Ordinary story

Он будто насквозь пропитан нежностью. Алкоголем, нежностью, каплями дождя и солнечным светом. И глаза вспыхивают так, что хочется научиться рисовать лишь затем, чтоб гиперреалистично отобразить эту вспышку на холстах. Вбить в ткань бытия. Чтоб осталось для потомков. Потому что хрен какая камера сможет это передать. Его пальцы скользят по одежде, он не спешит, он любуется и уверенно останавливает Роберта, рванувшегося было, чтобы прервать эту бессмысленную, как он сказал бы любому, кто его спросит, паузу. Возможно, он даже думает сейчас так, и только в самой глубине души знает - ему просто страшно, потому что именно в этой паузе, в этом вспыхнувшем взгляде, в этих мягких касаниях, в легкой сладкой улыбке смысл и начинает появляться. Проявляться. Становится ощутимым. Он закрывает глаза, сжимая плечи Себастьяна, и выдыхает, долго, прерывисто, сбрасывая это чувство: слишком острое ощущение реальности, материальности происходящего. Истинности. В Себастьяне кроется истина. Та самая истина о внутренней любви, недостаток которой для Роба является нормой. Так ему кажется. И в то же время - он понимает, что уже слишком стар для раскрытия чужих истин. Зато вполне может показать свои. Поделиться опытом, так сказать. “Это будет не по-настоящему”. Примерно так он думает, и у этой, даже не оформившейся еще мысли, горько-сладкий привкус детства. Себастьян наконец движется дальше. Медленно, мучительно медленно расстегивает рубашку на Роберте. Так медленно, что тот успевает возбудиться, остыть и снова возбудиться. Потом - наконец-то! - вновь подается вперед, и на какой-то миг Роберту кажется, что его сейчас укусят за шею. Всерьез, по-вампирски укусят. …Ну а что? Это существо странное. Да еще и из Румынии… Но Себастьян не кусает. Наоборот - едва заметное, ощутимое на самой грани, воздушное касание губ. Невероятный контраст с гиперреалистичностью взгляда. И так же, едва ощутимо, спускается вниз. Чиркает по ключицам. Скользит к груди, но губами не касается - только дыхание на коже. - Видит бог, я сопротивлялся, - прерывисто выдыхает Роберт. - Богу сейчас лучше не смотреть, - шепчет Себастьян и поднимает взгляд. Роберт думает о вспышках на солнце. И о том, что на них опасно смотреть. Кажется. По крайней мере, так близко. Толкает резко, и Себастьян, принимая наконец правила его игры, поддается. Падает на спину, и Роб тут же наваливается сверху, прижимает, фиксирует. Себастьян как-то отстраненно отмечает, что фиксация у него - почти борцовская. Профессионально удерживает человека под собой. “Проблема в том, - думает Себастьян, - что я не собираюсь вырываться”. А у Роберта возникает ощущение, будто что-то выскользнуло из рук. Будто он пытается опереться на воздух. И вместо того, чтобы, схватив и подмяв под себя, обрести желаемое, он наоборот - потерял. “Нет, нет, нет!” - панически стучит в висках, и Роб накрывает губы Себастьяна горячим требовательным поцелуем. Тот отвечает, и вновь он мягкий, невесомый, нежный. И это вдвойне обидно - что он не чувствует Себастьяна как следует. Потому что именно его Роберту очень хочется почувствовать. Он перехватывает запястья, резко забрасывает руки мальчика ему за голову, фиксирует их там, наваливаясь сверху. Замирает. - Я не буду вырываться, - хрипло шепчет Себастьян, и Роб, отстранившись, всматривается в светлые глаза. Он привык видеть отчаяние и боль, он привык к Тому, и потому снова чувствует сейчас, как проваливается в пропасть, так и не найдя, за что зацепиться. - И сделаешь все, что я скажу? - выдыхает в самое ухо, и Себастьян коротко кивает. - Зачем тебе это? - на миг Роб становится другим, выходит из роли - не может сдержать любопытства. Резко выпрямляется и заглядывает в глаза с болезненным интересом. Ему кажется, если поймет, сможет почувствовать. Но Себастьян молчит, и Роберт в очередной раз мысленно отмахивается от навязчивой идеи заглянуть в голову Стэна изнутри. - Значит, в молчанку играть будем? - его голос вновь холоден, взгляд подергивается пеленой. Себастьян продолжает просто смотреть в глаза. Не отрицает, не сопротивляется - принимает правила игры. - Хорошо-о, - тянет Роберт, - тогда молчать будешь все время. Вот тебе мое условие: ни звука от тебя. Нравится идея? Себастьян улыбается - коротко и смазанно. Но не отвечает ничего. И даже не пытается убрать руки из-за головы, хотя так лежать определенно неудобно. Он принимает правила игры. Он принимает Роберта. Он - не Том, который пытается забить одну боль другой. Который настолько не хочет признавать очевидное, что создает для себя совершенно другое очевидное. Он - признает. Он знает, что чувствует. Это странно, остро, больно и до слез просто. И сейчас ему нужна эта близость. Необходима. И когда Роберт раздевает его во второй за сегодня раз, Себастьян воспринимает это как производственную необходимость. Ему немного жаль, что руки нужно держать так, как положил Роберт. Его хочется обнять. Себастьян чувствует себя виноватым - он фактически использует Роберта сейчас. И в очередной раз отвечая на поцелуй, подается вперед всем телом - чтобы быть ближе. Хотя бы так. Крис впечатывает его спиной в дерево. Отпустить - нереально. Невозможно. Даже на секунду оторваться. От его запаха, его близости сносит башню, а Том неожиданно хватает за руки - сжимает чуть выше локтей, сжимает сильно, до боли, но Крис счастлив, что чувствует эту боль. И отрывается от губ только затем, чтобы покрыть поцелуями шею. Расстегивает верхние пуговицы на рубашке, чтобы добраться до ключиц, и Том тихо, лихорадочно шепчет его имя, отпуская одну руку и запуская длинные пальцы в волосы. И в третий раз прошептав “Крис”, неожиданно резко командует: - Остановись! И дергает его за волосы, отстраняя. Крис выпрямляется, смотрит в глаза. Том тяжело дышит, и даже во мраке, разреженном светом фонарей, виден пылающий на щеках румянец. Взгляд - острее бритвы. А в глазах - слезы. И Крис подается вперед, целует глаза, щеки, губы. Это - Том. Его Том. - Если кто-то увидит… - сбивчиво шепчет Том. - …пусть подаст на нас в суд, - выдыхает ему в ухо Крис и вновь впечатывает в дерево, прижимаясь всем телом. Слышит, как Том судорожно вдыхает и задерживает дыхание. Чувствует его под собой. Отстраняется на миг, чтобы посмотреть в глаза. Только чтобы посмотреть в глаза. И Том выдерживает пылающий взгляд. А потом чуть улыбается, совсем не так, как обычно - нежно, устало, светло. Спрашивает сорванным шепотом: - Как тебе это удается? - Что? - улыбается Крис. - Быть таким, - отвечает Том. Закрывает глаза и подается вперед. И в этом жесте столько доверия, что невозможно не схватить его лицо в ладони, не прижаться губами к губам. Том целуется так, как надо. Вот абсолютно так, как надо Крису. Идеально. Он помнил, но не был уверен, не дофантазировал ли он этот момент. У него, блядь, жена целуется не так хорошо! Время застывает. Воздух становится сладким, нежным. Воздух пахнет Томом. Воздух заполняется Томом. И вдруг Том отталкивает слегка и пытается резко соскользнуть вниз. Пытается - Крис удерживает его и вновь заглядывает в затуманенные уже глаза. - Позволь мне… - шепчет Том. В голову приходят идиотские аргументы типа: “Ты не понимаешь, от чего отказываешься“ или “Я знаешь, как за это время натренировался”, но Том сдерживает аргументы, а дурацкий нервный смешок превращается в судорожный вздох, когда Крис сам, в третий раз впечатав его спиной в дерево, падает перед ним на колени. - Ебанулся!? - шипит Том возмущенно - ему почему-то кажется, что такой поворот ситуации крайне нелогичен, - но Крис не слушает и внаглую расстегивает его штаны. Крис не отвечает. Он предпочитает действовать. Тем более, что чувствует, а теперь и видит - Том готов. Он не берет в рот сразу. Сначала осторожно касается губами, целует, и Том вздрагивает, дергается всем телом и подается вперед. Крис сжимает его бедра руками, удерживает. Том - чувствительный и нетерпеливый. Крис знает это. Он знает Тома. Знает его тело. Знает, что ему нравится. И как ему нравится. У них странная связь на подсознательном и телесном уровне. Иначе объяснить свои внезапно проявившиеся познания в нюансах либидо Тома, Крис не может. Но точно знает - сейчас нужно поднять взгляд. Том смотрит как-то… недоверчиво. Будто не может поверить в то, что происходит. Недоверчиво и растерянно. Миг - и Крис подается вперед, обхватывая губами его член, а Том, качнувшись ему навстречу, тихо коротко стонет, будто от неожиданной боли, хватается одной рукой за ветку над головой, второй - цепляется за волосы Криса. Поднимает взгляд - перед ним все плывет - и отстраненно думает, что из ближайших кустов скоро должен выпрыгнуть Реннер. Успевает разозлиться на себя за то, что в такой момент думает о Реннере, но больше ничего не успевает - мысли исчезают. Растворяются в захлестнувшей волне мучительно тягучего удовольствия. “Быстрее”, - хочется просить у Криса. Но Том не просит. Только снова тихо стонет сквозь зубы. Роберт держит лицо Себастьяна так, чтоб смотреть прямо в глаза. Жесткий захват указательным и большим пальцами чуть ниже линии скул. Его взгляд - прямой, светлый - снова вспыхивает. Себастьян смотрит в глаза, прямо в глаза, но Роберт видит, чувствует - он не здесь. Не с ним. Его как будто не существует. Впрочем, зачем существовать, если можно играть? И зачем Робу настоящий Себастьян, пробуждающий неизвестные ранее эмоции внутри? Это просто секс. Никто никому ничего не должен. И не будет должен. “Это не по-настоящему”, - думает Роб, убедившись, что Себастьян не отведет взгляд, и отпуская - руки ему нужны, чтобы подготовиться. И подготовить его. Легкие привычные движения. Непривычный партнер. С которым все эти движения - обычная рутина - кажутся слишком суетливыми, неуместными, странными. Роберт сгибает его ноги в коленях, одну за другой забрасывает себе на плечи. Когда вводит палец, Себастьян закусывает губу, и видно, чувствуется, готов застонать, но договорились ведь - ни звука. - Хороший мальчик, - нежно шепчет Роберт и неожиданно, контрастно с этой нежностью, вставляет еще два пальца - резко и до упора. Себастьян дергается, глаза распахиваются шире, но он продолжает молчать. Роберту нравятся такие мальчики. И нравится с ними играть. Только вот сейчас он чувствует: долго играть не получится. С ним не хочется играть. Его хочется взять. Почувствовать, наконец. Прямо сейчас. Быть в нем. Желание, пульсируя, нарастает, достигает пика, концентрируется в куске плоти, и Роб снова выдавливает смазку на руку, на этот раз - чтоб обхватить собственный член. Судорожно облегченно вздыхает после нескольких движений и переводит чуть прояснившийся взгляд на мальчика. Тот молча ждет. - Помогай мне, - хрипло командует Роберт, - сделай себе хорошо. Себастьян неуверенно возвращает руки из-за головы. Одна из них - Роберт на миг зависает на этом зрелище - скользит по шее, по ключицам указательным пальцем, спускается к соскам, сжимает. Второй рукой - обхватывает член. Делает несколько движений. Легких, неуверенных, сбивчивых. Ему нужен ритм. И Роб задает ритм. Входит в него так же резко и неожиданно, и Себастьян, вновь дернувшись, все-таки тихо и коротко стонет сквозь сомкнутые губы. - Больно? - напряженно спрашивает Роберт, замерев. И понимает, что раньше никогда ни у кого ничего подобного не спрашивал. Себастьян чуть ухмыляется, берет его руку, подносит к губам и осторожно целует. “Да ты издеваешься!” - хочется возмутиться Роберту, потому что от этого жеста в глазах и вовсе темнеет, и тут не то что играть долго, тут и трахаться долго не выйдет. И дальше движется осторожно, ровно, неспешно. Смотрит в глаза - и Себастьян не отводит взгляда. Почему-то это очень важно, невероятно важно - видеть глаза. Подернутые пеленой вожделения, светлые, живые, вспыхивающие при каждом следующем движении. - Эй-эй! - Эванс придерживает барышню за волосы, и та замирает. - Вот так, детка, - шепчет Эванс и направляет ее рукой, задавая ритм. Вновь закрывает глаза. И представляет, что это не ее волосы сжимает сейчас в кулаке. И не она сейчас там, внизу. И не губы… Черт, губы! Он прогибается, хватает ее за волосы, останавливая и начинает трахать уже сам. Он уже давно не надеется, что наваждение пройдет. Особенно, учитывая, что оно ходит за ним по пятам. Он только, кончая, беззвучно шепчет его имя в потолок. Том стонет громче, и еще раз, и закусывает губу - чтобы звучало более глухо. Хемсворт не видит - слышит. Знает. Все, что касается Тома, он всегда знает. - Крис, - шепчет Том, - Крис, я больше не могу, Крис… Роберт вбивается все быстрее и сильнее. Он на пределе. Себастьян - тоже. Сорванное дыхание, резкие движения рукой, тихие стоны, больше похожие на всхлипы. Несмотря на то, что было сказано вести себя тихо. Себастьян не умеет тихо. И в самый последний миг - закрывает глаза. Сжимает губы изо всех сил. И Роберт убеждается: все невероятно важное в этом мальчике принадлежит не ему. И губы он сжал - чтоб имя не простонать. Не его имя. И глаза закрыл, чтоб все-таки увидеть - в последний момент. Ничего, думает Роберт. Все было не по-настоящему. И входит с размаху, на всю длину, кончая почти одновременно с ним. Себастьян взвывает - почти рычит - сквозь сжатые губы, и Роберт явственно слышит в этом рыке имя. Слишком популярное в их среде имя, чтобы понять, о ком именно думает мальчик. - Крис… - шепчет Том, когда подгибаются ноги, и падает в объятия Хемсворта. Тот обхватывает и прижимает к себе. Том дышит громко, сбито, часто. И пока он восстанавливает дыхание, Хемсворт задумчиво бормочет: - Странно, что Реннер не появился… - Самое время поговорить о Реннере, - злобно бормочет в плечо Том, пытается отстраниться, но Крис удерживает. И снова тихо смеется. - Пусти, - упрямо отталкивает Том. - Хрена с два, - шепчет Хемсворт и целует его волосы. - Больше не отпущу. - Зачем тебе это? - Роберт снова всматривается в него, одеваясь. - Не люблю быть должным, - ухмыляется Себастьян и натягивает футболку через голову. Он делает это так, что на душе теплеет. И щемит. Себастьян набрасывает кофту и идет к двери. Роберт тяжело вздыхает и неожиданно говорит в спину: - Третий этаж. - Что? - тот замирает на пороге, оглядывается через плечо. Роберт вздыхает еще раз, теперь - демонстративно. И даже закатывает глаза. - Третий этаж, - повторяет уже несколько раздраженно. - Пройдись по балконам. - А… - Давай! - подгоняет Роб. Себастьян задумчиво хмыкает и выходит. - Будешь должен, - усмехается Роберт ему вслед. Себастьян заворачивает за угол, решив что последней реплики он не расслышал. - Они же все там перетрахаются, - с тоской бормочет Реннер, помогая Скарлетт откупорить новую бутылку. Оба сидят на барной стойке, болтая в воздухе ногами, и любуются видом на океан. - Завидуешь? - уточняет она. - Или посмотреть хочешь? - Не-не-не, - вскидывает руки он. - Насмотрелся уже. И косится на нее. Единственное, на что он никогда, наверное, не насмотрится.