Лед и пламя. Обрученная с огнем

Я повернула голову, силясь увидеть лицо Алика, склонившееся надо мной, наверняка обеспокоенное и расстроенное, испещрённое мелкими ранами от взрывов. Его взгляд метался от моего лица до свёртка: на руках он держал маленького мальчика с милым серебряным пушком на голове - истинного Таргариена. У него были прелестные черные глаза, в которых, казалось, горел огонь тайн. Это и был Феникс, которому я подарила жизнь своей смертью. Ну, или практически смертью. Но Феникс был не один. На свет появилась ещё и чудесная девочка с черными как смоль волосами и аметистовыми глазами. Какое-то время мне действительно казалось, что я умерла. Что сердце перестало биться, и я полностью окунулась во мрак, из которого меня выдернули лекари, отчаянно боровшиеся за мою жизнь. Я же больше не видела в этом смыла. Пророчество сбылось, и мне больше не хотелось ничего: ни войн, ни страданий, ни крови, ни даже мести. Месяц назад Робб отправился в Близнецы на свадьбу, которую впоследствии назовут Красной. Он погиб там, преданный Болтоном, чьи люди перерезали армию северян, окруживших Близнецы, пока их король был внутри. Погибла и леди Кейтилин. А я была слишком слаба, чтобы подняться с постели и поспешить ему на помощь. Я была слишком слаба, чтобы даже забиться в истерике - я просто тихо плакала, иногда постанывая от боли, разрывающей сердце. Постепенно я теряла всех, кого любила, и приобретала зияющую дыру в душе, готовую уничтожите меня в любой момент. Выжившая армия северян бежала к Донку, расположенному неподалёку, и спрятались в его приграничных селениях, куда привезли и меня, спасённую Королеву Севера, и наследников Робба, Стейнара и Лианну Старк. - Эй, Касси, милая, как ты? - заметив мой взгляд на своём лице, Алик склонился над кроватью, и лицо малыша открылось из-под одеяла, на котором - я уверена - был изображён лютоволк. - Жалею, что не умерла, - простонала я в ответ, протянув слабую руку к ребёнку, чтобы пригладить пушок на голове, торчащий в разные стороны. - Такой крохотный, не раздави его своими лапами! Сноу засмеялся, отнимая ребёнка и укладывая его в колыбельку неподалёку. - У нас все ещё есть пятнадцать тысячи воинов, - начал как бы невзначай Алик, присев на край кровати. Я закрыла руками лицо и промычала что-то нечленораздельное, отправляя бастарда куда подальше. Но он протянул ладони, обхватил ими мои запястья и удерживал их, заставляя смотреть на него. - Я больше ничего не хочу, как ты не понимаешь, - я прикрыла глаза, откинув голову на подушку, - не хочу никакой войны, больше я не вижу в ней смысла! - А я вижу, - воскликнул Алик, откидывая с моего мокрого лба прилипшие пряди волос. - Будет глупо сейчас останавливаться, Кас. Будет ужасно глупо позволить Ланнистерам прибрать к рукам Север, который должен принадлежать твоим детям. Об этом ты подумала? О них, о Роббе - уж он бы точно этого хотел! Я захныкала, переворачиваясь на бок - тело ужасно болело, живот словно раздирали кошки, в голове разгоралось адское пламя. - Робб хотел однажды вернуться в Винтерфелл, обустроить для нас комнату и качать нашего сына на руках, глядя как белоснежные хлопья накрывают внутренний двор, в котором бегает его лютоволк, чью голову привязали к телу моего бедного мужа, брошенного на растерзание врагам. Меня охватила дрожь - я потянула на себя одеяло, но согреться было сложно. Алик улёгся рядом и хлопнул себя по боку, закидывая руки за голову. Я прижалась к нему, ощущая сквозь тонкую ночную рубашку тепло его тела - его пальцы потянули меня за волосы, несильно, но настойчиво, заставляя обернуть к нему лицо и глядеть в эти темные глаза. - Ты сможешь вернуться в Винтерфелл, только если он будет твоим, - он перекатился на бок, чуть нависая надо мной, и обхватил тонкими сильными пальцами мой подбородок, жёстче, чем это делал раньше. - Ты не можешь думать только о себе, Кассандра, ты не ребёнок! Сделай это ради Робба, ради детей, ради... - Алик запнулся, и его голос дрогнул - я нахмурилась, вглядываясь в глубокую складку меж бровей и упрямую полоску губ, - ради Джона, он бы тоже этого хотел. Затем, отпустив моё лицо, Алик скатился с кровати, вскочив на ноги и, сцепив за спиной руки, прошелся по комнате к двери. Обернувшись у порога, он смерил меня взглядом, шумно выдохнул и ушёл, громко хлопнув дверью. Я приподнялась на локте и оглядела комнату, отмечая, что оставшиеся в живых служащие Донка неплохо поработали над восстановлением моего - даже странно было его так называть - замка. Левое крыла начинало отдаленно напоминать то, что осталось высечено в моей памяти, - только лишь обгоревшие гобелены, неловко обрезанные садовыми ножницами, придавали гостевой комнате, в которой я расположилась, грусти и тоски. В колыбели навзрыд расплакался ребёнок, и я, превозмогая боль, приблизилась. Лианна поглядела на меня осмысленным взглядом, немного грустным, но глубоким, что так напомнило мне её отца, и толкнула тонкой ручонкой рыдавшего брата, которого я тут же подняла на руки, принимаясь качать. - Капризный, как Робб, - произнёс знакомый девичий голос позади меня, и я с трудом обернулась, улыбнувшись в ответ на приветливую улыбку Сансы в чёрной платье, подбитом мехом, довольно высокой, гораздо выше, чем я её запомнила, с длинными черными волосами - это была идея капитана отряда Алика, чтобы Старк было сложнее узнать по пути, и чернота ещё не смылась с её мягких волос. - А я думала, как ты, - усмехнулась я, глядя, как Стейнар понемного успокаивается. Она засмеялась, приблизившись, и протянула руки, чтобы взять ребёнка - мне стоять на ногах было уже невмоготу, и, кажется, Санса почувствовала это. Я опустилась на край кровати, вытирая пот со лба. - Алик сказал, что тебе нужен отдых, вот я и пришла, чтобы забрать детей. - она пожала плечами, расправляя одеяльце сына. - Оставь их со мной, - попросила я, - и ты оставайся, я давно никого не видела. Мне становилось ужасно грустно, чем больше я глядела на Сансу - она напоминала мне Робба, которого я больше не увижу. Она мягко улыбнулась мне, укладывая уже спокойно посапывавшего Стейнара в колыбель, где лежала Лианна. Девушка присела рядом со мной и сжала мою ладонь в своих тонких руках. - Капитаны озадачены, воины бунтуют, не зная, что ждёт их дальше - все боятся расправы Ланнистеров, которые рыщут по лесам в поисках оставшихся северян. Я тоже боюсь, Кассандра. Что будет дальше? Что нас ждёт? Я покачала головой, опустив взгляд. Ответов на её вопросы я не имела и даже не представляла, что сказать ей. Мне нужно было подумать об этом, нужно было собраться с мыслями, чтобы предстать перед выбором - возможно, самым важным в моей жизни: идти дальше или отступить. Чтобы идти - нужен был толчок, чтобы остаться - нужно было избавиться от угрызений совести и зова разума, которые подсказывали, что слова Алика были единственным верным решением. Но не сейчас. Не для меня, не для моей исстрадавшейся души и уставшей, измученной телесной оболочки. Мне нужно было время. - Я должна обдумать это, - честно ответила я, - полагаю, нельзя принимать такие решения сгоряча. Санса усмехнулась, но как-то слишком грустно, опустив голову и ковырнув носком пол. - В этом, пожалуй, главное отличие между тобой и Роббом, - прошептала она сиплым голосом - вспоминать о потере брата, которого она уже давно не видела и не смогла увидеть, было безумно тяжело. - Он всегда рубил с плеча. Я усмехнулась, даже не заметив, что также само ковыряю носком пол. - Что правда - то правда. - мне вдруг вспомнилось его решение жениться на мне - также принятое сгоряча, не долго обдумываемое, простое, сделавшее нас немного счастливее в тот миг, когда наш мир стал похож на пороховую бочку. - Сейчас мне очень не хватает его. - призналась девушка чуть погодя, когда подняла на меня взгляд блестевших от слез глаз - мои же были сухими, и я постаралась скрыто это, обняв её и уложив голову на плечо. - Мне тоже, милая, - но больше не было слез, и от этого мне было ещё хуже, - мне тоже. Я почувствовала, как мои ступни коснулись мягкой травы, чуть иссушенной холодами и притрушенной первым снегом в Донке, который укрыл следы печали в этом месте, оросив их белой благодатью Богов. Зима близко, говорили Старки, и оказались правы. Зима близко, и её холодное дыхание уже щекотало кожу на лице, играло с волосами, запутывая их, пронизывало до костей. Зима близко, и она обещала застать нас в разрухе и руине, потерянных среди вечных пустошей страданий, забытых Богами, Старыми и Новыми. Я глубоко вдохнула морозный утренний воздух, смешанный с запахом прелости и сырой земли, и прикрыла глаза, стараясь восстановить в памяти летний Донк, по открестностям которого я скакала верхом, безудержно хохоча, в траве которого я резвилась с Аликом, пачкая платье грязью, на дубы которого взбиралась, чтобы поглядеть на Королевский Тракт. Но его не было. Больше не было в моей памяти этого места, оно теперь неизменно было связано с руинами замка, встретившими меня после пожара. Я почувствовала, что начинаю дрожать - тонкая ночная рубака уже насквозь пропиталась сыростью этого утра, и мокрая ткань касалась кожи, облепляя её словно бы скользкими руками. Живот неприятно стянуло болью, в сердце кто-то словно вогнал клинок по самую рукоять, и я пошатнулась, отдавая остатки сил на то, чтобы удержаться на ногах. Было бы довольно разумно вернуться в постель, укутаться в одеяло, сменив одежду, но я никогда не была довольно разумной, поэтому, пошатываясь на нетвердых ногах, с трудом преодолевала расстояние от задних ворот замка к любимому дереву у реки. Когда я добралась туда, воздуха уже не хватало, и я просто упала на землю, стараясь отдышаться - ноги связала судорога после долгого отдыха, живот резало и кололо, и белая рубашка пропиталась кровью. От земли исходил ужасный холод, от реки веяло свежестью. И, стянув рубашку, я окунулась в, хвала Богам, не очень бурное течение. Вода заколола все тело иголками, от холода я сжалась, но терпеливо продолжила свои мучения, окунаясь с головой. Когда вода над макушкой сомкнулась, мне вдруг подумалось: а что, если задержаться здесь подольше, выпустить воздух из легких, а потом глубоко вдохнуть кристально-чистую воду, заполнить ею тело, остудить жар внутри. Я не думала о смерти, не думала, к чему это приведёт, мне просто нужно было потушить огонь, бушевавший в моей теле. Я открыла глаза, и их пронзила дикая боль - я не могла ничего видеть. Но зато ушла боль в животе и в легких - вокруг меня был приятный холод, обернувший тело словно в саван. И в этом саване я хотела остаться навсегда. Но у Богов на меня были другие планы: кто-то схватил меня за руку и резко дёрнул наверх - я прям-таки выпрыгнула из воды на берег, начав жадно глотать воздух. - Рехнулась что ли? - кричал знакомый голос, пока я тёрла глаза, чтобы хоть что-то увидеть - в них попала вода, и это стало проблематично. Когда я уже смогла рассмотреть перед собой Алика Сноу, разъярённого словно боевой петух, с блестящими от ярости глазами, по колено замоченного в воде, в нем произошли некие изменения, не скрывшиеся от меня: взгляд быстро пробежался по мне с готовы до пят, лицо приняло выражение удивления и непонимания, а на щеках выступил едва заметный румянец. И что могло так на него повлия.... - Седьмое пекло, Сноу, я же голая! Отвернувшись, он бросил в меня своим плащом, подбитым волчьим мехом, в который я тут же закуталась, дрожа от холода. - Седьмое пекло, Картер, о чем ты думала! - возмутился мужчина, повернувшись ко мне в тот момент, когда я выкручивала волосы. Я инфантильно пожала плечами, будто бы купание в реке в преддверие зимы было обычным плёвым делом для меня - жуткая лихорадка была мне обеспечена. - Скажи спасибо, что я следил за тобой. - бросил он злобно, сцепив зубы, удаляясь решительными шагами. - Следил за мной? - тут уже возмутилась я. - И тебе не стыдно сообщать мне об этом? Он обернулся, сверкнув очаровательной улыбкой на то ли загорелом, то ли испачканном с утра лице. - Между прочим, в остатках шатра я тебя нашёл, Кассандра. Мне не привыкать видеть тебя голой, - в его голосе скользнуло лукавство. Подняв с земли камень, я запустила его в Сноу. И, как и предполагала, не попала. Он засмеялся, запрокинув голову - так искренне, что мне тоже вдруг захотелось смеяться. И я подхватила его смех - такой заразительный и чистый, такой родной и знакомый с детства, что в сердце больно кольнуло осколками памяти. На ватных ногах я нагнала его, и Алик протянул мне руку, за которую я схватилась. Физической боли больше не стало - его прикосновение стёрло все: месяцы, а то и годы, ужасов и страданий, долгие скитания, плохие воспоминания - мы снова стали теми детьми, играющими в догонялки на полях, качавшимися в мокрой траве, ворующими плюшки с кухни в ожидании гостей. И мы побежали по полю, заливисто смеясь, будто не было ничего, будто это был очередной день из прошлой жизни, которую мы оба любили, к которой мы оба тянулись и о которой грезили во сне. Мы бежали за ней, но уже не в силах были догнать. - Миледи, - светловолосая голова служанки втиснулась в покосившейся дверной проем кабинета отца, восстановленного мейстером и строителями нашего замка. - Сир Джесмонд просит аудиенции. Я оторвалась от чтения листа расходов - в котором я, собственно говоря, ничего и не поняла, и величественно - ну как сказать - кивнула, расправляя жутко давящий корсет. В комнату с поклоном вошёл высокий статный мужчина - главнокомандующий моей армии, вышколенный и тренированный в боях - находиться с ним всегда было безопасно: этот рыцарь уж точно мог бы защитить от всех нападений. Я приветливо улыбнулась ему, жестом предлагая присесть. Он повиновался, опустившись в кресло напротив меня, и стал терпеливо ждать, когда я первая начну разговор. Но я лишь смотрела на него выжидающе, теребя в руках потертые жёлтые листки, которые я нашла в остатках книг, что вёл отец. Сир Джесмонд прочистил горло, покрываясь начать разговор, и я, поглядев на него, отметила, что даже огромный шрам на правой стороне лица от скулы до губ не делает его менее привлекательным - он был темноволосым, с прекрасными голубыми глазами, правильными чертами лица и приятной улыбкой. - Миледи, вся армия ждёт ваших приказов, - молвил он немного смущённо - пожалуй, я слишком долго пристально смотрела на него. Я отвела взгляд, вперив его в свои пальцы, чуть дрожавшие вместе с бумагой. - Хотела бы я знать, какие приказы следует отдать сейчас, сил Джесмонд, - вздохнула я обречённо. - Какие пожелаете, Ваше Величество. Армия северян к вашим услугам - они исполнят люблю приказание своей королевы. Я вновь посмотрела на его лицо, освещённое ободряющей улыбкой, и мне захотелось забиться в истерике: в его глазах была жалость, она заполнила все, вытесняя даже уважение к моему статусу. Но я ничего не могла с этим поделать. Даже во мне была жалость. Жалость к девчонке, потерянной между "Королевой Севера" и "Кассандрой Картер". - У нас слишком маленькая армия, чтобы выступить против Ланнистаров, ведь так? Он шумно выпустил воздух из легких. - Мы могли бы созвать больше знамён, обратиться к сторонникам Старков и Картеров.. - К предателям, отсиживающимся в свои домах, пока имя их Короля втаптывали в грязь? Ну уж нет, этого не будет! - я сжала ладони в кулаки, нещадно смяв листы. - К тем сторонникам, которые ждут ваших приказов за морем, моя госпожа, - Джесмонд блеснул белозубой улыбкой, и его глаза засверкали. - Ваш отец давно предусмотрел все исходы своей битвы, и не мог же он оставить вас без поддержки в трудный час? - Я вас не понимаю, Джесмонд. - В Вольных Городах: Пентосе, Браавосе и Мире Джон Картер прятал своих людей, готовых выступить за дочь Рейгара Таргариена в любой миг, как только они ей понадобятся. Я приоткрыла от уливается рот и пару мгновений изображала рыбу, выброшенную из воды. - Хороши ли эти воины? - спросила я, мысленно выступая на тропу войны против Ланнистеров. - Наемники, миледи, - извиняющимся тоном ответил мне главнокомандующий, - но знатоки своего дела. Я лукаво улыбнулась и чуть кивнула. Пожалуй, это и был толчок. Знамение, что нужно двигаться вперёд. Нужно выступить. Нужно бороться. Нужно восстать, как восстал бы из пепла Феникс.