Окурки

А разницы между нами - только пятно на твоей рубашке кровавое, да солома в волосах запуталась. Тонкими грязными пальцами сжимаешь прутья клетки намертво, приникаешь к решетке всем телом. И застоналось бы, завылось, голос срываючи, да ты только пьешь меня глазами: губы немо распахиваются, говорить потому что нечего. Веки рухнули вниз парчовой завесою, не сносить бы мне головы иначе. Не звеня даже - скрипя тяжело и ржаво - в широкую заскорузлую ладонь стражника ложится мошна, под завязку набитая золотом. Гнилые зубы скалит он в усмешке, но уходит, не посмев ослушаться приказа своего короля. И ключ, холодный, железный, пахнет болотом, водой стоялою, из ладони моей, от пота влажной, почти выскальзывает. И глаза у тебя запавшие, голодные, темные, а все равно в тебя как в себя смотрю. И столько боли там, столько страха и отчаяния, горечи лютой, дикой, что вот-вот волком обернешься, и тогда - и вправду выть. Цепляюсь за прутья, поверх рук твоих, только б согреть, только б узнать, что ты живой еще. Тянешься ко мне, как к воде никогда не тянутся, губы, соленые совсем, в кровь обкусанные, дрожат, ищут мои, соленые тоже, слезами залитые. Замок, тяжеленный, железный, падает в солому с глухим стуком. А у меня все слезы остановить не получается: ты их пальцами, губами ловишь, языком горячим, ресницами своими стираешь невесомо совсем, а в груди только сильнее тянет, ребра раздирая, наружу просясь, крик страшный. - Зачем... - выдыхается слабо. И взгляд твой волчий ответом мне: - За тебя. ...И пальцы сплетаются, и дыхание. И стонешь сдавленно, будто скулишь, ласкаешься, трешься... И смотришь все, смотришь. Будто напиться мною перед смертью хочешь. А перед нею ведь не надышишься. Вот и я сбитым вдохом-выдохом обнимаю тебя, глажу всего, принимаю всего, со всею болью, со всею нежностью, и тоже - смотрю, смотрю... И засыпаешь ты на моих коленях. И волосы влажные со лба убираю, не шевелясь почти. А разница между нами - пятно на рубашке кровавое, да солома в волосах - моя теперь. Ты спишь мирно - хорошо, что не заметил. Утро скоро совсем. Утром прощаться навсегда. Утром они придут - я их твоим волчьим взглядом встречу, твоими руками замаранными. Ты кричать будешь громко, надсадно, противиться. Они только плечами пожмут - обезумел от горя принц - и уведут тебя в покои парчовые, бархатные. Мне напиться предложат перед плахой - я чарку возьму и тебя в ней увижу. И не страшно будет умирать. А до соседнего города через пару дней вести дойдут: "То, что прежний король до мальчишек охочий был, это всем известно, - перескажет придворная прачка своей снохе, - А тут на пасынков своих глазок-то положил. Успел, видать, с одним чего сделать, второй же прирезал его четвертого дня. Так второму на другое же утро и - чик! - голову с плеч. В общем, королем у нас теперь первый, близнец его который."