Замена судеб

На следующий день я наконец-то выздоровел. Во всяком случае так сказала Пестролапка после беглого осмотра. А потом меня тщательно осмотрела Щебратая и решила оставить на больничном ещё пару дней. И пока кошки увлеченно спорили, я по-быстрому выскользнул из палатки на главную поляну. Я тут же заметил изменения в лагере. Пока я болел, появились заболевшие Зеленым Кашлем, бедняжек я ещё вчера видел. Но то, как это событие повлияло на обстановку в племени, я заметил только сейчас. На поляне был запах беды. Коты вяло что—то обсуждали, как будто выдавливая из себя слова. Некоторые вяло шатались по лагерю, некоторые шли охотиться. Как будто я попал в другое место, где нет места радости. Мелкими шагами я подошел к куче с добычей. Во время болезни я ничего не ел и, как воин был обузой. Нельзя этого так оставлять. Выбрав аппетитную мышь, я пошел на половину воителей, где и управился с вкусным завтраком. — Я смотрю, ты выздоровел. — Раздался надо мной суровый голос. Мне не надо было поднимать головы, чтобы понять кто передо мной. Коготь. — Да. Пестролапка сказала, что я здоров. — Мой голос прозвучал уверенно, хотя сердце бешено билось. Если Коготь узнает о решении Щебратой, то... ничего не случится. Наорёт и всё. — Раз ты уже здоров, — его глаза сузились, придав ему сходство со змеей, — ты возглавишь сегодняшний патруль. — Я с удивлением посмотрел на глашатая. Это что, проверка? Или он поиздеваться решил? Но вслух спросил совсем другое. — А кто пойдёт со мной? — Он ответил не задумываясь. — Частокол и Дымок. — Нет, он точно моей смерти хочет. Сделать меня главным в патруле, меня, который только—только выздоровел, да ещё вместе с бывшим наставником и ровесником, по совместительству – главной занозой в лапе... — Ладно. — Приехали, называется. Я не могу даже нормально возразить. А глаза Когтя превратились в едва заметные щелочки... — Постарайся обойтись без приключений. — По спине прошел мороз. Неужели он знает о моей встрече с Серебрянкой? Нет, тогда бы он и про Крутобока узнал. А если бы это произошло, то ему бы не поздоровилось. Но он же хочет убить меня с Огнегривом. Или всех троих?.. Пока я размышлял, Коготь пошел командовать дальше. Я с грустью вздохнул. И как мне прикажете разбираться в этом? Но тут из палатки воителей вышел Частокол, и я вспомнил про свои обязанности, помимо горе—детектива. Встав, я поспешил подойти к нему. — Частокол, — воин одарил меня холодным взглядом, — Коготь приказал мне возглавить патруль. Сказал взять тебя и Дымка. — Хорошо. — Аллилуйя! А я готовился к гневной речи. — Подожди, я схожу за Дымком. — И не дожидаясь моей реакции пошел к палатке оруженосцев. И почти сразу же вернулся в сопровождении Дымка. К счастью тот был слишком сонный, чтобы возмущаться моей компании. Посмотрев на палатку целителей, я убедился, что про меня благополучно забыли. Ну, или они до сих пор спорят. Кошки – такие кошки. Половина патруля прошла на удивление спокойно. То ли все действительно так хорошо, то ли все еще сонные. Я больше склоняюсь ко второму. Пока я шел впереди с Частоколом, занимаясь пустой болтовнёй, Дымок шел сзади и спал на ходу. Нечего сказать, просто идеальный патруль. Периодически я принюхивался, а Частокол внимательно слушал мой вывод. Он знал, что моё чутьё чуть острее обычного. Хотя на самом деле я до сих пор не привык к этому. Но это спокойное шествие прервал звук приближающийся машины. Мы хотели спрятаться в кустах, но какое—то чувство заставило меня принюхаться. Пепелюшка. И она приближалась. Что эта дурочка тут забыла? Я попытался понять где окажется серая ученица. Но когда передо мной пронеслась серая тень я понял, что её надо ловить. По другому она не поймёт. Я побежал за ней. Она не понимает, куда бежит? И где Огнегрив? Почему он отправил её сюда? Ответов не было. Была прилагающаяся дорога, и Пепелюшка, которую никак не удавалось догнать. — Стой! — Но мой крик утонул в шуме приближавшейся машины. И судя по всему, у меня есть несколько секунд на спасение глупышки. Сделав рывок вперёд я прыгнул на спину ученицы, повалив её на обочину. — Пригни ноги! — Это было единственное, что я успел закричать на её ухо. Я даже не заметил того, что назвал лапы ногами. Я даже не успел отшвырнуть её подальше, отодвинуть, лишь бы спасти её. Не успел. Зажмурившись, я попытался лапами прижать её к себе, чтобы укрыть своим телом и принять удар на себя. А потом был шум. Оглушительный звук поверг меня в шок, лишив способности соображать. И запах, эта адская вонь машины. Он длился миг, но мне казался целым веком. Забыв как дышать, я ещё сильнее прижал Пепелюшку, буквально вцепился в неё в надежде спасти. Я не мог позволить ещё кому—то умереть на моих глазах. Наконец—то этот миг кончился. Машина уехала. Я так и остался лежать, не выпуская из лап Пепелюшку. Я боялся посмотреть на неё. Боялся, что сжимаю труп. Но постепенно я стал приходить в себя. И... И первое что я почувствовал – была боль. Сумасшедшее чувство исходило от кончика хвоста. От бывшего кончика хвоста. Но тогда мне казалось, что мне его с корнем вырвали. Я тихо зашипел и инстинктивно выпустил когти. — Ой. — Этот короткий звук заставил меня с надеждой опустить взгляд. На меня смотрели большие от шока глаза. Я тихо вздохнул. Она жива. Но боль быстро пересилила все радостные чувства. Я тихо зашипел, стараясь не завыть. Глядеть на хвост мне не хотелось. — Пепелюшка! — Раздался издалека голос Огнегрива. Ох, вот и наставник объявился! Сейчас он у меня получит... — Что она там делает? — Коготь? Он тут какими судьбами? — Коготь! — Частокол? — Быстрее, сюда! — Там Пепелюшка и Острый! — Дымок? Ах, точно, я же патруль возглавляю. — Дымок, сбегай в лагерь, позови целительницу. — Быстро раскомандовался Коготь. Дымок тут же помчался выполнять поручение. — Пепелюшка! Острый! — Огнегрив подбежал к нам. — Вы живы? — У меня не было сил ответить. Я боялся, что завою на полуслове. Зато Пепелюшка этого не боялась. — Огнегрив! — Ученица вылезла из моих лап. — Там Острый! Он!.. — Тут я собрал оставшиеся силы и, громко шипя, попытался встать. Но в итоге получилось сесть. — Острый! Тебе лучше полежать, пока Щебратая не придет. — Заботливый друг, ничего не скажешь. А если ещё одна машина проедет? — Ты совсем мышеголовый? А если ещё чудовище появится? Острый, быстро отошел на обочину! — Частокол. Я всё—таки не решился посмотреть на остаток хвоста. С трудом встав, я сделал пару шагов. И почувствовал, как горе—кончик хвоста волочится по асфальту за мной. Появилась новая боль, от которой я тихо завыл. А когда надо было спускаться, задние лапы подогнулись, и я с громким «Ау!» упал. Дальнейшее было как в тумане. Кажется я даже заснул. А может и нет. Но я точно помню голос. Голос в тумане, который я не забуду. Что ты наделал?.. *** Очнулся я уже в палатке целительницы. И сразу же посмотрел на хвост. Он был немного меньше и обмотан паутиной. Кончик до сих пор болел, но это была тупая пульсирующая боль. Терпимо. — Острый. — Я обернулся на голос. Это была Пестролапка, которая сидела рядом, и возле её ног лежал листок. А на нём маковые зерна. Я быстро потянулся к ним и съел. — Как ты? — Нормально. Голова гудит... Что произошло? — Она вздохнула. — Когда в лагерь примчался Дымок, Щебратая ухаживала за больными, и идти пришлось мне. Я взяла всё необходимое и пошла за Дымком. Он привел меня к Гремящей Тропе. Возле неё лежал ты. Возле тебя стоял Коготь и Частокол... — А где была Пепелюшка и Огнегрив? — спросил я. — Они стояли в стороне. Пепелюшка была в шоке, и я накормила её маковыми семенами. Ему пришлось отвести её в лагерь и ждать нас. — Мне хотелось спросить что она там делала, но вначале... — Пепелюшка в порядке? — Пестролапка кивнула. — В полном. Ты спас её. Без тебя бы она... — Наступило тишина. Я смутился. — Я сделал то, что должен был сделать. — Не мог же я ей сказать, что сделал это для себя. Не смог бы вынести своей бесполезности. Какой смысл в моих поступках, если в душе я эгоист? — Твой хвост. — Она поникла. — Кончик был... Раздроблен. Он не... Он... — Ещё чуть—чуть и Пестролапка заплакала бы. — Да ладно тебе, я сам виноват. — Поспешил успокоить её я. — Хвост не убрал, мышеголовый такой. — А ведь и «лапы» у меня «ногами» оказались... — Ты молодец. Из тебя получится хорошая целительница. — Она как будто ещё больше погрустнела. Во взгляде хоть и была благодарность, но её затуманила печаль. — Наверное, ты прав... — Я поспешил сменить тему. — А где сейчас Огнегрив? — На главной поляне. Кажется, сейчас там обсуждают поход в Речное племя... — Что?! — Я вскочил как ошпаренный. Речное племя? Поход? Какого? Пестролапка от такого моего поведения ошалела. — Река замерзла, вот и решили использовать этот шанс... Ты чего? — Если вспомнить разговор Серебрянки и Огнегрива, то у Реки не хватает добычи. Но запах чужака — запах Серебрянки! Река не воровала добычу! Надо!.. Что надо? Сказать племени, что, мол, волноваться нечего, добычу у нас не воруют, просто Крутобок влюбился в чужую воительницу, беспокоиться не о чем! Да это предательство. А Речные коты? Они же не виноваты. А Крутобок? Какого ему сейчас? — Я скоро буду. — Я хотел добраться до Огнегрива, но не смог сделать и пару шагов. Ноги подогнулись, и я упал. На всё это смотрела ошарашенная Пестролапка. —Второй раз ты вот так вот пытаешься убежать, — она с ностальгией вздохнула. — И правда... — Если вспомнить, то я устроил ей не хилый концерт. А потом прибежал Крутобок. И Горелый устроил мне экскурсию по лагерю. И привели домашнего неумёху. Три месяца, а всё настолько поменялось. — И всё же... Мне очень нужно поговорить с Огнегривом. — Я еле—еле встал. — Это очень срочно. — День. — Прозвучал её уверенный голос. — А? — Не понял я. — Ещё день тебе нельзя выходить из палатки. Ложись, я принесу поесть. — И, толкнув меня, вышла. Толчок повалил меня на мох. Я попытался ещё раз встать, но почему—то завалился на спину. Голова кружилась. Хотелось спать. И как только я смирился с этим... — Острый! — В палатку будто ураган, залетел Крутобок. — Ты в порядке? — В полном. —Довольно проурчал я и сел. Он с беспокойством смотрел на меня. — Но... Ты же... — я вздохнул. —Ай, хватит об этом. — Оборвал бессмысленный разговор я. — Ты лучше скажи: что племя с ума посходило? — Крутобок сразу поник. — Река замерзла. Они хотят идти в Речное племя... Они думают, что они воровали у нас добычу. Но... Это же... — От волнения он не знал что сказать. — Я понимаю. — Я хотел утешительно дотронуться до него кончиком хвоста, но с непривычки промазал. Хвост с размаху упал на пол, и кончик заболел с новой силой. Я прикусил язык, но не издал ни звука. Крутобок с печальной благодарностью посмотрел на меня. — Спасибо. Я... Пойду, — сказал он неуверенным голосом. — Собираешься предупредить её? — Его взгляд потемнел. Он ничего не сказал и вышел из палатки. Я хотел пойти за ним, уже сделал несколько шагов к выходу... И тут в него вошла Пестролапка. Во рту она держала мышь. — Ты хто, выхти... — Я быстро выхватил мышь и благодарно кивнул головой. — Я ха мыхью хол. — Она недоверчиво на меня посмотрела. — Смотри мне. — И пошла в кладовую. Я вздохнул. День обещает быть веселым.