Ordinary story

Роберт входит быстро, громко, шумно. Всем своим видом демонстрируя, что зол. Том полусидит на подоконнике, скрестив руки на груди. Смотрит с насмешливым вызовом. С ним же закусывает губу, и Роберту хочется его ударить. Он в принципе вызывает два желания, поочередно: то оттрахать, то ударить. А иногда и все вместе. И еще, иногда, пожалеть. Но не сейчас. Определенно, не сейчас. Несмотря на его предложение, жалеть его совершенно не хочется. Трахать, если честно, тоже. Возможно, благодаря недавним стараниям милой барышни, а может, просто потому что надоело. И вот это “надоело” ему невозможно объяснить. А иногда - невозможно в этом убедить и себя. Роберт подходит, решительно хватает за воротник, дергает на себя и целует опять. Том легко отдает ему ведущую роль. С этим у него всегда было без проблем. Том вообще любит быть жертвой, точнее - изображать жертву. Так-то он всегда победитель. И Роберт очень хотел бы не быть его первым проигрышем. Проигрыш для Тома - удар настолько сильный, что тот все еще никак не может пройти стадию отрицания. И всеми правдами и неправдами пытается затащить Роба в постель. Будто доказать ему что-то хочет. Несмотря на то, что все, что можно было доказать в постели, Том уже доказал. У него как будто огромная дыра в груди, у этого человека. И он липнет. И жаждет. И требует. И ругается. Просто потому что не знает, чем ее заполнить. Роберт понимает это, потому что у самого так же. Разница между ними всего лишь в том, что Роб отдает себе отчет, а Том - нет. И Роб не пытается приклеить к себе человека. Ему достаточно качественного секса. Которым он компенсирует недостаток собственной, какой-то, вероятно, внутренней любви. Секс - это секс. Проблемы - это проблемы. Семья - это семья. И ходячая сексуальная проблема Хиддлстон никак и никогда не сможет стать частью его семьи. Да и глупо было бы Тому хотеть чего-либо подобного. Такое впечатление, что он и сам не знает, чего хочет. От жизни в принципе и от Роберта в частности. Потому его колбасит, плющит, швыряет по всей шкале эмоционального спектра. …Роб швыряет его на пол, сам садится верхом, прижимает, дернувшегося было, всматривается в широко распахнутые глаза, вжимает плечи в пол, наваливаясь так, будто борьбой в партере заниматься собрался. Джиу-джитсу, например. Роб знает много видов борьбы. А Том умеет упираться, если он с чем-либо не согласен. Сейчас, правда, не упирается. И даже закрывает глаза, подавшись вперед, приоткрыв грубы. “Открой рот - закрой глаза” - вспомнил детскую присказку, но поздно. Том уже это сделал. - Мы друзья, - отвечает на вопрос Себастьяна Крис. - Очень близкие. Наверное… - Насколько близкие? - тут же цепляется к словам он. Репей. Вредный и взъерошенный. - Всякое было, - туманно отвечает Крис. Углубляться в подробности не хочется, врать - тем более. Только не Себастьяну. - Почему было? - продолжает допытываться тот. - Разошлись? - Да мы и не сходились, - пожимает плечом Крис, который не может понять, что это: праздный интерес, дружеская беседа на интимные темы или Себастьян уточняет таким образом, свободен ли он. Крис думает о том, что в личных отношениях, особенно - с парнями, он как-то плохо улавливает намеки. Чего хотел Том, он тоже очень долго не мог понять. А тот, хренов мартовский кот, то едва ли не с мурлыканьем о ноги терся, то был демонстративно холоден и равнодушен. Однако определенный градус в воздухе присутствовал. И градус повышался. И когда они столкнулись на одной из таких вот вечеринок, в чьем-то особняке, на каком-то из этажей, под градусом и без лишних свидетелей, все было фактически предрешено. Будто роль уже написана, ее нужно только отыграть... - Заблудился? - холодно поинтересовался Том, и Крис с рыком вжал его в стену, а тот - ну, вылитый Локи, - уставился на него с прохладным изумлением, вздернув брови. Вариантов было два: ударить или поцеловать. И пока Крис пытался сообразить, как отступить с наименьшими потерями, Том внезапно скомандовал: - Поцелуй меня. И пока Крис еще и это обрабатывал, закрыл глаза и чуть подался вперед. И в этом неожиданном жесте было столько доверия, что невозможно было не схватить его лицо в ладони, не прижаться губами к губам. Это получилось неловко. Все у него тогда получалось неловко. И затаскивать Тома в ближайшую свободную комнату, и закрывать дверь на защелку - руки тряслись и не слушались, - и, развернувшись, встречаться с напряженным взглядом внезапно встревоженных серых глаз. Том будто и сам не рад был этой затее, но отступать было некуда. Защелка все-таки поддалась. …- Крис, - Себастьян толкает в плечо, вырывая из воспоминаний. - Переключайся. Я понял - эту тему больше не трогаем. - Да нет, - отмахивается Хемсворт. - Ничего такого… И внезапно понимает, что лежать в траве в засаде - это очень глупо. Детские игры, в которые еще вполне может играть этот, взъерошенный, а сам он уже давно вырос из них. Верно говорят: есть возраст физический и психологический. Крис внезапно ощущает себя старым, скучным и раздраженным. И думает о том, что, возможно, не надо было закрывать ту защелку. Что все было бы по-другому, останься у них путь к отступлению. Роберт прижимает локтем одной руки горло, и воздуха почти не хватает, но Том не сопротивляется - только глаза широко распахиваются. Второй - тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову, целует в шею и неожиданно прикусывает - так, что остается отметина. Отпускает, отстраняется, улыбается. - Почти вампирский укус, - подмигивает Тому и резко вскакивает на ноги. Направляется к двери, чтобы закрыть, но останавливается под резкий оклик: - Нет! Оборачивается, смотрит изумленно. Том все так же лежит на полу. Уставившись в потолок. И не просит - командует: - Не закрывай дверь. - Хочешь экстрима или боишься замкнутых пространств? - уточняет Роберт, который все еще изумлен - раньше за Томом подобных фишек не наблюдалось. Впрочем, фишек у него много, изучить все пока возможным не представляется. И Роберт закрывает двери. - Мудак, - чуть слышно говорит Хиддлстон. - Я слышал, - сообщает ему Роберт. - Я знаю, - сообщает тот и садится. - У меня пропало настроение. Роберт разворачивается резко и направляется к Тому решительно, стремительно. Он больше не злится, он собран и деловит. Опускается на колено рядом с ним, берет за подбородок, заставляя вздернуть голову, чеканит, глядя в расширенные зрачки: - Значит, проваливай отсюда. Роберт знает Тома - тот никуда не уйдет. Он выеживается, пока знает, что у оппонента есть запас прочности. А стоит разок напугать - шелковым станет. У Тома странная зависимость от него. Иногда ему кажется, что у Тома зависимость от всех вокруг. А может, и не кажется. Том не шевелится. Не предпринимает попыток уйти, но и не заверяет в своей вечной любви. Роберт поднимается резко, твердо повторяет: - Уходи. Том совершает ответное движение, но не встает - всего лишь переходит в позицию на коленях и легко расстегивает ремень на его брюках. - Том… - то ли с отчаянием, то ли с жалостью вздыхает Роберт. Сказать “уходи” во второй раз силы воли уже не хватает. Встать и сказать “пойду я” - как-то нехорошо. И Крис лихорадочно обдумывает, как бы помягче отшить Себастьяна с его дурацкими идеями. Тот молчит. Заглядывает в глаза. И Крис понимает, что должен сказать еще что-то. Что пауза затянулась. Что подумает, не дай Бог, будто у них с Томом отношения. …Они смотрели друг другу в глаза. И точно так же пауза затягивалась. И все труднее было сдерживать желание броситься обратно к чертовой защелке и попытаться открыть ее. Пусть даже не с первого раза. Крис уже понимал, что идея была плохая. И точно так же не мог придумать ничего, кроме дурацкого “пойду я”. Потому - молчал. Наконец, спросил, и получилось хрипло, нетвердо: - Хочешь уйти? Том нервно рассмеялся в ответ. Подошел уверенно, хотя Крис знал - это не его походка. Не та его походка, к которой Крис привык. Эта - четкая, механическая, будто через себя переступал. И внезапно опустился на колени. - Том… - растерянно пробормотал Крис. - Хочешь, чтоб я ушел? - тихо спросил Том. Его руки скользнули к ремню, но Крис не дал его расстегнуть. Упал на колени рядом с ним и вновь схватил лицо в ладони. - Нет, - прошептал в приоткрытые губы. - Да… - выдыхает Роберт, когда Том берет в рот. Тело будто простреливает разрядом. Роберт подается вперед, схватив его за волосы. Несколько раз. Глубоко и жестко. Потом останавливается, делает плавный вдох, выдох. Спешить им некуда. Волосы не отпускает. Напротив - тянет, заставляя запрокинуть голову. Ему нужен визуальный контакт. Том смотрит с безразличным отчаянием. Он купается в нем. Купается в боли. Том - мазохист. До знакомства с ним Роберт даже не подозревал, насколько он сам - садист. - Шухер! - сдавленно шепчет Себ, но поздно. У кустов застывает Реннер. Внимательно изучает обоих с нечитаемым выражением лица. Себастьян бросает на Криса растерянный взгляд, и тот внезапно осознает: парень и впрямь испуган. Ему становится смешно, от чего отпускает нахлынувшая было тоска. Крис кладет руку на плечо Себу - тот неслышно, но довольно заметно облегченно вздыхает, - смотрит Джереми в глаза и очень серьезно, многозначительным шепотом интересуется: - Не видишь - мы в засаде? - А-а… - понимающе кивает тот, хотя по глазам видно - понимает он не совсем. Но разворачивается и уходит. - Он теперь подумает, что… - неуверенно начинает Стэн, опустив взгляд. - О, да, - воодушевленно соглашается Крис. Подумав добавляет. - А может, и нет. Это же Реннер. И что происходит у него в голове - неизвестно никому. Может, и впрямь решит, что мы в засаде сидели. Себастьян улыбается. Мягко, виновато. Поднимает неуверенный взгляд. Столько рассветной нежности в одном человеке - это преступление. Крису кажется, что его нужно поцеловать. Прямо здесь и сейчас. Все равно о том, что они целовались в кустах, скоро будет известно всем. Он бы поцеловал. Если б не этот взгляд. Если б Себастьян закрывал глаза так же, как Том.