Чужими глазами

Это серое монолитное здание мало чем отличалось от других, расположенных по всему периметру на километры вокруг. Решетчатые окна и даже на вид пуленепробиваемая дверь гостеприимства не выказывали. Мелко моросящий дождь лишь закрывал обзор, но никак не помогал против налипшей на обувь грязи. — Что это за место? — раздалось позади в который раз, но вместо ответа Джеймс лишь немного ускорил шаг, потому что его решимость постепенно таяла. Хорошая ли это идея? Колин шел следом, с каждым шагом крепче сжимая пальцы альфы своими. Ему не нравилось происходящее. И что уж правду таить, у Джеймса оно тоже особых восторгов не вызывало, но другого пути не было. Сейчас или никогда. Бета у входа проверил их на наличие всего, что могло бы нести угрозу, и пропустил в нутро затхлых коридоров. Они петляли довольно долго, один поворот сменялся другим, идентичным предыдущему. По бокам мелькала только местами осыпавшаяся штукатурка и бесконечные двери, со слишком маленькими окнами, чтобы рассмотреть, кто находился внутри. Однако Колину удалось сделать это, как только Джеймс замедлил темп ходьбы, безмолвно давая понять, что цель достигнута. Одного взгляда на замутненное стекло хватило, чтобы омега отдернул руку и замер белым полотном, почти слился со стеной, что послужила ему опорой из-за внезапно переставших держать ног. — Нет, пожалуйста... — губы тряслись, глаза широко взирали на Джеймса, умоляя. — Не заставляй меня переживать это ещё раз. Альфа стиснул зубы: выдержка была почти на нуле, кулаки сжимались непроизвольно, стоило только подумать о том, с кем они увидятся через секунду. Если Колин не сбежит раньше, конечно. — Тише, — он приблизился к омеге, приобнимая, показывая, что он по-прежнему здесь и бояться нечего. — Колин, ты же доверяешь мне, помнишь? Тот кивнул не раздумывая, вцепившись в полы пальто Джеймса, словно ткань заставила бы своего владельца передумать. Одинокая лампочка болталась над их головами, делая черты лица резче. — Я знаю, как донимают тебя кошмары, как ты не можешь заснуть и постоянно борешься с тем, что уже происходило наяву, но каждый раз возвращается к тебе в ночное время. Сколько бы я ни бился доказать, что всё позади, ты не поверишь и не успокоишься, пока не увидишь этого собственными глазами, — спокойный и размеренный тон действовал на Колина успокаивающе, хоть и стоил альфе немалых усилий. — Пойдем, я докажу тебе, а заодно и себе самому. Прихватив губы омеги своими, он со всей нежностью поцеловал его напоследок, приоткрывая дверь и пропуская вперед, к тому, с кем лучше бы никогда не сталкивались. Но, к сожалению, именно этот человек стал камнем преткновения, через который сейчас требовалось переступить. — Какие люди! — весело заулюлюкал альфа, растягивая гласные. Скованные браслетами руки немного мешали, но он все равно выказывал свой восторг каждым мускулом. Со спутанными волосами, в местами порванной одежде не первой свежести, он похабно улыбался во все зубы, что остались после многочисленных передряг. — Я уже и не мечтал увидеть тебя, крошка. Колин остановился напротив, словно в замедленной съемке. Джеймс был рядом, дабы помочь в любую секунду, но он знал, что это дело омеги и только его. Пока. Насильник, тот самый альфа, что первым заметил Колина в захламленной квартире и позвал остальных, сидел напротив и наслаждался ситуацией. Его забавлял ошарашенный вид своей недавней жертвы, он словно по второму кругу переживал все события, уже не прикладывая усилий, ему давала подпитку реакция Колина. — А ты похорошел, — ухмыльнулся он, обводя развязным взглядом омегу. — Что, этот неудачник не смог тебя удовлетворить, как мы с ребятами? Пришел за добавкой? Наверное, кто-то из них слишком обработал твой ротик, раз ты стал так нем... Джеймса передергивало, каждая фраза плетью била по сознанию, оставляя кровоточащий след из воспоминаний. Альфа чувствовал, что ещё секунда, и его ничто не остановит от расправы. Но Колин стоял неподвижно, словно статуя, высеченная из скалы; омега никак не мог прийти в себя, по всей видимости, пытаясь осознать происходящее. Он вглядывался в лицо того, кто перевернул его мир с ног на голову, и только дрожь выдавала волнение. — Да тебе по-любому понравилось, ты так стонал, — продолжал разглагольствовать урод, гадостно хихикая. — Понравилось? — тихо переспросил Колин, ступив на шаг ближе. Словно кто-то щелкнул в воздухе пальцами, и парня отпустило, вернув в настоящий момент. — Ещё бы! Джеймс настороженно следил за ними, не отступая от омеги, но тот ничего не замечал, кроме одной-единственной персоны, на которой было сосредоточено всё его внимание. — Ты думаешь, кому-то понравилось бы то, что вы сделали? — севшим голосом переспросил он, подойдя почти вплотную. — Ты действительно считаешь, что я стонал от удовольствия, а не адской боли?! Крик оказался неожиданным даже для преступника, он дернулся на стуле, но тут же расслабился вновь, не считая взбеленившегося омегу угрозой. — Да брось, мы старались быть нежными, как могли, — хмыкнул альфа. — Ваша нежность обошлась мне переломами и ушибами, — огрызнулся парень. — Но знаешь, не это главное. Главное, что после, когда я лежал весь липкий от вашей спермы, когда отмывался в душе и пытался сделать ещё хотя бы одно движение через боль во всем теле, все это чертово время до нашей встречи я задавался лишь одним вопросом: почему я? За что вы глумились именно надо мной? Неужели думали, что у меня и так все слишком хорошо складывается в жизни?! — Твой папочка сам нас впустил, — со смешком выдавил мужчина. Колина ломало от эмоций, что наконец прорвались наружу. Схватив насильника за грудки, он замахнулся и нанес первый удар. — За что?! — под костяшки пальцев попалась скула, подбородок, нос. Перед глазами омеги проносились картины: вот он жмется в угол, пытаясь уйти от тянущихся к нему рук, а голос страха в это время нашептывает, что никто его не услышит и не поможет. — Почему я?! — не замечая бегущих по щекам слез, раз за разом спрашивал он, срываясь на крик. Лицо преступника уже раскрасили первые ссадины, но омеге было этого мало. Воспоминания подливали масла в огонь ненависти: несколько рук удерживают на кровати, одежда слетает молниеносно, оставляя беззащитным под жадными взглядами. Минуты, ставшие часами. Руки, заклеймившие его тело чужими прикосновениями. Тело, ставшее сосудом для вымещения грязных желаний на нем одном. И страдание, сковавшее его изнутри ... — Почему? — Колин простонал на выдохе, стиснув зубы, костяшки содраны, мужчина в его руках хрипит от боли, сжимается, чтобы уйти от очередного удара, парень себя не контролирует. Он бьет вновь и вновь, всхлипывая, вымещая всю скопившуюся злость в мареве мести. Занесенную в очередной раз руку остановил Джеймс. Альфа перехватил Колина поперек талии, оттянул назад, крепко обнимая. — Погоди, так ты его убьешь, — прошептал мужчина, разворачивая омегу к себе, осторожно поцеловав сбитые костяшки. Вот вам и шоковая терапия. — Он должен страдать. Дальше я сам. Колин неопределенно кивнул и осел на пол, обнимая колени руками. Джеймс приблизился к беспомощно хрипящему альфе, откинув голову назад за волосы. — Видишь вон того омегу? — он кивнул в сторону Колина. — Сейчас ты перед ним извинишься и никогда никому больше не причинишь боль, усек? Твои дружки уже сидят по камерам, ты тоже туда отправишься, но прежде я немного пообщаюсь с тобой, чтобы мои слова усвоились получше. — Думаешь, ты такой крутой? — сказал насильник, сплюнув кровь вперемешку со слюной, глянул полузаплывшим взглядом. — Но не так уж мы с тобой и непохожи, ты ведь тоже соблазнился на этого беззащитного омегу, а теперь расправляешься, сковав меня наручниками. Как благородно. — Ошибаешься, — заверил его Джеймс. — Я не пересекал грань дозволенного, не брал силой, а вот тебе бы стоило почувствовать себя на месте своих жертв, ибо я уверен, что Колин был не единственным. Так что ощути беспомощность, которой ты так привычно наслаждался, а в тюрьме тебе позволят на собственной шкуре испытать все прелести изнасилования, когда узнают статью, по которой ты туда попадешь. Удары выходили точными, и Джеймс честно пытался вкладывать в лишь часть злости, ибо летальный исход был сейчас нежелателен. Этой твари стоит погнить в тюремной камере: всем известно, как там относятся к тем, кто посмел взять омегу силой, негласные правила сделают всю работу. Для пущего удобства пришлось стащить насильника со стула, и теперь тот корчился на полу, получая по заслугам. Альфа знал, что Колин наблюдает, он чувствовал отчаянно запоминающий всю эту картину взгляд парня. — А теперь извиняйся, только так, чтобы я тоже поверил, — пнув напоследок, Джеймс вновь поднял голову мужчине лицом к Колину. Кровь выплеснулась на пол, окрасив его брызгами, когда преступник наконец собрался с силами и выдохнул: — Прости меня. Колин жадно впитал его слова, может, и не простив, но совершенно точно почувствовав облегчение, словно тяжесть, до этого момента постоянно преследовавшая его, вышла вместе с гневом и ударами. А страх?.. Вот он. Лежит на полу в позе эмбриона, и к нему уже спешат, чтобы отвезти в место, где он проведет остаток своей ничтожной жизни. — Пойдем, ты молодец, — Джеймс поднял Колина, выводя наружу, где мир за это время не изменился ни капли, но определенно важные перемены произошли в их собственном мире, разделенном на двоих. Колин льнул к Джеймсу, часто дыша, а у альфы почва уходила из-под ног с каждым новым вздохом, наполнявшим его легкие невыносимо притягательным ароматом начавшейся течки.

***

Поразительная вещь: когда хочешь чего-то очень долго и наконец получаешь, то практически всегда теряешься, не зная, как поступить теперь со сбывшимся желанием. Водителю пришлось постараться, чтобы достучаться до пары и убедить в необходимости забраться в машину и поехать домой. Перед глазами только губы Колина, зацелованные до алой пульсации, в то время как сам он прижат прямо к боковой двери автомобиля. Джеймс понимает, что нужно остановиться, но играющие внутри гормоны не позволяют нажать на тормоза, лишь подталкивают пропустить ладони под кофту омеги, осторожно провести губами по изгибу шеи, глубоко вдохнуть дурманящий запах и в ответ получить сбившийся ритм дыхания, почти стон. Всё, на что хватает альфу в конечном счете, это втянуть податливого, разгоряченного Колина в салон, одним взглядом убедив водителя-бету гнать на скорости, максимально возможной для общей безопасности. Окно приоткрыто, но это не спасает от концентрации аромата в замкнутом пространстве. Колин в совершенно не свойственной для него манере забирается прямо на колени Джеймса, впивается в губы который раз и каждым поцелуем прошибает насквозь, доводит до исступления; жар под кожей бурлит похлеще готовой выплеснуться лавы. Их закоротило друг на друге, и кажется, будто линия губ не должна разделяться вовсе, в каждой ласке столько невысказанного облегчения, радости, что теперь можно вот так, без лишней скрытности, потому что всё правильно. Всё как должно быть. Кроме того, что они не в том месте. Однако омегу это не останавливает, он словно подросток в период первой течки, потому что забыл, как переживал все предыдущие. Его выгибает под чуткими пальцами, бедра бесконтрольно ерзают, позволяя Джеймсу почувствовать всю силу практически искрящего напряжения. И когда машина резко тормозит на одном из перекрестков и альфу вжимает в Колина вплотную, кожа к коже, мужчина бессильно матерится, задирая кофту парня, скользит вдоль тела губами, стараясь вобрать каждый миллиметр. Сжимает их на соске, терзая чувствительную горошину до тихих стонов. Им почти стыдно пред водителем, но только почти, потому что стыд сам по себе затерялся где-то на закоулках сознания, вытесненный жаждой и триумфом воссоединения. Черт, какая же длинная лужайка перед домом! Пересечь её и не сойти с ума от одного лишь вида взъерошенного Колина — задача не из простых, потому что омега тянет за собой даже не руками, шлейф его аромата в воздухе не даст отстать ни на секунду. Внутри тихо, Энтони нигде не видно, либо же они просто не замечают домработника, занятые жизненно важным вопросом о том, как дойти до спальни, не перестать целоваться и стянуть всю одежду одновременно. Колина уже буквально трясет, он что-то лихорадочно шепчет, но разобрать сложно до тех пор, пока Джеймс не укладывает его на гладь простыни, нависая сверху. — Трахни меня, трахни, пожалуйста, — пальцы тянутся к лицу альфы, ладони обнимают лицо, а взгляд подернут отчаянием. — Я чувствую их руки, всюду, я снова их ощущаю... Он целует и жмурится, пытаясь отогнать призраки прошлого, но они терзают до последнего, напоминая, как это было в тот раз, а у Джеймса вновь сжимается сердце. Осторожно откинув омегу на спину, мужчина мягко проводит ладонями вдоль тела, гладит, успокаивая, согревает дыханием шею, позволяя себе поцелуи вперемешку со словами. — Я прогоню их, обещаю, — альфа устраивается меж разведенных ног Колина, влажной лаской языка спускаясь к ключицам, груди, соскам. — Я заменю собой, и тебя больше никто не обидит. Подобно мосту доверия, который они выстраивали между собой за все время пребывания омеги в доме Джеймса, альфа учит его вновь доверять тактильным ощущениям, аккуратно лаская напрягшиеся мышцы живота. Проводит самыми кончиками пальцев вдоль рубцов неуместных на чувствительном теле шрамов. Своими касаниями он стирает память от клейма насильников, распалял жар ещё больше, заставляя открыться целиком. Колин длинно и резко выдыхает, мечется на кровати от невыносимого удовольствия, когда губы Джеймса накрывают головку его члена, собирая языком выступившие капли и скользя вдоль всей поверхности после. Пока смущенный омега цепляется за подушку, выгибаясь под напором возбуждения, Джеймс мягко касается заднего прохода, окуная пальцы в естественную смазку, и разминает кольцо мышц, прислушиваясь к реакции омеги. Тот опускает руки на плечи альфы, сжимает их, оставляя короткие отметины царапин, вплетает в волосы и елозит по простыни, распятый удовольствием. Джеймс медлит до последнего, дожидаясь, пока хотя бы три пальца не будут скользить внутри тела Колина свободно, а меж тем вожделение давит на виски и хочется бесконечно долго вылизывать пах, собирать вкус омеги, пока он не отпечатается на рецепторах до малейшей капли. Непонятно, кто не выдержал первым: то ли омега, плотно обхвативший бедра Джеймса своими, то ли сам альфа, со всей возможной аккуратностью толкнувшийся между ягодиц, входя на полную длину. Обоюдный стон заглушает глубокий поцелуй, руки переплетаются на теле в тесном объятии, и остается только жар, плавящий мозги под чистую. Робкое первое движение перерастает в неторопливый, так и норовящий сорваться ритм. Джеймсу кажется, что он готов сойти с ума именно сейчас, когда Колин наконец его, целиком и полностью. Открытый, дышащий желанием и настолько любимый, что в уголках глаз непроизвольно скапливаются слезы. Движения вдоль плотно обхватывающих мышц становятся быстрее, Джеймс обхватывает ладонью член Колина, лаская его в едином ритме с каждым проникновением. Огонь в крови распирает, скапливаясь и пульсируя внизу живота, ещё немного, совсем мало осталось до грани. Колин подается навстречу, жадно принимая в себя альфу, впивается в губы до крови и кончает, как только пальцы Джеймса особенно чувствительно оглаживают каждую набухшую на члене вену, концентрируясь на ореоле головке. Альфа настигает его через секунду, когда концентрация удовольствия достигает пика, вышибая из реальности. Постель была похожа на место боевых действий, Колин прижимался к альфе, пытаясь уйти от его собственнического и столь довольного взгляда, слишком поздно вспомнив о смущении, а самого Джеймса почему-то не отпускала старомодная мысль, что теперь он просто обязан жениться.