно Саскию. Может сейчас, во сне, он видит прекрасный лик своей возлюбленной? Эльф вполне спокоен — скорее всего, так и есть. Если бы в его сне была я — он бы без перерыва ругался, и дергался, словно в горячке.
А что, если наши с ним отношения и есть тот самый «суррогат», который когда-то пыталась подсунуть мне суккуб? Типа, я мстю вам из могилы? Помню, Геральт говорил, что если подсунуть влюбленному человеку желание обладать другим, то, в лучшем случае, он сойдет с ума и порешает весь этот любовный треугольник. Может, в этом и кроется разгадка вечно злого поведения командира белок? Его тянет и ко мне, и к Саскии. Вот только Йорвет не знает, что именно светловолосая дракониха и есть его главная судьба?
Стоп, почему Локи не сказал, кого судьба предназначила мне? Так не честно, почему я сразу не подумала об этом? Вдруг это толстый, страшный прыщавый задрот, который будет спускать все деньги на Варкрафт и пиццу? Тогда мы будем отличной парой, и я просто сразу, не отвлекаясь на мимолетные влюбленности, буду искать парня, который будет любить сразу и навсегда. Это вам не Йорвет, скачущий по лесам, это мой мужской двойник, мазафака! И он, по любому, на Земле, потому что в этом мире… Ах, да.
Еще одна классная новость — я умираю. Нет, я подозревала, что если что-то налаживается, то обязательно должна рухнуть вся остальная часть жизни. Это как с работой, к повышенную — ссора с парнем, к свадьбе — большой аврал на работе. Я вспомнила о несчастной девочке Мирке. Прожить в рабстве у Йорвета и эльфов, которые до этого казались вполне нормальными ребятами, хотя и не без бешеных тараканов, конечно, и решиться на побег. Это подвиг неизвестного человека. Правда, далеко не ушла.
Стоит ли рассказать Йорвету об этом? Или сохранить все в тайне — ибо одному богу известно, как он отреагирует на мои слова — вдруг решит из мести грохнуть? А то, как говорит Локи, все наши знакомства заканчиваются для меня плачевно — вдруг это и есть тот самый случай? Знала бы я заранее, не стала бы его бесить, вообще никогда в своей жизни.
Я забрала руку от Йорвета, косясь на него с подозрением. Тот, помня, что держал что-то, зашарил по пространству вокруг себя, полусонный и открыл глаза, зевая. Оба века поднялись, но разглядеть в темноте пустую глазницу оказалось не реальным. Увидев, что я не сплю, эльф сел на своей лежанке, поправил длинные, черные, почти до плеч волосы, накидывая достаточно много прядей на причину комплекса неполноценности и заспанным голосом спросил:
— Не спится?
Я кивнула, и, пока размышляла, отвернуться ли, Йорвет быстренько, почти молниеносно залез под мое одеяло. Вдруг стало страшно. Я замерла и стараясь, по-возможности, не дышать, тихонько отодвинулась, немного скатившись на пол. Эльф это заметил и сгреб меня в охапку, прижимая со страшной силой, чем до конца довел до ужаса. Я вытаращилась, не зная, что сказать и как себя вести. То ли спросонья эльфийский мозг работал лучше, то ли Йорвет уже привык к вечным бабским заскокам, он наклонился и весьма недовольно спросил:
— Что случилось на этот раз? — я пробурчала нечто нечленораздельное, представляя ему право выбора понимать все так, как эльф сам того захочет. Йорвет, видимо решив, что с женскими тараканами не спорят, особенно среди ночи, пробурчал: — Вот и хорошо. Поговорим утром, — и тут же опустил голову на подушку, закрывая глаза, и расположив меня на своем плече. Дабы заранее оградить от побега, скояʼаэль рукой обнял меня за талию, и, развернувшись чуть-чуть, сделал контрольный поцелуй в лоб. В этот раз такая фишка не сработала — это раньше я таяла от любого прикосновения, как Дед Мороз в солярии, но теперь стало жутко. Стараясь его не злить, я закрыла глаза. От тепла его тела, и, видимо, все же большого месторождения любви к нему, а также пережитых потрясений, меня быстро разморило, и я уснула беспокойным сном, проваливаясь в темноту.
***
Просыпаясь в очередной раз за сутки, я осознала свое полное одиночество. В комнате было никого, даже мыши не скреблись под полом, предпочитая сделать вид, что их просто не существует. На столе лежал остывший, съеденный примерно на две трети пирог, и холодный чай. Я же девушка, блин, не могли побольше оставить. А как же «дамам надо уступать?!». Могли бы еще и денег подкинуть, олухи. Одно что «беспокоятся обо мне». Типа. Могли бы и разбудить, и сообщить, куда ушли и как долго будут отсутствовать. Засранцы, ух.
Я была в ужасном расположении духа.
Наспех перекусив, я решила, что стоит самой во всем убедиться — про линии судеб, душу и все такое прочее. Почесав репу, я подумала, что стоит поискать местный рынок — там наверняка найдется книжная лавка, в которой, в связи с обильным наплывом посетителей в Лок Муинне, вполне может обнаружится подобного рода литература. Стояла и другая проблема — денег у меня не было, а давать просто на пару часов книгу не решится ни один из продавцов, поэтому я с головой залезла в саквояж и начала ковыряться, размышляя, что можно продать на толкучке из барахла. Ждать не хотелось, прямо-таки не было сил, чтобы удержать внезапно образовавшееся в жопке шило, сподвигающее на активные действия. Наконец, когда на продавленном диване появилась абстрактная композиция, изображающая форменный беспорядок, я наткнулась-таки, на самом дне, на книгу, которую стащила еще в Вергене, из дома жреца Ольшана. Не помню, как и зачем я туда ее положила, обрадовалась находке, даже забыв поругать себя за лишний груз. Денег выручу, может, и не много, но вполне попробую уговорить продавца принять, как первый взнос, а потом попрошу Геральта доплатить остальное — это ему за то, что оставил в комнате совсем одну в трудную минуту. Воспарив духом к небесам счастья, я полетела на улицу.
Наша первая встреча с Цинтией была как раз на рынке, и, если дома за ночь не поменяли свое местоположение, добраться будет не трудно. Бегая по развалинам, служившим большинству родным домом, я совсем позабыла о безопасности, и, едва наткнувшись на патруль, очень удивилась, что никто не сцапал. Потом, осознав, что главной ориентировкой и основанием для ареста чаще всего служит Геральт, я продолжила путь, но все же, стала более осмотрительной — мало ли.
Рынок был гораздо меньше, чем его собрат в Вергене. Всего четыре — пять лотков, но, видимо, жителям города большего и не надо было — не город федерального значения, большие торговые центры были не нужны. Зато среди лоточников обнаружилась старая знакомая, увидевшая еще на подходе и сразу же радостно махавшая рукой.
— Фил! — обрадованно бросилась я к приятельнице, хватаясь за нее не хуже клеща. — Что ты тут делаешь?
— Да вот, решила направиться сюда, вдруг бизнес получше пойдет, — таинственно улыбаясь, ответила чародейка-недоучка. Как-то в последнее время меня окружает слишком много адептов магии, просто подозрительно. Но Филиция так радостно и искреннее обнимала меня, что я отбросила все свои страхи и тут же, почти рыдая и сморкаясь в душевную жилетку, выдала примерно половину всей известной мне правды, умолчав о некоторых деталях.
Не ожидавшая словесного фонтана, магичка сначала опешила, а потом, вдруг резко схватив за руку, увела за лоток и налила стаканчик пахучей жидкости, напоминавшей коньяк с травами. Приняв залпом на грудь, я чуть успокоилась и медленно выдыхая, попросила ее молчать, как партизана на допросе у фрицев. Та, серьезно покивав, сказала, что она не такая дура и никогда никому не выдавала секреты такого опасного уровня. М-да, чую, скоро весь город будет в курсе, что я тут не просто так, а кто-нибудь!
Мы постояли еще пару минут, вновь приняв по стаканчику, и Фил, наконец, выдала:
— Знаешь, я бы посоветовала почитать тебе книгу Тиссаи де Вирие «О линиях судьбы» или исследования Францесски Финдебаир — эта женщина многое отдала за разгадку тайн Предназначения, но, к сожалению, у меня таких книг нет, — она вздохнула, глядя с грустью на свой товар. — Чародеи такие секреты строго охраняют, поэтому торговать копиями просто запрещено. Но я думаю, что ты можешь связаться с Филиппой Эйльхарт — она любимая ученица Тиссаи, и у нее точно должна быть такая литература.
Знает ли Фил, что ее старшую коллегу арестовали, и она теперь гниет в темнице? Да и книга вполне могла остаться в Вергене — коварная чародейка так спешила, что вполне могла забыть про столь необходимый экземпляр и не прихватить его с собой. Да и если бы прихватила, и была на свободе — с какого перепугу мне ее одолжат? У Филиппы не библиотека, а со мной чародейка не желает вести никаких общих дел. В общем, сплошной минус. А минус, на минус, как известно, дает плюс. Испытаем судьбу на прочность?
— А ты не знаешь, где она живет? Ну, где у нее тут дом?
Фил нарисовала подробную карту, объяснила на словах, и только что не дала собаку-поводыря, и то, только потому что на улицах города было запрещено колдовать. А так, мне кажется, вполне могла бы — просто из любви к практике и переживаниям за мою скромную персону. Распрощавшись, я отправилась в путь.
Где-то через час я осознала, что окончательно заблудилась в лабиринте из разрушенных однообразных домов. Географический кретинизм взял верх, и я просто тупо потерялась. Обращаться к прохожим с просьбой: «а вы не знаете, где жила чародейка, которую держат в реданском подземелье?» было бы просто громадной глупостью, и потому я рисковать своей шкуркой и психическим здоровьем окружающих не решила. Была мысль вернуться к рынку, но вот где он, я тоже не могла сказать. Желудок, недовольный маленьким завтраком, бурчал и жаловался остальным органам на свою нелегкую жизнь, требуя забить хоть какой-нибудь сносной пищей. Настроение прыгнуло с парашютом вниз и теперь бодренько приближалось к уровню земли. Я стояла в растерянности, не зная, как поступить. Я одна, в чужом городе (а какой в этом мире для меня город не будет чужим?) и к тому же без денег. Можно просто сесть и ждать, пока встречу кого-нибудь из знакомых, коих было здесь совсем не много.
— Аника? — раздался сзади голос того, кого я ожидала услышать в последнюю очередь. — Это ты?
Я обернулась и увидела Менно*, одного из молодых ведьмаков. Он отправился в первый раз на большую дорогу совсем недавно, за пару дней до нападения Саламандр на Каэр Морхен. Буквально, последний выпуск Весемира, вместе с Ламбертом и Лео. Вроде, как в Аэдирн направлялся именно Ламберт, так какими макаром сюда занесло Менно? Он мне не очень нравился — как внешне, так и внутренне. Среди своих собратьев парень выделялся тем, что был самым большим чмом — вечно жаловался, редко включал мозги и почти всегда думал о том, чтобы лишиться девственности. И еще любил графоманить, вечно таскаясь с дневником, строча бессмысленные описания серых и однообразных будней. Однажды этот дневник стал яблоком нашего раздора — я тогда совсем не умела читать, но, уже углядела порно-рисунки с моим участием, за что Менно отхватил от смачного пинка и гнался почти десять минут. Растащили нас Гидеон и Геральт, да только после этого мы постоянно, пока никто не видит, перекидывались крепкими словечками и, если под рукой попадалось что-то поувесистей, занимались обоюдосторонним членовредительством.
Я была рада видеть этого парня, просто потому что он был одним из многих, кто помогал выжить и освоится в этом мире. А тем более теперь, когда от Каэр Морхен остались только воспоминания, а я пережила столько приключений после нашего расставания, я смогла взглянуть на этого человека по-другому. Менно окреп, заметно возмужал и стал более-менее походить на представителя ордена Волка. Думаю, Гидеон, как его главный наставник, гордится им. Менно был рад видеть меня не меньше, и почти сразу же осведомился о том, голодна ли я. Получив утвердительный ответ, он повел меня за руку в лавку булочника, где мы быстро перекусили, рассказывая друг другу о приключениях. Дойдя до Лок Муинне, я запнулась, и спросила:
— А ты что тут делаешь, кстати?
— Ищу работу, да видно всю ее забрал Геральт, — парень вздохнул. — Пойду тогда в Венгерберг, в больших городах всегда есть чем заняться.
— Ясно, — вздохнула я, прикусывая вкуснейшим пирожком с мясом, стараясь не думать, сколько крыс ушло на его изготовление. Поживешь тут, в глухом темном веке, научишься есть всякую гадость. — А где Гидеон, не знаешь?
При упоминании своего учителя Менно вдруг побледнел. Показалось, что ему стало страшно, и он, озираясь, поведал душещипательную историю о том, что этот, самый большой приколист из ведьмаков, нашел себе женщину и тихо живет себе мирской жизнью. Я присвистнула, и, наевшись, отставила тарелку от себя. В животе разливалось приятное чувство сытости, которое сложно просто передать словами. Я резко раздобрела, но вдруг вспомнила, что направлялась к чародейке:
— Слушай, вот тут карта, — я протянула клочок бумаги, на котором Фил, каллиграфическим подчерком подписала разные места и нарисовала путь к дому Филиппы. — Можешь мне показать, где вот этот дом.
Менно повертел бумагу в руках, и радостно, почти расхохотавшись, выдал:
— Ты опять потерялась, что ли? — его хохот начал перерастать в дикий ржач, оглушающий округу. — Аника, ты не меняешься совершенно! Это ж вообще через дорогу! — на его глазах аж слезы проступили, — Вон тот дом, — молодой ведьмак указал на развалину, стоящую наискось от лавки. Правда, через дорогу. — Тебе зачем?
— Мне нужна одна вещь Филиппы Эйльхарт, — заговорщицки сообщила я, мстительно размышляя, что раз парень шатается без дела, то его можно использовать в качестве GPS навигатора и с его помощью вернуться обратно, в таверну, и дать возможность Геральту помуштровать молодого парня и научить уму-разуму.
— Ты не знаешь? — глаза Менно округлились. — Она же арестована.
— Ей совершенно не стоит знать, что за вещь мне нужна, — кивнула я. Действительно, зачем приносить стресс в ее, и без этого тяжелую, жизнь? Я встала из-за стола, и двинулась в сторону дома. Менно остался на месте, не шелохнувшись, и не отрываясь глядя на книгу, которую я все еще таскала с собой. Он ее словно только заметил и теперь очень заинтересовавшись. — Ну, пойдем, че сидишь?
— Я тебя здесь подожду, ладно? — парень встал и взял книгу. — Почитаю пока. Не люблю логова чародеек, знаешь ли.
— Ну хорошо, — кивнула я, радуясь, что есть кому таскать этот бесполезный груз знаний.
Дом с виду был не приметным, и не очень целым — второй этаж был разнесен на куски. Как чародейка, любящая жить с таким размахом, вообще тут поселилась? Наверное, выбора не было — тут вообще целых зданий почти нет, и они на вес золота. Интересно, как тут люди зимой живут? Такую дыру не заделаешь одеялом, и скотчем тоже заклеить будет сложно.
В комнате было темно, как в жопе дракона. Серьезно, даже воняло чем-то мерзким, что аж сводило челюсть.
Я на ощупь пошла по дому, ища хоть какой-нибудь источник света, вроде свечи и спичек. Наткнулась на тумбочку, с которой с грохотом что-то свалилось и покатилось по земле. Я стала искать дальше, в темноте сложно было ориентироваться — источников света, вроде окон, архитекторы, почему-то, не предусмотрели, а несгораемыми магическими свечами, очевидно, чародейка не пользовалась. Я шарила руками перед собой, боясь наткнуться на какую-нибудь горгулию, которую оставили вместо стражника. Руки наткнулись на доспехи — ну, ничего себе! Вот он, стиль «дорогобогато», блин. Поставить латы для красоты — вершина безвкусицы.
Я провела рукой по железякам вниз, и доспех неожиданно ойкнул. Я подпрыгнула и с большим шумом повалила что-то еще.
