Будь со мной, уходи

Не помнит. Он. Ничего. Не помнит. Конечно, врач сказал, что этот тип амнезии чаще всего носит временный характер. Чаще всего. Мысль, что Джон может никогда его не вспомнить, причиняет боль пострашнее того ранения, что он пережил несколько лет назад. «Да не волнуйтесь вы так, парень вообще в рубашке родился, чудо просто, что жив остался, а это, будем надеяться, пройдет». Слова врача, которые, по идее, должны утешить, наоборот, беспокоят. Нет, конечно, он готов благодарить всех богов, в которых не верит, за то, что Джон — жив. И относительно здоров. Дело не в этом. Когда он пытался разыскать его, он был готов ко всему: что Джон ему обрадуется, что будет равнодушен или враждебен. Но что он его просто не вспомнит — никогда. И теперь, когда ему позволили, наконец, зайти в палату, куда Ватсона перевели из реанимации, Шерлок не может открыть дверь уже пять минут. Он просто стоит за ней в белом халате, накинутом на плечи поверх пиджака, и не решается взяться за ручку и толкнуть ее. Он не знает, с кем сейчас встретится. Будет ли это тот Джон, вместе с которым они росли, или совсем другой человек? Размышления его прерывает медсестра, выходящая из палаты Джона. — Вам помочь, мистер? — Нет, нет спасибо. Он пропускает девушку и делает шаг внутрь, глубоко вздохнув, будто перед погружением на глубину. В палате тихо, царит полумрак, жалюзи плотно закрыты, свет неясный, приглушенный. Обычно в больницах светло, ловит себя на мысли Шерлок, но быстро находится: ведь пострадавшим с сотрясением мозга нужен полный покой, а помещение должно быть затемнено, чтобы избежать рези в глазах больного — неприятный «побочный эффект» подобной травмы. Вокруг постели Джона всевозможные медицинские приборы, которые призваны контролировать его состояние, пульс, давление… Все это создает едва уловимый шум, но в целом не напрягает. Здесь намного тише, чем в коридоре. А может быть, Шерлоку просто так кажется. Он видит Джона. Наконец-то он видит Джона, живого, невредимого (почти) и в сознании. Он лежит в больничной сорочке, от его рук к приборам тянутся несколько проводов, но все это Шерлок почти игнорирует. Его внимание сосредоточено на синих глазах друга. — Джон? — имя срывается с губ, как птица, наконец-то вырвавшаяся на волю. Сколько лет уже ни к кому так не обращался… — Да, это я. По крайней мере, меня все здесь зовут именно так, — родное лицо озаряется солнечной улыбкой. Несколько мгновений зеленые глаза смотрят в синие. Конечно, это он. Это Джон. Шерлок все эти годы помнил этот взгляд и тонул в этом океане. Умирая от невозможности взглянуть в них наяву. Это казалось невозможным. — А вы кто? — спокойно интересуется Ватсон. Шерлок на мгновение прикрывает глаза, но быстро берет себя в руки. — Меня зовут Шерлок, — так странно — знакомиться заново после стольких лет. — Какое необычное имя, — пациент слегка улыбается ему. — Мы с вами давно знакомы? Вопрос звенит в ушах. Давно ли они знакомы… Шерлок проходит вперед и садится на стул рядом с кроватью. Ему до дрожи хочется обнять Джона, но он не может. — Нет, — правда сейчас — не лучшая идея. — Это… произошла авария. — Да, я знаю, мне сказали, что я поэтому здесь. — Она произошла по моей вине, Джон, — не сказать это просто невозможно. — Я был за рулем авто, в которое врезался ваш мотоцикл. После небольшой паузы звучит спокойный ответ: — Что ж, я полагаю, главное — что мы оба живы. Шерлок не может сдержать улыбку. Это все тот же Джон. Даже полностью потеряв память, он остается прежним — оптимистичным, светлым человеком. Ватсон тоже улыбается, и Шерлок на мгновение вновь видит перед собой пятнадцатилетнего белокурого подростка, с которым проводил все время и в школе, и за ее пределами. С которым привык не расставаться. Он и сам сейчас чувствует себя на пятнадцать лет моложе. — Почему вы уверены, что виноваты в том, что случилось? — вдруг спрашивает Джон. — Потому что это так, я непозволительно превысил скорость, — это правда, он уже тысячу раз проклял тот миг, когда решил сесть за руль в таком состоянии. — Я тоже мог нарушить правила, — слова человека, который едва не погиб из-за его любви к экстриму, звучат для Холмса неожиданно. — Вы же не помните ничего? — на какие-то секунды Шерлок перестает дышать. — Да, доктор сказал — «ретроградная амнезия», это когда человек не помнит ничего, что было до аварии, во время и вплоть до того, как очнется в больнице. Это мой случай, — согласился Джон, не отпуская его взгляд. — Тогда как вы можете быть уверены, что что-то нарушили? — Я сказал «мог нарушить», — поправляет Джон. — И, кроме того, память сохраняется на универсальные знания. Я не помню ничего о себе, но вполне в состоянии представить, что тоже мог не быть примерным водителем… Шерлок не может заставить себя отвести взгляд от его лица. Конечно, время накладывает отпечаток на все, чего касается. Вот он полусидя сейчас что-то рассказывает ему, и кажется, что они по-прежнему в том МакДоналдсе за углом школы, разговаривают о переезде Ватсонов в другой город, еще надеются встретиться в колледже… Но сейчас перед ним — взрослый мужчина, бывший военный, побывавший в горячей точке. В Афганистане или в Ираке — это даже не важно. Шерлок понимает это по его стрижке и вымуштрованной привычке держать спину ровно даже лежа в больничной постели. А еще по неравномерному загару — только кисти рук, лицо и шея смуглого цвета, а повыше локтя руки светлые. Такой загар не получишь за границей на отдыхе, к тому же он уже успел выяснить, что у Джона нет средств даже на покупку собственного телефона, о каких поездках на море может идти речь?.. Похоже, пока он задумывается, он пропускает что-то из сказанного Джоном. — Шерлок, с вами все хорошо? Простите, наверное, вам нелегко об этом говорить. Холмс с трудом удерживается от того, чтобы не засмеяться. Он еще и извиняется перед ним, он, недавно очнувшийся после сотрясения мозга. — В порядке, Джон. Как вы себя чувствуете? — Шерлок силой возвращает себя в настоящее, к этому Джону, не подростку, а взрослому тридцатилетнему, как и он сам, мужчине. — Ну, я пришел в себя примерно пару часов назад, шум в ушах почти полностью исчез, меня не тошнит, в теле — слабость, но терпимая, немного ломит пострадавшую ногу, голова почти не болит, но вот кружится немного — это да. — Тогда отдыхайте, — Шерлок поднимается на ноги. — Вам нужен полный покой, а я и так пробыл здесь гораздо дольше позволенных врачом пяти минут, — он коротко улыбается и делает шаг к двери. — Вы еще придете? — в голосе Ватсона звучит плохо скрываемая надежда. Шерлок от неожиданности замирает, не дойдя до двери, потом медленно поворачивается и смотрит на Джона. — Вы этого хотите? Зная, что с вами все это случилось из-за меня? — Да. Шерлок знает, что облегчение от этой просьбы не скрыть и не стереть с его лица ничем. — Тогда до завтра, Джон. Немного робкая ответная улыбка на прощание. — До завтра, Шерлок. Когда за ним закрывается дверь, Джон еще долго смотрит на нее, словно ожидая, что его посетитель вот-вот вернется. Он не может вспомнить ничего ни о себе, ни о том, что произошло. Он не может вспомнить никого. Но этот человек кажется ему знакомым. Или его воображение и фантазия разыгрались, или это действительно так. Как иначе объяснить, почему душа потянулась к нему с первых мгновений? Почему эти изумрудные глаза манят как магнитом? А если так, тогда почему этот Шерлок вел себя, будто не знает его? Или он зачем-то сказал ему неправду? От этих мыслей разболелась голова, и вдруг усилилась слабость, так что через несколько минут Джон задремал. Ему снилось подсолнуховое поле, голубое небо и веселый пес. И какой-то высокий мальчик, который кричал ему «Ну же, Джон! Догоняй!». *** — Есть новости? — Шерлок на автомате набирает номер брата, едва оказавшись на улице перед клиникой. — Шерлок, ты нетерпелив. — Говори. Я знаю, что есть. — Мы проверили адрес, указанный в его паспорте. На его месте уже несколько лет развалины сгоревшего дома. Ни в Лондоне, ни в пригородах, откуда бы он мог попасть в столицу на мотоцикле, Джон Ватсон не регистрировался официально, значит, логично предположить, что он снял квартиру нелегально. Где она находится, как ты понимаешь, мы не знаем. Мозг Шерлока быстро обрабатывает полученную информацию. Дом — сгорел? Какова вероятность, что все выжили? Что там случилось? — Там жили все Ватсоны? — Да, Все. Произошло короткое замыкание. Известно только о смерти его родителей — мистера и миссис Ватсон, о местонахождении Гарриет Ватсон не известно ничего, но среди погибших она не числится. Джона Ватсона, очевидно, на тот момент там не было. — Понятно. Пробей, на кого зарегистрирован мотоцикл, номер пришлю в СМС. — Пять минут. — Спасибо. Шерлок сбрасывает вызов, даже не пытаясь услышать, что еще хотел сказать ему брат. Это точно уже не касается его дела. Он уже знает, что сделает, как только Джону можно будет встать с постели. *** Следующие семь дней пролетают, как один. Шерлок по несколько часов проводит у Джона, и врач ничего не может с ним сделать, уговоры уйти никак не действуют, как и слово «режим», тем более, что и пациент просит, чтобы Холмсу позволили оставаться в палате подольше. Мотивация — общение помогает ему чувствовать себя лучше. В конце концов, врачу ничего не остается, как махнуть на них рукой. Тем более что Джон не обманывает. Присутствие Шерлока на самом деле не просто скрашивает его пребывание в больнице, он все больше привязывается к нему, и его это одновременно и пугает, и манит. Они много разговаривают, но не о чем-то конкретном, они не пытаются «реанимировать» память Джона. Они обсуждают городские новости, которые Шерлок сам узнает из газеты по дороге в клинику. Они ругают нестабильную британскую погоду. Они просто пьют чай. Обыкновенный чай с пирожками с корицей, которые приносит Шерлок — в больницах таким лакомством не балуют. Джон уверен, что всегда обожал их, запах кажется ему знакомым и напоминает что-то, о чем он забыл из-за аварии. Врачи ему покоя не дают со своими постоянными обследованиями, и хоть Джон понимает, что это важная и неотъемлемая часть лечения, все это ужасно утомляет. Бесконечные анализы крови, осмотры невролога, психиатра, томографии разных видов, всевозможные тесты для определения функций памяти… Он ждет прихода Холмса как награды за всю эту медицинскую канитель, хоть и звучит это немного по-детски. Кроме него никто к нему не приходит, из чего Джон делает неутешительный вывод: либо он ни с кем не общается, либо у него никого нет, либо он чужой в этом городе. Поэтому он так радуется каждому приходу Шерлока, который угадывает буквально все, что могло бы ему понравиться. А еще Джон старается не думать о том, куда ему податься после выписки. Впрочем, проблема решается неожиданно (так ли неожиданно?). — Джон, как ты смотришь на то, чтобы пожить у меня, пока… Пока не поправишься? От этих слов нового знакомого сердце почему-то пускается вскачь. — Мистер Холмс, я думаю… — Просто Шерлок, я же просил. Ну да, точно, они же еще накануне перешли на «ты». — Да, Шерлок. Не хочу тебя стеснять… Хочет. Очень и очень хочет. Но как сказать, чтобы себя не выдать… — Глупости, в моей квартире вполне хватит места для двоих, — не терпящий возражений тон. Джон делает огромное усилие над собой, чтобы сдержать рвущуюся на лицо безумную улыбку. Виной всему — эта мысль. Мысль, что Шерлок живет один. — А они позволят? — Джон имеет в виду врачей. — Да что… — начинает Шерлок, но не успевает договорить. — Мистер Ватсон, как вы себя чувствуете? — А вот и доктор Лоренс, — обращается Холмс к удачно вовремя вошедшему на обход врачу. — Вы ведь уже можете выписать мистера Ватсона на амбулаторное лечение? — Ну, результаты анализов вполне удовлетворительны, так что, да, мог бы, если бы был уверен, что о нем позаботятся. Но за всю неделю его никто не навестил. Кроме… — Точно, кроме меня, а я в состоянии справиться со всем, что потребуется. — Вы? — врач на мгновение теряется. — Но вы же… — Да, никто, вы совершенно правы, — сквозь зубы цедит Шерлок. — Но я действительно могу ему помочь. Джон во время этого диалога сначала переводит глаза с одного на другого, словно наблюдая за игрой в теннис с ним в роли мячика, а потом решает вмешаться: все-таки речь о нем! — Доктор Лоренс, я уверен, что мне обеспечат достойный уход, — он отчаянно пытается сохранить голос ровным. — Мистер Холмс, мы можем поговорить у меня в кабинете, — на этом врач выходит из палаты, давая знак Шерлоку следовать за ним. Тот медлит несколько мгновений, потом подмигивает Джону и выходит вслед за Лоренсом. Джон неуверенно улыбается ему в ответ. И думает о том, не перегнул ли он палку. Он боится показаться назойливым, боится создать этому человеку проблемы, но больше всего боится выдать те чувства, что уже успели поселиться в его сердце по отношению к нему. Он боится торопить события, боится поверить, что эти «события» вообще возможны. И его до крайности выводит из себя эта проклятая амнезия. То, что он не может вспомнить, кем был до аварии. С кем встречался. Всегда ли его привлекали мужчины, или дело только в этом до безумия красивом и загадочном брюнете с непослушными вьющимися волосами. Тем временем в кабинете главного врача продолжается нешуточный спор. Который, конечно же, выигрывает Холмс. Он всегда добивается своего. — Я могу помочь ему и я это сделаю, — четко и с расстановкой произносил он, опираясь руками о край стола и глядя ему в глаза. — Я знаю этого человека. Мы выросли вместе, просто я не могу взять и вывалить на него все воспоминания одним махом, вы же врач, вы понимаете. Раз родственников его разыскать не получается, я заберу его к себе до полного выздоровления. Вам должно быть очень хорошо известно, что при амнезии важна помощь родных, тех, кто знает пострадавшего. Кто, если не я? — Под вашу личную ответственность, мистер Холмс, — сдается врач, но в голосе его слышится сомнение; он протягивает Шерлоку бумагу. — Подпишите здесь. И помните: строгий постельный режим и полный покой! — С ним все будет хорошо, не сомневайтесь, — он даже не пытается скрыть победоносную улыбку: они с Джоном снова будут вместе. Как раньше. Шерлок расписывается на бумаге, которая подтверждает, что он берет на себя всю ответственность за состояние здоровья больного, забирает со стола блокнот с предписаниями врача, после чего покидает кабинет. Он заметил, что Джон хочет поехать с ним. Он почти счастлив.