Драбблы (Брюс/Тим)

Бэтмобиль — У меня чувство, что я оскверняю что-то святое, — говорит Тим, и Брюс бросает на него нечитаемый взгляд. — Ну, не считая того, что я штук пять этих чудесных дам уже присвоил для собственных злонамеренных целей… Брюс целует его; если заткнуться сейчас, Брюс вполне может решить, что это отличная тактика. Ничего подобного. Кошмарный урок на будущее. С другой стороны, они уже давно не целовались, и Тим вроде как скучал, ну или даже не вроде как. Тим слабый, слабый человек, а Брюс — очень привлекательный мужчина с очень соблазнительной машиной. Или, с поправкой на текущее положение: Красный Робин очень, очень легко отвлекается, а Бэтмен очень, очень легко отвлекает в своей совершенно незаконно прокачанной до состояния оружия на колёсах тачке. Так что они обжимаются, как подростки, посреди одного из самых опасных — и малоосвещённых — районов Готэма, в пуленепробиваемой машине, обвешанной взрывчаткой, колюще-режущим оружием, кожей и ракетными двигателями. У Брюса порез на верхней губе, от которого коже горячо и чуть влажно, а его щёки холодные от готэмской ночи. Перчатки, прижимающиеся к оголённой скуле Тима, не дают ничего, кроме нажима ребристыми подушечками пальцев. У Тима обветренные и всё время готовые растрескаться губы, потому что, по-хорошему, он никогда не расстанется с привычкой кусать их; лёгкие словно покрылись изморозью изнутри. Если кратко, ситуация не то чтобы располагает к возбуждению, только вот он — (Красный) Робин, а Брюс — чёртов Бэтмен, и они сейчас в бэтмобиле, и Тим никогда не перестанет сходить от этого с ума самую чуточку. Его внутренний двенадцатилетка уже давно лежит в счастливой отключке, изредка подёргиваясь. Тим поддевает большим пальцем маску Брюса, чувствует, как тот улыбается краешком рта, и только за это Тим кладёт свободную руку на его бедро, там, куда пару часов назад Бэтмен получил удар ногой, и надавливает. Бэтмен охает и вздрагивает, и наступает очередь Тима улыбаться. Брюс вздыхает ему в губы, будто это он тут себя плохо ведёт. — Нас патруль ждёт, — говорит Тим. — Это не мешает тебе пытаться перелезть через центральную консоль, дружочек, — говорит Бэтмен с едва слышной ноткой Брюсика, ровно настолько, чтобы Тиму захотелось одновременно ткнуть его ручкой и немедленно оседлать его колени. — Может, я просто пытаюсь забрать у тебя управление, потому что ты ведёшь не верхним мозгом, — фыркает Красный Робин. — Об этом ты не подумал, Б.? И ничего Тим не пытался перелезть, он уже перелез и почти втиснулся между Брюсом и рулём. Это не попытка, а самый настоящий успех. — Ты не на то управление нацелился, — говорит Брюс, и Тим улыбается во все зубы: — Ты первый начал. — Разве не логично тогда, что я должен и закончить? — Б. вскидывает бровь, Тим вскидывает бровь в ответ, отворачивается и откидывается спиной на грудь Брюса. Тим выше ростом и не умещается так же, как умещался, когда ему было четырнадцать, но места хватает, а Брюс, как и предполагалось, сентиментален, так что Тим кладёт руки на руль. Брюс по привычке обнимает его за талию, и бэтмобиль заводится. — Мы напарники, Б. То, что ты начинаешь, заканчиваю я. Рэдбёрд — Я тебя умоляю — ты же шутишь — да ты даже в мою машину не поместишься. — Ты тоже, — замечает Брюс, и Тим бы огрызнулся, только вот… — Ладно, может, я на пару лишних дюймов подрасти не ожидал, — признаёт Тим, и Брюс усаживает его на крышу Рэдбёрд. — А ну хватит. Я чувствую, как ты смеёшься, и не одобряю страшно. — Я не смеялся. — Смеялся. Внутри. Я по глазам вижу. — Тим морщит нос. — Слушай, обжиматься на крыше моей старой тачки — это просто напрашиваться на то, чтобы нас застукали и наорали. Очень много наорали. — На меня не орут, — говорит Брюс, накрывая колено Тима ладонью. — А на тебя? Тим сдерживается, чтобы не двинуть Брюсу в ухо. — Всё долбаное время. Так часто, что даже почти не в радость видеть эти травмированные лица. — Почти? — Ну ладно, это каждый раз смешно. — Тим фыркает, запуская пальцы в волосы Брюса. — Здорово наконец отомстить Дику за все его рассказы о своих секскападах. И может, мы травмируем Дэмиана на всю жизнь, но все должны хоть раз в жизни застукать своих родителей, правда? Так нам ящик говорит, по крайней мере. — А перечить телевидению мы не хотим, Тим, — говорит Брюс, вжимая большие пальцы в бёдра Тима. — Руководство каналов прикладывает столько усилий, чтобы давать нам только правильные установки. Тим старается не рассмеяться, потому что Брюс ужасный человек, а вкус Тима в мужчинах по-прежнему спорный. — Я просто говорю: может, мой предел — это обжимания на крыше машины, которую я водил в четырнадцать. — Ты себе новую Рэдбёрд строишь, — говорит Брюс, что правда, но не совсем имеет отношение к — секунду. Тим замирает, придерживая Брюса за челюсть. Он чувствует, что его сейчас осенит, как оленя фарами дальнобойной фуры, прежде чем сбить на скорости восемьдесят миль в час. Брюс поглаживает его бёдра и смотрит, будто ждёт, когда же фигуральный полусонный водитель наконец размажет Тима по дороге. — Не будем мы заниматься сексом в той Рэдбёрд, которую я достраиваю! — возмущается Тим. — Мы амортизаторы угробим. Она слишком тесная. Нас обивка не простит. Мы обязательно что-нибудь сломаем. — Тогда тебе стоит подумать о том, чтобы взять амортизаторы получше. И ещё раз продумать дизайн. Тим фыркает. — Я тебя умоляю, никакие амортизаторы, подходящие Рэдбёрд, не выдержат то, что мы им устроим. Брюс, мы ничего не устроим в новой Рэдбёрд. — Как скажешь, — говорит Брюс, и наверняка это не последний раз, когда он поднимает эту тему; и не последний раз, когда Брюс засасывает его прямо посреди гаража, ровно в тот момент, когда Дик и Касс показываются из-за угла, чтобы полюбоваться на их возмущённые лица (хотя Касс скорее выглядит гордой, будто хочет крикнуть ему: «Так его, Тим!»); и уж точно это не последний раз, когда мозг Тима — та его часть, которая всегда ведётся на трюки Брюса безоговорочно — сдаётся и велит ему застонать, как порнозвезде, только потому что от этого лицо Дика приобретает вот этот характерный багровый оттенок. Однозначно не последний. Но уж точно — не первый. Лимузин Тима одновременно неимоверно интригует и неимоверно выводит из себя тот факт, что на фоне одного только галстука Брюса его руки выглядят изящными. — Ненавижу твои галстуки, — говорит Тим и слегка дёргает обозначенный галстук, пока Брюс поправляет пиджак. — Они такие до усрачки мужественные, что у меня, кажется, борода растёт от одного их вида. И я теряю способность общаться словами вместо первобытного кряхтения. — Я могу сходу назвать ещё пару вещей, от которых ты теряешь своё впечатляющее красноречие, — отвечает Брюс, отцепляя руки Тима от своего галстука и ловко поправляя его, само воплощение безупречного идеала. — Это тебя задевает? — Нет, меня злит, что в моей семье не хватило рослых предков, — говорит Тим, в третий раз проверяя, как лежит его собственный галстук, и подтягивает перчатки. Они новые и такие неописуемо мягкие, но он ещё миллион лет будет привыкать. Отлично продуманный подарок от Касс, в ответ на который он преподнёс ей сапоги на такой острой шпильке, что она заулыбалась во все зубы. — Уверен, что ты вытянешься когда-нибудь, — говорит Брюс, выдержав паузу ровно столько, что Тим очередной раз задаётся вопросом, как вообще хоть кто-то до сих пор думает, что у Б. нет чувства юмора. — Твой тестостерон меня бесит, — говорит Тим, когда машина паркуется, и именно в это мгновение Брюс зарывается пальцами в волосы Тима и целует его, будто они уходят на войну. Или что-то такое. Тим в самый последний момент вспоминает, что их ждёт публичное мероприятие, и кусать губы Брюса так себе идея. В самый-самый последний. Брюс сверкает ему улыбкой — Тим догадывается, что его причёска испорчена безнадёжно, — и вытекает из машины, словно Брюсик буквально шёлковый. Тим прожигает его взглядом, прежде чем последовать за ним. У него ещё полно времени будет на месть. Роллс-Ройс — У меня соблазн спросить, что ты натворил; что ты думаешь, что натворил; или что ты собрался натворить, раз ты считаешь, что за это мне нужно подарить новую машину, — говорит Тим, ведёт пальцами по капоту, барабанит по зеркалу заднего вида, поворачивается к Брюсу. — Сто́ит ли спрашивать или убеждённое отрицание мой новый лучший друг? Брюс, засунувший руки в карманы, мог бы показаться невинным как овечка, если бы не подозрительный блеск в глазах. — Может, я просто хочу показать, как сильно ты мне дорог, Тим. Мне говорили, что люди, состоящие в отношениях вроде наших, время от времени оказывают друг другу знаки внимания. — А ещё люди в отношениях вроде наших стараются не выводить своих партнёров из себя, — говорит Тим. — Я обеспокоен. Брюс наигранно ахает. — Я так волнуюсь, когда ты беспокоишься, дорогой. Нахмуренные брови не идут твоему ангельскому лицу. — Моё беспокойство стремительно перерастает в желание переехать тебя этой новенькой машиной. Брюс хлопает ресницами. — Не то чтобы я возражал, дорогой. — Ты убил кого-то? — спрашивает Тим. — Что-то взорвал? Проделал дыру во времени и пространстве? Получил возможность вернуться в прошлое и не сумел остановить Гитлера? Съел последний пончик в комнате отдыха? Постирал белое с цветным? Что ты натворил? Брюс цепляет на лицо слегка огорчённое выражение, подступает ближе и касается большим пальцем нижней губы Тима. — Я правда не могу просто показать, как сильно к тебе неравнодушен? — Твоё неравнодушие обычно не через подарки выражается, — отвечает Тим. Он опирается о машину, скрещивает руки на груди и вскидывает голову, чтобы посмотреть Брюсу в глаза. — Беспокойство борется с желанием причинить боль. — Какого рода боль? — Такого, что тебе вряд ли понравится. — Вряд ли? Тим вскидывает пальцы. — Просто худший вариант из возможных, Б. Серьёзно. Что. Ты. Сделал. — Скорее, чего я не сделал, — говорит Брюс, проводя ладонями по плечам Тима. — Помнишь, может, Барбара и Стефани обсуждали как-то будку поцелуев? Тим смотрит на него, а потом толкает что есть сил. — А если я герпес себе заработаю?! Будка должна будет обслуживать всю Лигу и не только её. Боже. В теории Тим знает, что мог бы легко проверить, кто, где и с кем был, но с другой стороны. Он же правда не знает, кто, где и с кем. И совсем не из-за непомерного эго он уверен, что именно к Красному Робину прибегут за долларовыми поцелуями. Он просто знает, что Дик подобьёт на это минимум четверых бывших Титанов, а благодаря Брюсу и Джейсону ещё человек двадцать решат воспользоваться будкой как возможностью отыграться за что-нибудь. — Мне говорили, что моя манера обращаться с больными очень умиротворяет в некоторых ситуациях… — Господи боже мой, не буду я своим ртом торговать ни за какие взятки! — Тим вскидывает руки. — Даже за роллс-ройс — что, да, умный ход, Б. Ты даришь калеке с костылями роллс-ройс. Когда я на нём ездить смогу вообще. А, Б.?! Мерседес — В прокате нам ни за что не поверят. — Ну и не надо. Мы под прикрытием. — Мы опять в новости попадём, — говорит Тим, сплёвывая в окно кровь. — Нутром чую. — Нутром ты сейчас чуешь ножевую рану, — говорит Брюс. — Это что в приборной панели — зуб? Тим шевелит челюстью. — Ну. Точно не мой. — Уж надеюсь. Количество работы над твоими зубами только за этот год слегка ужасает. А я этот рот целую. — Брюс вздыхает, зажимая рукой бедро. Кровь вроде бы уже не течёт. Не так сильно. Большая часть её осталась на обивке машины, в любом случае; салон выглядит так, будто они затащили внутрь парочку людей и распотрошили вдвоём. Как на каком-то ебанутом свидании. Или там. Для укрепления отцовско-сыновьих отношений. Чёрт, да они из этого реалити-шоу могли бы сделать. — Как твоя рука? — спрашивает Тим, потому что уверен, что видел пару кошмарных осколков, которые впились в руку Брюса, когда он бросился загородить Тима от бьющегося лобового стекла. — Пригодна к использованию, — кряхтит Брюс, и это значит, наверное, что там всё плохо, но у Тима нет сил волноваться на этот счёт. Дышать больно — скорее всего, ремень безопасности сломал ему парочку рёбер. Тим скулит, и Брюс тянется сжать его плечо той рукой, что без стекла. Тим с трудом переводит взгляд с приборной панели на грудь Брюса, поднимает его выше, на лицо. — Сигнал бедствия уже отправлен. Умом Тим это понимает. Понимает он и то, что Кларк, или Кон, или кто-нибудь другой явятся, как только смогут. Он только хочет, чтобы они явились поскорее. Он прикрывает глаза и дышит, вдыхает запах протёкшего бензина, крови и слабый аромат, характерный для любой взятой напрокат машины. — Мне так стыдно за машину, Б., — сипит Тим. — Ты был прав. Мне не стоило вести, выпивши. Брюс не то чтобы фыркает, но в его состоянии это, наверное, к лучшему. — Да, та последняя бутылка воды тебя сделала, напарник, — говорит Брюс и кашляет. Звучит не так мокро, как звучал кашель Тима, так что, может, он всё-таки дешевле отделался. От облегчения даже в затылке щекочет, и Тим протягивает руку, чтобы прижать влажные пальцы к руке Брюса. — Но за машину правда стыдно. — Я знаю. Мы им новую купим, — говорит Брюс. — Брюсик всё равно не знает уже, куда бы ещё деньги потратить. А у Тимми духу не хватает его остановить. — М-м. Ладно. Уговорил.