Добро пожаловать в Sторибрук.

Через несколько дней моей санитаркой назначается Мэри-Маргарет. Я полагаю, что инициатором стала она сама. Это и прекрасно, ничего против не имею. За несколько дней мы успели перекинуться всего парой слов, но возможно, что теперь сблизимся. Ведь нет сомнений, что даже этой пары слов хватило, чтобы неведомое притяжение начало сближать нас. С нетерпением жду, когда она придёт. Пока Мэри-Маргарет нет, вспоминаю о Генри. Он пытался со мной заговорить в коридорах, но меня «спас» Джефферсон. Этот идиот придавил меня в углу, но хоть не стал приставать – потребовал, чтобы я пробудила всех. Пробудила от проклятия, от галлюциногенного сна. И он верит в сказки. Это эпидемия? Приходит Мэри-Маргарет. На ней кремовое платье в белый горошек, но оно становится блеклым на фоне её чёрных волос и ярких от природы губ. Эта красота слишком неземная, слишком прекрасная для того, чтобы быть здесь. Неизвестно почему, но я нахожу в ней что-то похожее на себя. Удивительно. Она, улыбаясь, протягивает корзинку с фруктами и садится на край кровати. Я не сдерживаюсь и, резким движением снимая скальп с банана, чуть ли не всего его засовываю в рот. – Прости, что не такой уж основательный обед. Я хотела принести тебе что-то домашнее, но сегодня у меня была смена. – она широко зевнула. – В следующий раз буду дома и наготовлю тебе вкусностей. Я и Генри иногда что-нибудь приношу. Люблю печь, готовить. Что ещё делать?.. Девушка нежно улыбается как-то по-матерински. Никогда бы не подумала, что Мэри-Маргарет ещё и готовит. С чего-то верю на слово, что делает она это безупречно. – Ё рано аипо, – жуя, сказала я. Санитарки пришлось подождать, пока я не проглочу банан и не скажу что-то более внятное. – Всё равно большое спасибо, я скучала по вкусному. Кстати, можно вопрос? Мэри-Маргарет кивает в ответ, пододвигая ко мне пакетик с сушенными яблоками. Скоро уже пакетик начинает шуршать, а слюна наполнять мой рот. По собеседнице видно, что она не против беседы, даже наоборот – с энтузиазмом ждёт, когда я дожую и приступлю к расспросам. – Кто заведует этим местом? Как-то странно, что об этом я, как пациент, ничего не знаю. И врача не знаю. Что за чертовщина? – Твой врач – Арчи Хоппер. А заведует здесь всем загадочный мистер Голд. – говорит она таинственным голосом. Слова про мистера Хоппера влетают в одно ухо и вылетают через другое. Это неинтересно, а вот слова про Голда вызывают неподдельный интерес во мне. Приходится отложить сушенные яблоки в сторону. – Загадочный? Я почему-то не удивлена. – Именно, что загадочный. О нём даже работники не все знают, чего о пациентах говорить? – девушка горько усмехается. – Поговаривают, он имел отношение к Реджине, а появился здесь внезапно. Благодаря ей. Слухи нелогичны, на то они ведь и слухи. Всё и все здесь принадлежат исключительно ему. Все. Сдаётся мне, в это число входят и пациенты. А значит, что я – собственность загадочного Голда. Не особо приятно, но я умело скрываю свои эмоции, решив, что разузнаю об этом мужчине больше. Цель есть, и я непременно достигну её. И опять имя Реджины. Кто ещё связан с ней? – У него здесь есть особая подопечная. Белль. И у них есть история, насколько я знаю. Вообще, здесь все связаны друг с другом, – Мэри-Маргарет задумчиво рисует пальцем на покрывале узоры, – Уж не знаю, что с Белль, но она находится в отделении особенно больных. Туда и не всех санитаров пускают. – Кто там ещё есть? – заинтересованно спрашиваю я. С каких пор мне интересны такие вещи – неизвестно. Но любая информация может пригодиться. Нет сомнений. – Джефферсон, – закатив глаза, отвечает Мэри-Маргарет. – Он постоянно сбегает оттуда. Бредить тобою начал с недавнего времени. Говорит, что ты пробудишь здесь всех ото сна. Ты не обращай внимания, парень он хороший. Жаль, что тронутый. Я молчала. Слова девушки совершенно не удивляют меня. Почему-то кажется, что все действительно пребывают во состоянии затяжной комы. Или мы – обитатели какого-то странного сна. Стоит спящему проснуться, и все мы исчезнем. Санитарка, между тем, с грустью продолжает: – Эшли – галлюцинации, приведшие к суициду её сводных сестёр. Её мачеха где-то здесь, со всеми остальными, но Эшли среди конкретно двинутых; Руби – съела своего жениха, воображая себя волком из Красной Шапочки. Каждую ночь она требует разрезать свой живот, где, как она думает, ее жених, – Мэри-Маргарет сглатывает скопившийся в горле ком. – Доктор Вейл – бывший врач. Неведомая психическая зараза затронула и его. Он пытался оживить брата, засунув в рот его трупа оголённый провод. На глазах у многих. Ужасно. Куски мяса, я уверена, до сих пор в щелях стен прячутся. Девушка склоняет голову и перестаёт рисовать узоры. Каждое имя и каждая маленькая история заставляет её страдать. Мне бы стоило постыдиться, что я не отговариваю от продолжения. Одновременно жутко, мерзко и интересно. – Ещё Грэм был, у него симптомы похожи на Джефферсона. У него случился сердечный приступ незадолго до твоего появления, через пару месяцев после кончины Реджины; Ещё Дэвид Нолан, но так как он в коме, его держат в реанимации. Я дежурю там иногда... Этих несчастных большинство работников даже в лица не знают. Такие вот страсти. Она склоняет голову. Видно, что этот короткий рассказ потребовал от неё много сил. У меня аппетита теперь – ноль. Я по горло сыта полученной информацией и, надо сказать, мало приятного в ней. Куда я попала? Да и упоминание о Дэвиде делает мою знакомую ещё более грустной. Готова поспорить теперь, что Генри прав. Отчасти. Мэри-Маргарет собирается уходить, и я много раз благодарю ее за вкусности. Мне приходится приложить усилия, чтобы не напоминать об истории, да и сама санитарка не горит желанием говорить снова на неприятную тему. Она не хочет при мне расстраиваться и скрывается за дверью. Её шаги доносятся недолго, прежде чем решаю снова выбраться из палаты. Слова о том, что не все работники видели в лицо пациентов сидят в голове. Я, в конце концов, буду идти на таран, а уж чем закончится – плевать. Всё равно я здесь надолго, так уж лучше сразу запятнаю свою репутацию. Я быстро выхожу из комнаты и вдалеке вижу Генри. Он меня не замечает, общаясь с кем-то из пациентов. И то хорошо, сейчас только его не хватает, эта операция исключительно моя. Пусть будет «Кобра». Подобно змее, я проникну в узкую щель отделения особо больных. Убью своим ядом всех тех, кто решится помешать. В итоге линолеум под босыми ногами сменяет холодный камень, и чем дальше я иду, тем слабее сияет свет ламп. Вокруг становится холоднее. Лишь бы не простудиться, простуда для меня никогда не была в числе любимых болезней. Лампы мигают, стены начинают приобретать зелёный оттенок. По обеим сторонам от меня – открытые двери пустых палат. Там совсем темень, но успокаивает то, что они пусты. Хотя кажется, что в любую секунду где-нибудь может выглянуть мальчик с мраморной кожей, который позовёт меня играть. Здесь слишком пусто, слишком тихо. Насколько я далеко ушла? Почему мне до си пор никто не попался? – Что ты здесь делаешь? – из неоткуда возникает грузный санитар в белом. Испугавшись, прислоняюсь к стене. В темноте его лицо невозможно разглядеть, надеюсь, что моё – тоже. – Я ищу дорогу обратно, – неожиданно выпаливаю. А что? Вдруг он не знает всех пациентов в лицо? Пусть и он будет в числе таковых, даже если и сможет разглядеть меня, что, конечно, маловероятно. – Вы меня отведёте домой? Пожалуйста. Стараюсь широко улыбнуться, чтобы вид мой не соответствовал ситуации. Так ли вообще должны вести себя двинутые? Увы, но возможности разузнать о поведении таковых не было. Только импровизация сможет спасти. Во взгляде санитара виднеется тень сомнения, но в итоге он рявкает: – Имя. Наступает тихая пауза. Недолгая, но этого вполне достаточно, чтобы его сомнение усилилось. – Белль, – вырывается у меня. Почему не Эшли или Руби? Мне конец. Не успеваю оглянуться, не успеваю ничего сказать более, как меня грубо хватают за кисти рук и тащат куда-то далеко. – Мистер Голд будет недоволен, – говорит мужчина. – Кто тебя вообще пустил? – Меня пустили погулять до библиотеки. Я хотела почитать. От страха немеет лицо, ноги становятся ватными. Очень необычное ощущение, а ведь я раньше рвалась в бой, не испытывая и намёка на ужас. Психическая лечебница оказалась страшнее именитых должников. Кусая щёки, я не чувствую ни боли, ни вкуса крови, которая тут же хлынула на язык. Разум старается сохранить спокойствие, в то время как тело пробирают конвульсии. Руки пытаются вырваться из оков, но всё тщетно. Я слишком слаба, чтобы оказать сопротивление. Разносится негромкий хохот. Он заставляет биться отчаяннее, но в итоге сдаюсь. Кисти рук мертво свисают. Ещё немного, и они отлетят. В коридоре, по которому мы шли, было совсем темно. Если кто попытается узнать во мне Белль – фигу. Надеюсь, что и тащащий меня санитар ненадолго запомнит лицо Эммы Свон, если вообще смог это сделать раньше. Следующий минуты прошли незаметно, тоже в темноте. Меня просто кинули в комнату. По-тихому, без всякой шумихи. И то хорошо, чем меньше внимания, тем лучше, пожалуй. Что теперь будет? Если Голд решит навестить свою особую, то точно мне несдобровать. Нужно выбраться. Как?! В комнате темно, и я руками нащупываю, как показалось, стул. Сажусь на него и чуть проваливаюсь вниз. Что за дела? Луч слабого солнечного света проникает через дырку в закрашенном черной краской окне. Вот дура, нужно было придумать что-то другое. – Кто ты? – спрашивет милый голосок из темноты. Добрый такой, дрожащий. Невинный, аж мурашками покрывается спина. – Эмм... Белль. – напрягаюсь, как струна. К чему готовиться?! – Нет, это я Белль. – говорит девушка в ответ. В голосе осуждение. – Мне говорят, что я Белль. Но кто я? И тут я вижу её: она подходит к тому лучику, и слабый свет озаряет красивое, но чересчур изнеможённое лицо. Это девушка лет двадцати пяти. На ней старые лохмотья, однако она похожа на принцессу. Локоны грязных волос закрывают грудь. Смотрится странно. «Белль. Красавица», – говорит внутренний голос. Становится ещё более жутко. Я легко читаю недоверие в ее глазах. Что делать? Признаться... соврать... смешать. – Меня зовут Эмма. И кажется, что мне нужна твоя помощь.