***
Сердце, казалось, остановилось. В следующий миг в руках доктора заблестел револьвер... быстрее, чем Руби успела дотянуться до своего. - Чёрт… - Незадача, да?! – улыбнулся Вэйл, направляя серебристое дуло прямо на девушку. Дэвид все так же жалобно кряхтел в пыли, корчась от сильных болей в ноге. Его табельный, вылетевший при столкновении, бесполезно валялся под машиной доктора. - Так-так… - протянул Вэйл. – Ну, вот что, дорогая, оружие на землю, иначе я вышибу этому идиоту мозги. Больше ничего не оставалось, как покорно опустить револьвер и кинуть его к ногам дока. - А вы отчаянные, я посмотрю. Только вот абсолютно безмозглые. Кстати, мистер Нолан, с каких это пор вы с ними заодно? - Тебе некуда бежать, Вэйл, - глаза Руби светились ненавистью. – Мы все про тебя знаем! - Ой, ли, мисс Лукас?! - Да. Эмма будет здесь с минуты на минуту. Она тебя уничтожит! - Что ж, тем хуже для вас. - С чего бы… А-а-а-а-а!!!! Помощник шерифа рухнула быстрее, чем в ее ушах прогремел звук выстрела. Воя от боли, она неумело пыталась закрыть руками столь внезапно появившуюся, кровоточащую рану. - Желаю здравствовать, друзья мои!! – Вэйл криво усмехнулся и быстро направился к машине. - Дэвид!! – единственное, что успела крикнуть Руби, прежде чем колеса автомобиля беспощадно проехались по ногам мужчины, дробя оставшиеся неповрежденные кости.***
Оставалось совсем немного. Пот градом катился с лица, но на сей раз не от ужаса. Ответственность – вот что теперь вело Свон; израненная Регина на руках, нуждающаяся в срочной медицинской помощи; тишина на том конце рации, позволяющая рисовать воображению самые немыслимые варианты; и чудовище, гуляющее на свободе, замахнувшееся на самое святое – жизнь. Эмма пыхтела, поднимаясь по ступенькам и стараясь, не дай бог, не задеть Миллс об эти ужасные обшарпанные стены. Оставалось совсем немного… Вот уже виднелся пикап Дэвида, но ни его самого, ни Руби, ни ублюдка Вэйла нигде не наблюдалось. Тревога Эммы достигла своего предела. Идти дальше с Миллс на руках было крайне опасно, и потому, аккуратно уложив бесчувственную женщину на траву, Свон выпрямилась и достала пистолет. Слегка пригнувшись, шериф побежала к машине. Открывшийся Эмме вид, заставил ее сердце на миг остановиться. Прямо посреди дороги, не шевелясь, лежал Дэвид, а чуть поодаль, на темно-багровом пятне, распласталось тело Руби. - Нет… - еле слышно прошептала Эмма, холодея от ужаса. – Нет! Нет! Дэвид! Руби! - Свон кинулась к девушке. Рухнув в дорожную пыль, она принялась тормошить обездвиженного помощника. - Руби! Руби! - Свон бесполезно трясла бесчувственное тело подруги, а поняв тщетность своих действий, кинулась к Дэвиду. – Дэвид! Мистер Нолан! Дэвид! Да очнитесь же вы! Увы… Все старания шерифа оказались напрасными. Свон стояла посреди улицы с двумя… тремя безжизненными телами. - Аааааа... Чтоб вас всех!! – взвыв от бессилия, шериф бросилась к телефону. – Говорит мэр Свон: скорую к дому Вэйла! Срочно! Огнестрельное ранение и множественные переломы. Ранены двое.***
Эмма гнала пикап к особняку. Ей бы в пору сейчас было подумать о безопасности на дороге, не будь она так погружена в ожесточенный внутренний монолог. Наскочив на очередную кочку, с ее уст с шипением срывались проклятья. И все потому, что на заднем сидении, закутанная в плед, но по-прежнему без сознания, лежала Миллс. Именно она и стала предметом терзаний Свон, ведь до приезда скорой, шериф решила уложить Регину в более просторную машину Дэвида и скрыть от посторонних глаз. Мотив ее действий был один – в этом городе больше никому нельзя верить. Ведь не было абсолютно никаких гарантий, что в больнице нет людей Вэйла, не было и уверенности, что отвези она туда Миллс, той помогут, а не добьют. Безусловно, Свон шла на риск, на огромный риск, она это прекрасно понимала, и от этого становилось еще страшней, чувствовать всю ту ответственность, что она взяла на себя, ответственность еще большую, чем до этого, ведь теперь «спасти Регину» звучало отнюдь не метафорически, теперь это означало, что только от правильных действий Эммы будет зависеть то, останется ли Миллс жива. ________________________________________________________________________ Эмма осторожно несла Миллс по темным коридорам особняка. Ступени лестницы скрипели под ногами в такт ее прерывистому дыханию. Испытывала ли Свон радость от того, что Регина, наконец-то, была найдена? Нет. Слишком дорогой ценой обходилось спасение, чересчур дорогой. Чувствовала ли хотя бы облегчение? Нет… Глядя на всю ту преисподнюю, что развернулась за одну только эту ночь, все происходившее походило скорее на переход на новый уровень, нежели обещанный конец игры. Единственное, что сейчас чувствовала Свон – дикую усталость, охватившую все ее естество. Хотелось просто закрыть глаза и рухнуть в спасительную темноту, не знать и не помнить ничего, даже собственного имени. Хотелось… но нельзя было: жизнь Миллс по-прежнему была в опасности. Эмма глядела на нее, лежавшую под ярким светом лампы, глядела и не верила: исхудалые черты, пышущие некогда здоровьем и свежестью, отливали смертельной бледностью, словно эти заострившиеся скулы и глубокие складки на лбу, были выточены из чистейшего белого мрамора; глаза Регины были плотно сомкнуты, и Эмма боялась что может увидеть в них, когда женщина очнется, боялась, но как-будто уже знала наперед, что вместо пламенных карих глаз, прожигающих в самую душу, она увидит лишь угасание, потому как не было больше масок, и в бескровных, припухших от побоев губах, с мелкими ранками-трещинками, и в спутанной копне грязных волос, которые уже успели отрасти, Свон видела лишь одно - страдание. Она смотрела на Регину, и Регины больше не было. _____________________________________________________________________ Горячая вода бодрой струей выбегала из крана, наполняя белоснежную ванну. Первым делом Миллс стоило отмыть, тем самым очистив от грязи возможные раны. Эмма стояла над кроватью, с тревогой глядя на бесчувственную Регину. С технической точки зрения, для Свон не составило бы никакого труда воплотить план в действие, но вот психологически… Это ведь была та самая Миллс к которой и подойти-то без спросу было не всегда можно, не то чтобы прикоснуться. А теперь она предстанет перед Свон в самом сокровенном свете, обезоруженная и не по своей воле. Смела ли Эмма пойти на такой ответственный шаг? Нервы шерифа были на пределе. Она отошла к столу и плеснула в стакан виски. Жгучая жидкость в один глоток оказалась внутри. Против ожидания, Свон почувствовала, невесть откуда взявшийся, прилив сил. Медлить больше было нельзя, и плед, накрывавший Миллс, был откинут в сторону. Эмма замерла... Зрелище, представшее перед ней, было поистине ужасающим. Даже сквозь налет грязи, на теле местами виднелись багровые синяки и ссадины. Наиболее же плачевным состоянием отличались запястья, опоясанные кровавыми полосами поверх едва заживших шрамов. Большего же Эмма не смогла разглядеть – глаза ее начали застилать слезы. Кем бы ни была Миллс, она не заслуживала такой участи. Никто не заслуживал. Свон наспех стерла скатившиеся по щекам капли и подняв Регину, осторожно перенесла ее в ванную. Здесь-то и возникла очередная загвоздка: какое бы положение Эмма не пыталась придать телу Миллс, оно безнадежно сползало под воду – Регина попросту могла захлебнуться. И это было проблемой, единственным решением которой Свон и намеревалась осуществить, было залезть в ванную вместе с Миллс и, придерживая ее сзади, смыть, наконец, приставшие грязь и кровь. Поскольку ситуация и так была весьма щепетильной, Свон посчитала лишним избавить себя от одежды, ведь, приди Миллс в сознание во время купания, обстановка стала бы еще более сложной. ______________________________________________________________ Эмма никогда не входила в близкий контакт с Региной, да этого и не требовалось, чтобы понять как сильно похудела женщина за время заточения. Свон не была сильна в медицине, но даже она могла диагностировать Миллс состояние крайнего физического, а судя по характеру ран, еще и морального истощения. А в ранах она кое-что смыслила. Знающий человек по мазкам на картине узнает мастера, а по ранам на теле жертвы – преступника. Эмма умела читать, и история написанной Вэйлом картины, приводила ее в ужас. Каждая новая травма, которая появлялась, как только Свон удавалось отмыть определенную часть тела, рассказывала историю трагичней предыдущей. Эмма плакала. Беззвучно и горько. Растирая слезы по щекам. Ловя падающие капли, чтобы соленая влага случайно не попала в открытые раны, красными змеями расползшиеся по спине Регины. Пальцы Свон аккуратно поглаживали уцелевшие участки, стараясь не задеть рваные края. Сначала она не могла понять, отчего полосы казались ей такими странными. Когда же догадка, подобно электрическому заряду, внезапно пронзила ее, Эмма не смогла сдержать болезненный стон – Вэйл подвесил Регину вниз головой и лишь потом высек. Он бил жестоко, с такой силой, что нежная кожа лопалась под ударами, навечно украшая спину отвратительными шрамами. Свон видела жестоких людей, но сотворить такое – могло только чудовище. Все раны на теле Миллс говорили о том, что ее мучения были длительны и неоднократны: стесанная кожа – о долгом стоянии на коленях; шрамы на запястьях и щиколотках – о регулярном связывании, причем ублюдок не поскупился делать это разными способами; темные разводы – о побоях; и, наконец, что просто приводило Эмму в отчаяние – багровые отметины на шее, исцарапанная грудь и лиловые синяки на внутренней стороне бедер свидетельствовали о том, что Регину насиловали, и насиловали не раз.***
Прошло уже несколько часов с тех пор, как Эмма закончила перевязывать раны Миллс. С больницы до сих пор не позвонили, что только усугубляло положение. Ситуация складывалась как нельзя плохо, ведь фактически, Эмма оказывалась парализована для каких-либо действий. С одной стороны, она не могла оставить Регину и поехать в больницу, потому как неизвестно было, когда она придет в себя. С другой стороны, Эмма не имела права оставить Регину, пока Вэйл гулял на свободе. Однако, кинься она на поиски Вэйла, это бы тоже не сулило ничего хорошего, ведь скорее всего, он успел уже залечь на дно. Послать же патрульных по горячим следам Свон не могла – Вэйл с легкостью устранил двух ее лучших помощников, что уж говорить про необученных людей, они бы просто послужили пушечным мясом. У Эммы на душе было паршиво. Паршиво и тревожно. В голове роилась тьма всевозможных предположений о том, какая судьба ждет ее подопечных, что будет с Миллс, когда она очнется, и, наконец, доживут ли они все до утра. Ужасно хотелось спать, ведь ей приходилось бодрствовать уже вторые сутки. Глаза то и дело предательски закрывались, но позволить себе уснуть было бы сейчас непростительной слабостью. И потому она сидела в кресле, напряженно всматриваясь в неясные очертания кровати, которые периодически расплывались в темноте. Женщина вздрогнула, когда в тишину комнаты ворвался громкий звонок телефона. По мере поступления информации с того конца провода, лицо шерифа приобретало все более серый оттенок. Когда говоривший наконец замолчал, Эмма, не проронив ни слова, отключила телефон и посмотрела на Регину. Больше всего на свете ей хотелось сейчас, чтобы Миллс очнулась, однако та по-прежнему находилась без сознания, а Эмме нужно было идти. С минуту она задумчиво глядела на телефон, а затем, не колеблясь, набрала нужный номер. Трубку сняли моментально. - Мадам мэр, чем обязан?! - Лерой, ты сейчас трезв? - Обижаете, - сердито пробурчал мужчина, - у нас ведь с Вами уговор. Разве я хоть раз его нарушал? - Ладно, не ной, - отрезала Эмма. – Через десять минут жду тебя на Миффлин – стрит. И давай обойдемся без вопросов. ________________________________________________________ После того, как вокруг Миллс соорудилась надежная стена из подушек, Эмма едва успела поставить на прикроватную тумбочку графин с водой и стаканы (на случай, если один нечаянно разобьется), как внизу раздался звонок. Последний раз окинув комнату придирчивым взглядом, и лишь слегка задержав его на Регине, Эмма спустилась вниз. Лерой терпеливо ждал под дверью, опершись на белую колонну. Как только дверь открылась, мужчина вытянулся по стойке смирно, ожидая дальнейших инструкций. Сложись обстоятельства иначе, Свон никогда бы не оставила Миллс под присмотром такого, как он, но сегодня сама вселенная отворачивалась от шерифа, поэтому рассчитывать особо было не на кого. - Стрелять умеешь? – с порога выпалила Эмма. В ответ мужчина лишь хмуро кивнул. Свон вытащила из-за пояса пистолет и протянула озадаченному гостю. - Из пистолета – нет. Я из ружья умею. «Чтоб тебя!!» - сквозь зубы процедила шериф, направляясь к машине. Отперев заднюю дверь, она взяла с сиденья ружье. - Держи, - Эмма грубо ткнула в оружие в руки мужчины, - и еще вот это. Здесь около пятнадцати патронов. И без того хмурые брови Лероя, сейчас, казалось, срослись в одну волну недоумения. - Слушай сюда, - Эмма пристально смотрела прямо ему в глаза, - и слушай внимательно, Лерой! Сейчас ты зайдешь в дом и запрешь за собой дверь. Пройдешь к лестнице и засядешь там. Прямо по середине. Не выше и не ниже. Это ясно? – Мужчина молча кивнул. – Хорошо. Ни одна душа не должна будет попасть наверх! Ни единая! Ты выстрелишь в любого, кто приблизится к лестнице. И это не просьба. Это приказ! В особенности же, если заявится Вэйл, стреляй в ублюдка на поражение. Ты все понял? – Мужчина снова кивнул. – Лерой, - Эмма схватила мужчину за рубаху, и притянув к себе, заставила смотреть ей в глаза, - там наверху сейчас лежит Миллс, она без сознания. Зеленые глазища Лероя распахнулись от удивления. - Но, как … - Да, мы нашли ее. Но суть сейчас в том, что если хоть волос с ее головы упадет по твоей вине, клянусь богом, Лерой, я пристрелю тебя на месте! - Ээээ… Ясно. - И еще, думаю мне не стоит объяснять, что наверх тебе путь заказан. Какие бы звуки оттуда не раздавались, это не твоего ума дело. Усёк? - Усёк. - Вот и молодец! – Эмма отпустила ворот рубахи и пригладила складки на ткани. – Я вернусь в течении часа. В случае чего – звони. Лерой утвердительно кивнул и скрылся за белой дверью. Колеса машины взвизгнули, и желтый «Жук» покинул владения мэра.***
В больнице было непривычно пусто. Точнее, для обычных сторибрукцев было непривычно пусто, а для Эммы, проводившей ночи возле Генри, больница имела вполне-таки привычный вид, вот только небольшая группа людей возле реанимационной явно не вписывалась во все это спокойствие. Эмма сразу заметила миссис Лукас, старательно вытиравшую слезы своим кружевным платком. Ей она позвонила сразу после скорой и попросила приехать в больницу. Разговор был коротким и без особых подробностей, но их и не требовалось, чтобы женщина догадалась о том, что именно по вине шерифа ее внучка словила пулю, а значит, тучи все плотнее сдвигались над головой Эммы Свон, и избежать предстоящего разговора было никак нельзя. Руби имела тактичность никогда не рассказывать Эмме о том, какие скандалы закатывала ей бабка, опасаясь за жизнь своей единственной кровинки, однако, шериф все же знала о них, потому как имела удачу пару раз попасть под горячую руку "бабули", которая не поскупилась на выражения и откровенно высказала Свон все, что думает о ней и о ее работе, не забыв при этом упомянуть тот неловкий случай в ночь после выборов. С тех пор Эмма старалась не появляться на глаза миссис Лукас, что ей, впрочем, и удавалось, так как Руби любезно приносила еду из кафе прямо в участок. А теперь, столкновения было не избежать, но шерифа сейчас это мало волновало, поскольку сложившаяся ситуация была гораздо масштабнее их взаимной неприязни. При виде подошедшей Свон, четыре пары глаз встревоженно обратились к ней. Эмма кивнула бабуле и направилась к заместителю Вэйла, чьего имени она так и не запомнила. - Доктор, я приехала, как вы и просили. Объясните, пожалуйста, еще раз, в чем тут возникла проблема. - Отойдемте, мэр Свон, - кивнул врач, увлекая ее под локоть. – Видите ли, ситуация складывается таким образом, мадам мэр, что мы вынуждены поставить Вас перед очень непростым выбором. Вы ведь знаете сколь плачевна ситуация с Вашим сыном. - Да, я знаю, он находится в коме. Доктор удивленно посмотрел на Эмму, будто она сказала что-то нелепое. - Да, но не просто в коме, мисс Свон. Неделю назад все стало гораздо хуже. Произошла, так называемая, смерть мозга – четвертая и последняя стадия комы – запредельная. Его организм не смог справиться с такой нагрузкой. И, боюсь, Генри никогда больше не сможет прийти в себя. О чем и сообщил Вам доктор Вэйл на прошлой неделе. Эмма стояла как оглушенная, с трудом понимая о чем дальше говорил доктор. Вся вселенная сейчас сузилась до одной фразы «никогда больше не сможет прийти в себя»… Да как такое возможно-то, а? Как же так вышло?! Почему Генри? Почему ее сын, ее единственный сын?! - Мисс Свон, Вы слышите меня? – донеслось откуда-то сбоку. - А? – отрешенно переспросила женщина. - Я говорю, что понимаю какой ценой Вам дастся это решение, но его нужно принять сейчас. Времени остается все меньше. - Какое решение? - Мисс Свон, - доктор обреченно вздохнул, - к сожалению состояние мисс Лукас характеризуется на данный момент как крайне тяжелое. Пуля наделала много беды, и Руби нуждается сейчас в аппарате искусственного жизнеобеспечения. Если в ближайшие пятнадцать минут Вы не дадите вашего согласия, она может умереть. - Согласия на что? – Эмма никак не могла понять, чего же от нее так упорно ожидают. - Дело в том, что наша больница обеспечена лишь одним таким аппаратом, и к нему сейчас подключен Генри. Эмма подняла испуганные глаза на доктора, как будто ожидая, что все сказанное им, является лишь частью какого-то очередного розыгрыша, глупого, жестокого, но розыгрыша, ведь ни в какой вселенной - ни в этой, ни в сказочной, не должно быть такого, что ее поставят перед столь ужасным выбором, но выражение лица доктора оставалось непреклонно серьезным. - Вы хотите, чтобы я собственными руками убила сына? - почти шепотом спросила Эмма. - Нет, мисс Свон, я хочу чтобы Вы сделали выбор, кого из них двоих вы спасете. И я очень прошу Вас поторопиться! Эмма сделала шаг назад, беспомощно озираясь по сторонам. Наверное, она должна была сейчас зарыдать, но слезы предательски застыли в глазах. Зато она отчетливо услышала, как остановилось ее сердце: удар... еще удар... и замерло. Все вокруг, вдруг замерло, превращаясь в бездушную бессловесную декорацию, где под взглядом испытующих глаз доктора и отчаявшихся, мокрых от слез глаз вдовы Лукас, Эмма чувствовала, как умирает ее душа. - Отключите Генри от аппарата... Громкий плач раздался в тишине, вслед которому миссис Лукас рухнула в ноги шерифу, бормоча слова благодарности, каких Эмме было уже не разобрать. Доктор сжал ее плечо в сочувствующем жесте и поспешил назад в операционную. - Я могу увидеть его? - вопрос застал мужчину врасплох. - Эм... я бы не советовал Вам этого, мисс Свон. Вы сможете забрать его... его тело завтра утром. - Я должна попрощаться с ним. Пожалуйста! - Хорошо. Только поторопитесь. Шериф тихо прикрыла глаза в знак благодарности. Отстранив от себя все еще рыдавшую женщину, она быстрыми шагами направилась в палату сына. -Эмма! Шериф медленно развернулась. - Все будет в порядке, миссис Лукас, - Эмма попыталась улыбнуться, но улыбка эта была жуткой, как смех приговоренного за минуту до казни. ____________________________________________________________________ Эмма стояла у постели сына, лишь сейчас ощущая, как крепка может быть связь между матерью и ребенком. Ее ребенком, которого она предала много лет назад, и которому подписала смертный приговор сейчас. Она наклонилась, прижимаясь губами к еще теплому лобику сына. "Прости меня малыш..." - беззвучно прошептала Эмма, опуская руку на белую кнопку. Пронзительный писк заполнил палату. Тело ребенка затряслось в конвульсиях, но Свон лишь сильнее прижала его к себе, забирая последние движения своего единственного сына. Операция "Кобра" завершилась.