Кризалис

― Нет, не так, все неверно! Гарри подавил мученический стон. Он обещал Снейпу стать примерным учеником, и честно пытался сдержать обещание – а примерному ученику не пристало раздраженно огрызаться в ответ на реплики преподавателя. Нужно сохранять спокойствие, внушал себе Гарри, пусть даже временами это было нелегко. А еще ему постоянно чудилось, что Снейп специально проверяет его на прочность – и это тоже не добавляло положительных эмоций. В их первое занятие зельевар поручил ему измерить точный вес разных ингредиентов для зелий, и только. Гарри так и не понял, зачем ему все это надо, но, верный своему обещанию, добросовестно замерял вес, потом перевешивал, а еще позже делал контрольное взвешивание почти два часа кряду. А по окончании занятия был практически уверен, что бесчисленное множество разных весов непременно посетит его в следующем ночном кошмаре. Радовало только, что Снейп не нашел грубых ошибок в результатах его работы. Не то, чтобы полученные навыки взвешивания хоть как-то помогли Гарри на уроке Зельеварения – следующая его работа еле-еле потянула на удовлетворительную оценку. Слагхорн воспринял этот жалкий результат с такой благодарностью, словно Гарри совершил настоящее чудо, но тем не менее выглядел глубоко разочарованным. На этой неделе Снейп вроде бы собирался допустить его до котла и зелий, чему Гарри, честно говоря, несказанно обрадовался. Но, как оказалось, преждевременно ― он по-прежнему все делал неправильно. ― Не понимаю. Вы сказали нарезать корень имбиря. Я и нарезаю корень имбиря, разве нет? ― Если вы называете эти действия «нарезанием», то да, ― на Снейпа его доводы, кажется, не произвели впечатления. – Ваша техника отвратительна, Поттер. Я нисколько не шутил, когда говорил вам несколько недель назад, что смотреть на то, как вы кромсаете лук, просто невозможно. Техника – основополагающий принцип, основа, на которой строится приготовление любого хорошего зелья. Это искусство в такой же степени, в какой и наука. Но, учитывая, что от подобного вида искусства вы безмерно далеки, я сосредоточил свое внимание на научных аспектах. Гарри только непонимающе моргал, во все глаза глядя на Снейпа. Тот подозрительно прищурился, словно внезапно осененный какой-то новой мыслью. ― Скажите-ка – вы поняли, зачем я заставил вас взвешивать ингредиенты на прошлой неделе? ― Нет… В смысле, я догадался, что это вроде как часть общего процесса, но… если честно, то нет. ― Почему же, во имя Мерлина, вы не спросили меня об этом? ― Ну… ― Гарри лихорадочно подыскивал наименее оскорбительный ответ. – Не хотел вас раздражать. Я ведь понимаю, вы посчитаете, что ответ на мой вопрос очевиден для любого мало-мальски знающего человека… ну и не хотел отвлекать вас разными глупостями. Снейп бросил на него сердитый взгляд. ― Ответ в самом деле очевиден для любого мало-мальски знающего человека, но не о том речь. Если вы не будете интересоваться – зачем, вы никогда ничего не поймете, и, следовательно, никогда ничему не научитесь. Поэтому, если вы намерены упорствовать в своем идиотизме, нам лучше прекратить занятия прямо сейчас. Все равно они будут лишь бесполезной тратой моего времени. ― Я не упорствую, ― быстро сказал Гарри, ― просто, наверное, неправильно вас понял. Он решил не упоминать, что Снейп, будучи преподавателем Зельеварения, мягко говоря, не приветствовал вопросы. Возможно, Снейп со своей стороны тоже прилагает усилия, чтобы из их занятий вышел толк, подумал Гарри. Это предположение вызвало у него улыбку. ― Так вот что вы имели в виду, когда спрашивали, что я скажу, если вы велите мне прыгнуть. Я должен был задать вопрос – а зачем мне вообще прыгать, да? ― Не отвлекайтесь. А причина, по которой я заставил вас заниматься взвешиванием, проста – так же, как и нарезка ингредиентов, это основа техники зельеварения. Если вы не овладеете в полной мере этими навыками, то никогда не сможете достичь высот в зельях, потому что это, как я уже говорил, прежде всего наука. Существует огромная разница между использованием 30 и 31 граммами рога единорога. На ваш взгляд, она может быть и несущественна, но для готовящегося зелья имеет первостепенную важность. Отлично, что-то начало проясняться. Немного похоже на процесс готовки – если судить по тем сборникам советов, которыми Гарри зачитывался в последнее время. Правда, если промахнуться с количеством продуктов, необходимых для приготовления картофельной запеканки, ничего особо страшного не случится. Но варить зелья – это совсем не то же самое, что взбивать сырное суфле, которое Гарри более-менее успешно соорудил к сегодняшнему ужину, тут требуется неослабевающее внимание и скрупулезные расчеты. Какая жалость, что за все годы преподавания в Хогвартсе Снейп ни разу не удосужился прочитать лекцию о важности всех этих мелочей – вряд ли Гарри оказался бы столь невосприимчив к его словам, что не обратил бы внимание на важность взвешивания ингредиентов или, скажем, четкой последовательности их добавления в котел – но что толку рыдать по пролитому молоку. ― Но чего я никак не могу понять… если моя техника настолько ужасна, почему же тогда у меня так хорошо выходили зелья, когда я пользовался вашим учебником? ― Потому что большинство моих пометок были корректировками, которые я вносил в рецептуру уже существующего зелья, что существенным образом увеличивало их эффективность. Можно легко изготовить действенную настойку, пользуясь ее общеизвестным рецептом, но это потребует гораздо большего мастерства. Другими словами, мои усовершенствования процесса создания зелий прекрасным образом уравновешивали вашу скверную работу по их приготовлению. Думаю, исходя из этого, можно утверждать, что их эффективность подтвердилась практикой в полевых условиях. Гарри подавил желание закатить глаза. ― Ладно, хорошо. Что не так с моей техникой нарезания? Я не пытаюсь разыгрывать дурачка, честное слово, просто не понимаю, как нужно делать это правильно. Снейп страдальчески вздохнул, потом обошел стол, который они превратили в рабочую поверхность, и встал позади Гарри. ― Во-первых, вы неправильно держите нож, ― сказал Снейп, склоняясь над его плечом и одной ладонью накрывая пальцы Гарри. – Вы напрасно считаете, что чем крепче захват, тем лучше контроль над процессом. Так вы добьетесь только онемения пальцев и потери их гибкости. Вот, смотрите, ― рука Снейпа осторожно ослабила хватку Гарри на рукояти ножа, показывая как именно нужно ее держать. – Вот так. Вы должны применять силу при нажатии по мере движения лезвия, а не против него. Он направил руку Гарри, сделав несколько плавных выверенных движений ножом. ― Расслабьте запястье, позвольте ему просто скользить. Гарри ощутил разницу мгновенно – нож проходил сквозь твердый корень, как сквозь масло. Но сфокусироваться на процессе нарезки мешала одна проблема – Снейп. Неожиданно он оказался слишком близко. Даже сквозь одежду Гарри спиной ощущал исходившее от него тепло и твердые пуговицы на его мантии. Гарри вздохнул – к запаху теплой соленой кожи зельевара примешивался терпкий аромат разнообразных ингредиентов для зелий, который, кажется, пропитал Снейпа насквозь. Запах не был неприятен, совсем наоборот – но почему-то он вывел Гарри из равновесия, заставив его кожу гореть и покалывать. Рука Снейпа поверх его собственной была на удивление осторожной, и прикосновение становилось все слабее с каждым последующим движением ножа, а дыхание зельевара щекотало шею Гарри, посылая вниз по позвоночнику серию нервной дрожи. Обострившееся восприятие сбивало с толку и мешало анализировать происходящее. Гарри решил даже не пытаться – гораздо легче было скользнуть в некое подобие транса, где существовали только плавные поступательные движения ножа и пальцы Снейпа, направлявшие его руку. Но все на свете когда-нибудь заканчивается. Снейп отстранился. ― Ближе к концу я вам уже не помогал, вы сами справлялись, ― сказал он, делая шаг назад, а затем вновь обходя стол. В его тоне слышался легкий намек на удовлетворение, но ничто в нем не указывало, что он догадался о смятенных чувствах Гарри. – Возможно, на вас все же стоит тратить время. Продолжайте, нужно поэкспериментировать с различной структурой и плотностью объектов. Как в тумане Гарри отметил, что еще десять минут назад он застонал бы в голос от перспективы заниматься нарезкой чего бы то ни было целую ночь напролет. Сейчас же он был слишком взбудоражен для того, чтобы даже помыслить о протесте. Сердце в груди подозрительно сжималось и билось ощутимо быстрее, но совсем не так, как при начале панической атаки, а по-другому… ощущения были скорее приятными, но непривычными и потому пугающими. ― Итак, чего вы ждете, Поттер? – раздраженно окликнул его Снейп, потому что Гарри так и продолжал стоять столбом. – Вам нужно письменное приглашение? Так вот, я его вам посылать не собираюсь, сколько бы вы там ни стояли. Гарри решительно попытался стряхнуть с себя наваждение – в чем, к сожалению, не преуспел – и вновь вернулся к нарезанию ингредиентов. *** ―… но его нигде не было! – услышал Гарри голос Гермионы, пока тяжело топал по лестнице в общую гостиную, с трудом держа глаза открытыми и буквально засыпая на ходу. ― Может, ты ошиблась с заклинанием? – спросил Рон. – Следящие чары ведь… О, Гарри, привет, ты как? ― Хочу кофе, ― Гарри широко зевнул. По счастью, людей в гостиной не было, за исключением двух его друзей. – А что вы здесь делаете? ― Ничего особенного, домашнее задание, ― Гермиона быстро повернулась к нему. – Арифмантика в этом году такая сложная, я даже не уверена, что все понимаю как нужно… Гарри еле сдержался, чтобы не закатить глаза к потолку. ― Ну, это маловероятно. Честное слово, ты слишком переживаешь по таким пустякам. И не слушай Рона… разве ты когда-нибудь ошибалась при наложении чар? Гермиона закусила губу, но по ее лицу нельзя было понять, смутилась она или просто задумалась. ― Может, ты и прав, ― наконец, сказала она, пристально взглянув на Гарри и чуть заметно нахмурившись. – А ты выглядишь усталым. Тяжелая ночь? Гарри скривился. ― Что-то вроде того. На рассвете он проснулся от очередного кошмара, и хотя потом все же смог опять задремать, сон его был некрепок и беспокоен, о полноценном отдыхе речь, конечно, не шла. Вообще, необходимость подниматься с постели в такое время казалась ему верхом издевательства. Единственным плюсом ситуации было то, что усталость сглаживала яркие образы недавнего кошмара, преследовавшие его даже при свете дня. ― То же, что и всегда, да? – спросила Гермиона.― Или… стало хуже? ― Нет, все нормально. В целом, даже полегче теперь. Постоянная занятость хорошо помогает… и отвлекает. ― Отлично, ― судя по виду Гермионы, ответ Гарри ее не убедил. Но с этим уж ничего нельзя было поделать – по крайней мере, пока. ― Пошли, перехватим немного кофе, ― предложил Рон. – Кстати, вы читали последний выпуск «Квиддичного обозрения?» «Пушки» в этом сезоне на коне! Они сделали «Керфильские Катапульты», и все, что им осталось – это продолжать в том же духе… Гарри изо всех сил старался сконцентрироваться на разговоре по дороге в Большой Зал, но, несмотря на все его старания, внимание постоянно уплывало куда-то в сторону. Меньше всего его сейчас интересовали последние изменения в турнирной таблице Квиддичной лиги – особенно, когда он ощущал себя таким раздражающе уставшим. Гарри размышлял, есть ли от этого специальное зелье – чтобы немного взбодриться в те дни, когда эликсир Снейпа от кошмаров был под запретом. Определенно, нечто в этом роде должно было существовать. Наверное, Снейп опять будет упрямиться и предостерегать от слишком частого употребления этого зелья, чтобы не выработать зависимость, но если у Гарри получится убедить его, что оно нужно только на самый крайний случай, то может быть, зельевар и научит, как его сварить. Если, конечно, Снейп вообще когда-нибудь планирует допустить Гарри к котлу, а не заставит его вечно совершенствовать технику. Хотя после полученных разъяснений ценность этих умений была очевидна, Гарри хотелось поскорее покончить со скучным занятием. В следующий раз нужно будет обязательно проследить за каждым движением и удостовериться, что он все выполняет правильно. Он даже не осознавал, насколько глубоко погрузился в свои мысли, краем уха улавливая болтовню Рона, кивая и поддакивая, когда в монологе вдруг образовывались паузы, пока друг не пихнул его локтем. ― Ты слышал хоть слово из того, что я тебе говорил? Потому что обычно выбить из тебя согласие с тем, что у «Пушек» есть реальный шанс на выигрыш кубка в этом году, просто нереально. ― Ну… ― Гарри провел рукой по волосам. – Кажется, нет. Извини, наверное, я еще просто не проснулся толком. Нужно еще как минимум полчаса, чтобы я опять стал похож на человека. Рон скорчил забавную гримасу, но промолчал. Гарри списал это на вполне понятное раздражение от такого явного игнорирования. Они быстро прошлись по Большому Залу и забрали завтрак с собой, как обычно избегая воскресной утренней толкотни. Гермиона, со своей стороны, не проронила ни слова, пока они не оказались на озере и не принялись за сендвичи. И Гарри вряд ли мог винить ее за отсутствующий вид, чем бы он ни был вызван. *** ― Эй, Гарри, может, пора уже начать интересоваться не только тем, что происходит у тебя под носом? Неожиданный вопрос заставил Гарри замереть на месте, не дойдя до лестницы, ведущей из гриффиндорской гостиной, которую он, как обычно, старался миновать как можно скорее. Был поздний вечер, он только что вернулся из библиотеки, где внимательнейшим образом изучал основы технологии зельеварения. Меньше всего он ожидал, что кто-то прицепится к нему по дороге в его комнату. И почему это вдруг оказался Дин Томас? Они не перемолвились ни единым словом с начала семестра – впрочем, то же самое можно было сказать про большую часть сокурсников Гарри – но в прошлом все же неплохо ладили. Ну, за исключением того периода на шестом курсе, когда Гарри бешено ревновал к нему Джинни за назначенные свидания, и потом, когда впервые поцеловал ее на глазах у Томаса. Воспоминания о своем поведении вновь принесли с собой чувство вины ― он ведь так и не извинился за свою бесчувственность и наглость. Да он вообще забыл об этом, поглощенный совершенно другими переживаниями, но Дин, казалось, не держал на него зла со времен возвращения Гарри из блужданий в поисках хоркруксов. А сейчас в голосе Томаса слышался вызов и сдерживаемый гнев, что заставило Гарри мгновенно насторожиться. ― Чем, например? – медленно спросил он, не поворачиваясь к Дину и не убирая ногу с первой ступеньки лестницы. ― Ну, даже не знаю. Чем-нибудь, что дает тебе право, к примеру, безнаказанно ударить девушку. Сердце Гарри пропустило удар. ― Эй, приятель, ― раздался голос Рона. Гарри видел, что он сидел на диване, когда заходил в гостиную. – Ты сию же секунду закроешь свой рот, понял? ― Да неужели, Рон? ― огрызнулся Дин, теперь уже не пытаясь сдерживать злость. – А я думал, что уж ты-то в первую очередь… ― В первую очередь, я друг Гарри, если ты забыл. А во вторую ― вообще-то предполагалось, что ты тоже. ― Отлично! Но в последнее время, как я погляжу, Гарри совсем не нуждается в друзьях, разве нет? Цедит сквозь зубы «привет» и «пока» и думает, он слишком особенный, чтобы снизойти до кого-нибудь, кроме Рона и Гермионы. А теперь ему выделили отдельную комнату, в которой он может делать все, что ему заблагорассудится. О, Господи, началось. Почему, ну почему это должно было случиться с ним именно сейчас? В ушах отзвуком отчаянно колотящегося сердца нарастал звон. Гарри спиной ощущал прожигавшие его спину заинтересованные взгляды сокурсников. В этот час у камина собралось множество первокурсников – несомненно, они пялились на разворачивающуюся картину с восхищенным любопытством. В их возрасте Гарри и сам бы так поступил. Он стоял возле лестницы и молчал как последний болван, не в состоянии пошевелиться или сказать хоть слово. Наверное, сейчас все они думают, что он торопливо придумывает себе оправдания. ― Клянусь Мерлином, ― в установившейся напряженной тишине резко прозвучал голос Рона. – Еще одно слово, еще хоть одно гребаное слово, Дин, и я тебя надолго отправлю на больничную койку. ― Он ударил Джинни! Твою младшую сестру! И готов поспорить, что он даже не подумал извиниться перед ней! Он же не снизойдет, он вообще едва глядит в ее сторону, когда оказывается с ней в одной комнате… ― Я сама со всем разберусь! – вмешался в ссору новый голос, и на этот раз Гарри, не раздумывая, резко развернулся лицом к толпе гриффиндорцев. Потому что здесь была Джинни. Джинни, стоявшая возле открытого проема у портрета, со скрещенными на груди руками и мечущим молнии взглядом. Джинни, на которую – и это правда – Гарри едва ли взглянул с момента приезда в Хогвартс, перед которой не извинился, несмотря на то, что это желание преследовало его постоянно. Потому что едва только он задумывался над словами, которые должен ей сказать, воображение ему отказывало, а в груди ворочался страх, что молчать его заставляет обыкновенная трусость, и ему теперь больше нет места в Гриффиндоре. Джинни не смотрела на Гарри, ее взгляд, полный яростного огня, был прикован к Дину. Впрочем, это было уже неважно ― вина и унижение захлестнули Гарри с головой. Внезапно он почувствовал, что не сможет больше ни единой секунды оставаться здесь, в гостиной, под пристальными взглядами сокурсников, в то время как его просчеты и косяки оживленно обсуждаются и критикуются посторонними. Он сделал единственную возможную в его положении вещь – бросился прочь. Не в свою комнату, нет – слишком душит, слишком мало места. Сейчас Гарри больше всего хотелось оказаться на открытом воздухе, где-нибудь в безопасности, где-нибудь подальше отсюда. Он пронесся мимо Джинни, нырнул в проем за портретом, скатился кубарем по лестницам и выбежал за ворота Хогвартса, где, наконец-то оказавшись вне пределов защитных барьеров замка, смог аппарировать. Гарри понял, что очутился возле знакомого коттеджа, только когда чуть ли не уперся носом в его запертую дверь. Бесконечно долгое мгновение он колебался. Это было глупо ― чем он только думал, решив появиться здесь. Снейпа могло ведь даже не оказаться дома – Гарри понятия не имел, где он проводит будние дни и вечера. И все равно постучался. ― Сегодня не суббота, ― первым делом произнес Снейп, распахнув дверь. И тут Гарри неожиданно для себя отчаянно разрыдался. Снейп отступил назад, очевидно, пораженный таким поворотом событий, но его замешательство не шло ни в какое сравнение с ужасом, охватившим самого Гарри. Это было достойным, просто блистательным завершением ужасного вечера – расплакаться не перед кем-нибудь, а перед Снейпом. Гарри попытался извиниться, сказать, что немедленно уберется отсюда, но не смог выговорить ни слова из-за сотрясавших его рыданий, которые он не в силах был остановить. Все, что он смог извлечь из своего горла помимо отчаянных всхлипов, ― это невнятные несвязные восклицания, не имеющие никакого смысла. ― О, да заходите уже! – не выдержал, наконец, Снейп, когда стало ясно, что бурные проявления эмоций затянутся. С этими словами он схватил гриффиндорца за мантию, практически втащив его внутрь, насильно усадил на диван и всунул в руки платок. ― Будьте так добры, успокойтесь и вытрите сопли – не хватало еще, чтобы вы испортили обивку моей мебели. Гарри мужественно попытался выполнить распоряжение зельевара, но предсказуемо потерпел неудачу. Словно внутри у него резко повернули какой-то выключатель, сцена в общей гостиной прорвала плотину самоконтроля, и эмоции хлынули одним сплошным потоком. Гарри не мог даже определить конкретную причину своих безудержных рыданий – наверное, тут смешалось все и сразу. Каждая мрачная мысль, задвинутая им в уголок сознания, теперь рвалась на передний план, заставляя сердце снова и снова сжиматься от горя. Снейп, в свою очередь, нервно вышагивал перед диваном в явном замешательстве. Даже несмотря на истерику, Гарри заметил его неловкие движения, напряженные плечи, и невольно задумался, как же зельевар умудрялся выполнять обязанности главы факультета. Наверное, слизеринцы к моменту зачисления в Хогвартс уже знали, что слезы ни к чему не приводят, и не плакали – а что, не такое уж неправдоподобное предположение. Снейп вдруг исчез из поля зрения. Гарри не успел уловить, куда он делся, но в данный момент его это мало волновало – истерика достигла той точки, когда ему просто не хватало дыхания для очередного всхлипа. Он хватал ртом воздух, задыхался, отчаянно тер глаза и нос платком, и вновь захлебывался плачем, не оставляя попыток хоть немного выровнять дыхание. Что-то горячее и твердое коснулось его руки. Подняв глаза, он увидел чашку с чаем, которую Снейп упорно совал ему в руки, оборачивая пальцы Гарри вокруг нее и обхватывая их своими ладонями, чтобы тот не смог случайно пролить чай. Интересно, кто-нибудь из слизеринцев когда-нибудь удостаивался чашки чая? ― Спасибо, ― прошептал Гарри. – Извините. Он попытался сделать глоток, но чай был слишком горячий, и кроме того, вдохнуть через нос все еще представлялось проблемой. Пришлось тянуться за скомканным платком и громко сморкаться. Снейп скривился. ― Вы уже успокоились, надеюсь? – с опаской поинтересовался он, словно ожидая, что Гарри в любой момент вновь ударится в слезы. Тот кивнул. ― Простите. Он отставил чашку, чтобы освободить руки, снял заляпанные очки и тщательно вытер их о свитер. ― И спасибо за чай, ― добавил он, вновь хватаясь за чашку. – Это… ― Даже не начинайте. Я серьезно – даже не думайте. Этот вечер и так побил все рекорды абсурдности. А теперь не будете ли вы так любезны просветить меня, чем вызван столь мощный взрыв эмоций? Гарри не знал, будет ли его ответ иметь какой-то смысл, но молчать было бы просто нечестно. Он глубоко вздохнул, слегка подул на свой чай и шаг за шагом принялся рассказывать о событиях сегодняшнего вечера. ―… в общем, я стоял там как полный идиот, не говоря ни слова, пока не появилась Джинни, а потом выставил себя окончательным придурком и сбежал. На глазах у всех, ― закончил он, вздрогнув при одном упоминании пережитого унижения. Нерешительно поднял глаза – все время рассказа он упрямо смотрел в чашку – но лицо Снейпа было нечитаемой маской, и по нему абсолютно невозможно было догадаться, о чем он думает. ― Томас глупец, ― помолчав, проговорил зельевар. – Очевидно, что мисс Уизли не нуждается в защитниках. Предполагалось, что это должно его успокоить? Гарри не мог понять, что на уме у Снейпа, да и не слишком пытался, сражаясь с навалившейся на плечи усталостью. ― В чем-то он прав. Я должен был извиниться перед ней еще месяц назад, но так и не извинился. Не то, чтобы я не хотел этого… просто не мог себя заставить. Как глупо. ― Значит, вы исправите эту оплошность как только будете к этому готовы, ― сказал Снейп, словно это было нечто само собой разумеющееся. – Вы можете двигаться вперед медленно, Поттер, но даже вы в конце концов придете к правильному решению. Ого, а вот это уже действительно было подозрительно похоже на подбадривание. Гарри невесело усмехнулся, прихлебывая чай. И как он докатился до такой жизни, если из всех людей в мире Снейп оказался единственным, от кого ему было важно услышать слова ободрения? Когда Гарри вновь поднял глаза, то наткнулся на выжидающий взгляд Снейпа, в котором явно проскальзывало нетерпение. Сперва Гарри не понял, что это должно означать, а потом до него неожиданно дошло. Конечно, ему давно пора освободить коттедж от своего присутствия… и вообще, который сейчас час? Он понятия не имел. А еще отчаянно не хотелось возвращаться обратно ― только не сейчас, зная, что на пути в комнату ему придется миновать общую гостиную под любопытными и оценивающими взглядами гриффиндорцев. Гарри все еще ощущал себя слишком уязвимым – словно его не только раздели догола, но и ободрали кожу до костей, а потом вытолкнули, беспомощного и дрожащего, на всеобщее обозрение. Он просто не мог выносить их взгляды, физически не мог. ― Могу я… ― осторожно начал он. – Я хотел сказать… могу я остаться здесь, только на одну ночь? Поспать на диване? Снейп уставился на него с таким выражением, словно Гарри только что заявил о своем намерении завоевать мир. ― Не обращайте внимания, ― Гарри спрятал лицо в ладони. – Это была дурацкая идея, забудьте. Простите за… ― Прекратите постоянно извиняться. Я уже сыт по горло вашими «простите». Ну почему в этот вечер у него все идет наперекосяк, а любое слово звучит не к месту? Гарри уже собирался подняться с дивана, когда что-то мягкое задело его по щеке и приземлилось рядом на пол. Он отнял руки от лица и обнаружил у своих ног одеяло, которое до недавнего времени было перекинуто через спинку кресла Снейпа. ― Это единственный раз, Поттер, надеюсь, вы понимаете, ― Снейп смотрел на него так пристально и так мрачно, словно от этого зависела его жизнь. – И ни в коем случае не превратится в привычку. Мой дом – не приют для заблудших, выброшенных на обочину жизни гриффиндорцев. Теплое чувство, омывшее Гарри, только отчасти было вызвано радостным изумлением. ― Я ведь не щенок. ― Нет, вы жалкий наглый юнец, который влез в мою жизнь. Не вздумайте шуметь и тревожить мой сон. Потрудитесь уйти утром задолго до начала занятий. Если мне не посчастливится проснуться до того, как вы покинете помещение, не заговаривайте со мной, пока я не выпью кофе, ― руки Снейпа, которые он уронил вдоль тела, сжались в кулаки. – И сложите одеяло, когда будете уходить. Гарри закивал головой. ― Спасибо, ― сказал он, едва только удостоверился, что вновь может владеть лицевыми мышцами, и Снейп не воспримет его действия и слова как оскорбление. – За чай, за то, что выслушали, за это вот… В общем, за все. Снейп издал невнятный горловой звук, резко повернулся и вылетел из комнаты. Дверь за ним со стуком захлопнулась, но Гарри совершенно не чувствовал ни обиды, ни раздражения, прислушиваясь к приглушенным шагам наверху. В конце концов, то, что Снейп позволил ему остаться на ночь, само по себе уже чудо. Он пристроил очки на кофейный столик, магией погасил свет и вытянулся на диване, подложив под голову несколько подушек и накрывшись одеялом. Огонь плясал за решеткой камина – Гарри решил не тушить его, и теперь наблюдал сквозь полуприкрытые веки за вспыхивающим пламенем и летящими искрами, медленно погружаясь в дрему. Одеяло было теплым и еле уловимо пахло Снейпом – смесью терпких ароматов ингредиентов для зелий. Гарри провалился в сон гораздо быстрее, чем обычно в те дни, когда он не принимал свой противокошмарный эликсир. *** ― О, слава Мерлину, с тобой все хорошо, ― прошептала Гермиона, когда следующим утром Гарри появился на Трансфигурации и скользнул на свое место рядом с ней. – Мы вчера чуть с ума не сошли, когда не смогли тебя найти. ― Да, приятель, куда ты, черт возьми, подевался? ― поинтересовался Рон, который сидел за соседней партой вместе с Невиллом и, увидев Гарри, тут же перегнулся через проход между рядами, горя желанием пообщаться. Гарри смутился. Ну конечно же, они волновались. А ему даже в голову не пришло подумать о чувствах друзей, когда, захваченный водоворотом эмоций, он вчера в панике удирал из замка. ― Простите, ― прошептал он в ответ. – Я не хотел, чтобы так вышло. Мне просто нужно было исчезнуть оттуда, вот и все, а потом, когда я подумал о возвращении… в общем, я просто не смог. Не волнуйтесь, я был в безопасном месте. Гермиона все еще казалась обеспокоенной, но ее интонации были практически ровными, когда она вновь заговорила: ― В этом тебя как раз трудно винить – и хорошо, что ты вчера ушел. Пропустил все самое худшее. Гарри внимательно изучал ее лицо, раздумывая, хочет ли он услышать продолжение. В конечном итоге любопытство победило. ― Что произошло? Гермиона поджала губы и открыла учебник. ― Этот умник, ― тут она бросила суровый взгляд на Рона, ― не придумал ничего лучше, чем выполнить свою угрозу, и ударил Дина в челюсть. Джинни стала кричать, что не нуждается ни в чьей защите и чтобы они немедленно прекратили, но Дина это только сильнее раззадорило – в общем, он кинулся на Рона. Конечно, Джинни тут же полезла их разнимать – хорошо, что ее опередил Симус, который вмешался в драку и оттащил Дина. Я пыталась докричаться до мальчишек и хоть как-то их утихомирить, но, как ты понимаешь, меня никто не слушал, пока не появилась МакГонагалл. Наверное, ей сообщил кто-то из первокурсников. Она была в ярости и немедленно отправила нас всех в свой кабинет. ― Точно, ― поддакнул Рон. – Нам всем назначили взыскание на неделю ― всем, кроме Гермионы. Директор толкнула целую речь о том, что мы уже взрослые, обязаны вести себя соответственно и подавать пример для первокурсников. Но не волнуйся, мы высказали Дину все, что о нем думали. Он заслужил хорошую взбучку. ― Перестань, Рон, ― поморщилась Гермиона. – Насилие никогда не приводит ни к чему хорошему. Она бросила быстрый, извиняющийся взгляд на Гарри. ― Я не говорю, что Дин был прав, разумеется. Я просто не думаю, что выяснения отношений с помощью грубой силы могут чем-то помочь при решении конфликта, понимаешь? Гарри кивнул. Впереди, через несколько рядов он вдруг увидел мелькнувшую макушку Дина – и его сердце болезненно сжалось. Гарри торопливо отвел глаза, размышляя, что на это ответить Гермионе. К счастью, от неловкости его избавила МакГонагалл, которая в вихре развевающейся мантии быстрым шагом зашла в класс, по очереди окинула суровым взглядом Рона, Дина и Симуса – и с явным облегчением перевела его на Гарри. Урок прошел на удивление спокойно. По окончании, когда студенты цепочкой потянулись к выходу, она остановила Гарри негромким: ― Можно вас на два слова, мистер Поттер? Тот замер возле своей парты в ожидании, пока все выйдут из класса, упрямо не глядя на прошедшего мимо него Дина. ― Мне жаль, что так получилось вчера вечером, ― сказал он, едва они с МакГонагалл остались одни. ― Вряд ли произошедшее – ваша вина, ― ответила она. – Насколько я знаю, это не вы пробовали уладить разногласия самым глупым из всех возможных способов ― с помощью кулаков. Я оставила вас, чтобы узнать, все ли с вами в порядке. Гарри прихватил зубами нижнюю губу, приложив максимум усилий, чтобы тут же не сорваться с места. ― И все же мне жаль. Если бы я извинился перед Джинни, как должен был, ничего этого бы не произошло. ― Возможно, ― не стала спорить МакГонагалл. ― Но вы легко можете исправить это упущение и извиниться перед ней в ближайшем будущем. Гарри на мгновение потерял дар речи – ведь директор только что сказала ему то же самое и практически теми же словами, что и Снейп вчера вечером. Неужели мнения этих двоих хоть по каким-то вопросам совпадают? ― Постарайтесь не принимать слова мистера Томаса близко к сердцу, ― продолжала МакГонагалл. – Мы переживаем не самое простое время, и периодически это сказывается на всех нас. И еще одно – вчера вечером, при разговоре у меня не сложилось впечатление, что мисс Уизли желает причинить вам боль. Она глубоко расстроена, это так, и, я подозреваю, обижена вашим молчанием. Но не думаю, что она не воспримет ваши слова, если вы решите поговорить с ней о том, что произошло. К своему удивлению, Гарри почувствовал, что ему вдруг стало легче дышать. ― Спасибо, ― пробормотал он, не поднимая глаз на МакГонагалл. ― Не стоит благодарности, ― в отличие от Снейпа, она не стала превращать слова ободрения в насмешку. Тем удивительнее было, что это не сделало эффект от ее слов для Гарри ни на йоту сильнее. – Можете идти и заняться своими делами. Гарри кивнул и вышел из класса. Едва он закрыл за собой дверь, как краем глаза уловил какое-то движение. Повернувшись, он нос к носу столкнулся с Дином Томасом. ― Привет, Гарри. У тебя найдется минутка? Сейчас в голосе Дина не осталось ни капли раздражения – а в его позе проглядывали, скорее, смущение и неловкость. Гарри оглянулся по сторонам – коридор был пуст – и осторожно кивнул. ― Я хочу извиниться за вчерашнее, ― сказал Дин. – Я вел себя как дурак – мне это популярно объяснили вчера вечером, когда ты ушел. Даже Симус сказал, что я наворотил глупостей, ― он покачал головой. – Не знаю, что вдруг на меня нашло. Думаю, это все из-за волнения за Джинни. Не знаю, в курсе ли ты, но мы много общались летом. Всего она, конечно, не рассказывала – например, не обмолвилась ни словом, как на ее щеке появился тот синяк – но я-то видел, что она… ну, морально просто на куски разваливается. И я… просто не мог смотреть, как она мучается, и злился из-за этого постоянно, ― Он опять покачал головой, словно стараясь вытряхнуть из нее ненужные мысли. – А потом опять злился уже на всех, даже не знаю, за что конкретно. Фигня какая-то. ― Угу, ― ответил Гарри. – Тогда было непросто, столько всего случилось… ― внезапно его накрыло ужасное подозрение, которому, несмотря на всю его правдоподобность, ужасно не хотелось верить. – Погоди-ка…это был ты? Ты сливал информацию «Пророку», да? Дин ощутимо вздрогнул. ― Я ненамеренно, честное слово. Даже, когда злился на тебя, все равно ни за что не пошел бы к журналистам. Знаю, как они любят перевирать факты. Просто… после того, как Джинни порвала с тобой, в тот самый вечер… я чувствовал себя таким беспомощным перед ней и, в общем, пошел в бар и, должно быть, выпил лишнего. Там была женщина, которая слушала меня с таким сочувствием, что я просто не смог удержаться, ну и… Я не знал, что она репортер. А когда на следующее утро прочитал статью, то был в ужасе от того, что наговорил по пьяни. И они сами, конечно, добавили – не настолько же я идиот, чтобы утверждать, что ты собираешься пойти по стопам Волдеморта. Гарри во время неловкого признания Дина пытался сообразить, как ему теперь себя вести и что вообще чувствовать по этому поводу. Конечно, он злился на глупый поступок Томаса и ощущал себя преданным – но, тем не менее, понимал, что скорее всего Дин тоже не в ладу с собой, как и сам Гарри. И тоже борется со своими демонами, как умеет. ― Это вышло случайно – ну то, что я ударил Джинни, ― сказал он немного погодя. – У меня был кошмар – в последнее время со мной такое часто случается. Это, кстати, одна из причин, по которой мне выделили отдельную комнату. Дин поморщился. ― А мне нужно было подумать об этом в первую очередь, прежде чем набрасываться на тебя с претензиями. Прости, что не сообразил и напридумывал себе лишнего. ― Да нет, все нормально, ― сказал Гарри, с удивлением понял, что так оно и есть. Они оба, спотыкаясь, блуждали во мраке – так был ли смысл таить обиду? ― Ты был прав – мне нужно извиниться перед Джинни. На самом деле я никогда не хотел причинять ей боль. Дин бросил на него хмурый взгляд исподлобья, но в нем не было прежней злости. ― Тогда ты должен сам ей об этом сказать. ― Да, ― признал Гарри. – Обещаю, обязательно скажу, ― он собрал все отпущенное ему мужество, и твердо пообещал себе, что если не скажет задуманного прямо сейчас, то останется только вывесить белый флаг и признать себя ни на что не годным трусом. – Думаю, сегодня это и сделаю. А мы… уже со всем разобрались? Все в прошлом, типа того? Дин кивнул. ― Типа того. Ну что, пошли на Гербологию, пока профессор Спраут не спохватилась, что нас нет. Мне что-то не хочется получить еще одно взыскание. Гарри с готовностью последовал за ним. *** Гарри отловил Джинни после уроков, когда она выходила из проема за портретом Полной дамы, немного нервно окликнул ее по имени и поспешно взбежал вверх по лестнице. ― Привет, ― сказал он, поравнявшись с девушкой. – Ты не хочешь… в смысле, мы можем поговорить? Наедине? Минуту она оценивающе его разглядывала, очевидно, сомневаясь, соглашаться или нет, но потом все же кивнула и последовала за ним в пустую классную комнату. Хлопок закрывшейся за их спинами двери прозвучал для Гарри словно выстрел. Он украдкой вытер о штаны вспотевшие ладони. ― Ну… ― неуверенно начал он, когда Джинни с совершенно нечитаемым выражением лица облокотилась на кафедру, скрестив руки на груди. – Я… хочу извиниться. Давно уже должен был, если говорить прямо, но никак не мог решиться, потому что, честно, просто не знал, с чего начать. Взглядом он уперся в пол, но усилием воли вновь заставил себя поднять голову и посмотреть на Джинни. Если уж он в самом деле хочет извиниться перед ней так, чтобы она поверила в его искренность, зрительный контакт очень важен. Джинни молчала – и это было совсем на нее не похоже. ― Прости, что ударил тебя. Это было неумышленно, ― торопливо добавил он прежде, чем у Джинни появился шанс вставить слово. – И я знаю, что ты это знаешь, но все равно мне очень жаль. Я все время чувствую себя последним подонком, это так тяжело, что я даже думать об этом не могу. Прости меня… за все, в общем. Я понимаю, что обращался с тобой ужасно, не думай, что я этого не сознаю. Я никогда не хотел причинить тебе боль, а на самом деле только этим и занимался. Целой вечности не хватит, чтобы это как-то исправить. Прости, что игнорировал тебя, кричал и ругался, отталкивал, когда ты пыталась помочь и просто быть рядом. При этих словах Джинни так сильно впилась зубами в нижнюю губу, что на ней остался видимый след. МакГонагалл была права – Джинни страдала, ей было ощутимо больно, и она казалась сейчас такой уязвимой, какой Гарри никогда ее не видел. И самое страшное – никакие его слова или поступки не могли это исправить, не могли вернуть прежнюю Джинни. ― Я попробую объяснить, ― осторожно продолжил Гарри, ― но не знаю, получится ли. Тогда для меня мало что имело значение. Я чувствовал себя таким одиноким и таким… потерянным, но все равно не имел права вымещать это на тебе. Ты не заслуживала такого обращения. Может быть, на каком-то уровне… я даже хотел, чтобы ты разозлилась на меня, потому что не мог вынести твоего понимания и прощения. Это как… как будто бы я не заслуживал такого отношения. Как будто бы не заслуживал ничьей доброты. Джинни все-таки всхлипнула, и прижала ладонь ко рту. ― Ты же знаешь, что это не так? – спросила она после длительного молчания. Гарри запнулся. ― Думаю… скоро все наладится. Еще, конечно, предстоит долгий путь, но я надеюсь, все будет хорошо. Джинни кивнула, рассеянно накручивая на палец прядь волос. Она всегда так делала, когда что-то заставляло ее нервничать. Надо же, а он почти забыл этот жест. ― Не знаю даже, что сказать, Гарри, ― сказала она после очередной напряженной паузы. – Если ты хочешь, чтобы мы опять были вместе… От этого предложения Гарри похолодел в ужасе. Господи, он даже возможности такой не допускал, он не мог даже предположить, что она захочет их воссоединения. И что ему теперь делать? Если Джинни в самом деле полна решимости попробовать еще раз, то не будет ли вежливый отказ с его стороны очередным ударом для нее – и это после всего, что он уже сотворил с ее бедным сердцем? Но согласиться он не мог, просто не мог, не теперь, когда Снейп… Так, стоп. Ворвавшееся в поток сознания имя окатило Гарри жаром с макушки до пяток. Последняя связная мысль крутилась в голове с упорством мухи, бьющейся о стекло. Снейп? Почему он, во имя Мерлина, вдруг… ―… то я не думаю, что готова к этому, ― продолжала между тем Джинни. – Я все еще люблю тебя, и, думаю, какая-то часть меня всегда будет любить. Но после того, что случилось, я не смогу просто сделать вид, что ничего не было, даже зная, как ты переживаешь. Сейчас я не могу доверять тебе как раньше, и не знаю, смогу ли когда-нибудь вообще. Я много думала и пришла к выводу, что, быть может, даже хорошо, что так все сложилось, и наши пути разошлись. Гарри ухватился за ее последние слова как за якорь в отчаянном стремлении отвлечься от непонятных образов и смутных неоформившихся мыслей, раздиравших его изнутри. ― Конечно-конечно, ты абсолютно права, ― быстро затараторил он, моля небеса, чтобы облегчение, которое он испытал, не проявилось так явно в его голосе. – Наверное, у каждого из нас своя дорога, верно? Он попытался улыбнуться, но усмешка вышла кривая. К чувству явственного облегчения примешивалось нотка грусти и сожаления. Он любил Джинни, ее яростную бесшабашность, и всегда будет помнить, чем она когда-то была для него. Теперь же ему нужно нечто иное. ― И я понимаю, о чем ты, когда говоришь, что не можешь мне больше доверять. Надеюсь, что когда-нибудь… в будущем это изменится. Я хотел… в общем, было бы здорово, если бы мы остались друзьями. Я не хочу совсем потерять тебя. Джинни кивнула. У нее в глазах стояли слезы, но плакать она, очевидно, не собиралась. ― Я тоже не хочу терять тебя, Гарри. Но мне нужно время. Мне пока слишком тяжело, слишком… В общем, я пока не могу, извини. ― Хорошо, конечно, ― закивал Гарри. – Все, что хочешь. Так будет справедливо. Она робко улыбнулась, а потом шагнула к нему. Он вдохнул цветочный аромат ее парфюма, знакомый ему до последнего оттенка, но сейчас уже не будоражащий кровь и ставший просто еще одним воспоминанием. Джинни осторожно поцеловала его в уголок губ и медленно отстранилась. ― Береги себя, Гарри, ― шепнула она. – Я за тебя переживаю. С этими словами она вышла из класса, оставив Гарри наедине со своими мыслями и осознанием, что Амортенция отныне будет пахнуть для него не пирогами с патокой, полированным древком метлы и цветами, а ингредиентами для зелий, мускусом и высушенными чайными листьями. Одним словом, Снейпом. Снейпом. Несмотря на то, что он сделал это шокирующее открытие всего несколько минут назад и все еще чувствовал себя основательно выбитым из колеи и потерянным, почему-то эта мысль казалась ему абсолютно естественной. Конечно, это должен быть Снейп, кто же еще? И как у Гарри вообще получалось так долго игнорировать свои собственные чувства? Ведь это же очевидно. Все эти маленькие детали, которым он лишь вскользь удивлялся раньше и которые не догадался связать воедино – каким же болваном он был! То, как сладко замирало сердце, а внутри все трепетало, стоило Снейпу приблизиться, или как учащалось дыхание, когда зельевар прикасался к нему… впрочем, не то, чтобы это случалось так уж часто. Конечно, это должен быть Снейп. Снейп с его острым умом и не менее острым языком, изящными пальцами и такими отточенными движениями, что на его руках за эти годы не появилось ни следа от едких субстанций, с которыми он постоянно имел дело. Снейп с его совсем не изящным носом, который тем не менее странно гармонировал со всем его обликом. Снейп с его мантиями с бесконечным рядом пуговиц, в которые он заворачивался словно в слои мрака. Снейп, о котором Гарри думал постоянно, когда вертелся без сна на своей широкой кровати, ― с его мизантропией, жалящими саркастическими ремарками и защитными стенами, возведенными вокруг души и разума, которые сплетались столь причудливо, что в этом непроходимом лабиринте можно было плутать бесконечно, но так и не подобраться ни на йоту ближе к истинной сути зельевара. Снейп, чьи оскорбления стали для Гарри дороже комплиментов. Снейп, который видел его в самых худших состояниях, пьяным, рыдающим и даже – тут Гарри вздрогнул при одной мысли – выворачивающим внутренности на тротуар. Снейп, которого он ненавидел и оскорблял, в чье личное пространство не раз бесцеремонно вторгался, и который все же не выставил его вон, когда Гарри вдруг неожиданно возник на пороге, рыдая как полный и законченный псих. Снейп, который на самом деле вытащил его из ямы, в которую Гарри почти загнал себя, хотя, конечно, сам он будет яростно отрицать это до последнего вздоха. Причем сделать это Снейп умудрился такими методами, о которых Гарри и помыслить не мог, когда раз за разом нырял в его воспоминания. Снейп, который все знал про панические атаки и ночные кошмары, который никогда не попрекал Гарри ни тем, ни другим, а просто незаметно поддерживал, словно ни минуты не сомневаясь, что Гарри в конце концов со всем справится. Снейп, со всеми его острыми углами и неизведанными глубинами, который одним своим присутствием каким-то неведомым образом заставлял Гарри чувствовать себя в безопасности. Конечно, это должен быть Снейп и никто другой. В связи с этим тут же пришла на ум очередная дикая мысль – а как ему теперь именовать зельевара, пусть даже мысленно? Ведь если вы неравнодушны к кому-то – а Мерлин свидетель, Гарри уже не сомневался в этом – не будете же вы называть объект своих чувств по фамилии? Северус. Он попробовал произнести это имя мысленно, потом вслух, прошептав его в тишину пустой классной комнаты. Губам было непривычно выговаривать свистящие слоги ― запретное, необычное, опасное имя, которое казалось немыслимым использовать как простое обращение. Нет, он не сможет называть так зельевара даже про себя. Снейп. Снейп, который, кстати, признал, что он гей. И да, теперь ясно, почему Гарри был так захвачен этой новостью, едва только услышал ее. Не то, чтобы в связи с этим у него появился хоть какой-то шанс, торопливо одернул он себя, и для верности мысленно повторил еще раз, чтоб уж наверняка развеять все иллюзии. Даже несмотря на то, что в последнее время Снейп был с Гарри пугающе дружелюбным – ну, на свой собственный лад, конечно – он не давал ни малейшего повода думать, что его чувства простираются дальше вынужденного беспокойства за гриффиндорца. Перед мысленным взором Гарри тут же предстала яркая картинка – вот он приходит к Снейпу и признается ему в своих чувствах, а в ответ получает насмешливую ухмылку. «Не хочу вас разочаровывать, мистер Поттер, ― говорит зельевар, ― но меня ни в коей мере не интересуют глупые мальчишки, чья вопиющая неспособность к зельеварению сравнима только с пугающим отсутствием у них хотя бы слабого подобия человеческого разума. А теперь выметайтесь из моего дома». Гарри горько пожалел, что придуманный монолог Снейпа звучал так убедительно. Было отчего прийти в уныние. И ведь так вполне может случиться на самом деле. А если Снейп укажет ему на дверь – разве можно будет его за это винить? Гарри за все время общения с зельеваром проявлял себя не лучшим образом, а Снейп, хоть и был нелюдимым и обладал весьма специфической внешностью, все же превосходил интеллектом и остроумием среднестатистическое большинство. Гарри представить не мог, чем он сможет заинтересовать такого как Снейп. Ему нужен кто-то более умный, кто-то вроде Гермионы, только мужского пола. Правда, не похоже было, что зельевар в ближайшее время собирался отправляться на поиски своей второй половинки, учитывая, что он безвылазно сидел в коттедже, сведя контакты с внешним миром к минимуму. Наверное, Гарри не должен был чувствовать себя по этому поводу таким счастливым. Недостойно ревновать человека, на которого не имеешь никаких прав, и уж тем более недостойно считать его своим и только своим. Но знание, что в ближайшем будущем он вряд ли столкнется с проблемой появления в жизни Снейпа кого-то постороннего, грело душу и немного примиряло его с жестокой действительностью. Гарри мимоходом удивился, что так спокойно воспринял осознание истинной природы своей сексуальности – тот факт, что он, оказывается, куда больше интересуется своим, чем противоположным полом – но по сравнению с откровениями, свалившимися ему как снег на голову за истекшие полчаса, это уже не казалось ему таким существенным. Наоборот, чем дольше он размышлял, тем яснее видел, что неожиданная смена ориентации вовсе не была такой уж неожиданной – теперь Гарри припоминал долгие взгляды, которыми он провожал Седрика и даже иногда Оливера Вуда. Снейп был прав в одном – порой Гарри чудовищно тупил. Даже не верилось, что осознание своей природы заняло у него столько времени – пусть даже у него имелись на то веские причины. По прошествии самой первой недели после Битвы, когда Гарри с Джинни трахались на каждой горизонтальной поверхности в доме на Гриммо, любые сексуальные желания у него постепенно исчезли, как будто их и не было. А теперь, когда ему стало лучше… во всех смыслах, они потихоньку просыпались вновь. Если бы он еще знал, что теперь со всем этим делать. Дверь в классную комнату приоткрылась, являя растрепанную голову Гермионы. ― Вот ты где! ― воскликнула она, явно довольная, что наконец отыскала его. – А я-то думала, куда ты подевался. Ты не забыл, что мы собирались заняться подготовкой к завтрашним занятиям? Вообще-то, Гарри в самом деле забыл, но счел за лучшее в этом не признаваться. ― Нет, ― ответил он, отходя от парты, на которую облокачивался. – Уже иду. Знаешь, я извинился перед Джинни. Все прошло лучше, чем я ожидал – она сказала, что ей нужно время подумать, но в перспективе она постарается сохранить нашу дружбу. Гермиона засияла как елка в рождественскую ночь. ― О, я так рада! Знаю, ты все это время старался держать дистанцию с Джинни, и тем более здорово, что именно ты сделал первый шаг! И Рон очень обрадуется… Ну давай, пошли же. Домашняя работа ждать не будет. Гарри последовал за ней, благодарный за возможность немного отвлечься от бесплодных размышлений, по всей видимости, зашедших в тупик. Даже если во время повторения материала он отвлекался и был более рассеянным, чем обычно, Гермиона никак это не откомментировала, очевидно, связав его состояние с недавним нелегким разговором. Гарри не был уверен, что даже знай она про Снейпа, он смог бы ей довериться. Когда они закончили – Рон с облегчением вздохнул – было уже поздно, и друзья разбрелись по своим спальням. Однако, сон к Гарри не шел, как бы отчаянно он не пытался успокоить взвинченные нервы, крутясь на своей широкой кровати. В конце концов, пришлось признать свое поражение перед внезапно проснувшимся либидо, возвращавшемся к жизни стремительными темпами. Он украдкой запустил руку в пижамные штаны, вспоминая голос Снейпа, руки Снейпа, представляя как они прикасаются к нему, гладят, сжимают, и гадая, окажется ли зельевар в этом так же искусен, как и в обращении с ножом. Он думал о губах Снейпа, искривленных в усмешке, воображая, каково это будет ― прижаться к ним своими, и будут ли его поцелуи жалить так же, как и его оскорбления. Гарри кончил, заливая спермой пальцы и живот и пряча лицо в подушку, чтобы заглушить невольный стон, в отчаянии задаваясь вопросом, как же он сможет теперь, во имя Мерлина, смотреть Снейпу в глаза. *** Но Гарри даже представить себе не мог, чем обернется его очередной субботний визит к Снейпу. Начать с того, что зельевар вел себя так, словно ни душевных метаний Гарри, ни его тайного внезапного озарения просто не существовало. Конечно, ясно было, что узнать Снейпу о последних изменениях в его жизни просто неоткуда, но тем не менее… он невольно чего-то ждал. Словно Гарри подспудно был убежден, что все чувства и желания четко написаны у него на лице. Явное доказательство того, что это не так, немного уменьшали градус напряжения, в котором он пребывал с момента, как переступил порог коттеджа. И все же это не помешало ему вести себя как полный идиот – он умудрился загубить результаты своих трудов по обдиранию ивовой коры, необходимой для восстанавливающего зелья (определение этому занятию, конечно, дал Снейп, сам Гарри выразился бы иначе). Снейп дважды оказывался совсем рядом, и Гарри, забыв обо всем и пьянея от его близкого присутствия, в конце концов выронил все, что держал в руках. Зельевар ограничился пренебрежительным замечанием, словно и не ожидал от гриффиндорца ничего иного. Гарри не мог прийти в себя от изумления – как может такой умный человек как Снейп не догадаться в ту же секунду о причинах происходящего, например, почему Гарри заливается краской в его присутствии, или почему то и дело кидает взгляды украдкой? Но – чудо из чудес – Снейп, кажется, в самом деле не догадывался. Разрываясь между нервным смущением, вызванным близким присутствием человека, к которому внезапно воспылал страстью, и глубочайшим ужасом от перспективы, что тот все-таки узнает о его чувствах, Гарри тем не менее за все сокровища мира не согласился бы покинуть полутемную маленькую комнатку в подвале, где они оборудовали лабораторию. Он давно свыкся с постоянным ворчанием Снейпа, более того – оно его странным образом успокаивало. Просто находиться рядом с зельеваром само по себе было несоизмеримо лучше, чем вдали от него. Ничего удивительного, что всю последующую неделю он отчаянно тосковал по Снейпу. Наверное, раньше он тоже чувствовал нечто подобное, но никогда так остро – поэтому, когда ему в голову пришла мысль оригинальным способом извиниться перед миссис Уизли, он не колебался ни секунды и немедленно приступил к воплощению своего плана. В следующую субботу он улизнул из Хогвартса сразу после ланча, торопливо извинившись перед Роном и Гермионой, аппарировал в Лондон, где пробежался по магазинам, и наконец, нагруженным покупками, перенесся к коттеджу Снейпа. Хмуро понаблюдав, как Гарри выгружает на кухонный стол яйца, масло и еще кучу разных продуктов, зельевар все-таки захлопнул книгу и подошел ближе. ― Скажите на милость, что вы собираетесь со всем этим делать? Гарри принялся просеивать муку, ссыпая ее в миксер. ― Буду делать пирог. В подарок миссис Уизли, в качестве извинений за то, что внаглую не явился на ее день рождения. Думаю, это поможет растопить лед. ― Вы будете делать пирог, ― глухо повторил Снейп. – Для Уизли. На моей кухне. Поттер, еще нет даже четырех. Вы не могли использовать для этих целей ваш собственный дом? ― У вас здесь сама кухня лучше, ― возразил Гарри, безмерно гордясь, что сумел почти не покраснеть. В конце концов, он сможет привыкнуть к этому, не так уж это и сложно, правда? ― А пирог требует времени, поэтому я пришел пораньше. Извините. Гарри быстро поднял глаза на Снейпа – тот продолжал сверлить его выразительным взглядом. ― Придержите коней, хорошо? Я собираюсь приготовить два пирога – один вам в качестве «спасибо» за то, что позволили воспользоваться вашей кухней. ― Поттер, вы вторглись в мой дом, не утруждая себя вопросами, согласен ли я на это или нет. Вы захватили мою кухню, как Аттила и гунны в свое время Евразию, и не сомневаюсь, оставите после себя такой же хаос и разрушения. Гарри счел за благо промолчать. Снейп тоже больше не сказал ни слова. Некоторое время он просто безмолвно стоял посреди кухни, а потом неожиданно шагнул ближе и заглянул Гарри через плечо, обозревая содержимое сумок. ― С чем будет пирог? Гарри не смог сдержать дрожь, когда дыхание Снейпа коснулось его шеи. ― С вишней, ― ответил он, с облегчением убедившись, что его голос звучит почти нормально, несмотря на внезапный спазм в горле. ― Я хотел соорудить «Грязь Миссисипи», но не хочу облажаться, поэтому остановился на пироге с вишней, он проще. Снейп что-то одобрительно пробормотал и отодвинулся. ― Полагаю, вишня – это приемлемо, ― сказал он, возвращаясь к своему креслу. – Имейте в виду, я не собираюсь развлекать вас, пока вы возитесь с выпечкой. ― Что вы, конечно нет, ― отозвался Гарри. – Обещаю, что не собираюсь прерывать чтение вашей… ― тут он поглядел на внушительных размеров том, опять занявший свое место на коленях Снейпа, ― …несомненно, очень занимательной книги. Снейп бросил на него обжигающий взгляд. Гарри опять бросило в дрожь при одной мысли о том, каково это будет ― увидеть на его лице подобное выражение при куда более пикантных обстоятельствах. Например, если Снейп прижмет его к стене. Или к кровати, все равно. На этой мысли Гарри пришлось в срочном порядке переключать воображение на что-нибудь другое. ― Это трактат о фундаментальных законах действия магии, ― уточнил Снейп с видом несомненного превосходства. – И меня не удивляет, что вы не находите в этом ничего привлекательного. Если бы это было правдой, подумал Гарри с истерическим смешком, возвращаясь обратно к выпечке. Если бы это было правдой…