По лезвию ножа

      Тяжело выдохнув, я резко открыла глаза.       На потолке гостиничного номера плавно покачивались тени от ветвей дерева, растущего перед окном. Занавески были приоткрыты, и комнату едва освещал мутноватый уличный свет от далёких фонарей. Рука ощутимо пульсировала ноющей болью, очевидно, это и послужило причиной невольного пробуждения. Обведя взглядом комнату, я вздрогнула, наткнувшись на тёмный силуэт на моей кровати.       Зимний Солдат сидел спиной ко мне, свесив ноги и опустив руки на колени, и смотрел, наверное, в окно. Поколебавшись минуты две, я вылезла из тёплого плена одеяла и обошла кровать. Картина, увиденная в мутном свете, заставила внутренне содрогнуться. Острое желание подскочить и встряхнуть его за плечи я заткнула усталостью, отражённой в его глазах. Снова этот взгляд. Снова будто окунулась в те тусклые будни в давящих стенах лаборатории.       Его лицо было спокойным. Арктически спокойным.       Глаза смотрели вперед ничего не видящим, мёртвым взглядом. Призрак. Истинный. Сломленный, искореженный, искаженный и раздавленный сильными мира сего ради собственного спокойствия и желания обрести совершенную и молчаливую смертоносную силу.       Тихо вздохнув, я подошла почти вплотную к нему и опустилась на колени у его ног. Джеймс никак не отреагировал. Смотрел всё так же вперед, словно слепой, потерянно и равнодушно, а в глубине больших глаз не улавливалось ни толики какой-то осмысленности. Думал ли он о чём-то? Не знаю. Как будто система зависла, дала сбой, хотя он и выглядел мирным.       Сейчас его хотелось просто утешить, так как выглядел он, словно выброшенный на произвол судьбы маленький щенок. Сущий ребёнок с огромными чистыми глазами и такой же чистой душой – рисуй что хочешь. Бумага всё стерпит, а если что, ластик всегда под рукой, и всем наплевать, что этот ластик стирает до безумия болезненно... Алые губы чуть приоткрыты, обнажили ровный ряд зубов; лицо настолько милое, отдающее такой неуверенностью и наивностью, что хотелось взять его в ладони, провести по чуть заросшим щекам пальцами, осторожно, ласкающе, успокоить и обнадежить, что он не одинок.       Мои ладони аккуратно сжали сцепленные в замок руки Солдата. Одну – металлическую, жесткую и гладкую, а другую – живую, теплую, с чуть выступающими венками и длинными красивыми пальцами. Разницы для меня в них не было - поцеловать хотелось обе, отвлечь, заставить прийти в себя.       Потерянный, пустой взгляд влажных, пепельного цвета глаз уткнулся в мое лицо.       – Почему ты не спишь? – тихо спросила я, поглаживая пальцами напряжённые кисти - обе одинаково.       – Однажды мы уже уснули рядом. Не нужно повторять, – так же тихо ответил он.       Его слова отозвались жестокой горечью в сердце, а в памяти всплыл тот давний инцидент. Да, однажды я уснула рядом с ним у себя дома после возвращения со сложной и вымотавшей нас донельзя миссии. У Солдата случился приступ, он долго метался, не позволял подойти, не мог проснуться. После укола успокоительного отключился, сжимая мою руку в своей, прижав её к себе. Чёрт его знает, что тогда нашло на него, что ему привиделось во сне... Я не помню, как уснула рядом с ним, не отнимая руки. Неосторожная, непрофессиональная и непростительная глупость с моей стороны, но я и вправду тогда даже не заметила, как закрылись глаза из-за его выровнявшегося дыхания. А спустя несколько часов я проснулась, хрипя от нехватки воздуха. Попытка освободиться из болезненного захвата привела к молниеносному удару живой руки по лицу и почти полной отключке сознания. Уже практически в агонии, я одними губами прошептала его имя и просьбу остановиться. Бог его знает, что заставило Зимнего Солдата опомниться, но последнее, что я осознавала в тот момент – страх, граничащий с паникой в широко распахнутых серых глазах.       Мне нечего было ему сейчас ответить. Больше я никогда не ночевала в непосредственной близости от него, и он понимал, что я боюсь. Я и не скрывала никогда от него своего страха в те моменты, когда он действительно пугал меня. Не кичилась положением в проекте, не угрожала, не пыталась бравировать и убеждать его, что мне не страшно. Может, этим и заслужила его доверие?       Неожиданно защипало веки. От всего - несправедливости, жестокости, боли, бесконечных рек крови, окружавших его, хотелось убежать, выдернуть его из насильно удерживающего его мира, вырвать и спрятать далеко, глубоко, чтоб копали хоть до земного ядра и не смогли найти.       Сил сдерживаться больше не было. Пусть лучше снова ударит.       Медленно подтянувшись и не отпуская его рук и рассеянного взгляда, я прижалась губами к его губам. Робко, даря всю возможную нежность, которой ему так не хватало, ласково прочертила кончиком языка контур его губ, прижимаясь чуть сильней. Солдат не отвечал, но и не отталкивал, лишь чуть прикрыл глаза, наблюдая за мной из-под полуопущенных ресниц. Оторвавшись от мягких, сладких подобно вину губ, я легко поцеловала его в уголок рта, потом в щеку, ощущая приятное покалывание щетины на коже, невесомыми поцелуями переместилась на скулу, висок...       Отстранившись, я с гулкой болью в сердце констатировала всё ту же пустоту в его глазах.       Проведя языком по своим губам, я слизнула этот наш первый, осознанный им поцелуй, а после всё-таки взяла его лицо в ладони. Опасно.       Страшно.       Отчего больше – от ожидания отрезвляющей боли удара или от того, что он так и не ответит мне – не знаю.       Придвинувшись чуть ближе и снова целуя его, я судорожно соображала – разорвется сердце или нет? И казалось, оно разорвалось, когда Джеймс шевельнул губами, неуверенно отвечая мне...       Кровь ударила фейерверком ощущений в голову, когда Солдат приоткрыл рот и чуть рвано выдохнул, и это просто сорвало во мне последние тормоза. Не выпуская его лица из нежного захвата, я сильнее впилась поцелуем в податливые, мягкие губы, нерешительно, словно по памяти отвечающие мне. Отчетливо ощущался привкус мятной зубной пасты и чего-то сладковатого, до безумия вкусного. Это словно пить вино, красное, как его губы, пить за эту маленькую, но такую важную победу. Солдат сдавался.       Отстранившись на пару секунд, я едва не завопила от мягкой, робкой улыбки, коснувшейся его губ мимолетным касанием и тут же испарившейся, но его взгляд уже стал другим, и это дало мне надежду. В серых глазах светились любопытство и интерес; мужчина не отстранялся, а наоборот, облизнул влажные, горячие губы и сам потянулся ко мне за продолжением ласки. Улыбнувшись ему, я уже смелее припала к его губам, втягивая и нежно прикусывая нижнюю, чуть посасывая, проникая языком осторожно, медленно, спрашивая разрешения и боясь отпугнуть. Он ответил уже смелее, закрывая глаза. Языки столкнулись, сплелись в медленном танце, лаская друг друга, смакуя чужой вкус.       Не отрываясь от рта Солдата, я провела руками по чуть напряженным плечам, оглаживая и расслабляя; провела подушечками пальцев по шрамам на стыке плоти и металла, а после, рискнув, оторвалась от его губ и поднялась, нажимая на его плечи и мягко толкая, почти приглашая, прося, умоляя поддаться и лечь на спину. Он открыл глаза, и в них я наконец увидела то, что так давно хотела. Увеличившиеся зрачки, в глубине которых сверкали огоньки еще плохо осознанной им, но уверенно зарождающейся страсти. И он позволил уложить себя, отодвинулся ближе к центру кровати, неожиданно перехватил мое запястье живой рукой и притянул ближе к себе, положив мою раскрытую ладонь на свою грудь. В грудной клетке бешено билось его сердце, гулко отражая удары моего собственного. Не выдержав, я убрала ладонь и прижалась к этому месту губами, чуть задерживаясь, и провела влажную дорожку языком от него к впадинке между ключицами. Кадык мужчины дернулся, он слегка запрокинул голову, прикрывая глаза, и я восторженно наблюдала эту умопомрачительно возбуждающую картину. Нежное, милое лицо чуть порозовело, это было видно даже в том полумраке, который окружал нас; алые губы были приоткрыты и жадно ловили воздух, чуть подрагивая.       Я снова припала к божественному и такому желанному телу, подчиняющемуся сейчас, расслабленно раскинувшемуся подо мной. Широким движением прошлась языком по дернувшемуся кадыку, чуть прикусывая нежную кожу и снова зализывая место укуса; проложила влажную дорожку из поцелуев к его уху, аккуратно отводя непослушные прядки волос, лизнула мочку и легонько подула на неё, после чуть прикусывая и посасывая, снова возвращалась к горлу, бездумно подставляемому им под ласку.       Он был без футболки, в легких штанах, и мои руки жадно ласкали горячее тело, гладя и проходясь по всем местам, куда только дотягивались. Очертили бока, грудь, кубики рельефного пресса, слегка поджимающийся, напряженный живот, выводя на восхитительном теле узоры жадными прикосновениями.       В очередной раз поцеловав его, чтоб закрепить достигнутое, я радостно отметила, что он уже довольно уверен в своих движениях, в том, как отвечает мне. Память тела – великая вещь, и я сыграю на ней так искусно, как только смогу.       Спускаясь ниже, к его груди, я удовлетворила давнее навязчивое желание и начала выцеловывать причудливые узоры на изуродованном плече, очерчивая губами и языком каждый шрам, зализывала их, извиняясь за боль, которую ему причинили когда-то, которую ему косвенно и не по своей воле, бывало, причиняла и я. Блаженной наградой для меня стал неожиданный долгий запаленный вздох, который неверяще уловил слух. Продолжая гладить его тело беспорядочными, горячими прикосновениями, я подняла голову и поймала его взгляд – растерянный, остекленевший, подернутый мутноватой пеленой желания под полуопущенными веками с подрагивавшими ресницами. Туман страсти, коктейль из похоти и желания в глубине зрачков дразнили, позволяли внизу живота наливаться свинцовой, жаркой тяжести, требующей продолжения этой сумасшедшей ласки.       И я продолжила, очерчивала губами соски, покусывая и полизывая горошины, чуть набухшие под прикосновениями, оглаживала живот и уже решительно спустилась к брюками, уложив ладонь на пах. Возбуждение здесь ощущалось, да ещё какое! Тихо и восторженно застонав, я очерчивала кончиком языка каждый кубик пресса и спускалась ниже, жадно расстегивая его штаны. Правильность и желанность моих действий подтвердило отражение страсти в мутной серой стали его глаз, когда взгляд прошелся по закушенной губе. Солдат не прикасался ко мне, от нерешительности или из опасения испортить все, но это и не было нужно, я сама слишком хотела его. Ладонь бионической руки грубо комкала простынь, грозя в любой момент порвать её, пальцы правой руки тоже отчетливо подрагивали, выдавая его нешуточное возбуждение.       Я снова наклонилась к его вожделенному телу, проходясь языком по коже близ резинки чёрных трусов, там, где под их ткань уходила темная дорожка волосков, а после потянула на себя его брюки вместе с бельем, стаскивая и заставляя чуть приподняться. Джеймс подчинялся; охваченное жаром тело, истосковавшееся по человеческому теплу, льнуло к моим рукам, как музыкальный инструмент льнет к рукам мастера, играющего на нём.       Я мягко и легко чуть развела его бёдра, устраиваясь меж ними, и наконец-то жадно, восторженно окинула взглядом всё рельефное тело Зимнего Солдата, открыто раскинувшегося передо мной. Я соблазнила его - пусть, пусть я снова подчиняюсь своим желаниям, подспудно беря то, что мне так сильно и давно хочется, но видит Бог – он тоже заслужил это. И пусть медовая сладость этой близости потом отразится смертоносным ядом в моей жизни - я знала это, предчувствовала, но поделать с собой ничего не могла. Обволакивающее тепло от его тела, его аромата, смешанного с острым запахом геля для душа, его полуприкрытые в томительной неге глаза – всё это сводило с ума настолько, что я отбросила любые сомнения, посылая далеко к чёрту всех и вся.       От одного взгляда на пах мужчины рот просто наполнился слюной, а голова – неуместной и жестокой в своем роде благодарностью тем, кто сохранил ему жизнь и позволил нам встретиться. Ладони вольно скользнули по его мускулистым бедрам, подбираясь ближе, пальцы мягко чертили узоры на покрытой волосками коже. У него был просто восхитительный член, длинный, в меру толстый, с крупной покрасневшей головкой, на кончике которой поблескивала выступившая капелька смазки. Ствол опутывали вспухшие венки, каждую из которых хотелось обласкать, что я и сделала, проводя по ним пальцами и подбираясь к головке. Обхватив ствол ладонью, большим пальцем растерла капельку по его головке, ответом мне был тяжёлый, гортанный полустон из искусанных красных губ. Джеймс посмотрел на меня стеклянным, одуревшим от ласк взглядом и облизнул припухшие, зовущие их поцеловать губы, недвусмысленно толкаясь в сжимающую его ладонь.       Улыбнувшись, я наклонилась, пару раз сильно и резко проведя по члену рукой, оттягивая нежную кожицу и слушая рваное, сбитое дыхание мужчины, а после поцеловала головку и прошлась по уздечке кончиком языка. Он чуть приподнял бедра, легонько толкаясь, беззвучно прося не прекращать, сделать ещё приятнее, и я подчинилась, беря его член в рот, посасывая головку. Сверху раздался мучительно-сладкий стон и треск разорванной простыни, а я представляла его запрокинутое лицо с пошло приоткрытыми губами, подернутые негой наслаждения глаза, в глубине которых можно утонуть в океане тёмного желания и жажды, обжечься о всепоглощающий огонь неприкрытой страсти.       Чуть сжав основание, я то замедляла темп, то ускорялась, то выпускала член, проводя языком по всей его длине и играя с напряженной головкой, пока он сам не подавался бедрами, не выдерживая сумасшедшего накала. Его тело просило столь желанной разрядки, я чувствовала, что много ему не требуется, но хотелось продлить удовольствие чуть дольше, расслабить его, раскрепостить окончательно. Медленно проходя губами и заглатывая все глубже, я чуть сжала ладонью яички, выпуская член и переходя к ним, полизывая и посасывая каждое по очереди, слушая божественные переливы томных стонов Джеймса. Снова обхватывая член в ласковый плен губ, я сама едва не застонала, когда на затылок осторожно и робко легла живая рука, а пальцы нежно зарылись в мои волосы, лаская. Он не подталкивал, не пытался задавать темп, просто гладил, касался чуть слышно, отвечая лаской на ласку так, как пока получалось, как умел, стараясь не навредить и не сделать больно. Наконец, я сорвалась, беря его резко и глубоко, расслабляя горло, ускоряя ритм и срывая протяжный гортанный стон, поглаживая его тело, чувствовала, как поджимаются мышцы на животе, как он судорожно толкается сам последний раз и изливается, заполняя рот вязкой, горячей спермой. Лаская его, я выпила всё до последней капли и отстранилась, всматриваясь в его лицо. Живая рука скользнула по моему плечу, обхватывая запястье, и снова притянула к себе, ближе, заставляя оседлать его и склониться к губам, по которым я уже успела соскучиться. В жадном поцелуе я впустила его язык в рот и позволила почувствовать свой вкус. И Джеймс вылизывал его, смаковал, пробовал, сталкиваясь с моим языком, доминируя властно, уверенно, живой ладонью держал за затылок и не позволял прервать поцелуй.       Сейчас уже подчинялась я, сгорая от вожделения под потемневшими от желания глазами Зимнего Солдата, уверенно дававшему понять, что ничего не закончено. Бедром я почувствовала наливающийся кровью член и заскулила от восторга, прижимаясь к нему тесней в терпком предвкушении, сильней прикусывая полные губы и заласкивая языком место укуса. Застонала от контраста ощущений, когда стальная ладонь скользнула под мою футболку, поднимая вверх, заставляя разорвать поцелуй и стянуть мешающую деталь одежды. А после обжечься о нестерпимый жар его кожи, от которой уже ничего не отделяет. Стальная рука властно прижимала мое тело к телу Солдата, горячая плоть и холодный металл создавали умопомрачительный контраст, распаляя еще больше.       Неожиданно мир перевернулся. Джеймс резко перекатился, подминая меня под себя, и запустил пальцы под резинку моих шорт, чуть отстраняясь, чтобы потянуть их вниз, вместе с бельем, как и я недавно проделывала с ним. Отбросил тряпки в сторону и навис надо мной, жадным взглядом проходясь по изгибам моего тела. По коже, где касался его взгляд, прокатывались волны мурашек наслаждения от того, что он неприкрыто, восхищенно любовался мной, хотел меня. Я призывно развела бедра шире, приглашая, облизываясь от вида покачивавшегося от движений его члена, твердого, стоящего колом и задевавшим мое бедро. Но Зимний Солдат не спешил. Облизнув губы, он наклонился ко мне, целуя в живот и заставляя выгнуться сильней от накатившего удовольствия. Кончики его волос приятно щекотали разгорячённую кожу, а он поцелуями поднимался вверх, к груди. Одну он взял неожиданно в стальную ладонь, а к другой припал жарким ртом, посасывая набухшую горошинку соска. Задохнувшись от путающих сознание ощущений, я вскрикнула и вцепилась в его плечи пальцами, а он настороженно поднял голову в поисках признаков боли на моем лице. Сквозь туман возбуждения уловив его тревогу, я надавила ладонью ему на затылок, прося вернуться к ласке, а потом лишь заполошно металась под ним, сходя с ума от движений рук и губ по телу, от мягких, властных поцелуев, от мучительного томления внизу живота и наслаждения этой ни с чем несравнимой прелюдией.       – Джеймс, прошу... – сорвано прошептала я, выныривая из дурмана, кружившего голову.       Лишних слов не потребовалось. Живая ладонь мучительно медленно скользнула по животу вниз, оглаживая и заставляя выгибаться, а стальная подхватила под спину. Твердый член скользнул внутрь легко, пройдя разгорячённым прикосновением по истекающему смазкой влагалищу, но, тем не менее, долгое отсутствие близости с мужчиной и внушительные размеры Джеймса заставили судорожно вдохнуть сквозь сцепленные зубы и замереть на несколько мгновений, привыкая. Замер и Солдат, лаская напряженные мышцы живота теплыми касаниями живой руки, целуя грудь, шею, осторожно касаясь губами уголка рта, он приник к моим губам легким, успокаивающим поцелуем. Стон вырвался сам собой, когда он толкнулся вперед, стон одобрительный, жаждущий, пьяный от хмеля возбуждения.       Неожиданно он поднял меня стальной рукой, сел сам на пятки и устроил меня сверху на себе, от чего вошел ещё глубже. Я же сорвалась на крик, мешая влажные звуки секса с его именем, срывающимся с губ с каждым стоном, каждым толчком, каждым прикосновением жарких губ к груди, с каждым жадным, жестким и одновременно сводящим с ума нежностью поцелуем. Сильно сжимая его бока бедрами, я полностью отдавалась его власти, подставляя жарким поцелуям шею, путаясь пальцами в его густых волосах, целовала в висок, шепча безумное, совершенно безудержное "сильнее, ещё, ну же".       От чувств отчаянно кружилась голова, позволяя совершенно добровольно кануть в бездну сладкого наслаждения, прерывисто, сорвано дыша, заполошно целуя мускулистые плечи – оба. Сталь, казалось, накалилась до предела и обжигала подобно плоти; руки суматошно ласкали его спину, плечи, руки; губы были искусаны в кровь и трепетали от рваного дыхания напротив, от ставших совершенно чёрными глаз, от пылающей огнем вожделения стали.       Остро, ощутимо, сильно и нетерпеливо с каждым движением... Джеймс с рыком кинул меня на постель, прижимая своим телом сверху, и начал вбиваться уже совершенно дурея от желания – резко, глубоко, жёстко, заполняя тесное нутро такими нужными, такими горячими движениями, что я не понимала, как могло быть иначе раньше. Так правильно, так и должно быть. Он двигался так быстро, что не давал даже возможности вдохнуть толком, крики перешли в стоны, а потом лишь в судорожное мычание; я отчаянно удерживалась на краю сознания, чувствуя, как разжимается тугая пружина внутри и тело накрывает фантастическим оргазмом. И уже всё неважно, только расслабиться в его сильных руках, чувствуя, как мужчина дрожит от нахлынувшей разрядки, подставлять губы тягучему, нежному поцелую, не сдерживая коротких стонов и тела, подрагивающего отголосками прошедшего оргазма...       Наверное, я всё-таки отключилась ненадолго, придя в себя от судорожных, частых поцелуев в щеки, лоб, губы. Живые пальцы мягко поглаживали волосы, а голос, хриплый, глубокий, шепотом выдернул меня из пелены дурмана, вернул в сознание, произнеся моё имя. Улыбнувшись тревоге в его глазах, я кошкой потерлась о ласкавшую волосы ладонь и потянулась за поцелуем. Облегченно вздохнув, Джеймс перекатился на спину, осторожно укладывая меня на своей груди. Тело разомлело совершенно, о сопротивлении не было даже мысли, особенно когда сверху заботливо легло выдернутое из-под наших тел одеяло, а на него – любимые руки, живая и стальная. Благодарно ткнувшись поцелуем куда-то, я опустила голову, спрятав нос у его шеи, и обхватила его плечи руками, а тело – бёдрами, устраиваясь поудобнее. Было нестерпимо жарко, его кожа казалась расплавленной сталью, но это тепло лишь убаюкивало сильнее, как и спокойное, ровное дыхание над ухом и мерно вздымающаяся грудь под моей грудью, где гулко и ещё немного сорвано билось сердце.       В ту ночь – одно на двоих...