Он не обещал Лучшие песни свои! Он не обещал Тебе весь мир подарить! Он не обещал Золота древних Богов! А пообещал Только святую любовь. Нежность, Острая боль по ночам... Знаешь, Если б сначала начать, Только В небе кружит воронье, Где ты, Глупое счастье моё?!*
- Я люблю вас! Валькирия с немым удивлением взирала на человека, что посмел нарушить её уединение. Более всего, конечно, поражало то, что он мог её видеть, но и внезапное признание тоже играло немаловажную роль. Человек был молод - на вид ему никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет. Светлые растрёпанные волосы, чистое открытое лицо и карие глаза, светившиеся волнением и надеждой. Молодой человек робко протягивал букет ромашек, собранных на ближайшем склоне. Рука его заметно дрожала. В последнее время воительница полюбила бродить в одиночестве по окрестным долинам. Прошло уже несколько столетий с тех пор, как она стала валькирией, а у людей ничего не менялось. Они всё так же убивали друг друга в погоне за призрачными идеалами, властью и лёгкой наживой. Среди откровенных мерзавцев погибали настоящие гении - художники и поэты, скульпторы, учёные, лекари. Те, чьё призвание заключалось в созидании, а не в бездумном разрушении всего живого. Гибли женщины, дети, старики. И чем дольше девушка наблюдала за людьми, тем больше они её пугали. Вот и полюбилось ей бродить по узким дорогам и склонам, усеянным мелкими северными цветами. Конечно же, когда её призывал долг, валькирия являлась на поле очередной битвы и отправляла души героев в Вальгаллу, но всё чаще она подумывала сложить копьё. И тут этот парень! Видя её замешательство, он затараторил: - Я уже давно ищу вас! Мне всего однажды довелось видеть вашу красоту, но с тех пор я никак не мог вас позабыть. Возможно, вы помните - это было около десяти лет назад. Корабль "Святой Августин" был атакован пиратами... Валькирия неуверенно кивнула. Естественно она помнила всех, кого когда-либо пришлось отправить в Золотые Чертоги. На том корабле был всего один матрос - он собой заслонил беременную женщину и её сына. Парень возликовал, когда в зеленовато-голубых глазах - самых прекрасных на всём белом свете! - мелькнула тень узнавания. - Ты тот мальчик! - Я и надеяться не мог, что вы вспомните меня... Но ваш образ навеки отпечатался в моём сердце. Когда вы в ослепительном золотом сиянии явились верхом на снежном жеребце, чьи могучие крылья неси вас по небу, и занесли сияющее копьё - я полюбил вас в тот же миг. - Стой-стой! - замахала руками девушка, прерывая поток восторженной трескотни. - Как это - полюбил? Ты ведь видел, что я не человек. Крылатый конь, - она ткнула в своего жеребца. - Тебя не пугает?! - Вовсе нет! Разве может столь чистое и благородное животное служить злым силам? Конь, прекрасно понимавший человеческую молвь, зафыркал. Валькирия вполне разделяла его настроение. Она не испарилась тут же только из-за того, что не хотела обижать искренние чувства этого парня, хотя его восторженность её и раздражала. А в том, что чувства юноши искренни, воительница не сомневалась ни мгновения - она прекрасно разбирала малейшую ложь. Он был не похож на тех, с кем она привыкла иметь дело. Такие, как этот парень, почти никогда не становились воинами. А ещё он смотрел на неё взглядом преданного пса, ожидавшего приказа хозяина или внезапной ласки любимой руки. Сознавая, что позже пожалеет об этом, девушка спросила: - Как ты нашёл меня? - Меня привёл зов влюблённого сердца. Или, возможно, это было божественное провидение! И я готов поблагодарить каждое Божество на Земле за то, что мне дозволено было лицезреть вас снова, Прекраснейшая! - Ты красиво говоришь, - улыбнувшись, заметила валькирия. - Ты поэт? - Когда-то я хотел слагать песни, - охотно начал рассказывать парень, польщённый вниманием своего персонального Божества. - Но потом понял, что моё призвание состоит в ином. Я облегчаю муки страждущих словом и снадобьями, а когда и отсеченьем мёртвой плоти. - Стало быть, ты лекарь. Теперь становилось ясно, почему он мог её видеть. По-настоящему одарённые в чём-то люди, часто встречавшиеся со смертью, были наделены и способностью соприкасаться с тонким миром. Валькирии стало любопытно побеседовать с молодым лекарем. Она приняла букет со словами: - Как твоё имя? - Киллиан Уэйтс. Дозволено ли мне будет услышать ваше имя? - Можешь звать меня Селти, - со смешком валькирия назвала одно из своих самых нераспространённых среди людей имён. - Селти, - эхом повторил молодой человек с таким благоговением, словно ему открылось некое высшее знание...***
...Валькирия неторопливо прогуливалась вдоль берега моря. Белоснежный конь следовал за ней, сложив крылья. Самые большие маховые перья вскользь касались воды и песка. Прохладные волны ласкали босые ступни девушки. Она наслаждалась выдавшимися часами покоя - обстановка в землях людей снова накалялась. Скоро грянет новая битва, и она должна будет явиться во всём блеске и сиянии, дабы сопроводить павших героев в Золотые Чертоги. Пока же было немного времени... Когда валькирия завернула за очередную скалу, на её губах появилась нежная улыбка. Чуть поодаль от кромки воды сидел молодой человек. Он держал на коленях пухлый том в кожаном переплёте и увлечённо читал. Девушка замерла, наблюдая за ним. Сосредоточенное лицо, едва заметно шевелящиеся губы, морщинка меж бровей, говорящая о сложности чтива. Но, словно почувствовав, что он больше не один, парень оторвался от книги и заметил гостью. Лицо мгновенно озарилось неподдельным счастьем: - Здравствуй, Селти! Я уже боялся, что ты не придёшь... - Но я всё же здесь. - И как всегда ты затмеваешь всю красоту мира своей, Прекраснейшая! - Пустомеля ты, Киллиан, - беззлобно усмехнулась девушка, приближаясь к нему. Молодой человек засмеялся и поднялся на ноги. Взяв Селти за руку, он приложился к её пальцам губами. Далее они шли по берегу уже вдвоём, держась за руки. Валькирия и сама не смогла бы сказать, когда именно зародилось в её сердце светлое чувство к этому человеку. Но это самое чувство стремительно разрасталось и крепло, приобретая всё большие оттенки не просто влюблённости, но настоящей любви. Душа воительницы стремилась к Киллиану со всей её возможной силой. Хотя рядом с ним Селти и вовсе забывала о том, что не является человеком по природе своей. Она знала, что отношения с людьми не поощрялись старшими, но и не возбранялись категорически, пока не нарушались правила. Валькирия же заботилась о том, чтобы Киллиан держался подальше от сражений. Он не был первым человеком, с которым сближалась Селти. Валькирии иногда баловали себя, являясь ещё не умершим героям. И Селти не была исключением - эти мужественные люди, готовые отдать свои жизни ради достижения какой-то высшей цели или просто взамен чьей-либо, поневоле вызывали восхищение и уважение. Но никто и никогда ещё не вызывал в ней подобных чувств и стремлений. Валькирия с нетерпением ждала их встреч. И когда они, наконец, встречались, её сердце сладко замирало в груди, а в животе разливалось тягучее томительное тепло. Девушка ждала и жаждала... чего-то. Она не знала, что это за сумасшедшие желания обуревают её, а спросить было не у кого. Киллиан же со всей присущей ему благовоспитанностью не позволял себе ничего более осторожных и целомудренных поцелуев, но и их с лихвой хватало, чтобы щёки Селти заливал жаркий румянец. Раздражающие поначалу разговоры о любви стали желанны, хоть и дико смущали. Валькирии нравилось, что говорил ей Киллиан, как он смотрел на неё с бескрайним обожанием. И она подозревала, что у неё уже не получается скрывать ответной любви во взгляде...***
...Хель явилась без предупреждения. Они неожиданно сблизились после памятной встречи на поле боя и такие явления стали нередки. Но Селти сразу же догадалась - это не обычный дружеский визит. Хель распускала волосы и надевала белое с чёрно-красной прошвой одеяние лишь в тех случаях, когда собиралась предстать перед людьми. Но Селти не чувствовала приближения битвы. В чём же дело? Повелительница Мира Мёртвых шагнула к ней из тени и не сразу смогла заговорить со своей юной подругой: - Мне очень жаль, Селти. Ты сама знаешь правила... - О чём ты? - Сегодня ночью твой возлюбленный должен умереть. И путь его лежит прямиком в Забвение... Дурнота подкатила к горлу валькирии. Она прикрыла рот ладонью, затравленно глядя на Хель. Она могла бы упасть перед женщиной на колени и умолять о том, чтобы та не забирала Киллиана. И непременно сделала бы так, если б от этого был хоть какой-то толк. Они обе знали правила слишком хорошо. В глазах валькирии вдруг вспыхнул огонёк надежды. Она схватила женщину за руки: - Хель, я не стану просить тебя не забирать Киллиана. Я попрошу лишь об одном - не вмешивайся! - Ты хоть понимаешь, о чём просишь? Чтобы я спокойно стояла в стороне и смотрела, как ты губишь себя из-за человека?! - Хель сжала её ладони в ответ. - Милая, подумай, стоит он того... - Стоит! - валькирия упрямо мотнула головой. - Мой Киллиан всего этого мира стоит, не говоря уж о моём копье... Пожалуйста, Хель! Ты ведь должна знать, что это за чувство. - Я знаю, - в голубых льдинках её глаз на миг отразилась какая-то неизбытая печаль. - Я знаю, милая моя Селти. И поэтому не стану тебе мешать. Но стоит поторопиться. Валькирия поспешила к своему любимому. На деревню, где нашёл пристанище молодой лекарь, напали внезапно и вероломно, под покровом ночи. Какая-то ватага беглых каторжников. Момент был подобран удачно - мужчины ещё не успели вернуться с промысла. Так что противостоять бандитам было попросту некому. Каторжане почему-то решили, что у лекаря непременно должны быть спрятаны богатства и драгоценные снадобья, позволяющие видеть волшебные сны наяву. Киллиан защищал своих немногочисленных пациентов до последнего и непременно должен был погибнуть, но... Селти появилась перед убийцами в золотом сиянии, на миг ослепив их, закрывая Киллиана собой, и занесла копьё. Воительница отразила смертоносный удар, а осмелившийся посягнуть на лекаря ватажник перестал жить. Остальные смотрели так, словно перед ними возникло сущее чудовище. Копьё будто бы стало продолжением её рук. Всего через несколько мгновений всё было кончено. Лекарь хотел приблизиться к ней, но Селти остановила его взмахом руки. Подол её белоснежного платья был запятнан кровью, как и копьё, на которое у неё больше не было прав. Валькирия должна быть справедлива ко всем и не делать различий, отдавая кому-то предпочтение. И строжайше было запрещено вмешиваться в свары людей без приказа свыше. За нарушение этого правила кара предусматривалась только одна - лишение копья. Защитить своего возлюбленного оказалось куда важнее, чем ревностно хранить честь валькирий. Устроив самую настоящую бойню, Селти сделала щедрое подношение Хель, перекрывая её вину за сохранение одной жизни. Но теперь она должна была ответить за свой проступок перед старшими. Она не сопротивлялась, когда за ней пришли её сёстры по оружию, и игнорировала их сочувственные взгляды. Без возражений отдала в руки старшей сестры своё копьё. Самое главное - знать, что жертва была принесена не зря.***
...Селти стояла перед Советом, выпрямив спину и гордо вскинув голову. Воительница не чувствовала за собой никакой вины - она лишь следовала велениям своего сердца. И была готова понести любое наказание за содеянное, ведь её любимый остался жив - больше её ничего не волновало. Предлагались разные варианты наказания. Кто-то и вовсе предлагал отпустить её с миром на первый раз. Наконец, верховный Бог её пантеона изрёк свою волю: - Все эти годы твоё служение было бесскверным, воительница, но ты ещё так юна. Мы все готовы признать, что ты в силу своей юности могла оступиться, и даровать тебе прощение. Есть лишь одно условие - исправь свою ошибку. Юноша должен умереть. - Нет! - Селти не думала и доли мгновения. - Нет? - Один с сожалением вздохнул. - Ты нарушила правила, валькирия. Тебе нет места среди нас. Ты понесёшь наказание соразмерное своему преступлению. Сто пятьдесят лет беспробудного сна и ещё сто пятьдесят изгнания из моего воинства. Твоё последнее слово? - Я хочу попрощаться. - Да будет так. Киллиан всё понял и без слов - ему хватило одного взгляда в её печальные глаза. Узнав о приговоре, он слёзно умолял убить его и не губить себя, но Селти погладила его по щеке: - Не печалься, глупый. Это ведь не навсегда... - Сто пятьдесят лет, Селти! Люди столько не живут. - Ты не знаешь того, что знаю я, Киллиан. Наша связь будет вечной. Сотня лет пройдёт или тысяча, но твоя душа обязательно возродится в новом теле, и я приду к тебе. - Поклянись, Селти. Поклянись мне, что так всё и будет! - Я клянусь тебе, мы ещё встретимся... Покидая своего любимого, она позволила себе лишь один короткий поцелуй. Из её глаз не пролилось ни единой слезинки, как не нашлось в них места и для страха, когда Локи, которому выпало исполнить наказание, занёс сияющий меч. Она даже в какой-то мере была благодарна, что это поручили именно ему. Не было ни крови, ни боли - свою работу Локи проделал чисто. Он аккуратно отсёк голову валькирии, покорно возлёгшей на плаху, от тела и вручил её дочери. Хель подождала, пока отец как следует уложит обезглавленное тело в скромном тёмном гроте, что даст ему приют на долгие сто пятьдесят лет, и устроила рядом голову. Владычица Мира Мёртвых поправила рыжие прядки и погладила бледную щёку, навевая девушке красивые и спокойные сны. - Надеюсь, ты не будешь потом жалеть о своём выборе. До встречи, милая. Пусть сон твой будет безмятежен.***
Прикованная к столбу Селти, несмотря на отсутствие головы, вспоминала крохи своего прошлого. Вспомнила одинокие скитания в образе дюллахан в ожидании нового рождения возлюбленного. Рядом с ней был только Шутер - конечно же, верный конь не пожелал бросать свою хозяйку, преданно дожидаясь её пробуждения. Даже крыльев не пожалел. Припомнила она и свою встречу с падальщицей, той самой. Только вот от безобразной карлицы не осталось и следа. Дюллахан явилась немолодая женщина с тусклыми васильковыми глазами. Она предлагала Селти встать на её сторону и обещала поделиться секретом возвращения сил без ведома других высших. Но безголовому духу не было никакого дела до увеличения собственных сил - она хотела только дождаться Киллиана. А потом исчезла её голова, и дюллахан потеряла все свои воспоминания. Селти заплакала бы, если б могла. Столько всего навалилось разом... Но зато теперь она точно знала, что её чувства к Шинре не могли быть ложными или неправильными! Осталось только выбраться из этой западни, и уж тогда-то она не станет сдерживаться...