По лезвию ножа

      Приглушенный дневной свет слегка раздражал воспаленные глаза. Поморгав и разогнав скребущий под веками песок, я уставилась в темно-серый потолок над кроватью, ощущая осторожные движения чужих пальцев, перебиравших мои волосы. Александр обнаружился рядом. Он сидел, опираясь спиной на сложенные подушки, во вчерашних брюках и рубашке, успевал гладить меня по голове и работать на ноутбуке, просматривая документы. Стоило мне пошевелиться, как Пирс перевел на меня слегка усталый взгляд. Надо признать, выглядел он сильно не выспавшимся.       — Как ты себя чувствуешь? — с мягкой улыбкой спросил мужчина.       — Странно, — призналась я. Внутри все еще царило онемение от вчерашних откровений. У меня не было времени как следует всё переварить. — Наверное, пока еще не могу поверить.       — Ты не готова была это услышать.       — А, по-твоему, к такому можно как-то подготовиться?       — Я к тому, что ты недавно пережила серьезный стресс, — укоризненно покачал головой Александр. — На тебе уйма работы, и теперь я своим рассказом просто добавил тебе переживаний.       — Да перестань, — поморщилась я, прикрывая глаза и наслаждаясь прикосновениями. — Я рада, что знаю правду.       — Ты сердишься? — настороженно спросил Александр.       — Немного.       Я снова взглянула на него. Пирс со вздохом закрыл ноутбук и положил его у кровати. После чего сел обратно и притянул меня к себе. Шевелиться было трудно, учитывая тупую головную боль, которой мне мстило тело после перебора с алкоголем накануне. Тихо перекатившись поближе к Александру, повинуясь его рукам, я устроила голову у него на груди, вдыхая знакомый запах. Теперь уже без стеснений и сомнений, словно глубоко в душе у меня всегда была жива уверенность в нем, та самая, которая не давала мне окончательно возненавидеть его или разочароваться. Меня всегда тянуло к Пирсу, к его холодным глазам и странной, тайной заботе, которую я всегда замечала, а он не хотел признавать. И теперь, наконец, его странное поведение и отношение ко мне обрели под собой твердую почву.       — Почему ты не сказал мне раньше? — тихо пробормотала я, прислушиваясь к гулким ударам сердца в груди мужчины. Александр гладил меня по голове и спине, и молчал, довольно долго молчал, наверное, собираясь с мыслями.       — Это непросто. Ты помнила родителей, как ты и сама сказала, безгрешными и счастливыми. Разумеется, ты была ребенком, а потому тебе простительно идеализировать их отношения. И я не мог это разрушить, хотя порой мне очень хотелось поговорить с тобой откровенно. Легче тебе все равно не стало, так ведь?       — Я всю жизнь считала отцом того, кто едва не отправил меня по кускам назад в пробирки, из которых я вышла.       — Вообще-то, только часть твоих способностей, — поправил меня Александр нечитаемым голосом.       — Когда отец узнал об измене?       — Случайно.       — Ты забыл? — нахмурилась я. — Меня трудно обмануть.       — Я не думаю…       — Александр.       — Генетик, работавший над проектом, который потом собирался финансировать твой отец, предложил ему пройти ряд тестов и сдать анализы. В результате одного или нескольких из них, насколько мне известно, открылась истина твоего рождения.       — Погоди… — я неверяще тряхнула головой и посмотрела в его лицо. Голубые глаза были полны нескрываемого сожаления, а тонкие губы скорбно поджаты. — Погоди, па… Клейтон… — я давилась словами, потому что назвать снова того человека столь значимым «папа» было бы кощунством. — Он отвел меня к тому психу еще до того… До того, как узнал, что я не его дочь?       — Мне очень жаль, — горько прошептал Александр. — Риккарда сказала мне на прощание, что никогда в жизни так не ошибалась в выборе, как тогда, в тот момент, когда вышла замуж за Клейтона. Но он любил её, и тебя тоже — в какой-то степени. Возможно, он не думал о том, какой вред тебе могут принести испытания и опыты, когда соглашался на эксперимент. Он просто хотел снова попытаться спасти Риккарду.       — Почему они не развелись, если мама любила тебя?       Я устроила подбородок на ладони, уложенной на груди Пирса, и смотрела в его лицо, улавливая эмоции.       — Риккарда любила Клейтона.       — Но родила от тебя.       — Это было случайностью. Действительно, случайностью. Это было отчаяние после жутких испытаний, подкинутых судьбой твоей маме, была истерика, закончившаяся поцелуем, и одна единственная ночь в отеле во время короткой поездки в другую страну, в которой она меня сопровождала. Наутро мы решили оставить все, как было, забыв о случившемся, хотя… Наверное, нам так и не удалось. Ни ей, ни, тем более, мне. А через некоторое время стало известно, что сыворотка исцелила весь её организм, и, когда она мне позвонила с новостью о том, что носит тебя, она уже знала, кто именно приходится тебе отцом. Мы встретились, и это был долгий и тяжелый разговор, но я пообещал ей, что Клейтон не узнает правды.       — Господи… — прошептала я, с сожалением прикрывая глаза.       — М-да. Все могло пойти иначе, если бы я тогда настоял на своем. Но, признаться, твоя мать умела вить из меня веревки так, как больше не удавалось никому и никогда.       Я грустно усмехнулась, снова укладываясь на его груди.       — Когда Зола проводил на мне испытания своей сывороткой… Что в ней было?       — Она была аналогом той сыворотки, что испытали на Риккарде.       — Ты же сказал, что уничтожил информацию о проекте.       — Формулу — нет, её я подкинул Арниму, чтобы он её усовершенствовал.       — А потом и меня.       Внутри что-то ощутимо и болезненно дернулось.       — Чушь. Когда тебя отправили в Боготу, я был, во-первых, в отъезде, а во-вторых — это была рядовая операция Щ.И.Т.а, которая не требовала моего внимания, ни у кого не было сомнений в разведданных, как мне потом объяснял Фьюри, и ничто не предвещало той трагедии. Когда мне доложили о том, что случилось, я до последнего надеялся, что кто-то из пропавших без вести агентов остался жив. Судьба, как выяснилось, решила сделать мне подарок и сохранила твою жизнь. Потом все завертелось в водовороте — я понял, что больше не могу дергаться и переживать до бесконечности, пока ты находишься под началом Фьюри и на службе Щ.И.Т.а.       — И ты обратился к Арниму.       — Да. На тот момент Зола уже создал концепт вируса, именно вируса, не сыворотки, который проникал в клетки ДНК-а и плотно закреплялся в организме, позволяя достигнуть постоянного эффекта. Ник решил, что тебе в силу травм пора в отставку, и после этого Зола связался с тобой… Ну, дальнейшее ты знаешь.       — А если бы я отказалась? — я невольно затаила дыхание в ожидании ответа, ощущая, как замирает сердце в груди.       — Ты же не думаешь, что я позволил бы тебе умереть из-за собственной глупости или склонности к идеализму?       — Я не идеалистка.       — Нет, но на тот момент я практически не знал тебя, а досье не отражает всю суть характера человека даже на страницах с отчетами психологов. Я бы пошел до конца вне зависимости от твоего ответа.       — Скажи спасибо Фьюри.       — Ты его ненавидишь, я знаю.       — Я знаю, что он бросил нас в Боготу для отвода глаз начальства, чтобы провернуть другую операцию в Мексике. Но поняли мы это слишком поздно. Кому нужны были те чертовы склады и тот мафиози? Таких пруд пруди, но когда я поняла, что Ник вел двойную игру, отвлекая внимание противников на нас, было уже поздно. Я не смогла оставить людей и трусливо сбежать.       Александр немного помолчал, медленно гладя мои растрепанные волосы.       — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через этот ад.       — Это не твоя вина.       — Спорный вопрос.       — Нет смысла сейчас это выяснять. И, знаешь, спасибо, — пробормотала я. Александр подцепил пальцами мой подбородок и заставил повернуть к нему лицо.       — За что? — спросил он, заглянув мне в глаза. — За то, что искалечил твою жизнь?       — Ты как-то сказал мне, что нельзя заставить человека полюбить. Ты ничего не мог поделать с выбором, который сделала мама. И ты не мог знать, что случится в Боготе. Если бы не та трагедия и не мой приход в ГИДРУ, вполне вероятно, мы бы даже не встретились, верно?       — Кто знает, — мужчина слегка пожал плечами.       — Вот именно. Нельзя знать все наперед. Но благодарна тебе за то, что ты перестал прятать голову в песок.       Александр светло улыбнулся и поцеловал меня в лоб.       — Пора вставать. Я отправил сообщение Барбаре, чтоб она подменила тебя утром в Трискелионе, но в час у нас совещание, на котором мы оба должны быть.       — М-м-м… — я села и тут же застонала, хватаясь за голову. — Гребаный ад. Зачем я вчера так много пила?       — Тебе простительно. Иди в душ, я пока найду тебе что-то от похмелья и сделаю завтрак, — предложил Александр, поднимаясь с постели. — Полотенца в шкафу. Если хочешь, возьми мою рубашку из гардероба, все равно дома переоденешься.       Я проводила отца взглядом до тех пор, пока за ним не закрылась дверь. Отец.       — Папа, — тихо пробормотала я, пробуя это слово на вкус заново. Именно так, помилуй Господи. Я не знала, как теперь относиться к человеку в частной клинике, которого еще вчера считала родным. В какой-то степени, он им и остался. Я осознавала, что не смогу полностью вычеркнуть из сердца того, кого любила всю свою сознательную жизнь.       И только мгновением позже я поняла, что в разговоре так ни разу и не назвала Александра отцом.       *       В собственную квартиру я поднималась, ведомая какой-то робостью, удивившей меня саму. Стоило признать, что меня волновала реакция Зимнего на мой ночной загул. Разумеется, я и раньше оставляла его в одиночестве, да, ничего катастрофичного в этом не было. Но в этот раз обстоятельства, предшествовавшие тяжелому разговору с Пирсом, создавали не лучший фон для такого расставания. Проворачивая ключ в замке, я чутко прислушивалась к тишине квартиры.       Вдруг Джеймс решит, что больше не нужен мне? Предпочтёт оставаться на базе? Хватит ли у меня сил снова наладить с ним необходимый контакт в этом случае?       Стоило серьезно подумать над кольнувшей мыслью — вопрос далеко не в силах, а в желании. Я не собиралась отказываться от идеи вытащить его из страшных тайников ГИДРЫ, но сама перспектива его привязанности, уже вполне осязаемо маячившая на горизонте, не вызывала у меня особого восторга. Они оба много пережили — Зимний и тот, чье сознание, возможно, было спрятано под личностью легендарного убийцы-призрака. Ну, или остатки сознания. Возможно, именно они не давали Зимнему полностью обратиться в того зверя, которого из него воспитывали. Это было видно по глазам — изредка в них мелькало нечто такое, что было почти невозможно объяснить, словно оно принадлежало не Солдату, а тому, другому… Это была тоска. Глухая, беспросветная, исподволь скребущая по ребрам отчаянной безнадежностью, когда он смотрел на кровь, которой был щедро залит его жизненный путь. Или когда слушал очередной приказ.       Стены квартиры пропитывала тишина. Осторожно ступая по прогретому полу, я наслаждалась запахами дома и искала подопечного. Обнаружилось "сокровище нации" в привычной позе в спальне. Я пожалела, что нарушила его чуткий сон — таким умиротворенным казалось его спокойное лицо. Солдат открыл глаза, стоило мне переступить порог комнаты, и слегка мутным от сна взглядом уставился на меня. Растрепанный, мягкий со сна и слегка растерянный, он выглядел… милым. Едва ли этот эпитет был применим к Зимнему Солдату в принципе, но подобрать другой я не смогла. Влажные серые глаза, широко распахнутые, ощупывали меня с головы до ног, и между бровей тотчас же залегла глубокая складка. Джеймс нахмурился, узнавая на мне мужскую рубашку, которую я одолжила у Пирса, и слегка дернул носом, втягивая воздух. Понятно. Запах мужского геля для душа и шампунь он не мог не почуять. И тут я поняла, что даже не знаю, что ему сказать — объяснение этому было лишь одно, и Джеймс не мог не сложить два и два.       — У меня ничего ни с кем не было. Напилась в компании Пирса и заснула у него дома, а утром одолжила рубашку после душа, — выпалила я прежде, чем брови мужчины сошлись на переносице, осмысливая новости. Брови слегка приподнялись, но хмурое выражение лица разгладилось.       Дожила, отчитываюсь перед Солдатом. Я прошла в гардероб и, пока выбирала костюм, прислушивалась к звукам в квартире. Джеймса в спальне уже не было, когда я шла в ванную наносить макияж. Пожав плечами, я решила не искать его. Или ушел, или на кухне.       Тем не менее, я едва не мазнула тушью по веку, когда рука непроизвольно дернулась от голоса рядом.       — Есть будешь?       Твою ж… пора лечить нервишки.       — Какао хочу.       Солдат кивнул и ушел. Проводив широкую обнаженную спину тоскливым взглядом, я на мгновение прикрыла глаза. Забывать о том, кто он на самом деле, нельзя. Чревато разочарованием. А ничего не ждать — значительно проще, ведь потом не надо искать оправданий.       Джеймс поставил передо мной чашку какао и фруктовый салат, едва я села за стол. Он явно избегал смотреть на меня, отводил глаза и старался не замечать моего пристального взгляда. Да, кажется, до сих пор чувствовал себя виноватым. Сомневаюсь, что он стал бы кромсать мне завтрак, если бы я заявилась вот так утром без оснований проводить ночь вдали от него. Пирс, конечно, прав, Солдат привязан ко мне, но даже через эту привязанность он не давал забыть о том, что он не ручной зверь. Да и, возможно, и я сама вела себя далеко не так, как следовало бы себя вести с ним в принципе.       Сигнал смс-сообщения раздался как раз в момент, когда я заканчивала есть. Джеймс, сидевший напротив меня, покосился на смартфон так, словно рядом с ним приземлилась и зашипела гремучая змея. Пирс извещал, что машина ждет меня у подъезда. Несмотря на мои возражения утром за завтраком, Александр вызвал своего водителя, так и не пустив меня за руль моего "мерина", и пригрозил, что чуть позже заберет меня прямо из дома. Угроза оправдалась.       — Ты не хочешь меня видеть.       Удивленно моргнув, я уставилась на Джеймса. Волосы, упавшие на щеки и лоб, скрывали выражение его лица, отбрасывая тень на опущенные к столешнице глаза. Он хмурился и кусал и без того покрасневшие губы. Признаться, я слегка растерялась. Кто я, по сути? Кого-то мало-мальски ценного я из себя представляю только на рабочем поприще. Но в отношениях, как я уже говорила, к сожалению, я полный… нолик, скажем так. Я хотела бы отдать ему всю себя без остатка. Я сама дышала им, пока он был рядом. Но моя жизнь, к сожалению, никогда не принадлежала только мне.       Я поднялась из-за стола и подошла к Джеймсу. Мужчина не поднял взгляд, но живые пальцы напряглись на чашке кофе, которую он держал. Немного поколебавшись и разрешив некоторые внутренние дилеммы, я осторожно, как в первый раз, взяла его лицо в ладони и приподняла к себе, заглядывая в удивленные распахнутые глаза. Серые-серые, точно как осеннее небо над городом, и ровно такие же тоскливые. Погасшие в глубине черных зрачков костры чадили мучительным беспросветным пеплом, словно он не верил, что кто-то мог хотеть от него чего-то большего, чем просто быть послушным оружием.       Ладони слегка покалывала короткая щетина. Я с нежностью провела большими пальцами по его щекам и, наклонившись ближе, поцеловала, вкладывая в ласку все свои потрепанные чувства. Теплые губы приоткрылись навстречу, Джеймс и сам весь подался ко мне, с осторожностью касаясь талии руками. Губы мягко ласкали друг друга, обмениваясь накопившейся нежностью и безмолвно сигнализируя о том, как мы оба соскучились друг по другу. Отстранившись, я улыбнулась, так как сталь глаз Солдата заметно потеплела.       — Просто не говори больше глупости, ладно? — тихо прошептала я в приоткрытый соблазнительный рот. Джеймс сглотнул и улыбнулся, робко, кажется, все еще не доверяя мне. Не выпуская любимое лицо из рук, я коротко поцеловала его и прижалась лбом ко лбу, прикрывая глаза, которые уже горячо пекло где-то под веками. И решилась.       — Ты нужен мне.       Я больше не рискнула взглянуть в его лицо, подхватывая смартфон со столешницы, и просто вышла в коридор. Сбежала. Только там, прислонившись спиной к стене, на короткие мгновения я позволила внутренней дрожи мурашками пройти по телу, по дернувшимся и бессильно опущенным плечам. Джеймс не пошел за мной, за что осталось лишь мысленно поблагодарить его.       *       — Мисс Райт, вы еще с нами?       Александр пихнул меня локтем. Я метнула растерянный взгляд на него, потом подняла его на вещавшего что-то возле экрана Ситуэлла. Кажется, за размышлениями я выпала из разговора. Джаспер приподнял бровь к своей лысой, как моя коленка, макушке, и попытался придать своему лицу осуждающее выражение. Фьюри, сидевший по другую сторону стола, и сложив руки под подбородком, многозначительно молчал. Оглядев присутствующих, я мягко улыбнулась и подключила женское обаяние.       — Прошу прощения.       — «Лемурианская звезда» выйдет из доков в ближайшие два месяца, как я уже сказал ранее. Необходимо будет, с разрешения членов Совета, разумеется, организовать тактические учения, — в спокойном голосе Джаспера улавливалось раздражение.       — Она разве не проходила базовое тестирование? — удивилась я. — Почему так рано после спуска? Поднимется кипеж в СМИ, если в Дубаи кто-то сольет информацию, что они помогают Штатам в строительстве и разработке военных проектов. Не проще выждать время и позволить «Звезде» показать себя на начальных этапах как связующему звену для отслеживания и сбора данных и разведки?       — Полагаете, Кендра? — Ник устроил локти на столе, сцепив ладони в замок перед собой. Плохой знак. Он почувствовал, что ситуация неподконтрольна.       — Я не эксперт в вопросах международной политики, Ник, и не мне решать этот вопрос, но отдел Щ.И.Т.а в Дубаи напрямую контактирует с моим, и если поднимется скандал вокруг секретных оружейных разработок, то мы вполне можем спровоцировать очередную холодную войну. У нас и так проблемы с ядерным разоружением некоторых стран, Корея вовсю качает права, Афганистан вообще с экранов телевизоров не слезает… Добавим ко всему этому секретную плавучую базу?       — Вы кому-то не доверяете в Дубаи? — напрямую спросил Фьюри.       — Будет честнее сказать, что я вообще никому не доверяю. Власть денег сильнее, нежели любая другая. Я считаю, что нужно повременить с масштабными учениями. «Звезда» будет напрямую подключена к нескольким ключевым базам по сбору разведданных и к их крупнейшим электронным хранилищам, та же Великобритания может заподозрить неладное. Мы их вооружили мощнейшими системами в свое время, едва ли реально будет удержать в тайне спуск на воду такой «мелкой сошки», как «Лемурианская звезда».       — Смею вам напомнить, что в разработке проекта «Озарение» участвуют не только Соединенные Штаты, Кендра.       — В любом случае, я бы поостереглась осчастливить весь мир информацией о том, что скоро в ясном голубом небе над головами людей поплывут корабли, которые напрочь лишат все человечество такой вещи, как право на неприкосновенность личной жизни.       — Это оборонный проект…       — ...который будет основан на шпионаже и обработке секретных данных. Несанкционированное наблюдение за жизнью миллиардов, Ник. Я бы не хотела начинать дебаты по поводу моральных аспектов подобного решения, но вы сами понимаете, что этот пункт будет основным для протестов и возмущений, если произойдет утечка в прессу.       — Лучше просить прощения, чем разрешения, — вставил, наконец, Александр. Ник удивленно моргнул, не обретя поддержки в давнем соратнике.       — Ты тоже предлагаешь повременить с учениями? — Пирс спокойно выдержал сверло тяжелого взгляда «Черного плаща» и кивнул.       — Ни к чему повышать градус накала международной обстановки. Кто-то может начать копать в направлении «Озарения», а если на поверхность всплывет информация о хеликэрриерах, то мало не покажется всем. Голодные завидущие глаза и оголтелые рты есть везде, и везде есть те, кто больше заплатит. Кендра права.       — Совбез в курсе и предварительно высказался в пользу возможности тактических учений в Индийском океане. Они пройдут с участием нескольких крупных стран и будут расценены как показательные. Продемонстрируем, помимо «Звезды», новую подлодку и крейсер, это отвлечет внимание от базы.       — Простите, директор, но решение выглядит поспешным и опирается лишь на протоколы внутренней безопасности и компетентность заинтересованных лиц. Ник, годы службы в разведке, благодаря которым вы сейчас тот, кем являетесь, как мне кажется, не раз обращали ваше внимание на человеческий фактор. Его нельзя упускать из виду, — сказала я, глядя в чуть прищурившийся глаз Фьюри. Щекой я ощутила неодобрительный взгляд Пирса и покосилась на него. Александр приподнял брови, всем своим видом выражая негодование по поводу моих слов. Каким чудом он промолчал, хоть убейте, не знаю. Зато на его лбу прямо-таки замигала предупреждающая надпись с уведомлением о грядущем нагоняе.       — Кендра, смею вас заверить, мы делаем одно дело. Полагаю, надежность и компетентность всех, кто здесь находится, не подлежит сомнению, но если лично моя персона вызывает у вас недоверие, то мне хотелось бы знать основания и причины для подобных выводов.       — О степени моего доверия окружающим мы уже говорили, вряд ли стоит повторяться. И дело не в вас лично. Идея вызывает сомнение. Мы на очень скользкой тропе, стоит оступиться, и нас сожрут с потрохами.       — Сомнение — мать обвинения.       Чертов сукин сын, из всей моей речи ты услышал только одну фразу?!       — По-вашему, мне настолько хочется утереть нос союзникам и врагам, что я забыл о секретности и национальной безопасности?       — Подобные проекты всегда кружили людям головы открывающимися перспективами.       — Кендра, не забывай, что Ник — директор нашей конторы и командующий единственного на данный момент действующего хеликерриера, который входит в состав Вооруженных Сил Соединенных Штатов, — Пирс вклинился в перепалку, стараясь погасить разгорающийся скандал.       — Извиняться не стану, — жестко прервала я дискуссию. — Директора я ни в чем не обвиняла, но мы собрались здесь, чтобы выслушать все мнения людей, вовлеченных в проект. Мои сомнения вызваны непомерным энтузиазмом идеи Ника, касающимся запуска «Лемурианской звезды». Придать секретный проект формальной огласке, несмотря на то, что вы признаете ненадежность некоторых фирм, помогающих Штатам в организации проекта? Если журналисты пронюхают, что им скормили красивую сказку, забыв рассказать о настоящей мощи и предназначении базы, расхлебывать скандал вокруг нарушения международных норм, прав и свобод будет именно Щ.И.Т. И я глубоко сомневаюсь, что наши юристы смогут найти достойные оправдания несанкционированному сбору разведданных, который всколыхнет общественность.       — Никак не могу понять, вы за своё или за моё кресло так переживаете?       — Вы не слышите меня, Ник. При всем страхе людей перед терроризмом, даже проведя соцопросы и выяснив, что большинство не будет против пристального наблюдения за собой, дабы уберечь себя и своих детей от гибели, вы не сможете потом оправдаться этими опросами. Люди, как стадо овец, сегодня трепещут перед терактами, а завтра, узнав, что благодаря новейшим технологиям, которые будут отслеживать каждый их чих, безопасность существенно возрастет, а конфиденциальность канет в Лету, люди завопят о произволе властей и лишении права на неприкосновенность личной жизни. Это вечный камень преткновения, которым стороны не прекратят оперировать, даже несмотря на очевидные преимущества "Озарения". Я найду способы откреститься от вопросов и ответственности, если к научно-техническому отделу возникнут вопросы. Формально, мы не имеем никакого отношения к базе в Дубаи. Меня возмущает беззаботность в вопросе о международных отношениях. Мир слишком хрупок, чтобы шатать его громкими заявлениями.       — Так, все! Хватит! — рявкнул Пирс, поднимаясь из кресла. — Я доведу все аргументы «за» и «против» до ведома Совета, и мы примем окончательное решение по поводу запуска «Звезды». На этом совещание окончено. Ник, я попрошу тебя остаться, остальные свободны.       Сложив свои бумаги в папку и подхватив со стола её и лэптоп, в развороте к двери я обожглась о разгневанный взгляд Александра, но только поджала губы. К дьяволу все.       Джаспер нагнал меня уже у лифта и встал рядом, выжидающе поглядывая на табло.       — Сказал бы, что у тебя недотрах...       — Много целых зубов у тебя такие заявления делать, — раздраженно процедила я.       — ...но ты слишком красивая баба, чтобы делать такие глупые выводы, — закончил аналитик, приподняв брови. — Какая тебе хрень под хвост попала?       — Ты на мозг не капай, а? Мне его и без тебя Пирс вынесет.       Ситуэлл пошловато хмыкнул, и желание выбить ему челюсть возросло в разы. Пора принимать успокоительные.       *       — Нас с тобой все еще считают любовниками, ты знаешь?       — Мы бы ими были, не будь ты моим отпрыском, будь уверена, — босс сложил руки на столе, чуть наклонившись ко мне.       — Не могу не сказать, что в таком случае мне бы существенно импонировало твое внимание.       — Ты ведь понимаешь, что Ник и сам не страдает доверчивостью? Неужели так необходимо дразнить зверя?       — Хочешь сказать, что не тормозни я Фьюри, ты бы поддержал его идею? — я удивленно приподняла брови.       — Господи, дай сил! — картинно запричитал Пирс. — Нет, конечно. Но среди членов Совета будут те, кто поддержит Ника.       — Зачем тогда этот бессмысленный разговор?       — Затем, что ты очень любишь дергать льва за хвост, дура! — гаркнул Александр. Рефлекторно приложив уши, я постаралась уменьшиться в кресле, но делом это было, само собой, бессмысленным. — Фьюри и без твоих вечных напоминаний о себе знает твое досье наизусть, будь уверена!       — Я думала, оно вполне правдоподобно для того, чтоб он не стал копать в ненужные стороны, разве нет? Не ты ли дул мне в уши, что его спецы составляли, и что к нему никто не прикопается?       — И что с того?! — сменой цвета лица Пирс постепенно начинал напоминать хамелеона, но я благоразумно не повышала голоса.       — С того, что если ты так боишься расследования Фьюри касательно меня, значит, спецам, клепавшим мое липовое досье, ты и сам не особо доверяешь.       Александр открыл и закрыл рот, но слов не нашел, бессильно оседая в кресло, с которого успел приподняться в порыве гнева.       — Не донимай Фьюри, прошу тебя, — тихо попросил он.       Ясно, комментариев касательно его проблем с доверием к окружающим я не дождусь. Хотя чего ждать, если его молчание говорило само за себя?       — Я попробую.       Мы немного помолчали. Александр привычно плеснул нам обоим виски на два пальца, подсыпал немного льда и шлепнул передо мной стакан.       — Ты меня споишь, — усмехнулась я. Напиток резко обжег язык, оставляя богатое послевкусие, и я прикрыла глаза от наслаждения.       — Лаборатория уже определилась с датой тестирования сыворотки на Зимнем?       Я покатала стакан в пальцах, наблюдая за движением кубиков льда, и подняла глаза на отца.       — Нет.       Пирс устало вздохнул.       — И какого рожна ты тянешь?       — Ты же знаешь, почему.       — Мне срать на твои мотивы, Кендра! — рыкнул мужчина, с грохотом опуская стакан на столешницу. Несколько капель выплеснувшегося виски попало ему на пальцы, но Александр даже не обратил на это внимания. — Это все несусветная блажь! Привязанность к убийце, который никогда не ответит тебе взаимностью, но будет с радостью трахать, потому что ему едва ли по доброй воле даст кто-то еще!       Я поджала губы и мрачно взглянула на Пирса.       — И не смотри на меня вот так! — Александр ткнул в меня пальцем и продолжил кипеть. — Определись с датой, протетстируй сыворотку и отправь солдата в заморозку. Год-два мы обойдемся "Эскадроном смерти". Зимний чересчур узнаваем среди агентов разведки, хотя они и прозвали его Призраком.       — Александр...       — Я все сказал, — жестко отрезал Пирс. — К концу недели жду сроки испытаний. Уйди вон с глаз моих.       Зло грохнув стаканом о столешницу, я пулей вылетела из кабинета, забыв даже о пресловутом привычном "Хайль Гидра!".       *       К счастью, Джеймс вечером так и не появился в квартире.       Я в гордом одиночестве сидела перед огромным окном и напивалась, глядя на переливающийся огнями ночной город.       Быть или не быть? Вот в чем вопрос. Почему мне не позволили умереть в прошлом? Почему я обязана сейчас проходить через такой выбор? Обрекать другого человека на оковы, на мучения, на горькое одиночество дикого зверя в клетке. Внутренний голос робко заикнулся о том, было бы Джеймсу сейчас лучше, если бы меня не существовало? Лучше... Можно подумать, что благодаря мне его жизнь стала легче.       Тяжело вздохнув, я залпом допила остаток виски и вытянулась на расстеленном на полу пледе. Пирс прав. Сломать систему в одиночку возможно. Но чревато смертью. А у меня еще оставались нерешенные дела.