Темные стены

- Говоришь, все, что в советское время сделано, то на века? – Ехидно спросил Пруссия. - Ну...да, - Анна не понимала ход мыслей альбиноса. Вдруг Гильберт выхватил из рук девушки лопату и поставил ее вертикально. Черенок лопаты врезался в потолок. - Сейчас проверим, насколько это продлит нам жизни, - довольно сказал прусс. - Я всегда знала, что ты чокнутый. – Покачала головой Брагинская. – Как ты можешь быть таким веселым, если понимаешь, что нас скоро расплющит? Ты что, не боишься смерти? - Понимаешь, в отличии от таких, как ты, - Пруссия по-хозяйски закинул ногу на ногу. – Великий умирал не раз и уже смирился с этой участью. Да, каждый раз страшно умирать, но что поделать? Жизнь – штука странная, а смерть – отвратительная. - Мне бы твой оптимизм, - всхлипнула Анна, по ее щекам текли слезы. – Я всегда тебе завидовала. - А кто не завидует Великому? – Улыбнулся альбинос, стараясь не подавать виду, что удивлен таким заявлением. - Ты всегда был смелым, упрямым, позитивным, - перечисляла русская. – Я хочу, как ты... - Что, как я? – Не понял прусс. И правда, что? Как он, быть гордым воином и отстаивать свое достоинство до последнего? Как он, быть гордым и своенравным? А может... Анна крепко прижалась к Пруссии, утыкаясь в плечо. - Хочу жить, как ты, - тихо прошептала она. - Что? – Гильберт был поражен действиями и словами Брагинской. - Ты понимаешь, что сейчас не подходящее время, чтобы думать о том, кому подражать, не так ли? - А что делать-то? – Тяжелый ком слез застрял в горле девушки. - Знаешь, - прусс чуть отстранил от себя русскую. – Когда я еще был Тевтонским орденом, перед крестовыми походами мы всегда молились. Вот и ты помолись, чтобы тебя не постигла моя участь. - Нет, - на этот раз Анна была серьезной. – Я решила. Я хочу быть, как ты; хочу жить, как ты, хочу умереть, как ты! Последняя фраза поразила прусса. Что-что, а такого он никак не ожидал от сестры России. «Что на нее нашло? Это у нее паника или она прикалывается?» - Что же, - Гильберт прижал девушку к груди. – Раз хочешь, как я, умереть, то заткнись и жди. Молчание. Мрачное, холодное, но почему-то такое легкое. Слышно лишь стук сердца да вибрацию стен. Но в какой-то момент оно было прервано ехидным смешком: - Смотри-ка, уже век прошел. Анна обернулась. Рукоять ее лопаты из-за давления стала раскалываться множеством трещин. В глазах снова появился испуг. - Страшно? – Оскалился Пруссия. - Н-нет. Ты рядом, и мне не страшно, - ответила Брагинская. - Ага. Если помирать, то только вдвоем и со злейшим врагом, - сделал иронический вывод Бальдшмит. Яркое сияние ослепило их. Вибрация увеличилась, места стало совсем мало, поэтому Анна оказалась полностью на руках прусса. Как только глаза привыкли к яркой вспышке, парень снова засмеялся: - Надо же. Кто-то целый год был послушной девочкой, и Санта решил подарить ей подарочек в виде жизни. Вот халявщик. Нет, чтобы куклу подарить. - Почему я? – Русская давно поняла задумку Пруссии. – Ты же тоже хочешь жить! Ты же страна! Ты обязан жить! - Вот именно. Я – страна. Я – Великий. Я уже не раз умирал и уверен, что это предстоит мне еще много и много раз. И, как сказал бы Артур: «Дамы вперед». Пруссия последний раз впился в губы девушки поцелуем. Брагинская лишь вцепилась в рубашку парня, показывая, что она никуда не уйдет от него. Но тевтонский рыцарь всегда был сильнее. Всего лишь несильный толчок в грудь - и девушке уже не страшна гибель от темной камеры. - Эй, погодь! – Гилберт хватает готовую поломаться на части лопату русской и кидает ее в белую пустоту. - Вещи свои не забудь! Из-за отсутствия преграды потолок опускается быстро и очень низко. Не успевший пригнуться прусс, чувствует, как ломается его позвоночник, но не издает ни звука. Он – рыцарь. Он – Великий. И плакать из-за сломанных костей для него позор. Он решил принять смерть и должен принять ее достойно...