Чувство мести – не панацея. Месть только усилит боль.
Никлаус Майклсон подошел к зеркалу, глядя на свое отражение. Все те же знакомые черты лица, прямая осанка и надменный взгляд. Интересно, когда же он стал бесчувственным монстром? Когда лишился совести и решил пользоваться людьми, как богач пользуется игрушками. Сломается? Ну и что, можно купить еще одну. И еще. И еще. Может, это все из-за родителей? Но почему Кол и Бекка стали нормальными, обычными, способными любить, а он - забыл, что такое чувства. Наверное, весь ответ кроется в его воспитании. Семья Майклсонов была так дико богата, но за внешней мишурой была обычная гниль. Отец и мать не знали, что такое любовь. Они рождали детей, лишь для того, чтобы империя Media Mikaelson Holding имела наследника. Когда Клаусу было тринадцать, Колу двенадцать, а Бекке - десять, Майкл Майклсон впервые поднял руку на свою жену. Он был пьян, его обсчитали в баре, единственная женщина, которую он любил, бросила его в тот самый вечер, не выдержав его тяжелого характера. Клаус помнил, как отец кричал, замахиваясь вновь и вновь, как к нему подбежала самоотверженная Ребекка и закричала, чтобы ее любимый папочка остановился. Казалось, Бекс была любимицей Майкла, она единственная, кого он пускал в свой кабинет, но это не помешало ему влепить собственной дочери пощечину и кричать на нее, не обращая внимания на ее слезы и на ее мольбы. Клаус судорожно вздохнул, садясь на кровать и закрывая лицо руками. Он понимал, что становится своим отцом, что становится монстром. И то, что он сделал Кэролайн - лишь начало. Он будет поступать еще хуже. Гораздо хуже. Его мысли прервал Деймон, зашедший в его комнату. Он сел рядом и улыбнулся: - Чувак, вчера это было круто. Правда, Кол тебя проклинает, потому что его бросила подружка, но ты же знаешь, он быстро оклемается. Вот у Стефа реально психологическая травма. Как ты мог, Ник, сломать бедному мальчику психику? А вдруг он будет заикаться? Клаус не смог сдержать смеха. Получается, у него остался только Деймон Сальваторе, его лучший друг, еще не подозревающий, что Ник стал еще хуже, чем был. - Кстати, - Деймон нахмурился, глядя в окно, - ты не боишься, что барби отомстит тебе? - Ты думаешь, что Форбс решится на это? - надменно фыркнул Клаус, пожимая плечами. Он думал за эту ночь о многом. Но он забыл, что сейчас на арене еще есть разъяренная королева, которая готова грызть глотку за свой трон. - Я думаю, что все обиженные женщины - исчадия ада. Но если эта обиженная женщина Кэролайн Форбс - нужно либо бежать в Мексику, менять пол и вечно жить под именем Магдалена, либо же вступать с ней в схватку, - на этот раз Дей говорил серьезно, - Нет, ну правда. Даже малышка Гилберт может со своими связями обрушить на того, кто ее обидел, лавину мести, а если ты обидел барби - то, считай, к тебе подкрадутся ночью, украдут и ты проснешься там, где когда-то инквизиция пытала неугодных ей. Делай выводы. - То есть, ты считаешь, что блонди украдет меня и будет пытать? Боже, Сальваторе, твоя фантазия с каждым годом все богаче, - Клауса усмехнулся, увидев на лице Дея самодовольную улыбку, - фантазия-то богаче становится, а мозгов все меньше. Он вышел из комнаты, предпочитая не слушать возмущенные вопли Деймона.***
Кэр заглянула в комнату Пирс. Та все еще рыдала, как и рыдала всю ночь. Позади стояли Елена и Ребекка, спрашивая: "Как она?" Кэр приложила палец к губам, и проскользнула в комнату. - Уйди, ради Бога! - Кэтрин услышала скрип двери, но лишь еще больше зарылась лицом в подушку. - Ну уж нет! Мне вовсе кажется, что от потопа твоих слез, в нашем лесы погибли все белки. И даже еноты! - Кэр, отвали, - угрюмо прошептала Кэтрин. Ее сердце было разбито. Все, что она могла делать - это рыдать, валяясь безвольной куклой на кровати. - Ну нет! Черт возьми, Катерина Петрова, пожалейте белок! - Кэр говорила громко и четко, но в голосе слышался смешок. Из-за двери послышался смех Елены и Бекки. - Я сказала тебе, отвали! - Кэт сжала кулаки. - Ну же, Кэтрин, пожалейте хотя бы енотов! - Заткнись! - взревела злая Пирс, мгновенно сбивая с блондинки всю спесь, - ты что, совсем тупая и не понимаешь, как мне больно? Как я впервые в жизни полюбила, а потом мне пришлось отказаться от своего счастья? И ради чего, спрашивается?! Ради тебя, черт бы тебя побрал, Кэролайн Форбс! Только. Ради. Тебя! - Тебе уж всяко легче, чем мне. Не твои тайны вчера раскрыли. Не на тебя вылили ведро дерьма просто так. Не ты вчера впервые в жизни была готово разрыдаться. Боже, Кэтрин, да какая к черту разница? Парни приходят и уходят, но то, что сказал Майклсон, было правдой! И у меня родителей. И я не изменю то, что у меня за спиной аборт. И поверь мне, я переживала то, что было в сотни раз хуже. Но почему-то я не ломаюсь, как ты, - Кэр перевела дыхание, - я ошиблась в тебе. Я думала, ты сильная. А ты сломалась из-за какого-то парня, - Форбс вышла, громко хлопнув дверью. Она понимала, что подруге плохо. Что у нее разбито сердце на маленькие кусочки. И вроде бы, каждый понял Кэтрин. Но на то это и Кэролайн Форбс. Она так давно давила в себе все, что только можно давить, что вряд-ли осталось в ней что-то, что другие люди именуют "сочувствием". Она не понимала такой реакции. Ее ведь каждый день пытались сломать, и ломали. Но если бы она заплакала - то тогда она бы признала поражение. А гордость этого никогда не позволит. - Кэр, ты слишком жестока, - тихо сказала Ребекка. Елена проскользнула в комнату, успокаивая сестру. - Ты только узнала? - поинтересовалась Форбс. - Нет, конечно нет. Ты не поверишь, но я тебя понимаю. Я понимаю, что тебе было очень больно и ты решила, что чувства - не самые нужные вещи. Но пойми, ты одна такая. Может, еще мой нерадивый братец такой же, но не думаю, что на него стоит равняться. Пойми, Кэтрин бросила Кола ради тебя. Ей и ему больно. А ты плюнула прямо в ее разбитую душу. Я бы на твоем месте извинилась, - заметила Ребекка. - Вечером. Все вечером, - фальшиво улыбнулась Кэролайн и вышла из домика.***
Уже стемнело. Весь лагерь, естественно, собрался на небольшую вечеринку. Даже Кэтрин, успокоенная Еленой, решилась выйти в свет. Только ради текилы. Кол был угрюм, ему было жутко больно. Весь день он просидел в комнате, но потом решился спуститься на вечеринку. Он зашел в очень хороший момент. Вы же помните, что Кэр клялась отомстить? Так вот, месть разозленной королевы не заставила себя ждать. Клаус танцевал на стойке вместе с Хейли. Его руки свободно гуляли по телу Маршалл, а ты лишь тихо подпевала зажигательным мелодиям. Толпа смеялась, толкалась, возмущалась и радовалась. Они все так молоды. Им можно все, так почему бы не насладиться? Но никто и подумать не мог, что произойдет дальше. Мимо стремительно проехал огромный черный Range Rover и остановился. Из него вышел статный мужчина, со светлыми волосами и в костюме от Armani. Музыка неожиданно выключилась и наступила тишина. Только несколько людей поняли, кто это. Только несколько людей ахнули, отшатываясь и борясь с желанием бежать прочь. - Привет, дети, - натянуто произнес мужчина, обводя глазами подростков. Его взгляд остановился на ошарашенном Клаусе, который замер и все еще не отпустил Хейли. Майкл хищно улыбнулся, - вот ты где, мелкий подонок. - Отец? - хрипло спросил Клаус, отталкивая от себя брюнетку. - А ты как думал? - Майкл быстрыми шагами подошел к Клаусу, схватил его за ухо и потянул вниз. Никлаус едва не закричал от боли, но сдержался. - Я ничего не делал! - лепетал Ник, пытаясь выбраться, но старший Майклсон был неумолим. Он отпустил сына, но схватил его за плечи и сжал руки так сильно, что Клаус вскрикнул. Майкл начал кричать. Никто не смел произнести ни слова. Всем было страшно, и никто не решался связываться с отцом четы Майклсонов. Но больше всех ликовала Кэролайн. Сейчас Ник выглядел, как маленький мальчик, как жалкий, побитый щенок, который уже никому не нужен. Но нужно признать, что от звука удара, ее сердце сжалось. Ей было немного грустно от того, что она предала Клауса. Да, он был ее врагом, но они знали друг-друга с детства. И все знали, что чтобы вызвать отца Клауса, нужно быть бессовестным монстром. Или, в нашем случае, бессовестной, беспощадной и мстительной королевой. Только чувство мести - не панацея. Ей было все также дико больно.