Цветы зла

Он сходил с ума от ревности и боли. Дик… Дикон… какая же сволочь! После их нежных и страстных ночей Окделл снова замкнулся в себе и избегал встреч. Сначала Эстебан уговаривал себя, что это временно, что это пройдет… Возможно, Ричард получил плохие вести из дому, или его расстроил кто-то из знакомых, или не поладил с эром. Но и отец, и Манрики, и даже королева говорили о том, что Повелителя Скал связывает с эром что-то большее, чем просто долг. Сплетни преследовали его всюду. Юноша понимал, возможно, это не просто так, возможно, кто-то хочет повредить ему, Дику или обоим. Но не ревновать не мог. Злость ширилась и разрасталась в груди горячим, колючим комом. Эстебан злился на друзей, избегал общения с семьей, язвил в разговорах с эром. Он временами ненавидел и себя, и Окделла, и весь мир. В один вечер он возвращался домой из таверны, и вдруг услышал ленивый красивый голос: - Осторожнее, юноша. Вы что, впадаете в спячку? Рановато вроде, да и ваше родовое животное не медведь. Из-за угла приближались Алва и Ричард. Эстебан остановился за каким-то мещанским домиком. Меньше всего он хотел, чтобы его заметили. - Вино было слишком крепким, эр Рокэ… - устало выдохнул Дик. - Хорошо, поедем медленнее. Их кони шли неторопливым шагом. «Юноша…» - проворчал Первый Маршал и взъерошил Дику волосы. Эстебан прикусил губу, чтобы не закричать от боли. Тонкие пальцы, перебирающие русые пряди… Сонно-умиротворенное выражение лица Дикона. Голос Ворона – тихий, бархатный… чувствовалось ли удовольствие и нежность в этих интонациях, или же то было только игрой воображения, Колиньяр не мог понять. Ему просто было больно. Очень больно. Просто ему было трудно дышать. Просто ему казалось, что у него отбирают что-то ценное, на что имеет право лишь он один. Больно-больно-больно. Страшно-страшно-страшно. Дикон, ты мой, разве ты этого не понимаешь?! Ты не должен никому принадлежать, только мне… * Ночь прошла паршивее некуда. Ненавистные кошмары о том, как Ворон целует и обнимает Дика, и вроде бы привычные, но все же мучительные сны о черных цветах. Эстебан чувствовал, что тонет, задыхается, что не может перебороть себя и свои чувства. Он сходил с ума всё утро, слушая нудные идиотские нотации эра Людвига о долге, чести и достойном дворянина поведении. И когда, встретившись с друзьями, вновь услышал сплетни о «новом варианте картины о Марке и Лаконии», почувствовал, что его терпение на исходе. Первый тур петушиных боев был довольно скучен. Впрочем, раньше четвертого редко происходило что-то уж очень интересное. В середине второго тура в заведение пришел Ричард со своим тюфяком-кузеном. Волна злости просто рвалась наружу, и, шагнув навстречу такому желанному и такому ненавистному любовнику, Эстебан с ухмылкой произнес: - Какая неожиданная встреча, герцог Окделл! Я-то думал, вы заняты… Неужели позирование для картины еще оставляет вам время?