Замена судеб

Звёзды... Вот смотрю я на вас, и не понимаю. Вы, мои предки, ответьте — разве вы не всесильны? Разве вы не должны защищать нас? Оберегать от зла? Следить, словно королева за котёнком? Вы же высшие существа. Или вам плевать? Конечно, куда нам до вас. Для вас же наша жизнь — миг. Умрёт кот, два, а вы и не заметите. Цирк, да и только. Это должно быть весело — смотреть, как жалкие существа пытаются выжить. Отвоевать для себя хоть день спокойной жизни. Все эти слезы, смех, боль, радость, отчаяние — они же для вас ничего не значат? Вы же и думать о помощи не хотите. Сидите там и наслаждайтесь славой. В вас же коты, глупые, верят. Просят там о чём—то, вот же жалкие? А вы и не помогли ни разу. Не хотите. Или не можете? Правильно? Придумали легенду о величии, а сами—то ничего не могут. Слышали? Никакие вы не великие. Вы жалкие, просто жалкие! Я вас ненавижу, Звёзды. И никогда не любил. Будьте вы прокляты. С утра я проснулся рано, часов в шесть. Впрочем, в последнее время это вошло в привычку. Ещё в полудреме я начал собираться. Тихо, стараясь не разбудить Лиз, которая крепко спала на своей кровати. Выйдя из комнаты, я невольно обратил внимание на своё отражение в зеркале. За последние две недели мои волосы, которые из—за моей «любви» к расческам и так не отличались опрятностью, спутались ещё больше, и теперь грязными клоками торчали в разные стороны. Под уставшими глазами, из—за недосыпания, появились синяки. Одежда, хоть и была моего размера, стала просторней. Сказывалось недоедание. ...так мне и надо... Оторвавшись от зеркала, я обулся, и, стараясь как можно тише закрыть дверь, вышел на улицу. И хоть ещё не расцвело, а черные тучи предвещали дождь, но собачникам и спортсменам это не мешало. Мне же, жертве бессонницы, было глубоко плевать на погоду и время суток. Зевнув, я пошел уже по знакомому маршруту. У меня было четыре часа на дорогу, которая занимала пятнадцать минут. Я даже не понимал — зачем мне это? Я просто шел. Без мыслей, без чувств, без цели. А дойдя до больницы, я сел на лавочку и уснул. *** Меня разбудил шум проезжающей машины. Резко вскочив, я посмотрел на часы, которые висели у входа в больницу. Двенадцать часов. Хорошо поспал, ничего не скажешь. Потянувшись, я быстрым шагом вошел в больницу. Дежурная медсестра, уже не раз встречавшая меня, даже не подняла глаза. И так понятно, куда я иду. Пройдя в нужный мне коридор, я медленно зашагал по нему. Этот белый коридор напоминал туннель из какого-то фантастического фильма. Тогда он был темным, и герой боялся остаться в нём навсегда. Сражаясь с обществом, врагами, друзьями, и даже семьёй он почти добрался до света. Почти. Его лишили возможности идти, когда он был в метре от выхода. И всю свою оставшуюся жизнь он смотрел в темноте на свет. Печальный конец. Мне же не нужен был свет. Я понимал, что не достоин его достигнуть. Поравнявшись с нужной мне дверью, я остановился. — Привет. — Не уверенно начал я. Но, немного подождав, продолжил. — Вот, опять пришел. — И замолчал. Слова, которые, казалось бы, просятся наружу, почему—то застряли в горле. В груди будто бы появился ком. Ком чувств. Тишина длилась несколько минут. Ком рос. — Ты как там? — спросил я. Молчать уже не было сил. — Я в порядке. За тебя волнуюсь. — Слова сами появились. Жаль, что не те. Стараясь не сбить дыхания, я продолжил. — Знаешь, с того дня я места себе не нахожу. Всё думаю — а приди я раньше, всё бы так же обернулось? Будь я смелее, смог бы этого избежать? Наверное, нет. Я трус. Что сейчас, что тогда. Я всегда старался убежать от проблемы. Забыть. Сделать вид, что всё равно, и пустить проблему на самотек. Не хотел разбираться с этим. Я же не в Грозовом племени родился. Некоторые оруженосцы... Издевались. А я не давал сдачи. Я забил. Не хотел что-либо делать. Не хотел... ли? Я всегда говорил — устал сражаться за жизнь, если это принесет кому—то смерть. Но это лишь отговорочки. На самом деле я боялся. Боялся получить сдачи, боялся оказаться не правым. Ведь легче отстояться в стороне, верно? Зачем что—то доказывать, если это ничего не изменит?.. И что из этого вышло? Вначале я оказался в этом теле. По глупости на спор полез на дерево, и сорвался вместе с Двуногим. Испугался его, высоты... Опять боялся. Всё испортил. В этом теле я встретил тебя. Помнишь это? Тогда я ничего не знал о правилах приличия. Просто делал то, что в голову придет. А потом стал серьёзным. Насколько это возможно. Стал учиться. Узнавать об этом мире. Человек до меня — ещё тот фрукт. Спортом занимался, всю школу на ушах держал, сестра его любит... Одним словом, молодец. Наверняка он и в моём теле преуспел. Натренировал ту рохлю, которой я был, заслужил уважение... А вот мне повезло. Я уселся на готовых заслугах, и не хотел ничего делать. Встретил ребят... Нашел семью... Просто наслаждался жизнью. Помнишь, как я узнал о лесе? А что было потом? Сильно ли я волновался? Нет. Кажется, я даже был этому рад. Рад, что машины разрушат то, что я так ненавидел. Но потом появился он. Знаешь, я никому не говорил. Но он такой же. Такой же, как и я. Я даже видел его кота. Ну, из—за кота я его и встретил. Подумал тогда — надо же, котов понимаю. А потом выяснилось — они тоже телами махнулись. Знаешь, тогда я испугался. То, что я уже успел забрать себе, едва не досталось ему. Испугался, что придется драться. Ведь не знал, что он может выкинуть. Но зима прошла спокойно, и я расслабился. Дурак... Мне позвонили в тот день. Это был его голос. Тихий, искаженный помехами, как у робота, но его. Он предупредил меня, что... Что это случится. Посоветовал поторапливаться. А я... не успел. — Я вздохнул. Монолог, произнесенный на одном дыхании, опустошил меня. Все чувства, что таились во мне, вырвались наружу потоком слов. Будто в этих словах я оставил частичку себя. Но я так и не сказал того, что хотел. Того, за чем я сюда пришел. Подойдя ближе к двери, я положил на неё руку. — Клянусь ребятами, сестрой, и своей душой. Я отомщу за тебя. — Я попытался вложить в слова все те чувства, что невозможно передать никакими словами. То, чему объяснения нет. И всё же, это не то, зачем я пришел... —Кэт. С восьмым марта. И... С Днем Рождения. *** — О, Данил! — В этой палате, куда я зашел, и тут же сел на ближайший стул, меня уже ждали Том с Ником. Первый был в качестве пациента, и лежал на кровати. Его левая ладонь была полностью в гипсе. Врачи говорят, что через месяц выпишут. Но... Но играть на гитаре он уже не сможет. Честно сказать, мы были в шоке. Выступления Тома, первые места, будущий альбом... Всё оказалось напрасно. Один несчастный случай — и твоё будущие летит к чертям. Если бы я... — Данил, ты меня слушаешь? — Неожиданный окрик вывел меня из состояния транса. Оказывается, Ник, сидящий напротив меня, что—то говорил и ждал от меня ответа. Я смущенно улыбнулся. Из—за ситуации с Томом он переживал больше него. Всё эти две недели он каждый день, с десяти до часу, а после перерыва до двух, до шести вечера подбадривал Тома. В чем—то он винил себя. В чем—то мы в этой ситуации похожи. Оба пропускаем школу, препираемся с родителями (хотя это больше ко мне относится), но делаем по—своему. Только вот если я стал недосыпающим и угрюмым пофигистом, то Ник на каждую мелочь стал реагировать крайне остро. Словно пороховая бочка. — Прости, задумался... — Тот понимающе и грустно улыбнулся. — Как она? — Я с не меньшей грустью вздохнул. — А мне по чем знать? — Ник отвел взгляд. — Ясно... — И в палате повисла угрюмая тишина. Всех нас мучили далеко не радостные мысли. — Кстати, — не вынес первый атмосферы Том, — как там в школе дела? — Но это произвело обратный эффект. — Мы откуда знаем? — Спросил ещё более помрачневший Ник. — Мы же там почти не появляемся. — Окончил мысль я. После этого атмосфера стала мрачнее некуда. И разрядить её могли только они... — Может в карты? *** Уже через час мы сыграли пять партий в «Дурака». И хотя Том играл одной рукой, но не проиграл ни разу. Ник продул дважды. А я три. Играли на щелбан, так что ещё через пару партий на моём лбу могла бы красоваться большая шишка. Благо, что их ставил Ник, а не Том. Шестую партию, где я тоже стремился к проигрышу, прервали посторонним вмешательством. И вначале я хотел обрадоваться. А потом сзади раздалось: —Здравствуй, Том. Как ладонь? — Я сразу напрягся. От удивления карты едва не выпали. Медленно оборачиваясь, словно не желая принимать реальность, я уже понимал — этот день так просто меня не отпустит. Передо мной стоял Алек. Но кота при нем не оказалось. — Привет, Алек. — Поприветствовал прибывшего Том. Ник что—то пробурчал. Я же потерял дар речи. А он, заметив меня, ухмыльнулся. — Надо же, Данил... Не ожидал увидеть. Как компьютер? — Я понял, что если и дальше буду молчать, то попаду в очень неловкую ситуацию. — Нормально. — Хрипло прошептал я. Алек, ещё сильнее ухмыльнувшись, сел между мной и Ником. Но после этого сразу стал серьёзным. — Том. Как рука? — Тот напрягся. Вид его сразу стал... Грустным. — Врачи говорят, что через месяц снимут гипс... — Алек покачал головой. — Я не об этом. — Он сидел прямо и с очень важным видом. Будто осознавал свою значимость в этой ситуации. — Ты сможешь дальше играть на гитаре? — Том опустил голову. И думал. Я будто слышал, как его мысли с треском перестраиваются, пытаются найти наилучшее решение... — Врачи сказали — нет. — Вставил своё слово Ник. — Я не тебя спрашивал. — Даже не посмотрев на него, сказал Алек. Его непроницаемые глаза по—прежнему смотрели на Тома. — Том. — При упоминании своего имени он вздрогнул. Это было сказано тоном человека, который привык повелевать. Если бы я не знал, даже бы не подумал, что это кот... — Если ты не можешь играть — то и о карьере музыканта можно забыть. — Это прозвучало как приговор. Я с Ником, не веря в услышанное, в шоке смотрели на него. Лицо Тома исказила гримаса боли. Но на лице Алика не дрогнуло ни одного мускула. — Как так... — Прошептал Ник. Я с беспокойством посмотрел на него. Его кулаки были сжаты, он весь дрожал, и в любую минуту мог сорваться. Я уже хотел его остановить, но меня обогнали. — Всё в порядке. — Это был Том. Всё-таки у него потрясающая способность быстро приходить в себя. И теперь он с утешительной улыбкой смотрел на Ника. Будто это у него отняли будущее... — Он прав. — Том перевел взгляд на Алека. Теперь его глаза горели решимостью. — Я не согласен с тобой. — Алек слегка прищурил глаза. — То есть ты считаешь, что сможешь играть на гитаре с одной рукой? — Во взгляде Тома промелькнула грусть. Но её тут же заменила бесконечная решимость. — С гитарой мне придется покончить, но... Но есть же много других музыкальных инструментов! И не везде правая рука так важна, — с уверенностью сказал он. — И много ты знаешь таких инструментов? — поинтересовался Алек. — Да хоть барабаны... Или скрипка! Переучусь на левшу, и буду играть, — уверенно сказал Том. — На скрипке нынче далеко не уйдёшь. А в одиночку о барабанах и думать нечего. — Тут он о чем—то задумался, будто принимая важное решение. — Ты же когда—то играл на них в начальной школе. — Том немного удивился таким знанием своей биографии. — Ну... Да, — пробормотал он. — И много ты помнишь? — Алек хитро улыбнулся. — Да... — Тут он понял, на что намекает Алек. — Думаю, что за полгода я смогу научиться на них хорошо играть. — А группу найти сможешь? — Кажется, ради музыки Том мог достать звезду с неба. — Смогу. — Ещё несколько похожих на года минут они смотрели друг другу в глаза. Непроницаемый взгляд Алека, и полный решимости взгляд Тома. И чем больше они смотрели, тем больше росло напряжение. И когда мне казалось, что дальше некуда, Алек сдался. — Хорошо. — Мы облегченно вздохнули. — Даём тебе полгода. Если за это время ты ничего не добьёшься, то о карьере музыканта можешь забыть. — Этого не случится. — Уверенно заявил Том. Алек ответил ему задумчивым взглядом. — Как знаешь. — И тут произошло нечто. Будто кто—то дернул за невидимый рычаг. Алек повернулся ко мне. На его лице снова играла ухмылка, а глаза горели интересом. Будто это совсем другой человек. — Данил. Можно тебя на пару слов? — Я, словно под гипнозом, кивнул. Та непроницаемость, нет, бесчеловечность, которую он проявил в разговоре поразила меня. Кто же он?.. Я шел за ним до конца коридора. Потом, выйдя на улицу, мы молча пошли на задний двор больницы. В это время там даже персонал редко появляется. О том, что нас подслушают можно было не волноваться. — Что ж, — первым начал Алек, остановившись впереди меня, и повернув голову ко мне, — ты видел, как я общаюсь с Томом. Хоть по идее я подросток, но хорошо разбираюсь в талантах, легко нахожу подход к подросткам, и могу помочь «отцу». Он всегда хотел в приемники умного ребенка. — Зачем ты мне это говоришь? — Не выдержал я. А он посмотрел на меня так, словно это очевидные вещи. Бесит. — К тому, что в отличие от тебя я нашел себе применение в новом теле. А чего желаешь ты? — поинтересовался он. Бесит. — К чему это? — Он ухмыльнулся. — Мой хозяин — редкостный болван. Думаю, ты это заметил. Обмен я воспринял, как подарок, который ты просил у мамы за месяц до праздника. Хозяин же как был дурнем, так им и остался. Но вот я своего не упустил. А ты что? — продолжал спрашивать он. — В смысле? — Как же он меня бесит... — Что ты изменил в жизни хозяина? — Стоп. Он думает, что я — домашний? — Да то того дня с обменом я это тело и знать не знал. — Это прозвучало не громко, как должен говорить главный герой пафосного сериала. Скорее это была отговорка мальчика — на — побегушках. Как же бесит... И он, и моя слабость... Достало. Но факт, что я этому телу не домашний любимчик Алека удивил. — То есть ты... Бездомный? — с бескрайнем удивление спросил он. — Нет. Не важно. — Тот повёл плечом, мол, «как знаешь». — У меня есть вопрос получше. — Для устрашения я сделал один шаг в его направление. — Как ты связан с тем, что Том и Кэт избили? — Он посмотрел на меня пустым взглядом. — У тебя есть доказательства, что это сделал я? — Я отступил. Действительно, кроме меня разговор никто не слышал. — Нет... — неохотно признал я. — На нет и суда нет. — С этими словами он пошел прочь. — Постой! Ты только для этого меня сюда притащил? — Да. — Оборвал дальнейшие расспросы он. — Я узнал всё что хотел. Данил. Ты же хочешь узнать правду об этом случае. — Ответ не заставил себя ждать ни секунды. — Конечно. — Хоть он стоял ко мне спиной, я был уверен, что сейчас он ухмыляется. — Тогда докопайся до истины сам. — Он обернулся и посмотрел на меня. Я вздрогнул. В этом серьёзном взгляде был детский запал с любопытством. — Я с интересом буду наблюдать за тобой, соперник. — И, не сказав больше ни слова, скрылся за ближним зданием. Я тяжело дышал. Мысль о том, что я не убежал уже успокаивала. Но плохого было больше. Кажется, я, сам того не понимая, стал игрушкой Алека. Игрушкой, в игре, где о правилах не знает даже он. Или их просто нет.