Затерянные миры - 1. Волчья песнь

Старейшины шумели в своем шатре, обсуждая услышанное, но до них вождю не было дела. Они давно уже ничего не решали, а вот на его шею свалилось столько работы, что успеть бы. Ньяли не сказал, сколько времени у них осталось до пришествия чужаков на эту землю. Огато отправил вести вождю кочевников, рассказал о Фариме, попавшемся в плен красавице Ванире, предупредил о пророчестве оракула и не забыл написать о выплате за потоптанные поля и нарушение границ. После чего отправился распоряжаться о строительстве укреплений, рассылать разведчиков. Племя Волка было немаленьким, но Огато прекрасно понимал, что может так статься, что эти неведомые воины будут сильнее. И нужно заключать договора с другими племенами. Отбросить чужаков всем вместе будет легче. И Волк писал другим вождям, призывая объединить силы. На все это уйдет немало времени, он не рассчитывал, что остальные вот так сразу поверят в пророчество никому не известного оракула. Но попытаться нужно. После он нашел Акелу. - Бери воинов, езжай в город, что я захватил, стройте там укрепления. С тобой отправятся женщины, дети и подростки, не прошедшие Посвящение. И старейшины. Будете осваивать город, обустраиваться там. С мудрыми советами стариков. - Что-то случилось, отец? - встревожился подросток. То, что вождь отправляет его с важным заданием, наполняло гордостью его сердце. - Пока что нет, но оракул пророчит набег чужаков. Если здесь будут лишь воины, нам будет легче рассыпаться по степи и нападать. - Но я тоже могу держать в руках оружие, отец! Позволь мне потом вернуться! - Ты еще не прошел Посвящение, Акела, я не могу разрешить тебе сражаться. К тому же, на поле боя негоже быть сразу вождю и его наследнику. Акела ткнулся ему в грудь носом. - С тобой ведь ничего не случится? - Конечно, нет. Я большой и сильный волк. - Хорошо. Что я должен собрать? И что мне нужно будет там делать? Огато принялся давать наставления сыну, рассказывая, что и как нужно будет сделать, как укрепиться, чем заниматься в первую очередь. Акела запоминал, он собирался выполнить все приказы отца так, чтобы тот им гордился. И потом, когда он будет проходить Посвящение, получать знак Волка, чтобы и великий Прародитель, создавший племя, счел его достойным. - А теперь ступай собираться, да прикажи оповестить всех о сборах, завтра на рассвете выступаете. Акела убежал. Огато долго смотрел ему вслед. Пришла мысль, что нужно будет все же потрясти Нтому, пусть и шаман поспрашивает у богинь, сколько времени есть у племени на подготовку к войне. В том, что будет война, он не сомневался. До него доходили слухи, что племена, живущие на краю земли, на берегу великого океана, уже видели бородатых бледнолицых людей. Те носили странные одежды, говорили на непонятном языке и имели оружие, приносящее смерть на расстоянии, с грохотом и пламенем. Вождь не привык долго мыслить, потому отправился к шаману. - Да, я слышал о злых белых духах из-за великой воды, - кивнул Нтома. - Значит, говоришь, Ньяли предрек, что скоро их придет много? - Да. Ты можешь узнать, когда ждать беды? - Я не оракул, но постараюсь узнать у богинь или Волка волков. Огато кивнул, пошел проверять, как идут сборы, всех ли оповестил Акела. Омалайя можно было сравнить с потревоженным гнездом диких пчел: город гудел, люди суетились, пакуя пожитки, пищу, воины готовили оружие, проверяли амуницию. Вождь одобрительно кивнул и поспешил к себе. Нужно было проверить, чтобы наложники тоже собрались. Он отправил бы с ними и Ньяли... но расстаться с только-только обретенным чудом? Оракулу будет безопаснее вдали от степи... И как заставить себя отпустить его? Огато буквально пополам разрывало. Он не мог рисковать своей птицей, но расставаться на неопределенный срок? К тому же, война - это всегда непредсказуемый исход. Он, конечно, сильный воин, один из лучших в племени. Но если правдивы слухи, и у пришельцев есть огненная смерть, от которой не спасают даже лучшие щиты из дерева, обшитого кожей носорога, может случиться все, что угодно. Они могут никогда не увидеться больше. Именно поэтому, когда из Омалайи вышел огромный обоз с женщинами, детьми и подростками, сопровождаемый отрядом воинов, оракула в нем не было. Ньяли остался в городе. - Не бойся, я тебя сумею защитить всегда, моя птица. - Я верю, - юноша стоял, прижимаясь к Огато плечом, на самой высокой террасе города. Вождь провожал обоз глазами, Ньяли же просто слушал звуки, которые доносил ветер, вдыхал запахи и пытался сообразить, как бы выглядел город с этой точки. Он видел Омалайя с высоты, когда Ольта поднимала его в небо, но только ночью, и особенно рассмотреть его не успел. - Надеюсь, что чужаки получат отпор и уберутся. - А что я о них говорил? - Что они придут, только и всего. И что у них есть какое-то странное оружие. - Ты должен еще раз заставить меня открыть дар. Огато подумал, крепко подумал, кивнул и снова взял его за руку, нажал туда, где больнее всего. - Ответь мне, оракул, когда нам ждать чужаков? Ньяли вздрогнул от боли, но голос был спокойный, ведь говорили через него боги: - Шесть раз луна пополнеет, прежде чем большие каноэ с чужаками пристанут к берегу, вождь. Их будет двенадцать, а бледнокожих чужаков будет столько, сколько бывает злых красных муравьев, если потревожить их дом. Это было плохо. С таким количеством чужаков им было не справиться без подмоги, а эта подмога еще неизвестно придет ли. - Под силу ли нам справиться с ними? Ньяли покачнулся, закатывая глаза. Одна боль - один вопрос - один ответ, такова была воля богов. Огато отпустил его руку, подхватил в объятия. Ну что ж у него за птица такая незадачливая? Ничего, поменьше спрашивать, и все будет хорошо. Жили как-то без оракула, и дальше проживут. Разве что иногда что-то узнать придется. - Ты зря жалеешь меня, волк, - Ньяли баюкал ноющую от боли руку, в глазах еще стояли слезы, но голос был тверд. - Лучше узнать все и сразу, чем мучиться неизвестностью. Я перетерплю. - Ты такой хрупкий, оракул. Как тебя мучить даже ради предсказания? - Я не хрупкий, - юноша усмехнулся, - ты кутаешь меня в меха, словно я избалованная наложница, но я привык спать на земле, есть раз в два дня и получать тычки и пинки от тех, кто сильнее. В тебе нет злобы, и потому боль, что ты причиняешь, не оставляет следов в моей душе, а тело быстро перестает жаловаться. - Что ж, если ты так говоришь, я буду спрашивать богинь чаще. Ну, раз в луну, например. Идем, надо заниматься делами. Ньяли кивнул. "Заниматься делами" для него значило сидеть рядом с Огато и изучать плетение узелкового письма. Он уже понимал самые простые узлы, но сложные и длинные полотнища пока еще прочитать не мог. Огато ждал гонцов с вестями. Подымутся ли все народы против чужаков? Не со всеми племенами у племени Волка был мир, и отправляя к болотным Змеям и к детям Джули своих гонцов, вождь рисковал получить обратно их копченые головы, а то и не получить ничего. Но Огато надеялся, что внешняя угроза сплотит их. Падут все, будучи поодиночке. Через шесть ночей вернулся гонец с письмом от вождя северян. Дераг прислал несколько плетеных донесений от своих разведчиков, которые ходили к побережью и узнавали от тамошних племен о пришельцах из-за океана. А еще осведомлялся, какой выкуп желает получить славный воин, пленивший его сына. Кажется, он не понял, что Ванира - девушка. Или же понял, но не поверил. Огато долго хохотал, потом собрался к Эоки, узнавать, не свадебное ли обручье его дочери нужно на выкуп Меченого. Дальние от Омалайя деревни женщины и дети покидали медленно, еще не собран был урожай, еще не пригнали с пастбищ стада. Увозили только тех, кто мог помочь строить укрепленные селения дальше, на границах степи и лесов. Ванира осталась в Кулеле, и Фарим вместе с ней, под присмотром Эоки. Огато, взявший с собой оракула, разглядывал тихое селение. И не мог поверить, что сюда придут чужаки. Но до сих пор все, что говорил Ньяли, было правдой, не верить словам богинь, через маленького оракула передававших свои знания племени, было нельзя. Значит, придут и сюда, если не дать им отпор раньше. Стоило подумать о том, чтобы постараться остановить чужаков еще на побережье, не дать им продвинуться вглубь. На воде сражаться никто не умеет, кроме живущих на побережье племен. Надо у них спросить, вдруг, да и помогут чем? К въехавшему в селение вождю направился Эоки, которого разыскали и позвали дети. - Здравствовать тебе, Огато-тэ. И тебе, Нтома. И тебе, оракул, - Эоки не был уверен, что правильно скажет имя Ньяли. - И тебе, Эоки. Как поживает пленник твоей дочери? Воин усмехнулся: - Он уже научился носить воду и не ранить руки до крови, собирать травы и плести циновки. - Что ж, хорошо. Его отец спрашивает о выкупе. - Не знаю, что сказать тебе, Огато-тэ. Спроси об этом Ваниру, ее ведь пленник. - Птица, хочешь побродить с Нтомой по окрестностям? Ньяли кивнул, понимая, что вождь сейчас будет обсуждать вопросы, которые он не понимает и вряд ли поймет. - Я Икку отпущу погулять. Иккой Ньяли назвал маленького таби, подарок богини. - Хорошо, пускай повеселится. Юноша достал зверька из-за пазухи, где таби предпочитал проводить большую часть времени. Совсем ручной оказался малыш, привязчивый и ласковый. Правда, только с Ньяли. На остальных сердито цокал и пушил кисточку на хвосте и шерстку на загривке. Над ним посмеивались, но не трогали, уважали право сердитой крохи в выборе хозяина. Икка уже научился приносить Ньяли нитки и веревочки, стаскивая их со всей Омалайя, уяснив, что тот плетет узелки - учится вывязывать слова. Правда, для таби это были просто забавные плетенки, с которыми можно поиграть. Он любил утащить плетенку, потрепать ее, помотать во все стороны, погрызть - богиня показывала ночью Ньяли, как играет его питомец. Почему-то к оракулу приходила только Ольта, ну, или Волк, но Прародитель появлялся редко, а вот Крылатая повадилась прилетать каждую ночь. Гуляла с Ньяли, показывала ему город, диковинных зверей и птиц, цветы. Как-то даже показала солнце, правда на закате. Нтома повел Ньяли по селению в сторону реки. Где-то там сейчас был и Фарим, которого отправили поить скот, присматривать, чтоб не было крокодилов. Плеск услышали издалека. Издыхающий крокодил колотил хвостом по воде, остальные крокодилы расплылись кто куда от человека с острой палкой. Буйволы лениво пили. На берегу лежали еще два крокодила - помельче, но все равно знатная добыча. На сапоги Ванире точно хватить должно было. - Ого, парень, да ты молодец! - Нтома аж облизнулся. - А толку с них? Ни мяса, ничего. - Как это - ничего? Шкура и мясо, ты просто готовить их не умеешь! - возмутился шаман. - А ты умеешь? - ответно возмутился Фарим. - Конечно, умею. Стал бы я иначе говорить! Фарим широким жестом указал на крокодилов: - Тогда они твои. - Шкуры оставлю тебе, так и быть, - решил Нтома. - Ты же Фарим, так? - Да. А что из них можно сделать? - Да что захочешь. Сапоги, пояс, плащ. Сандалии можно сделать. Браслеты и ожерелья. Мало ли на что красивую шкуру пустить можно? - Сандалии, говоришь? Ванире бы понравились, - загорелся Фарим. Лицо при упоминании Ваниры стало даже почти красивым из-за светящихся глаз. - Ладно уж, научу тебя, как сплести сандалии, да какую часть шкуры на них пустить. По душе тебе пришлась дочка Эоки, смотрю? - Она красавица, - Фарим все так же мечтал. - У нее дитя от духа Священной Горы Укулео. - Что? - Меченый сразу подобрался, перестав улыбаться. - Десять лун назад Ванира пропала, уехала на охоту с подругами и не вернулась. Нашли ее чудом, как раз перед вашим набегом привезли сюда, она на руках у отца разродилась. - И что же. Этот дух придет за ней? - Если и придет? Фарим помрачнел: - Мне не тягаться с духом. - Вот так отдашь, из рук счастье выпустишь? - Я бы и не выпустил, но дух ведь. Ньяли подошел неслышно, послушал. Фыркнул: - Нтома, зачем ты его пугаешь? Никто за ней не придет. А ты, если боишься, - незрячие глаза уставились куда-то в середину груди Фариму, - спроси богинь. - Ваши богини со мной не разговаривают. - Со мной разговаривают. Нтома, научи его, как спросить. Шаман немного поколебался, затем все-таки поведал, Фарим лишь хмыкнул: - Тревожить богинь по таким пустякам, еще и убогого обижать? Я мужчина, сам разберусь. Ньяли почему-то улыбнулся, присел, вытягивая ладонь. Из высокой травы на нее выпрыгнул таби, сел, умывая мордочку: он славно поохотился на кузнечиков и был в хорошем настроении, даже на чужака не зацокал. Маленький теплый комок на ладони шебуршился и шевелился. Ньяли принялся гладить его и чесать пальцем. Потом пересадил таби на плечо и выпрямился. - Фарим, иди сюда. Фарим подошел к нему. - Я хочу тебя увидеть, можно? - Да, конечно, но как ты меня увидишь? - Руками, как же иначе? - фыркнул юноша. - Мне они вместо глаз подсказывают, кто как выглядит. - Ну, давай, - нерешительно согласился Фарим. - Смотри. Ньяли осторожно поднял руки, дотронулся до его плеч, провел кончиками пальцев по сильной шее, кое-где отмеченной пятнами старых ожогов. - Высокий, сильный, да, Нтома? Ох, а это что? - это он наткнулся на сплошное месиво шрамов на лице Фарима. - А это то, за что меня и прозвали Меченым. Ньяли кивнул, продолжая исследовать его лицо. А потом неожиданно выдал, опуская руки: - Красивый. - Что? - не поверил ушам Фарим. - Ты красивый, - терпеливо и спокойно, без тени улыбки, повторил Ньяли. - Ты первый, кто сказал мне это, за всю жизнь, - хмыкнул Фарим. - Радуйся, что не видишь. - Мне не надо видеть, чтобы понять, какой передо мной человек. Ты - красив, и скоро сам это увидишь. Не глазами, воин, вот здесь, - Ньяли безошибочно коснулся его груди там, где за ребрами билось сердце. - Если не отступишь, увидишь. Фарим пожал плечами: - Даст Ольта, увижу. Шаман, тебе все крокодилы нужны? - Если поймаешь еще - будет хорошо, - кивнул Нтома, сноровисто потрошивший добычу. - Да наловить-то не проблема, они медлительные. - Кто?! Крокодилы?! - удивился шаман. - Крокодилы, да. Ну как по мне, так медлительные. Ньяли тихо смеялся, поглаживая довольно разлегшегося на ладони таби. - Хороший охотник, Фарим. Если для тебя крокодилы медлительные. - Неплохим у себя дома был, змей руками ловил. - А зачем их ловить? - Так на еду же. Ньяли наклонил голову к плечу, он никогда не слышал, чтобы змей ели. - Вкусно? - Да, очень, особенно если запечь с травами да просолить хорошенько. - Ммм, звучит вкусно. - Я поймаю тебе однажды, приготовлю. - Хорошо, - кивнул Ньяли. Нтома же только смотрел во все глаза, как нелюдимый, с трудом завоевывающий авторитет у сверстников юноша чужого племени легко общается со слепым оракулом. Ньяли, кажется, мог расположить к себе любого, стоило только ему захотеть. - А теперь мне пора отогнать скот обратно в селение. - Идем, там уже, наверное, все собрались. Фарим собрал напившийся скот, направился в селение, раздумывая, что сделать красавице Ванире из крокодила. Отец ее, Эоки, был далеко не беден, а уж по меркам племени самого Фарима - вообще неприлично богат, это сын вождя уже давно знал. Возьмет ли вообще такой подарок Ванира? К тому же, как еще у него выйдет сплести ей сандалии или пояс сделать, никогда ведь такого не делал. И шкура непривычная. Да и что вообще может предложить северянин? Хоть отец и вождь, но бедно они живут. Да и пойдет ли Ванира за него? Он ведь даже не спрашивал еще, кто знает, вдруг откажет? В селение Фарим вернулся совсем невеселый. - Что загрустил, сын вождя? - Ванира, встретившая стадо и пастуха у первого дома, протянула ему лепешку с мясом. - Голодный, наверное? Целый день не ел. - Да вот... Думаю. Жениться хочу, - Фарим взял лепешку. - Так женись, - Ванира сверкала белозубой улыбкой, - жених ты видный. - Так вдруг не пойдет? - А ты спросил? - Боюсь. Она красавица. А я так... - Ты тоже красив, кто не дурак - тот видит. Фарим помялся немного и все-таки решился: - Будь моей женой? Ванира усмехнулась: - А не боишься? - А чего мне бояться? - Ну, так, я ж в гневе и водоносом с коня спешить могу, - Ванира зубоскалила не со зла. Ей и самой было немного не по себе. - Ну уж второй раз я не попадусь так просто, учти, - засмеялся Фарим. - Ты сбеги сначала, попробуй, - сощурилась девушка. - Не забыл? Ты пока еще мой пленник. - Готов всю жизнь им и оставаться. Больше Ванира не стала ничего говорить, просто шагнула ближе и поцеловала, обнимая ладонями обезображенное шрамами лицо Фарима. Тот опешил, но потом тоже поцеловал ее в ответ, хотя все равно стеснялся своей страшной рожи.