ID работы: 2364534

You're my medicine

Слэш
R
Заморожен
19
автор
Размер:
43 страницы, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
19 Нравится 16 Отзывы 3 В сборник Скачать

Part IV.

Настройки текста
Если вы знаете, что такое чувство вины, то вы, определённо, меня понимаете. Хочется выворачиваться наизнанку, лезть на стенку, следить за тем, из-за кого ты чувствуешь себя виноватым, словом... это съедает тебя. По клеточкам уничтожает сначала грудь — дышать труднее... а потом начинает скручивать живот, словно кто-то тянет тебя за пупок. Во это время постепенно начинают леденеть ноги. Ступни сводит, и между пальцами, кажется, находятся кубики льда, колкие удары от которых расходятся по всему телу к голове, но сильнее всего отдают в почки. Если вы такого никогда не испытывали, то не обольщайтесь. Всё ещё впереди. И вы обязательно получите свою порцию чувства вины. Которое попытается вас уничтожить, однако ни в коем случае не выполнит своё манящее намерение, и лишь продолжит вас подло дразнить, доводя до такого состояния, что вы сами захотите исчезнуть с лица земли. Однажды мне завели щенка. Лет десять назад, может быть. Точнее, его никто не заводил, отец просто нашёл дворняжку на улице и принёс её домой. Это было для него хорошим способом не тратить деньги на покупку собаки, которую я так старательно выпрашивал у родителей всё своё детство. В общем, звёзды на небе сошлись, и я стал счастливым обладателем щенка неизвестной никому породы. Я был безумно рад этому. Сбылась моя мечта, фактически. Не помню уже, но вроде бы я назвал собаку Счастливчиком. Потому что, ну, это такое хорошее, светлое имя, и с ним всегда удача будет на твоей стороне... Наивный пятнадцатилетний мальчишка думал, что всё зависело от имени. Идиот. Не буду выдумывать сказки о том, что Счастливчик стал моим лучшим другом. Но я и не совру, сказав, что он, правда, был одним из самых близких мне душ. Я прибегал домой, кормил Счастливчика, а потом сидел с ним на улице и писал стихи. Да, кстати, я, по правде говоря, большой поэт в душе, только вот забросил это дело сразу после... ну... В общем. Однажды, когда мы сидели со Счастливчиком на улице и, как обычно, занимались своими делами, я задремал. Совсем ненадолго. А проснулся, и Счастливчика уже рядом не было. Поначалу я не особо соображал, что к чему. Я всё ещё спал и всё ещё пытался разлепить веки. Заметив, что собаки рядом нет, мне в голову не пришло ничего лучше, кроме как начать звать его. Я кричал имя собаки в пустоту и, сидя на одеяле, оглядывался. Собственно, потом выяснилось, что Счастливчика разорвали собаки. Какие-то большие, бешеные бездомные псы. Возможно, он сам на них полез, возможно, это они начали, но сути это не меняет. Ведь через улицу от своего дома я нашёл уже не Счастливчика, а набор частей его крошечного тельца. Весь в крови, безжизненный, мёртвый и с закрытыми глазами. Я не видел, как он дышал, потому что его животик больше не надувался, стоило ему набрать в лёгкие воздух, да и, вообще, животика у него больше не было. Меня обвинили все. Отец, мать — для них я стал причиной, почему Счастливчика мы хоронили по частям. И мне нельзя было плакать, потому что я не привык плакать, тем более во всём этом таилась исключительно моя вина. Месяца три, наверное, я скучал по Счастливчику. Я просил у него прощенья перед сном. Но ни в коем случае не плакал. Просто закрывал глаза и запрокидывал голову до того, как только слёзы начинали проситься наружу. С тех пор моим самым большим страхом стал страх чувства вины. Не уверен, что у этого есть какое-то название, как, например, у инсектофобии — боязни насекомых. Потому что, думаю, таких людей, как я, очень мало. Но это не значит, что сей фобии не существует. Если бы её не существовало, я бы не глотал успокоительные каждый день по три подхода около недели. А успокоительные — это уже край. Я привык снимать стресс сигаретами, но раз они не помогают, то приходится обращаться ко всяким таблеткам и микстурам, после которых на кончике языка остаётся ужасный горьковатый привкус. Но курить я не бросил, с чего бы это? Я не бросил ни курение, ни походы на занятия по отказу от курения... и, знаю, это кажется слегка забавным, но, тем не менее, вся эта чепуха с занятиями безумно помогает мне отвлекаться от всяких там мыслей о Луи. Луи. Что же с Луи, спросите вы? Хм...

***

3 дня назад. Я в обычном графике пришёл на работу, поздоровался с Фредом, который, кажется, мучил всё тот же кроссворд, что и неделю назад?.. Нет? Не знаю. Неважно. Так вот, я прошёл через все круги ада, пытаясь открыть вечно сломанный замок, ступил на порог тренерской, облегчённо выдохнул, подошёл к своему столу и сразу же схватил ежедневник, где у меня был расписан план занятий на сегодня. 09:45 am - Лиза Спаркс 11:00 am - Аарон Коул 11:45 am - Д.Г. 01:15 pm - Кэти Джордж 03:45 pm - Эндрю Ф. 05:00 pm - Луи Томлинсон (звякни мне. Майк) Чего? Во-первых, я не понял, какого чёрта имя Луи зачёркнуто в моём(!) расписании?! Это я к тому, что, кто вообще разрешал кому-то трогать моё расписание?! И что за примечание в скобках?! Наверное, для того, чтобы узнать ответы на эти вопросы, мне необходимо "звякнуть Майку"... ну, окей. Что ж, держись, Майки. — Какого хрена, Майки?! — злостно спросил я, сразу как он поднял трубку. — Э-э-э?.. — Какого хрена ты трогал моё расписание, гадёныш?! — Оу... ты об этом... Погоди, друг, мне не особо удобно сейчас разговаривать. Я приду уже скоро... не по телефону. — А ты не можешь мне сейчас объяснить, почему ты такой мудак, который любит трогать чужие вещи?! Это срочно! — Потому что твой Томлинсон больше не будет у тебя заниматься, — э-э-э, — Прости, но мне правда неудобно разговаривать. Приду — поговорим. Пока. Пока... Пока?! Что значит "пока"?! Или нет. Что значит "твой Томлинсон больше не будет у тебя заниматься?!" Это несмешная шутка?! Несмешная шутка в стиле Майки?! Господи, пусть это будет несмешной шуткой в стиле Майки, пожалуйста, Господи. Иного я не переживу... Меня одолевала тревога. Я ходил взад-вперёд по тренерской и вертел меж пальцев ключи, которые били своим звоном прямо в голову. Мне нужно было сходить в душ, проверить дельфинов, переодеться, в конце концов, но нет, я ходил маятником в этой комнатке и раздражал сам себя. Майки объявился через минут пятнадцать после нашего телефонного разговора. Но мне казалось, что прошло минимум два часа. Если не три. — Где тебя черти носят, Майки?! — дёрнулся я, как только услышал, что дверь за моей спиной хлопнула. — Спокойнее... — он часто дышал и суетился, сбрасывая свою куртку на диван, а телефон кидая в ящик моего(!) стола. — Слушай, — выдохнул он, подходя ко мне и вставая лицом к лицу со мной. — Что у меня там начиркано в блокноте?! — Вчера звонила эта женщина... мама твоего Луи?.. Дж-... Дж-?.. — Джоанна, — поправил я. — Зачем она звонила?! — Да. Джоанна. Она сказала, что Луи не хочет больше заниматься у тебя?.. — он говорил это с такой интонацией, словно это было не давно случившимся фактом, а неуверенным предложением на будущее. — И она попросила меня перевести её сынка ко мне? Вот. Я не знал, что ответить. Я стоял с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Любые мои попытки что-то сказать тут же прерывались, и это выглядело так, словно я дёргался и то и дело повторял "а...". — Почему?! — Что почему? — уже почти отдышался Майки. — Почему он... больше не хочет заниматься у меня? Я спрашивал это у Майки, словно сам не знал ответа. Словно забыл всё, что произошло на прошлом занятии. Словно мне не нужно было сегодня утром обрабатывать губу. Я просто надеялся, что Луи перешёл к Майки, например, из-за того, что ему стало удобнее заниматься в другое время?.. Господи, да кого я этим пытался обмануть?! — Они не назвали причину. Джоанна... сказала, что они просто желают перейти. И всё. Я вяло опустил голову, кивнул и, похлопав Майка по плечу, подошёл к столу и своей рукой уже зачеркнул имя Луи в блокноте. По-пал.

***

Я не скучаю по Луи. Собственно, а почему я должен по нему скучать? Ученики приходят и уходят, так было, есть и будет всегда. Я не должен из-за этого переживать. А я и не переживаю! Совсем. Сейчас только достану успокоительное и снова буду не переживать... На выходных я ездил к своей маме. А видимся мы с ней принципиально редко. Так уж получилось... Я подарил ей цветы, обнял, зашёл в дом, где когда-то ещё жил, вдохнул этот родной аромат и почти расслабился. Почти. Если бы мама не представила нам нашего нового домашнего питомца. Белый породистый кот по имени... Луи. Л-У-И. Мама не поняла, почему я посмотрел на неё, как на сумасшедшую, когда она подняла на руки кошака и назвала его имя. Действительно, чего это я. Всего лишь-то вспомнил про своего ученика... с кем не бывает, правда?.. — Ма, а почему "Луи"? — с некой претензией в голосе поинтересовался я, указывая пальцем на животное. — Оу... это его имя с рождения. По паспорту. Я запрокинул голову и изобразил воющего на луну волка. Это было ужасно. Потому что, ну, знаете, я ощущал себя хирургом, который не смог спасти пациента. У которого пациент умер прямо на столе. Хирургом, у которого руки, чёрт возьми, по локоть в крови! И каждый раз, когда я вспоминал про своего этого мёртвого пациента, внутри меня тоже что-то умирало. Вера в себя, хорошее настроение, желание работать, желание жить и так далее... это казалось невыносимым. Невыносимым замкнутым кругом. Проклятый кот по имени Луи пялился на меня весь вечер. Причём не просто пялился, а буквально унижал своим взглядом. Кот. Унижал. Меня. Своим. Взглядом. Да, я знаю, это клиника, но что я мог тогда с собой поделать?! Дурацкий кот прожигал во мне дыру своими голубыми, блять, глазами! Голубыми, как у кого?! Правильно! Голубыми, как у него. Я хотел накрыть этого зверя каким-нибудь одеялом, чтобы он хотя бы не так мозолил глаза, и просто исчез бы под вещью. Но нет. Я сидел и медленно ел, даже натягивая счастливую улыбочку на своё недовольное лицо и временами умудряясь невпопад как-то отвечать на вопросы мамы. Ужас. Это животное испортило мне вечер. У меня под конец даже заболел живот. И это совсем не от того, что мама моя вдруг стала плохо готовить. Это от того, что то грёбанное чувство вины имело глупую привычку отражаться у меня в органах. И я страдал ещё и физически. По дороге домой я включил на полную громкость рок-музыку и постарался абстрагироваться от Луи. От Луи и от другого Луи. Хотя, по сути, это был один и тот же Луи. Томлинсон. Я закрывал глаза и тряс головой, чтобы у меня через уши вылетели любые мысли о нём. И я настолько, блин, "забылся", что чуть даже не врезался в грузовик, который нёсся по встречке. Меня отвлёк его громкий гудок и свет его ярких фар. И я понял, что я страдал уже какой-то одержимостью Луи. Которая могла меня угробить. Я же говорил, что ненавижу чувство вины? Говорил, что оно разрушает меня? Ну, вот, сейчас можно, в принципе, наблюдать весь процесс того, как Зейн Малик превращается в убитую и забитую соломенную куклу-Вуду, управление которой лежит целиком и полностью на чувстве вины. Это, наверное, детская фобия. Как только я начинаю чувствовать угрызения совести, я сразу вспоминаю случай со Счастливчиком, и все мои самобичевания только лишь усиливаются. Это невыносимо. Прошлой ночью я проснулся от судорог. Я скулил, как собака, и извивался, как пойманная на крючок рыба, лежа на кровати, потому что было больно. Боль сдавливала горло и вызывала слёзы. Я снова выглядел жалко, и благодарил все высшие силы хотя бы за то, что меня таким никто не видел... Возможно, это карма. Наказание за что-то. Не уследил — получи бессонные ночи и дни, полные самоуничижения и лишённые смысла. Господи, ну почему я это я?! Почему мне не может быть наплевать на всё это?! Почему я до сих пор переживаю и заглушаю всё алкоголем, который я, к слову, ненавижу, но иного выхода уже, кажется, нет, поэтому я глушу его, глушу его уже который вечер — почему?! Самое ужасное, что я всё время представлял и представляю Луи. Представлял и представлю, как он попал тогда домой и заперся у себя в комнате, пока его тело раздирало от дикого плача и дрожи. Представлял и представляю бедную Джоанну, которая не знала, что делать и, как помочь сыну. Возможно, им пришлось вызывать врача, возможно, они никого не вызывали, возможно, Луи, вообще, успокоился на полпути домой... я ничего не знал. Не знаю. И вряд ли буду знать. Но моё воображение рисует мне наихудшие варианты развития событий...

***

В субботу я сходил на ещё одно занятие тех довольно-таки любопытных курсов и вышел оттуда в весьма приподнятом настроении. Я набрал полную грудь городского, грязного воздуха и с довольной улыбочкой на лице направился к машине. Вроде бы, тогда меня отпустило. Я подумал, что мне надо почаще себя отвлекать подобными клоунскими мероприятиями, глядишь, и вообще забуду про Луи... ладно, вру. Не забуду я ничего. ... Ну, разве что на некоторое время. Хотя в моём случае это уже что-то. И довольно существенное что-то! Мне бы хоть пять минут о нём не думать... и то хорошо... Но как же тут не думать, когда у тебя, к чёрту, перед глазами встаёт тот самый продуктовый магазин, в котором ты однажды и встретил источника всех твоих болей, ужасов и угрызений совести?! — Твою мать! — вслух ругаюсь я. Это точно карма! Всё. Нужно начать изучать буддизм. Зря я не слушал своего отца, который вечно мне что-то там про философию рассказывал. Он же у нас философ. Преподаёт университете. А я его не слушал. Никогда. Особенно его философские бредни. Вот, теперь получаю. Я стою, как ненормальный и пялюсь на этот магазин. Светящаяся вывеска с одной мигающей буквой. За окном отлично видно суетящийся, закупающийся народ. Почему он так манит? Наверное, я подсознательно хочу увидеть там Луи и поговорить с ним, хотя это абсолютно исключено, ведь Луи я видеть не хочу и говорить с ним тоже. Я боюсь. Но! Я достаю пачку сигарет и к счастью для себя обнаруживаю, что осталась только одна сигаретка. Какая жалость! Наверное, нужно зайти в магазин? Ведь мне нужно же что-то курить, не так ли? Это весьма уважительная причина для того, чтобы зайти в магазин. Закончились сигареты. Я такой молодец. Впервые в жизни гожусь тем, что регулярно курю. Я иду в магазин, где однажды встретил Луи Томлинсона. Я иду туда, потому что у меня закончились сигареты! Я не буду обходить всё помещение, а сразу же пойду на кассу. Зачем мне всё там обходить? Ведь сигареты на кассе продаются. Зайдя в светлое и ненавязчиво знакомое место, я тут же почувствовал какой-то неприятный запах. Что-то прямо ударило мне в нос, отчего я чуть не излил на пол всё содержимое своего желудка... так пахла химия. И я это знал. Именно на химию мой организм всегда так резко реагировал. Кстати, поэтому я могу оценивать состояние воды в нашем бассейне. Если хлорки там слишком много, что безумно вредно для дельфинов, то у меня сразу ухудшается состояние. Просто мгновенно. Я чувствую себя будто в стельку пьяным и больным. Вот. Хоть какая-то польза от такой необычной особенности моего организма есть... держи, Зейн Малик, флажок, молодец! Ладно... Я, как и обещал сам себе, сразу же встал в очередь, не наматывая никаких кругов вокруг стеллажей с продуктами. Хотя я мог бы. Но мне уж больно хотелось скрыться от этого запаха. Тем более, шансов встретить Луи у меня здесь было, примерно, три из миллиона. Так что... Я взял сигареты и начал их распаковывать прямо на кассе. Снимая упаковку и дожидаясь сдачи, я лениво обводил взглядом магазинчик. Бабуля с коляской, девушка с грудным ребёнком... студент? Определённо очень богатый человек, и что он, вообще, забыл в этой дыре?! Симпатичный парнишка-уборщик... Зачем мне чек?! Ладно, пофиг. Я засунул чек в карман, после чего отошёл от кассы, но... стоп. Стоп. Симпатичный парнишка-уборщик?! Где-то я уже видел этот свитер... Где-то... где-то... Господи. Где-то! Мать его, это был Луи! Это был чёртов Луи Томлинсон, потому что, да, волосы! Те самые с той самой чёлкой! И свитер! А эту фигуру я ни с чьей не перепутал бы! С ума сойти... У меня начали подкашиваться ноги и задрожали колени. Парень стоял ко мне спиной и лениво мыл пол. Он здесь работал? Он работает здесь?! Когда он устроился?! Неважно. Господи, тогда ничего не было важно. Потому что передо мной, в двух метрах, чёрт возьми, от меня стоял он! Он! Луи он Томлинсон! У меня внутри взрывались малюсенькие бомбы. Хотя они были вовсе не малюсенькими. Такого я ещё не испытывал никогда. Вообще, никогда. Это было совершенно незнакомым для меня состоянием. Пугающим и необычным. В моей голове быстро вертелись шестерёнки, и я решал, подойти к нему или нет, спросить его о чем-либо или нет, сбежать или нет, увижу ли я его ещё раз или нет. И пока я метался между двумя дверьми, на меня удивлённо таращилась добрая половина магазина. Потому что я стоял в двух метрах от парня-уборщика и пристально смотрел на него. Стоял на месте и пожирал глазами. Наверняка, с открытым ртом. — Луи! — решился я, после чего сразу же подошёл к парню и дотронулся до его плеча. Он дёрнулся и мигом обернулся. Да, это был именно Луи. Господи. Карма? Это наказание? Или поощрение? Что это, вообще?! Вот приду домой, сразу же залезу в Википедию и выучу всё-всё про буддизм! Даю слово! Хотя учить ничего и не надо было... Потому что стоило Луи увидеть, кто только что коснулся его плеча, он сразу же отскочил назад и даже задел ногой ведро, которое упало, и вся моющая жидкость разлилась по полу. И на этот раз на нас уже смотрел весь магазин. Луи вжался в стену и снова принял тот свой испуганный вид. Зубы были сомкнуты, голова дрожала, грудь вздымалась, а в глазах таился исключительно страх. Я попытался подойти ближе, но парень по-настоящему заскулил и закрыл лицо руками. Почти обнял себя. Недавно мне одна ученица рассказывала про мультик с монстрами. "Корпорация монстров", вроде. Я из интереса посмотрел его, и вот тогда, в магазине, у меня всплыл в памяти тот момент с Салли, который зарычал так ужасающе, что Бу забилась в угол и заплакала. А после этого не позволяла монстру подходить к ней. Луи был Бу. А я был Салли. Я был монстром. И мне стало настолько тошно от этой ситуации, настолько тошно от самого себя и от этого поганого запаха химии, что я тотчас же покинул помещение, и меня вырвало в мусорку. Я ненавидел себя. Ненавидел свой организм. Ненавидел все свои "особенности", такие как жуткая фобия чувства вины и непереносимость химических веществ... всё только ухудшилось. Я видел через витрину, как к Луи подошла кассирша, но он отмахнулся от неё и убежал в служебное помещение. Зря я пошёл туда. Я стал монстром. Точнее, я понял, что я монстр.

***

Чтобы расслабиться я пошёл в ночной клуб. Да, умнее найти способа я не мог, увы. Однако, в ночном клубе меня хорошо напоили, хорошо накормили, и я хорошо подвигался. Всё было хорошо. Мне было хорошо. Настолько хорошо, что я даже позвонил Елене. — Елена! — пьяным голосом прокричал в трубку я. — Солнце моё... неземное! А ты хочешь со мной встретиться? Девушка на том конце провода замешкалась. Она, видимо, испугалась моего состояния, испугалась моего предложения, и просто испугалась звонка... это было неожиданностью. Причём для всех. Включая меня. — Детка, я хочу с тобой встретиться! Поехали ко мне? Приедешь ко мне, сладкая? Это звучало до ужаса мерзко, и, чёрт, как бы я хотел, чтобы ничего этого не было. Чтобы я просто наглотался успокоительного и пошёл себе спокойно в кровать. А на утро вернулся бы к работе. К нормальному рабочему состоянию. Но изменить прошлое нельзя. Это даже и без буддизма очевидно. Кстати, Елена согласилась. Музыка долбила в уши, но я всё равно смог услышать её скромное "Да, конечно, я подъеду... скажи адрес?.." Перед тем, как она подъехала, я успел выдуть ещё одну пинту пива. Как у меня только денег хватило на всё это пьянство?! Мы поехали ко мне домой. В такси я смотрел на Елену расфокусированным взглядом и нагло водил рукой по её ноге. Сжимал ляжку и с животной страстью наблюдал за тем, как она пружинила. Я думаю, что девушка была напугана. Она была влюблена в меня, но я не имел права пользоваться этим и... использовать её?.. Мои поцелуи были грязными и слюнявыми. Я буквально облизывал всё лицо Елены, заводил свой язык ей в ноздри, в уши, но она не сопротивлялась. Вроде бы, она немного жалась, но... я не помню. Факт в том, что до секса у нас всё же дошло. Но лучше бы не доходило, правда, потому что это было грубо. Чересчур грубо. Я был напряжённым, и я сорвался. На ней. На маленькой хрупкой девушке. Я кусал её шею, кусал спину, мял ягодицы до синяков. Она скулила, и, я подозреваю, что это было совсем не от удовольствия. Однако моего ума хватило, чтобы спросить её, продолжать ли мне. Она попросила, чтобы я не был таким резким... и всё... Девушка сама пристроилась ко мне. Я не входил в неё и не разрывал с силой её кожу, хотя я мог. Я всё мог. Однако, да, под конец меня понесло. Я двигался очень быстро и резко. Вряд ли ей было приятно. Вряд ли её слёзы означали то, что она достигла оргазма. Вряд ли... всё вряд ли. Я кончил в презерватив, после чего грубо стянул резинку и бросил её на пол, камнем заваливаясь спать. Я не знаю, как ощущала себя Елена. Я не знаю, каково ей было. На мой вопрос "Тебе понравилось?" она дрожащими губами ответила "Да", и я не знаю, было ли это правдой. Я плохо помню, какое у неё тогда было выражение лица, плохо помню её саму, плохо помню ту ночь, однако я отчётливо помню те блинчики, что она приготовила мне утром. Девушка оставила записку, в которой было написано, что она пожарила мне блины, убрала одежду, немного подмела и что она обязательно сообщит на работе о том, что я не приду сегодня из-за плохого самочувствия. Ещё Елена позвонила часов в одиннадцать утра и спросила, как я себя чувствую... Я не знаю, чем заслужил всё это. Ведь я не люблю Елену. И, получается, я дразню её. Нагло пользуюсь тем, что я мужчина её мечты. Нагло пользуюсь её добротой и готовностью сделать для меня всё. Господи, да я же гей! Что это вчера было?! Зачем это вчера было?! Как мне теперь смотреть в глаза Елене?! Слава богу, что она хоть не боится меня, как Луи... наверное, не боится. А может, боится. Я не знаю. Знаю, что меня боится Луи. Луи. Луи Луи Луи... Луи... магазин... дельфинарий... боже... Я виноват. Я виноват перед Луи, перед Еленой, перед Счастливчиком. Я виноват перед ними всеми. Перед всем миром виноват. Я чудовище. Я монстр. И меня нужно бояться.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.