Чмо

Бык просыпался тяжело – голова не болела (ее вообще как не было), и глаза слиплись. Первое, что он увидел, - прикроватная тумбочка, на которой кто-то оставил стакан воды и растворимые таблетки. У него дома такой тумбочки не было. Бык рывком сел на кровати, пытаясь разобраться, где он находится и почему. Достаточно большая светлая комната, с кроватью-траходромом, на которой он сидел раздетый, но укрытый одеялом. По потолку носились солнечные зайчики. Большой телевизор, крутая стереосистема, белый пушистый ковер, книжный шкаф, забитый под завязку, на стене – какие-то ножи, мечи и сабли. Бык не мог вспомнить, как он тут оказался. И вообще - где это тут? И если он не дома, то почему раздет, например? На всякий случай откинула одеяло – плавки и майка были на нем. Это внушало оптимизм – значит, никаких сцен с попыткой вспомнить чье-то имя не предвиделось. И тут – как из кошмарного сна, в обратной последовательности, на него стали накатывать воспоминания. Бу-бу-бу в машине, испуганные глаза Длинного, качающийся пол, Гиви, Горыныч, стакан виски и свистящие злым шепотом тонкие губы Чмо, от которых пахло чем-то горько-сладко-лимонным. Юрка вспомнил все, и в районе желудка образовался холодный комок страха. Чтобы заглушить панику, Бык кинул шипучку в стакан и выпил бурлящую гадость. - Ну, хотя бы жив и с конечностями, - хмыкнул он и озаботился главным вопросом: куда он, собственно, попал? Найдя свои джинсы и натянув рубашку, он выглянул в окно. Первые разведданные были следующими: он находился в коттеджном поселке, на втором этаже большого дома с гигантским участком, обнесенным чуть ли не трехметровым забором. Никого из знакомых, чтобы жили в таких хоромах, у Юрки не было. Стало тревожно. Бык вышел из комнаты, увидел лестницу, спустился на первый этаж и оказался в уютном холле с диванами и барной стойкой, направо - кухня. Это замечательное помещение манило наличием холодильника. В нем обнаружился апельсиновый сок - пить хотелось страшно, и чувство здравого смысла отступило перед искушением: «Раз до сих пор не убили, значит, за сок точно не грохнут». Но стакан за собой Юрка все же помыл. И пошел по коридору в поисках хоть кого-то живого, кто бы мог объяснить, что происходит. Все двери были заперты, оставалась последняя, – как в фильме ужасов, - в торце коридора. Толкнув ее, Юрка очутился в неком спортзале, вернее, – на его балконе, поскольку сам зал был оборудован на подвальном уровне, лишь подпотолочные окна пропускали солнечный свет. На застланном ковролином полу - борцовские маты; шведская стенка, турник, боксерская груша, стойка с какими-то палками, виданные ранее только по телеку тренажеры… А посреди всего этого разнообразия в замысловатом танце двигалась фигура пацана, одетого всего лишь в велосипедные шорты. Парень был очень пластичен, с фантастической растяжкой, позволявшей садиться на шпагат и поднимать ноги вертикально полу; от его танца, состоящего из катов, которые обычно показывают в фильмах про каратэ, оторвать взгляд было невозможно. Юрка следил за хищными, кошачьими, мягкими движениями внешне расслабленного и хрупкого, но на самом деле напряженного и сильного тела, которое иногда взрывалось ударом по незримому противнику. Солнце гладило светло-персиковую кожу с остатками загара, русые растрепанные волосы, узкую талию, подкаченные мышцы ягодиц, чуть обозначенные кубики плоского живота, развитые, но все равно по-детски нежные руки, тонкую шею, хрупкие ключицы и полуоткрытые губы. Парень делал все с закрытыми глазами, будто пытаясь вогнать этот безумный танец в мышечную память. А лицо было таким – как молится, будто не здесь, а где-то там, где нет никаких забот и хлопот, где можно только танцевать и получать от этого удовольствие. Сначала Юрка просто любовался и только спустя минут пять догодался - кто перед ним. Как можно было столько времени и так искусно прятать такое тело под безразмерными балахонами с чужого плеча и растянутыми штанами? Тем временем Чмо прыгнул на турник, сделал «солнышко», потом, соскользнув бесшумно на пол, – сальто назад, и, остановившись прямо под балконом, открыл глаза и спросил ровным голосом, словно и не было поводов сбиться дыханию: - Ну, и хер ли пялишься? Я что, покрыт зелеными пятнами в неожиданных местах? Повисла слишком долгая пауза. Юрка смотрел в прищуренные холодные глаза, разглядывал ухоженное лицо с бровями, поднявшимися домиком, тонкие губы и никак не мог стряхнуть наваждение от увиденного только что волшебного танца. Лишь только когда рот Стаса дернулся в полуусмешке, Бык очнулся и спросил глупость: - Я где? - На земле, - обрадовал Стас (Бык теперь даже мысленно уже не смог бы назвать его Чмом) и стал подниматься по ступенькам. – Пошли. Бык покорно последовал за полуголой фигурой. Оказалось - на кухню. - Я это, тут… сок… выпил, ничего? - Если не весь, то ладно. На – делай себе кофе или чай. Мне кофе – две ложки, два куска, - Стас поставил на стол все необходимое. – Я - в душ. - Куска? – Юрка явно тупил. - Ну, хватит уже ходить, как по голове ударенный. Два куска сахара. Ты у меня дома. Тебя пьяного в абсолютно слюнявую жопу притащили сюда охранники Гиви. Сейчас суббота, 11.30 утра. Ты – в России, и тебя не похитили зеленые человечки. Еще вопросы? - Ты – Стас? - Нет, блядь, президент США! - Стас или Влад? - продолжал тупить Бык, хотя было видно, что хозяин дома начинает потихоньку закипать. - У меня дома – Стас. А в школе ты меня по имени никогда не называл, потому – по херу: хоть Чмо, хоть Влад, хоть Рукавишников… - Стас уже стоял на выходе из кухни, непроизвольно поигрывая мышцами – расслаблялся после тренировки, совсем не стесняясь своего незапланированного гостя. Велошорты подчеркивали его пропорциональное тело, на котором мелкими капельками выступил пот. - А на самом деле? - А на самом деле – тебя не ебет. А если поебет, то быстро кончишь… Ты еще не понял, что выжил по чистой случайности и моей прихоти? – Стас опять очень близко подошел к Юрке, от его торса несло нерастраченным жаром танца, а от лица - антарктическим холодом. Бык с трудом сглотнул: - А на фига? - Так, ты меня окончательно задрал. Никогда не думал, что ты настолько тупой. Иди кофе делай, - Стас развернулся и вошел в дверь, за которой, очевидно, была ванная, на ходу начиная стягивать шорты, и, фактически, оголив зад. «Я ему, что – мебель?» Но Юрка остановил подступавшую к горлу злость - решил, что сознание, наверное, действительно, стоит пока отключить, и на автомате сделал две кружки кофе. Еще, конечно, хотелось жрать – голову уже отпустило, а пожрать Бык любил всегда. Но с этим, скорее всего, - облом, и об урчащем желудке пришлось забыть. Из ванны хозяин дома вылез не скоро, оказался замотан в гигантское махровое полотенце. Волосы стояли дыбом. Сел напротив Юрки, молча и аккуратно пил кофе. Тишина была дикая, но, очевидно, так казалось только Быку, потому что Стас выглядел расслабленным и думающим о чем-то своем – о том, что постороннего для него человека не должно было занимать по определению. - Я уехал. У меня дела, - вдруг сказал он уже нейтральным, а не ледяным голосом. – В холодильнике найди, что пожрать. Готовить хотя бы пельмени, надеюсь, умеешь. Буду через час. - Я тогда, чего там, пойду, – промямлил Бык, не понимая, как себя вести с этим новым для него человеком. И - опасным, судя по всему. - Я что сказал? – как-то даже изумился Стас. – Питайся и жди меня. На меня не готовь – еще отравишь, я в городе поем. И больше ни слова не говоря, вышел вон. Через десять минут вернулся в кожаном комбезе, посмотрел на хлебавшего уже остывший кофе Юрку и повторил, как больному, свой приказ - чуть ли не по слогам: - Попробуй только выйти из дома. Бык кивнул и зачем-то спросил: - А можно я грушу поколочу? - Колоти. В ванной есть чистое полотенце, если ты, конечно, привык принимать душ. Юрка вспыхнул, но Стас этого уже не заметил. Из окна было видно, как он открыл гараж, вывел оттуда мотоцикл, надел шлем, закрыл ворота и резко рванул с места, встав на заднее колесо. Этот мотоцикл Юрка видел в городе несколько раз, и он был его тайной мечтой, на которую Бык копил, откладывая свои бандитские гонорары. Кто бы мог подумать, что на нем по улицам носится именно Чмо, вернее – Стас. Юрку донимали вопросы, на которые он никак не мог найти ответов, но найти было нужно, потому что от этого, как догадывался Бык, зависела не только его дальнейшая судьба, но и жизнь вообще. Зачем Стас его спас? – это раз. Ведь он попал не просто не туда, куда не нужно, а в полную жопу: он видел унижение Шаха, он видел, что Горыныч на побегушках не только у Гиви, но и какого-то пацана. Наконец, он узнал, что этот самый школьник, так успешно – и специально! - претворяющийся полным ничтожеством, - каким-то боком далеко не последний человек в криминальном мире. Если это так - через ТАКИЕ унижения - скрывается, то, значит, это не просто тайна, а тайна, за которую убивают, не спрашивая. И вот даже совсем не хочется знать, почему Стас всем этим занимается, - достаточно констатации факта. Зачем Стас заставил охранников приволочь его к себе домой? Почему оставил здесь фактически угрозами? И еще эта шипучка от похмелья, оставленная им… Он же его ненавидит – есть за что, более чем. И к тому же Бык приоткрыл завесу перед каким-то кошмаром, в котором Стас на первых ролях, а тот же Шах - на 215-х. Бык – опасный свидетель и враг, принесший столько публичных унижений. Ну, пусть, конечно, Стас боли и не чувствовал, по крайней мере, душевной, как теперь понимал Юрка, но чтобы так держать себя в руках, когда мог, очевидно, просто размазать по стенке (Бык вспомнил танец, увиденный сегодня) – нервы и сил потратил немерено… Бык остервенело колотил грушу, найдя рядом со стойбищем странных палок перчатки, и постоянно, по кругу, думал об одном и том же… - И кто тебе только удар ставил? – Бык вздрогнул, потому что совершенно не слышал, как к нему подкрался Стас: «Вот кошак ебаный», - подумал зло. Зло, потому что ни одного ответа ни на один вопрос Юрка так и не нашел, а все вопросы как раз касались этого странного существа, которого он еще вчера называл Чмом. Металлические пальцы взяли его за руку, поправив положение в стойке: - Меньше угол, а то, как мельница… - Вообще-то, я занимаюсь у Васильича, - обиделся за тренера Бык. - Значит, либо хреново занимаешься, либо Васильич ваш – лох. Бык сжал кулаки и развернулся на 180 градусов, чтобы наткнуться на спокойный и по-прежнему холодный взгляд. Стас не насмешничал, а просто ставил диагноз. - Стой здесь, - увидев перекошенное от гнева лицо Быка, бросил Стас, нашел еще пару перчаток, скинул рубашку, оставшись только в джинсах, кинул противнику капу и встал в стойку. Странное дело: Бык, который к этому времени уже выиграл несколько соревнований и считался неплохим для своего возраста боксером, никак не мог попасть даже в корпус Стаса. Тот жидкой ртутью уходил от любого выпада, был везде и нигде, при этом постоянно нанося не жесткие, но ощутимые удары - и в корпус, и по башке, и даже по физиономии попал несколько раз. Изящное тело мелькало перед глазами, было неуловимо и окончательно взбесило Юрку, который все же подкараулил момент, чтобы отправить этого гада в нокаут. Но вся мощь удара провалилась в пустоту, а Стас безо всякой подготовки поднял ногу, привыкшую к неимоверной растяжке, и двинул Быку в ухо. Бык отлетел к дальним матам. - Две проблемы еще, помимо удара: не двигаешься, а ползаешь, и - злишься. Злиться в бою – значит, подохнуть первым, - наставлял Стас, снимая перчатки. Описать, как Бык был взбешен тем, что его только что сделали и при этом еще читали нотации, нельзя – слов не хватит, даже матерных. Если еще учесть, КТО это делал… - Вот ты мне скажи, - завелся он, по-прежнему сидя на матах, - а какого ты, собственно, хуя тогда так себя ведешь в школе? Че ты придуряешься бедным, хилым и несчастным, если ты такой крутой и навороченный, с тачками и дачами? Меня сюда заволок на хуя? - Убавь звук. Орешь, как кот помоечный, - на корню пресек бунт Стас. – Повторяю: никогда не задавай никаких вопросов. Я тебе не родственник, не друг, не любовник. Не для того я тебя избавил от гостеприимства Горыныча, чтобы потом бросать подыхать от холода. А искать твой адрес ночью – влом. Ты, как человек Шаха, мне можешь пригодиться, потому что ты у меня весь, целиком, в кармане. Только чихну и – похоронный марш Шопена. Ты теперь крутой – весь город уже гудит, что Быня сначала гулял с Шахом, а потом чуть ли не с московскими ворами, чуть ли не с самим Гиви и Малым. С тобой, ласточка недоделанная, теперь Шах первым будет здороваться, к тебе будет вся округа бегать, чтобы – ну, вдруг ты сможешь словечко замолвить. Ты теперь очень странная масть в раскладе. Фигура. И ты - моя фигура, от макушки и до пяток. - И вот, что ты должен себе запомнить, - Стас говорил, как читал занудную лекцию вечно нетрезвым студентам, – в школе не должно ничего измениться, ни-че-го. Я – по-прежнему Чмо, и ты по-прежнему меня достаешь с присущей тебе неизобретательностью. И не дай бог хоть раз назовешь меня Стасом или скажешь кому-нибудь ползвука о том, что знаешь. Я тебе просто убью. Сам. - Малой - это ты? – кажется, Бык наконец-то догнал, и эта его догадка заслонила чувство осторожности. Бык даже не особо обратил внимания на то, каким уверенным тоном, где-то даже с ноткой наслаждения было сказано «сам». - Вот скажи мне, Быня-Бычок, ты маму любишь? Юрка дернулся, как от пощечины, и пришел в здравый рассудок. - Ты же ведь не хочешь, чтобы мама плакала, да? – чуть ли не сюсюкала эта сволочь. – Потому заткнись, бля, со своими вопросами и догадками, - рявкнул Стас в итоге, - иначе я обо всем пожалею. Все дело в том, что Малой всегда был неким мифическим персонажем блатных баек, которым пугали на ночь даже взрослых дяденек. Его никто никогда не видел, не мог точно утверждать, что он существует, но о нем говорили, что он - родственник, ну, уж очень совсем чего-то крутого, и ему единственному этот крутой доверяет, даже больше, чем себе. Говорили, что он молод, почти мальчишка – отсюда и кличка. Говорили, что он – редкостная паскуда, отморозь, садист. Что для него нет авторитетов, что его несколько раз пытались убить, что родственник его посылает в самые важные горячие точки, чтобы тот собрал информацию и предложил вариант приговора тем, кто накосячил. Что он – избалованная мразь, лучше никогда с ним не встречаться, так как никто не знает, что у него на уме и как любое его мнение может измениться через секунду. Бык скользнул взглядом по голому торсу Стаса и заметил аккуратные шрамы. - Два ножевых? - Слушай, Юра, - Стас сел рядом на маты, - ну, что мне с тобой делать, раз ты такой мудак? – В голосе не было прежней злости, только усталость – так мама говорила, когда приезжала из рейса, и у нее не было сил ругаться на учудившего в очередной раз что-то сына. Бык очень удивился, что его назвали по имени, но именно это заставило ответить правильно. - Я все понял, Стас, - спокойствие далось Юре с трудом, потому что он, наконец, осознал слова про «карман», «мою фигуру» и то, что он влип так, как не мог себе представить даже в кошмарах. - Ну, тогда сходи все-таки в душ. И - вали отсюда. Когда Бык вылез в холл, Стас его уже ждал, держа в руке второй шлем. - Довезу. Автобус через час, а мне все равно в город, да и надоел ты мне уже перед глазами маячить. Бык не любил, чтобы последнее слово оставалось не за ним, поэтому вздумал обнаглеть – все-таки пока не совсем вязался его одноклассник с образом страшной угрозы: - А можно я сюда буду приходить заниматься – ну, грушу там попинать? - Я тебе не дом культуры, а ты, по-моему, точно - дурак… Рванули с места, и Бык чуть не упал, несмотря на то, что ухватился за края сиденья. - Ты хоть держаться можешь? - заорал Стас, приподнимая забрало. - За что? - За меня! У меня сисек нет, потому от недотраха не кончишь. В молчании они минут за 15 донеслись до города. Все это время Бык сидел, вцепившись в одноклассника. Скорость была бешеной, но Стаса, судя по всему, это никак не волновало. Его сердце билось ровно и как-то… уютно – Юрка чувствовал эти удары сквозь комбез, и они его почему-то успокаивали. - Придешь в субботу утром. С докладом. В два. – Бросил на прощание Стас и, не подав руки, скрылся из глаз с пылью и грохотом. Когда Бык добрался до подъезда своего дома, то увидел Длинного, почему-то вместе с Шуриком. Они сидели на лавочке и синхронно ковыряли мысками ботинок землю. - И что за скорбный вид на поминках друга? - уточнил Юрка. Длинный был немного пьян, он же, судя по всему, напоил и почти не пьющего Шурку. - Это ты? - Нет, это мой дух пришел с вами поквитаться за все хорошее… - С тобой ничего не сделали? – Длинный явно никак не могу воткнуть в то, что происходит. - А чего вы здесь околачиваетесь-то? - Твою маму ждем, ты мне говорил, что она сегодня возвращается, хотели сказать, что ты… ну, что ты пропал, - Шурка говорил сбивчиво и испуганно. И только представив себе эту картину, Бык рухнул рядом на скамейку, - он, действительно, дважды чудом жив. И эта сука, Стас, прав. - Все нормально, - пробормотал он, побледнев. - С тобой все хорошо? – странно спросил Длинный. - Все. Даже выспался. - Может, я тогда, это… пойду? – Длинный как будто спрашивал разрешения. - Да, я тоже – а то мама скоро будет. Длинный все не уходил и смотрел на Быка в ожидании. Бык удивленно вскинул голову и интуитивно понял, что именно должен сделать, и первым протянул руку своему бывшему «шефу»: - Ну, пока тогда, увидимся. Длинный пожал руку и ушел. - Что это было? – изумился Шурик поведению квартального страшилы Длинного. - Понимаешь ли, брат, я теперь мега крут, - Бык в очередной раз убедился, что Стас ни капельки не приукрашивал ситуацию. - Почему? - Не надо, не спрашивай, - попросил Бык у своего многолетнего товарища, - я все равно не смогу тебе ничего рассказать.