Семья.

Первым делом, Тсунаёши идет на кухню. Подтверждая слова Хибари Кэтсуми – на большом стеклянном столе действительно лежит листочек, словно впопыхах вырванный из блокнота. На нем еще остались мутные, темно-коричневые разводы от чашки утреннего кофе, за которым, видимо, хозяйка дома и писала данный текст. Парень чуть сжимает губы, пораженный такой небрежностью. Хотя, наверное, ему не стоит удивляться подобному. Ровные вертикальные строчки испещрены мелким, неаккуратным почерком. В обещанных ему инструкциях оказывается всего три пункта, да и те настолько короткие, что Тсуне кажется, будто бы его оставили смотреть не за маленьким ребенком, а за какой-то чихуахуа. Парень морщится от такого непонятно откуда появившегося в его голове сравнения. Прикрывает глаза, сжимая лист, и не замечая того, как влажная бумага просто-напросто «разъезжается» в его руках. Он решительно не понимает, как можно так относиться к своему ребенку. Каждый день смотреть ему в глаза, а после, словно это является самой, что ни на есть, нормой, оставлять его на абсолютно чужого человека. Словно и не семья вовсе. Да и не семья эти люди друг другу. Конечно же, Тсунаёши еще рано, да и совсем, вроде бы, и не нужно судить о них, но, даже один взгляд позволяет понять, что эти люди совершенно не заинтересованы друг в друге. Парень словно попал в кукольный домик, эдакую счастливую иллюзию беззаботной жизни, но изнутри. С той самой мифической «обратной стороны медали». Туда, где идеальные с виду родители, на деле занятые лишь самими собой, оставляют своего сына на попечение другим. А сам Тсунаёши привык к другому. Совершенно не так, как эти люди. С самого детства он присматривал за двумя младшими братьями и сестрой. Пожалуй, он с гордостью мог сказать, что видел каждый их шаг и даже принимал в нем непосредственное участие. Вот, словно вчера он читал Фууте его первую сказку о принце с туманной горы. Улыбался, полностью уносясь вместе с ним в далекий и такой потрясающий мир балов, сказочных существ и полных чувств эпических сражений. Как будто всего лишь пару часов назад лохматил непослушные, курчавые волосы Ламбо ладонью, сидя рядом с ним, пытаясь объяснить ему основы математики, которую сам просто терпеть не может, и, со смехом и шутками постепенно понимая, втягиваясь. Или же, минуту назад плёл И-пин ее первые косички. Тсуна улыбается чисто и искренне, чувствуя, как в душе теплится пушистый комочек нежности, незапятнанный ничем. В его воспоминаниях мелькают улыбки столь родных, близких и нужных людей, и парень понимает, что живет не зря. Замечтавшись, он только спустя несколько минут понимает, что все же нечаянно порвал лист с инструкциями. Обреченно вздыхает, соединяя половинки, пытаясь прочесть второй пункт, который остался ровно по разным сторонам бумажки. Вглядывается в расплывающиеся перед глазами столбцы, чуть щурится, пытаясь прочесть мелкие иероглифы. Наконец, облегченно расправляет плечи, все-таки уловив какой-никакой, но общий смысл в смазанных строках, и отправляет рваный лист в мусорное ведро. Пункт первый. Познакомиться. Тсуна старается подниматься по лестнице как можно тише. Подходит к темной, деревянной двери, стуча по ней костяшками пальцев. - Слышала, тебе отдали дьявола-Хибари? - Тсуна поднимает взгляд от документов, смотря на старую даму пышных форм, постоянно пахнущую валерьянкой. Кивает ей.- Я работала у них три дня, Тсунаеши. Это неконтролируемый ребенок. Лучше сразу откажись. Парень стучит пальцами по пластиковому планшету, на котором закреплены бумаги. «Даже я, педагог высшей категории, не смогла справиться с ним», - Тсуна кивает сам себе. - Даже я, педагог высшей категории, не смогла справиться с ним, - женщина продолжает «вещать», а Тсунаеши понимает, будь он сейчас в Лас-Вегасе - сорвал бы джекпот. Улыбается своим мыслям, вставая с жесткого кресла приемной, направляясь к двери, лишь на секунду оборачиваясь, смотря в мутные голубые глаза. - Не бывает плохих детей. Бывают плохие няни. На самом деле, тогда он сказал чистую правду и был более чем доволен этим. Даже не правду, а свои мысли на этот счет, если быть точным. Все эти старые девы, совсем не понимающие сути своей работы, полностью зациклившиеся на методах воспитания, по первому времени удивляли, а потом начинали страшно раздражать даже такого лояльного человека, как Тсуна. Они всерьез настаивали на какой-то общей, грубой форме общения, одинаковому подходу ко всем и каждому, словно к какому-то конвейерному производству. Он недоумевал, как можно не понимать до ужаса простых вещей? Они думали, что дети любят сладкое, а на самом деле, дети не любят, когда их ограничивают. Они думали, что дети любят гулять, а на самом деле, дети не любят, когда в их комнату входят без стука. Такие простые истины. Такое сложное понимание. Тсуна ждет несколько минут, после чего слышит жесткое "войди". Медленно приоткрывает дверь, словно давая ребенку привыкнуть, и только после этого заходя в комнату, вставая не дальше, чем за метр от двери. У ребенка должна быть своя территория, на которой он будет чувствовать себя комфортно и защищенно. Помнится, до этого он дошел как-то самостоятельно. Тогда Фууте было два года, и он устраивал жуткие истерики, если в какой-то семейный праздник вся многочисленная родня «заваливалась» в его комнату и начинала наперебой лезть со своими вопросами и объятиями, буквально загоняя малыша в угол. В этом плане, гораздо более общительным двойняшкам Ламбо и И-пин повезло куда больше. - Привет, Мичи-кун, - вот так вот, по-простому, будто бы мальчик и есть его младший брат. Так, как нужно и действительно правильно. Тсунаёши с какой-то ностальгией вспоминает свою первую, с треском проваленную практику в детском саду.Тогда он совершил те же ошибки, что и его коллеги по работе сейчас, чем заслужил гуашь в кофе и ужа из живого уголка, выпущенного в его кабинет. В этот раз, Савада сделает все по-другому. Не так, как его учили, а так, как подсказывает сердце. Мальчик смотрит на него удивленно, но, тут же, спохватившись, пытается скрыть секундную «слабость» под маской холодности. Тсуна поражается его сходству с отцом. Те же самые глаза, волосы, губы, пальцы, даже телосложение, только двадцатью годами моложе. Савада и сам не понимает, когда он успел рассмотреть Хибари-старшего настолько хорошо, что бы подмечать такие детали. Хотя, тут и слабовидящему будет понятно. - Травоядное, - Мичи смотрит на него пытливым взглядом, словно стараясь прожечь дыру в нескладном теле шатена. Смотрит долго, изучая, отмечая что-то для себя, и Тсуна не смеет его прерывать, хотя, по правде говоря, слегка удивлен такому прозвищу. Не то что бы дети никогда не давали ему клички, но в этой было что-то особенное. Взрослое, и словно не его. Парень улыбается уголками губ, находя в этом мальчике искру, что-то неведомое раньше, отличающее от других и интересное. Безумно интересное. В конце концов, им обоим действительно стоит привыкнуть друг к другу.