Кризалис

Пирог удался. Единственный неловкий момент выдался, когда Снейп подносил ко рту вилку с первым кусочком выпечки, а Гарри следил за ним, с ужасом представляя, что будет, если зельевар вдруг окажется из той породы людей, которые выражают удовольствие от вкусной еды экстатическими гримасами. Он не был уверен, справится ли со своей реакцией, но к счастью – приправленному впрочем, легким уколом разочарования – Снейп ел пирог точно так же, как и все остальное: маленькими аккуратными кусочками, и с лицом, по которому абсолютно нельзя было угадать, нравится ли ему блюдо или нет. В свою очередь, Гарри не смог ответить тем же – пирог оказался слишком хорош. Снейп метнул в него взгляд, в котором проскользнуло нечто очень похожее на замешательство, хотя Гарри был не до конца в этом уверен – да и что могло вызвать дискомфорт зельевара? Углубляться дальше в эти мысли было опасно, учитывая с какой скоростью и самоотдачей работало его воображение, когда дело касалось Снейпа, поэтому Гарри решил их просто проигнорировать. Миссис Уизли пришла в восторг, когда в воскресенье он навестил ее в Норе и презентовал второй пирог. Не дав Гарри должным образом принести извинения, она стиснула его в объятиях, беспрестанно повторяя, как переживала за него все это время. Ему оставалось только согласно поддакивать и кивать, в ошеломлении от такого бурного выражения симпатии и беспокойства. Наверное, именно поэтому он чувствовал себя так хорошо рядом со Снейпом ― вот уж кто точно не давал повода к самобичеванию и мыслям о том, что Гарри не заслуживает такой бесконечной доброты. Он осторожно попробовал свернуть монолог миссис Уизли на кулинарную тему, и к счастью, ему это удалось без особого труда. Ей, как и любой матери, было обидно, что родные дети не разделяют ее страсти к готовке, и тем более приятно обнаружить, что Гарри хоть каким-то образом может сгладить эту досадную неприятность. В общем, когда он вернулся воскресным вечером в Хогвартс, в кармане у него лежал пергамент с руку толщиной, вдоль и поперек исписанный рецептами. Следующие пару недель Гарри привыкал к своему новому несколько необычному расписанию. Днем он учился и проводил время с Роном и Гермионой – чаще на публике, чем в уединении собственной комнаты – а иногда и присоединялся к разговорам других сокурсников. Ночами же, перед тем как заснуть, на него накатывали яркие безумные фантазии о Снейпе. Спал Гарри все еще беспокойно, кошмары периодически возвращались, хотя с каждым прожитым днем и становились все менее изматывающими и пугающими. Какая сфера его жизни ответственна за это ― скорее всего, все и сразу ― он не знал. Но был неизмеримо благодарен. В субботу, когда они со Снейпом проводили время вдвоем, он старался насмотреться на зельевара на всю грядущую неделю и поднимал на него глаза так часто, как позволяли приличия и осторожность. И конечно, это не считая того, что приходилось с головой окунаться в сложный мир зельеварения, изучая его во всех подробностях и со всех сторон. Снейп обычно устраивал ему короткий блиц-опрос, пока закипал котел, и если Гарри не мог сходу дать ответ, пускался в длительные подробные объяснения. Порой Гарри даже на какое-то время отвлекался, по мере сил отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, от привычного занятия – жадного разглядывания шеи Снейпа. Эта новая привычка, конечно, не способствовала лучшему запоминанию информации, но Гарри ничего не мог с собой поделать. Он не раз задавался вопросом, что такого гипнотического было в узкой полоске кожи над воротничком мантии, из-за чего он не мог оторвать от нее глаз – ну, помимо очевидного, естественно. Может, все дело в том, что шея – одно из немногих мест, не прикрытых одеждой, в которую Снейп постоянно кутается, а может, разгадка кроется в тонкой серебряной полоске, пересекавшей горло зельевара. Шрам был тонкий – такой тонкий, что Гарри разглядел его лишь тогда, когда стал уделять повышенное внимание этой части тела Снейпа, но, тем не менее, ясно видимый. Каждый раз, когда Гарри замечал его, он испытывал неимоверное головокружительное облегчение – шрам служил постоянным напоминанием, как близок он был к тому, чтобы потерять Снейпа навсегда и никогда не стать частью его жизни. Не удивительно, что именно в субботу размеренность новой жизни Гарри, к которой он уже начал привыкать, рухнула как замок, выстроенный на песке. Он как раз закончил с зельем – Снейп наконец-то доверил ему самостоятельно колдовать над котлом, что не замедлило сказаться на успехах Гарри на школьных уроках – и как раз с удовлетворением наблюдал, как оно приобретает нужный аквамариновый оттенок, когда рядом возник Снейп, решивший пройти мимо него возле стола, стоявшего почти впритык к стене, увешанной полками. Он тоже что-то варил, пока Гарри сражался с выданным им рецептом зелья, ― непонятная субстанция тихо булькала в котле, доходя до нужного состояния на медленном огне. ― Прошу прощения, ― пробормотал Снейп. – Мне нужен бадьян. Гарри так до конца и не понял, чем был вызван его порыв. То ли тем, что он дождался вежливости от Снейпа – а это было из ряда вон выходящее событие, и на его памяти такое случилось впервые. А возможно, сами эти слова значили много больше, чем заложенный в них смысл, как и тот факт, что Снейп намеренно стоял очень близко к Гарри, вторгаясь в его личное пространство, хотя обычно не обращал внимания на такие мелочи. А может, Гарри просто снесло крышу от близости зельевара – слишком давно он мечтал о том, что они окажутся лицом к лицу, как сейчас, проигрывая бесчисленные варианты дальнейшего развития событий в темноте собственной спальни. Как бы то ни было, Гарри обернулся, двигаясь медленно, словно под водой, поднял глаза на Снейпа и уже больше не смог отвести взгляда. А Снейп тоже зачарованно смотрел в ответ, смотрел так, словно начисто забыл о существовании бадьяна, за которым шел, и выражение его лица вдруг напомнило Гарри о беспомощно застывшем олене, пойманном светом фар. Миг, когда они застыли вот так, друг против друга, растянулся на века – пока Гарри не почувствовал, что больше не сможет выносить этой неопределенности и готов рискнуть всем. Он потянулся к стоявшему напротив человеку, преодолев последние два дюйма, разделявшие их лица, и запрокинул голову, прикоснувшись к губам Снейпа. Он чудовищно облажался – такой была первая мысль, промелькнувшая у Гарри и окатившая его ледяным ужасом. Снейп замер, словно громом пораженный, все его тело как будто одеревенело и застыло в напряжении, даже ритмичное движение грудной клетки вдруг прекратилось. Он не сделал ни единого движения, чтобы ответить на поцелуй, но, с другой стороны, и не шарахнулся прочь. Поэтому Гарри, решив, что терять ему в любом случае нечего, собрал всю отпущенную ему смелость и осторожно провел языком по нижней губе Снейпа. Зельевар словно очнулся, приоткрыл рот с еле уловимым вздохом, и Гарри почувствовал, как расслабляются сведенные судорогой мышцы прижатого к нему тела. Сердце немедленно понеслось вскачь, когда он воспользовался очевидным приглашением, скользнув языком внутрь, и легко обнимая Снейпа за плечи. Теперь зельевар уже не просто позволял целовать себя, но и целовал в ответ, одной рукой вцепившись в затылок Гарри и притягивая его ближе. Нельзя сказать, чтобы это был лучший поцелуй в жизни Гарри – если честно, он был неуклюжим и неловким, словно Снейп толком не знал, что делать, и действовал на одних инстинктах. Но его язык, при каждом движении встречавшийся с языком Гарри, был таким невыносимо горячим и жадным, и Гарри так ждал этого – Мерлин свидетель, как он этого ждал! От их поцелуя внутри него зарождался искрящийся жар, омывая все тело пылающими волнами, и он внезапно ощутил такое сильное возбуждение, что брюки моментально стали невозможно тесными. Гарри отвечал, вложив всего себя в поцелуй и прижимаясь к Снейпу всем телом, просто потому, что казалось немыслимым сейчас отстраниться, и когда он ощутил, как в его живот вжимается напряженный член зельевара, то почувствовал, что готов умереть прямо здесь и сейчас. Но нет, они все еще целовались – неловко, глубоко и яростно – и Гарри зажмурился, растворяясь в ощущениях, отдавая себя на волю волн чистого беспримесного наслаждения… И вдруг чужие руки грубо оттолкнули его так резко, что спина Гарри с отчетливым стуком встретилась со скамейкой, а позади что-то тяжело упало на пол. Когда он поспешно распахнул глаза, комната была пуста. Снейп исчез, превосходно сваренное зелье Гарри растекалось по холодным плитам пола, опрокинутое при ударе его тела о скамейку. Что за черт? Гарри с помощью палочки убрал остатки зелья и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть немного утихомирить бешено колотящееся сердце. На автомате он погасил огонь под котлом Снейпа, не в силах собраться с мыслями. По всему выходило, что реакция на только что случившееся со стороны зельевара оказалась слишком бурной. Даже если он не хотел отвечать на ласку – хотя Гарри был на сто процентов уверен, что поведение Снейпа во время поцелуя доказывало обратное – почему он сбежал, и не воспользовался шансом всласть пооскорблять и поорать на гриффиндорца? Нет, тут было что-то еще ― что-то, внушающее определенное беспокойство. Нервозность Гарри увеличилась в разы, когда он поднялся по ступенькам в гостиную и увидел распахнутую настежь входную дверь, слегка покачивавшуюся на петлях. Снейп никогда не оставлял двери открытыми – это был один из его многочисленных пунктиков. Гарри выскочил наружу, лихорадочно оглядываясь во всех направлениях. Глазам потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к полутьме наступившего вечера, а потом он вдруг увидел Снейпа возле небольшой группки деревьев, рядом с которыми Гарри обычно аппарировал. Ледяные тиски все сильнее сжимали его сердце с каждым последующим поспешным шагом в направлении зельевара. Снейп не просто стоял под деревьями, как сначала показалось Гарри, он тяжело привалился к ближайшему стволу, словно не мог самостоятельно удержаться на ногах. Когда Гарри приблизился достаточно, чтобы разглядеть его лицо, даже в наступающих сумерках оно показалось ему пепельным, словно Снейпу сию же минуту или станет плохо или же он упадет в обморок, а на ногах держится исключительно потому, что так и не определился, какой вариант предпочтительнее. Обморок все же был вероятнее – Гарри видел, как тяжело вздымается его грудь при каждом вдохе, слишком быстром, слишком поверхностном, чтобы обеспечить достаточное количество кислорода. Гарри инстинктивно понял, что происходит. Ведь он проходил через все это сам, хотя раньше наблюдать приступ со стороны ему не приходилось. Вот как, оказывается, выглядит человек, который захвачен панической атакой, и честное слово, Гарри прекрасно обошелся бы без этого знания. И он каким-то образом спровоцировал все это. Потому что поцеловал Снейпа. ― Вы в порядке? – спросил он и тут же проклял себя за идиотский порыв задать идиотский вопрос. Конечно, Снейп не в порядке, и это совершенно очевидно. ― Уходи… прочь… Гарри был поражен, что даже в таком состоянии зельевар способен связно выговаривать слова. Наверное, необходимость прогнать гриффиндорца была для него жизненно важна. И тем хуже, что Гарри не мог последовать этим инструкциям. Он был уверен, что ни за что не оставит Снейпа одного в таком состоянии. Гарри отчаянно пытался придумать, что он может сделать для него в этой ситуации – что-нибудь, что угодно. Вдруг сообразив, он так же отчаянно принялся рыться в карманах мантии, пока его пальцы не наткнулись на прохладное стекло искомого пузырька. Последние недели он почти не использовал настойку, так что в фиале оставалась еще где-то треть зелья. ― Вот, возьмите, это поможет, ― проговорил он, протягивая пузырек Снейпу. Тот ухватился за него, как утопающий за соломинку. Невзирая на свои ранние предостережения о злоупотреблении зельем, он одним глотком опустошил пузырек и бессильно прислонился обратно к дереву, дрожа крупной дрожью. Некоторое время Гарри просто беспомощно наблюдал за Снейпом в тишине, отмечая, как его вдохи становятся увереннее и глубже. Как, во имя Мерлина, он умудрился стать причиной этому кошмару? ― Простите, ― пробормотал он. – Я не хотел… ― Убирайся! – выкрикнул вдруг Снейп с такой злобой, какой Гарри давно уже не слышал в его голосе. С самой первой провальной попытки наладить отношения, если быть точным. – Тебе недостаточно? Ты счастлив теперь, Поттер? Доволен? Конечно, Гарри не испытывал ничего такого. В его душе мешались беспокойство, мучительная вина и глубокое горькое отчаяние. ― Но я… ― начал он, но его прервал громкий треск. Толстая ветка грохнулась с дерева всего в пяти дюймах от места, где он стоял. Гарри поспешно аппарировал прочь, пока кто-нибудь из них серьезно не пострадал. *** Когда Гарри наконец-то понял, почему Снейп повел себя так странно, он был уже на полпути к Хогвартсу. Не будучи идиотом, он вполне мог сложить два и два, чтобы получить четыре. А учитывая недавнее расширение кругозора в области посттравматического синдрома, он довольно много знал о причинах возникновения панических атак, понимал, что в данном случае такой причиной послужил их поцелуй или что-то, связанное с поцелуем, ― так что, в принципе, не надо было быть гением, чтобы догадаться обо всем остальном. Ужасное подозрение опять заставило его мучиться чувством вины, но уже несколько иного плана – ведь когда он предавался диким фантазиям о Снейпе, он даже помыслить не мог ни о чем таком. И вообще… Он, конечно, много думал о Снейпе в последнее время в разном контексте, но как-то очень абстрактно, с точки зрения своих собственных желаний, словно тот был не реальным человеком, а неким средством для удовлетворения потребностей Гарри. О потребностях самого зельевара он как-то не задумывался, как и о его проблемах и нуждах… и кажется, опять вел себя как конченый эгоист. Перед глазами до сих пор стоял Снейп, бессильно прислонившийся к стволу дерева ― словно отражение самого Гарри в недавнем прошлом. Он приложил огромные усилия, чтобы задвинуть мысли о зельеваре и их опрометчивом поцелуе в самый дальний угол сознания – просто не мог думать об этом ужасе и не хотел допускать даже возможности, что его догадки могут оказаться правдой. Стараясь заглушить внутреннее отчаяние, он весь вечер провел в общей гостиной, сидя у камина с Роном и Гермионой, но это оказалось еще хуже, чем просто закрыться в своей комнате – царившее кругом веселое оживление обернулось жестокой насмешкой, вызывая у него настоящую ненависть ко всем вокруг. Ближе к отбою Гермиона уже не скрывала тревожные взгляды, которые весь вечер бросала на Гарри – так что, учитывая это и свое взвинченное состояние, он прекратил всякие попытки казаться дружелюбным и, пробормотав что-то про тяжелый день, поплелся в свою комнату. Книги, которые ему притащила Гермиона в начале учебного года, стопкой высились на столе. Он торопливо раскидал их, скользя взглядом по названиям, отобрал несколько и с ногами забрался на кровать, поочередно открывая каждую и лихорадочно листая страницы. Большинство авторов фокусировалось исключительно на психологических травмах, явившихся прямым следствием военных действий, но все же уделяли некоторое внимание и тем, что были вызваны другими причинами. Эти разделы он в прошлом просто пролистал, решив, что к нему они не имеют никакого отношения. Теперь же Гарри пристально изучал именно их. И чем больше он узнавал, тем крепче становилась уверенность, что его первоначальная догадка верна, и тем сильнее была муторная тяжесть, разливавшаяся в груди. Когда Гарри захлопнул последнюю книгу, в его душе царил жуткий душащий сплав растерянности, стыда, гнева, горечи и отчаяния. Эмоции захлестывали его, подступали к горлу рыданиями – но слез не было. И над всем этим четко проступало осознание – он по-прежнему безоговорочно, бесспорно, до потери пульса и разума любил Снейпа. Раньше он думал, что ненависть – его самое мощное и эффективное оружие против зельевара. Оказалось, он ошибался – дискомфорт, испытываемый Снейпом при гневных нападках гриффиндорца, не шел ни в какое сравнение с болью, которую Гарри причинил ему своей любовью. *** Гарри вернулся на следующий день. Он так и не смог заснуть в эту ночь, безмолвным призраком бродил по пустым классным комнатам в пограничном состоянии между сном и бодрствованием, мучаясь мыслями о том, что же будет делать, если Снейп никогда больше не пустит его на порог. Он не хотел думать об этом – сердце сразу начинало болезненно ныть, словно его царапали тупым ножом. Для Гарри было жизненно необходимо сохранить дружбу Снейпа – если даже он и не сможет рассчитывать ни на что другое. Потому что отношения, сложившиеся у них за это время, были именно дружбой – может быть, самой странной, самой нетипичной из всех, которые он знал, но тем не менее искренней. А возможно, он просто выдает свои лихорадочные фантазии за реальность, и на самом деле ничего этого нет. А Снейп просто терпит его… Нет, черт возьми, нет, он опять наступает на те же грабли! Это всего лишь проклятая неуверенность в себе, которая только и ждет момента, чтобы вновь прочно обосноваться в его сердце. Но не в этот раз, теперь он не сдастся, прикрываясь самоуничижением, как оправданием для жалости к себе и отказа от борьбы. Снейп слишком важен для него. Все, что происходит между ними ― слишком важно. Гарри пока не понимал, чем руководствовался в своих поступках Снейп, но, несомненно, у зельевара были свои резоны, иначе он никогда не ответил бы на тот поцелуй. И пусть все может обернуться катастрофой, Гарри обязан попытаться исправить ситуацию, и сделать что-нибудь для него, хотя бы в ответ на поддержку в трудные для самого Гарри времена. Может быть – а вдруг и в самом деле? – ему удастся хоть немного помочь. По крайней мере, надежда умирает последней. Аппарировав к коттеджу, Гарри вновь отыскал Снейпа возле пруда – тот сидел, замерев в знакомой медитативной позе. Он никак не отреагировал, когда Гарри осторожно опустился рядом, ― как и тогда, много недель назад, не шевельнул ни единым мускулом. Но на этом любое сходство заканчивалось – Снейп продолжал молчать, и глаза его были плотно закрыты. Долгое время они просто сидели в тишине. ― Простите, ― наконец еле слышно прошептал Гарри. – Я не знал. Снейп не ответил. Он не сказал «Ну естественно вы не знали, я не собирался вас в это посвящать» или «Прекратите совать свой нос в чужие дела, Поттер!» И уж конечно Гарри не услышал ничего вроде «Все нормально, откуда вам было знать». Снейп просто продолжал молчать. Тишина сгущалась как туча, и хрупкая решимость Гарри постепенно исчезала, придавленная ее тяжестью. Он вдруг растерял уверенность в чем бы то ни было, а сомнения с удвоенной силой принялись грызть его изнутри. ― Это же не… ― окончательно запутавшись, спросил он. ― Не потому, что это был я? Снейп распахнул глаза, повернул голову и уставился на Гарри. В его глазах плескалась ярость, какой Гарри еще видеть не доводилось – может быть, за исключением вчерашнего вечера. ― Если уж у вас хватает наглости задавать такого рода вопросы, ― прошипел он, ― по крайней мере воздержитесь от подобного идиотизма, а не то, клянусь Мерлином, я… ― Нет-нет, ― поспешно вклинился Гарри. – Вы совершенно правы, это и в самом деле был дурацкий вопрос, сам не понимаю, что на меня нашло. Простите. Снейп отвернулся, сосредоточившись на плещущейся ряби пруда, и вновь прикрыл глаза. Его лицо опять превратилось в нечитаемую маску, за которой он надежно прятал все свои эмоции и чувства. В мягком вечернем свете он всем своим видом и манерой держаться напоминал несокрушимую скульптуру, изваянную из железа и стойкой стали – недвижимую, безупречную, отстраненную. Сердце в груди Гарри болезненно сжалось при взгляде на него – такого, потому что сам он знал лучше. Если Снейп и напоминал иногда изваяние, то выплавлено оно было из хрупкого тонкого стекла. ― Совсем не потому, что это был ты, ― произнес зельевар вечность спустя. Я знаю – хотел ответить Гарри, но удержался. Впрочем, он все равно не смог бы сейчас говорить – никак не получалось сглотнуть колючий ком в горле. Вместо этого он кивнул и, повинуясь секундному порыву, протянул руку и легко провел большим пальцем по тыльной стороне ладони Снейпа – мимолетный жест, который так просто пресечь при желании. Зельевар опустил глаза вниз, но остался по-прежнему неподвижен. Гарри повторил движение, и когда Снейп не отстранился, осторожно сжал его пальцы – просто касаясь, просто предлагая поддержку, просто давая понять, что он рядом. ― Так… нормально? – спросил он, замирая от страха ― а вдруг ответом окажется «нет». Снейп долго не отводил взгляда от их соединенных рук – и Гарри почти уверился, что он вообще не собирается отвечать. ― Нормально, ― в конце концов едва слышно произнес зельевар, и этот голос, хоть и развеял часть сиюминутных опасений Гарри, резанул его по сердцу словно ножом. Они сидели так в тишине еще очень и очень долго. *** Снейп ни словом не обмолвился об их поцелуе, и Гарри тоже предпочитал помалкивать, сообразив, что любое упоминание об этом с его стороны будет расценено зельеваром как грубое вмешательство в его личное пространство, которое он так ревностно оберегал. По вечерам, перед сном Гарри, захваченный горькими мыслями, перестал ласкать себя. Его тело по-прежнему жаждало разрядки, ему было плевать на недавние открытия, но Гарри отказывался подчиняться инстинктам. Ему казалось, что теперь, после всего случившегося, думать так о Снейпе, представлять его – само по себе было чем-то преступным и извращенным, к тому же, стоило ему вступить на эту территорию, немедленно возвращались мысли и образы, которые он отчаянно гнал прочь и стремился навсегда похоронить. Конечно, напряжение, ощущаемое ими обоими во время визитов Гарри, взлетело до невиданных высот, подпитываемое каждым несказанным словом, каждым перехваченным взглядом, становясь тем более невыносимым, что никак не находило выхода. В следующую субботу, когда Гарри в обычное время появился в коттедже, Снейп, видимо, решил полностью игнорировать возникавшие на каждом шагу неловкости, сходу засыпав его заданиями по применению Третьего закона Голпалотта и созданием антидота, пока у Гарри голова не пошла кругом. Единственный плюс – в этот раз он, кажется, действительно понял, что к чему. Потом ему еще пришлось определять, какие компоненты входят в состав заданного зелья, пока Снейп возился с приготовлением очередного заказа, доставленного совиной почтой. Гарри пыхтел над котлом больше часа. Даже с детальными инструкциями зельевара дело двигалось медленно и требовало тщательного контроля за выверенностью каждого движения и предельной осторожности. Неудивительно, что на шестом курсе у него с этим так ничего и не вышло. Но, наконец, все было сделано – все составляющие зелья были аккуратно разлиты по фиалам, выстроившимся перед ним ровным строем – и Гарри вздохнул с облегчением. Его переполняла радость и гордость от вполне успешного завершения задания, с которым еще совсем недавно он не мог справиться – а ведь прошло меньше двух лет. А после того, как Снейп обозрел результаты его работы – сверяясь по списку и описанию свойств каждого из ядов, возле фиала с которым останавливался – и удовлетворенно кивнул, радость тут же переплавилась в эйфорию. Но когда Снейп поручил Гарри измельчить чешую дракона, непроницаемая стена отрицания, которой они поспешно отмежевались друг от друга, предсказуемо рассыпалась в пыль. Гарри протянул Снейпу маленький пузырек, тот рассеянно взял его – и их пальцы встретились, а все еще пребывавший в приподнятом настроении гриффиндорец даже не сообразил скрыть свою реакцию на прикосновение ― словно сквозь него пропустили электрический заряд. Снейп тут же это заметил и тоже застыл, не закончив движения, пальцами по-прежнему легко касаясь его руки. Опять, как и в прошлый раз, Гарри неотрывно смотрел на Снейпа, а Снейп смотрел на него в ответ с таким выражением, словно вдруг увидел впервые. Гарри вдруг стало совершенно нечем дышать. От пальцев Снейпа, касающихся его собственных, исходило тепло, а его губы так и манили к ним прикоснуться. Над воротничком мантии быстро бился пульс – еле уловимо, и если бы Гарри так пристально не вглядывался, он бы ничего не заметил. ― Я очень хочу вас поцеловать, ― беспомощно прошептал он, не в силах удержаться. Снейп не сдвинулся ни на дюйм, черты его лица закаменели, но взгляд мгновенно метнулся к губам Гарри, словно он тоже на какую-то секунду не совладал со своими желаниями. ― Это очень и очень плохая идея, ― без всякого выражения произнес он. Гарри нерешительно замер. Он не хотел давить на Снейпа и к чему-то его подталкивать, не хотел заходить слишком далеко, чтобы ненароком не разрушить то хрупкое доверие, которое зарождалось между ними. И уж тем более не хотел снова причинять боль дорогому для него человеку – только не теперь, только не таким способом ― если этого можно было легко избежать. Но язык тела Снейпа был достаточно ясен – он не отодвигался, хотя запросто мог это сделать, и неотрывно смотрел на Гарри такими глазами, словно весь остальной мир просто прекратил свое существование. ― Это значит – нет? – отважился спросить Гарри. – Я не понимаю, нет это или… Кажется, Снейп тоже не понимал. Он не ответил, не отрывая от Гарри взгляда, выражение которого было абсолютно загадочным, ― и тот невольно задался вопросом, что же творится сейчас в этой непостижимой душе, какие битвы проходят под маской сдержанного спокойствия. А потом Снейп шагнул ближе, очень осторожно скользнул рукой по его шее, притягивая к себе, и вовлек в поцелуй. Не было ни намека на отчаянную страсть, двигавшую ими в прошлый раз. Гарри осторожничал, боясь все испортить, и позволял Снейпу вести, ни на чем не настаивая и ни к чему не подталкивая – просто принимал все, что зельевар готов был ему дать. В этом поцелуе сквозила легкость и невыносимая нежность, а в том, как губы Снейпа скользили и прижимались к губам Гарри, было нечто почти целомудренное. Может быть, это не должно было настолько будоражить кровь, но никто и никогда не целовал Гарри так, словно он был настоящей драгоценностью, и осознание этого заставляло мир вокруг сиять и переливаться, наполняя Гарри чистым концентрированным счастьем. Губы Снейпа нерешительно дрогнули, Гарри тут же, не задумываясь, приоткрыл рот, и когда язык зельевара в первый раз мимолетно встретился с его собственным, неожиданно не смог сдержать слабый горловой стон. Снейп тут же отстранился, хотя и не отшатнулся прочь, прижавшись лбом ко лбу Гарри и крепко зажмурив глаза. Он тяжело дышал – эффект от такого невинного поцелуя был, пожалуй, слишком силен – но точно такое же действие он оказал и на самого Гарри. ― Я не могу, ― почти неслышно выдохнул Снейп, и вдруг резко отодвинулся. Гарри обожгло холодом, словно зельевар забрал с собой его живое горячее сердце, швырнув куда-то на холодные плиты пола. Вот только он прекрасно понимал, что Снейп в этом не виноват. ― Постойте! – крикнул он и запнулся, подавившись словами, когда Снейп замер в дверях, опершись рукой на деревянный косяк. Ведь что он мог сказать такого, что не прозвучит сейчас как навязчивые претензии и наглые домогательства? Какие слова ему подобрать, чтобы не разрушить то драгоценное, что было между ним и Снейпом и что было бы преступлением сломать в угоду разыгравшимся юношеским гормонам? ― Перестань, Поттер, ― сказал Снейп, так и не повернувшись лицом к Гарри. – В данной ситуации я не смогу дать тебе то, чего ты хочешь, и мне кажется, это должно быть очевидно для нас обоих. А вот теперь, как ни странно, Гарри почувствовал себя намного увереннее. ― Чего я хочу, ― повторил он. – И вы настолько уверены, что знаете, чего именно я хочу? Снейп фыркнул – и в его голосе горечи было куда больше, чем насмешки. ― Тебе семнадцать… ― Вообще-то, уже восемнадцать. ― Действительно, какая существенная разница! Ты в том возрасте, когда определенные желания имеют первостепенное значение, а я, возможно, никогда не смогу… соответствовать твоим ожиданиям. Ты заслуживаешь гораздо большего, и я желаю тебе… ― тут его голос ощутимо дрогнул ― …удачи в поисках подходящего человека. Ты привлекательный юноша ― несмотря на все свои недостатки, тебе не сложно будет найти себе подходящую пару. А теперь оставь меня в покое, и не смей гасить огонь под котлом, когда будешь уходить. Это зелье должно кипеть еще не менее получаса. С этими словами Снейп вышел из лаборатории. У Гарри перед глазами заплясали черные точки. Праведное негодование росло в груди так стремительно, что у него пресеклось дыхание – совсем как после недавнего поцелуя. Нет уж, он ему не позволит. Не позволит свести все к потребностям Гарри, не позволит ему думать, что все упирается исключительно в секс. Ни за что. Перепрыгивая через две ступеньки, Гарри на полной скорости ворвался в кухню. ― Мы еще не закончили, ― задыхаясь, выпалил он. ― Разве? – Снейп с отчетливым стуком поставил чайник на плиту. – А мне кажется, я ясно дал тебе понять, что не намерен дальше обсуждать эту тему. ― Нет, ― Гарри глубоко вздохнул, успокаивая дыхание. – Послушайте, если вы… если ты так решил, потому что это для тебя слишком тяжело или… причиняет боль, тогда ладно. Если дело только в этом – скажи, и я клянусь, что больше никогда не напомню о своих… ну, о том, что было. Мне другое нужно, а не просто… я слишком уважаю тебя для этого. Он вновь судорожно вздохнул. ― Но только не надо делать крайним меня. Не говори, будто знаешь, что мне нужно, потому что это не так, потому что я и сам не знаю, какого хрена вообще мне нужно в последнее время. Раньше я думал, что буду счастлив с Джинни, и погляди, чем это все закончилось. Она оказалась совсем не тем человеком, и если честно, очень неуютно осознавать, как близок я был к тому, чтобы жениться на копии моей мамы. Снейп чуть слышно вздохнул. ― А я все гадал, дойдешь ли ты когда-нибудь самостоятельно до этой мысли. ― Ну, как видишь, дошел, хоть это и заняло немало времени. Но не уходи от темы… ― Поттер! – прервал его Снейп. – Если это вдруг ускользнуло от твоего внимания, то даже если не принимать в расчет… иные обстоятельства, вынужден напомнить, что я немолодой, циничный, неприятный человек с взрывным темпераментом. Мой характер не назовешь ни отзывчивым, ни легким, и я не питаю иллюзий по этому поводу. Ты и сам это знаешь куда лучше меня. ― Ну, в последнее время я и сам циничный и неприятный, ― возразил Гарри. – Так что в какой-то мере могу тебе соответствовать. А что касается отзывчивости и доброты… конечно, если судить по твоему поведению, иногда их сложно распознать, но со мной ты проявлял и то, и другое, пусть даже в своей особенной неповторимой манере. Знаешь, за это я и люблю твое общество. Я никогда не чувствовал вины, когда принимал твою помощь – ведь ты же всегда сопровождал ее оскорблениями и насмешками. Конечно, никому не нравится, когда его высмеивают… но со мной твой метод работает, так что я не собираюсь жаловаться. Снейп не нашелся с ответом, впрочем, Гарри в нем и не нуждался. Кажется, он наконец-то ухватил важную мысль за хвост. ― Ты понимаешь? Мы с тобой похожи… ну, не во всем, конечно, а в том, что по-настоящему имеет значение. Это… в общем… ну, то, что есть между нами, ведь не вчера появилось. Я когда все про себя понял, то долго не мог поверить, как раньше до меня не дошло, потому что, если честно, это ведь очевидно. И я до сих пор удивляюсь, что ты тоже не сообразил что к чему. Вообще-то обычно ты оказываешься гораздо проницательнее. В фырканье Снейпа на этот раз отчетливо звучали истерические нотки. ― А тебе не приходило в голову, Поттер, ― огрызнулся он, ― что я даже мысли такой не допускал, потому что это слишком… Гарри не дал ему закончить предложение. Он не ручался за свои слова и действия, если последним словом в этой фразе окажется «противоестественно». ― Да, я понимаю. Не такой уж я болван, просто очень стараюсь не раздумывать слишком много над такими вещами. Плечи Снейпа резко закаменели. Гарри очень хотелось провести рукой по этой напряженной спине, ощутить, как расслабляются под ладонью мышцы. Он сдержался. ― Не говори, будто знаешь лучше меня, что мне нужно, ― вместо этого повторил он, на этот раз более спокойно. – Потому что как бы там ни было… мне нужен именно ты. Я лучше буду наслаждаться твоим циничным и неприятным обществом, и, может быть… иногда случайными поцелуями, как недавно, чем… в общем, чем угодно еще. Я не собираюсь на тебя давить или требовать чего-то, к чему ты не готов, потому что мне этого совсем не нужно. Только не принимай решение за меня, как если бы ты… ну, считаешь, что не достоин меня или типа того. При этих словах Снейп вздрогнул, и Гарри понял, что, сам того не желая, попал в точку. ― Уходи, ― придушенно пробормотал зельевар, словно поддержание маски внешней невозмутимости давалось ему с огромным трудом. ― Но… ― Мне нужно подумать, ― Снейп тяжело навалился на кухонный стол. Голос звучал устало, невыразительно и в нем отчетливо сквозила неуверенность. – Нужно время. Гарри сразу распознал этот тон, потому что сам частенько прибегал к нему в прошлом, когда разговаривал с МакГонагалл, Гермионой, а потом и с Роном. И он прекрасно знал, как чувствовал себя Снейп – если не в точности, то по крайней мере, вполне достаточно для понимания. ― Хорошо, ― тихо ответил Гарри и вышел из коттеджа без единого слова, взгляда или прикосновения. *** На следующей неделе Снейп опять делал вид, что ничего особенного не произошло. Гарри не знал, что и думать. Конечно, такое поведение зельевара было вполне ожидаемым, но все же он надеялся на другой расклад. Часть Гарри – одинокая, напуганная, отчаянно жаждавшая одобрения и признания – хотела кричать и крушить все вокруг, вновь вернуться к состоявшемуся разговору и на этот раз проследить, что Снейп выслушал и осознал все от первого до последнего слова. Единственное, что его удерживало – данное обещание, которое просто невозможно было нарушить, не в его случае. Промучившись сомнениями, Гарри наконец принял решение дать Снейпу столько времени, сколько тому понадобится – неделя, или десять недель, – чтобы все хорошенько обдумать. Что ж, если зельевару в самом деле это нужно, он подождет, усмирит свои собственные желания и надежды и примет решение Снейпа – каким бы оно не оказалось. Чтобы хоть немного отвлечься, Гарри с удвоенной энергией принялся за создание антидота. Всю неделю он провел в лихорадочных поисках ингредиентов тех ядов, которые он идентифицировал в субботу, и надолго завис над поиском одного-единственного ― того, что превратит разрозненные несовместимые субстанции в нечто большее, чем просто в смесь, и запустит процесс превращения их в антидот, который Слагхорн на шестом году обучения Гарри называл «алхимическим чудом». Книги ему в этом помогли мало – здесь, видимо, вступала в действие пресловутая сущность зельеварения как чистого искусства. По крайней мере, конечный результат усилий Гарри, к его огромному облегчению, не взорвался, не выкипел и не приобрел специфический аромат тухлых яиц. Несмотря на это, он не имел ни малейшего понятия, что именно у него получилось и получилось ли вообще – а еще очень надеялся, что Снейпу не придет в голову испытывать лично на нем действие свежесваренного антидота. В принципе, учитывая последние изменения в их отношениях, это было маловероятно, но все же совсем сбрасывать со счетов такую возможность не стоило. Снейп невыносимо долго изучал предложенный образец, что-то пробуя и вычисляя с помощью волшебной палочки. Потом перелил часть в фиал и пристально разглядывал его на свет, взбалтывал и проверял какими-то специальными чарами. В общем, производил масштабную оценку – только разве что не хлебнул из пузырька этого чертового пойла. ― Чемерица, Поттер? – спросил он, видимо, удовлетворившись осмотром и изучением зелья со всех возможных ракурсов. – Интересный выбор связывающего агента. Почему именно она? ― Я… вообще-то, не знаю, – признался Гарри, мысленно приготовившись к очередному обвинению в пустоголовости. – Просто мне это показалось… правильным. Снейп вздернул бровь. ― Обычно для соединения ингредиентов в этом виде антидота используется змеиный корень… Конечно, он так и знал, что опять напортачил с зельем! … ― и перестань хмуриться. Я как раз хотел сказать, что наконец-то твои магические инстинкты очнулись от глубокой спячки. Чемерица – не очевидный выбор, и, тем не менее, лучший в твоем случае. Она сама по себе ядовита и увеличивает силу конечного продукта практически вчетверо. Я бы тоже использовал именно ее. Погодите-ка, он что, все сделал правильно? Даже лучше, чем правильно, если он верно понял слова Снейпа. Но ему ведь просто фантастически повезло, это же не имеет ничего общего с настоящим мастерством, разве нет? ― Магические инстинкты, ― повторил Гарри. – Не уверен, что понимаю, о чем ты говоришь. И что значит «очнулись от спячки»? Нет, я конечно, рад, что все вышло как надо, но вот только понятия не имею, как меня угораздило. Ты даже не представляешь, сколько книг я перерыл в поисках ответа на этот вопрос, но ни в одной не нашел ничего, что могло бы пригодиться. Снейп почти незаметно дернул вверх уголком рта. ― Ты все еще мыслишь как маггл, Поттер. Магия – это не только сила, которой мы, волшебники, пользуемся для наших нужд, это не просто инструмент в наших руках. Это часть нас самих. Она течет через нас и присутствует везде – в воздухе, в земле, в воде и пламени. Когда ты произносишь заклинание, ты не просто пользуешься своей собственной силой, но и устанавливаешь некую связь с чем-то гораздо более могущественным и всеобъемлющим. Любой сильный маг на каком-то, пусть даже на подсознательном, уровне ощущает эту связь. Истинное мастерство в любой магической дисциплине проистекает от безусловного следования своим магическим инстинктам, а тот, кто ими пренебрегает, навсегда остается посредственностью. И хотя ты не осознаешь этого, магия окружает тебя, взывает к тебе. Это взаимное проникновение, слияние, полное принятие – во всем, не только в данном конкретном случае с антидотом. И ты никогда не найдешь нужных ответов в текстах, сколько бы сил и времени не потратил на поиски. Нет, эта маленькая речь определенно не должна была казаться Гарри такой… откровенно возбуждающей! Он прилагал все усилия, чтобы не поддаваться гипнотическому воздействию этого голоса, но потерпел сокрушительное поражение – каждое слово, сказанное Снейпом, отзывалось где-то глубоко в сердце. И это даже не принимая во внимание откровенно провокационные фразы вроде «взаимного проникновения» и «слияния», которые только распаляли пламя, захватившее его душу и тело. Гарри покраснел и в смущении потер шею, неловко отводя глаза. К счастью, Снейп не стал комментировать очевидное направление, которое приняли мысли гриффиндорца. ― Это… занимательно, ― признал Гарри, когда вновь обрел контроль над своими голосовыми связками. – Я никогда не задумывался над такой стороной вопроса. Снейп опять усмехнулся с видом безусловного превосходства. ― Это теория магии. Не далее, как три недели тому назад, ты весьма пренебрежительно отозвался о книге, посвященной этой проблеме. Гарри припомнил внушительных размеров том, и внезапно ощутил укол любопытства. ― Признаю, я был неправ… Вот только не начинай! Просто уму не постижимо, какое удовольствие ты получаешь, раз за разом заставляя меня каяться в совершенных ошибках. ― Надо же мне как-то скрашивать унылые серые будни, ― протянул Снейп, и Гарри не смог удержаться от улыбки. – А теперь иди сюда и приступай к нарезке цыплячьей печени. Тонкими ломтиками, если тебя не затруднит. Гарри охотно подчинился, ощущая тихую радость при мысли, что Снейп наконец-то признал его технику удовлетворительной настолько, что позволял помогать в приготовлении зелий на заказ, даже если эта помощь выражалась лишь в нарезке ингредиентов. Трудно было ожидать от зельевара лучшего комплимента. Работали они преимущественно в тишине. Снейп изредка комментировал, что именно он делает и зачем, а Гарри так же изредка задавал вопросы, пока резал, тер и измельчал ингредиенты, а когда закончил с этим – просто наблюдал за работой зельевара. Атмосфера в лаборатории установилась вполне мирная и уютная, и Гарри поймал себя на мысли, что на самом деле зельеварение не многим отличается от кулинарии ― в том смысле, что точно так же приносит успокоение, тем более теперь, когда он начал в нем более-менее ориентироваться. Когда зелье было сварено, а в лаборатории наведен идеальный порядок, Снейп вдруг перехватил его на пути к выходу, осторожно развернул спиной к стене и нежно поцеловал, так что у Гарри от накатившей слабости враз подогнулись колени. Потом, словно ничего особенного не случилось, быстро взбежал по лестнице из подвала, распахнул дверь и недвусмысленным жестом указал на нее. Что же, подумал Гарри, он, наверное, сможет смириться с этим. На самом деле, он сможет намного больше, чем просто смириться. Он аппарировал обратно в Хогвартс, не в силах согнать с лица глупейшую улыбку и ощущая невообразимую легкость во всем теле – воспари он сейчас над плитами школьного двора, его это вряд ли бы удивило. *** С того дня в их отношениях изменилось немногое ― кроме того, что Гарри стал появляться в коттедже Снейпа гораздо чаще, и не только по субботам. Он немного волновался, что Рон и Гермиона забеспокоятся, если он будет слишком часто исчезать без объяснений – и волновался не без причины, учитывая долгие изучающие взгляды, которые порой бросала на него Гермиона. Но пока друзья не тревожили его расспросами – держали слово и пытались не вмешиваться. Гарри был им за это очень благодарен и решил, за неимением лучшего, в полной мере воспользоваться их попустительством. К тому же, можно было надеяться, что его настроение, впервые за долгое время стабильно державшееся на положительной отметке, немного усыпит их подозрения и беспокойство, ну а если нет – он как-нибудь разберется с проблемой позже. Найдет способ донести до них, что его жизнь и вправду налаживается. Другим значительным изменением в их отношениях со Снейпом были, конечно, поцелуи. Зельевар, хоть и принял очевидное решение больше не игнорировать то, что зарождалось между ним и Гарри (определенно нужно было подобрать более изысканную метафору их отношениям, это нелепое местоимение начинало раздражать), кажется, до сих пор не мог до конца поверить, что все это происходит на самом деле. Бывали дни, когда он упорно отказывался касаться Гарри, но чаще случалось как раз наоборот – после завершения работы в лаборатории или ужина Снейп тянулся к нему, словно поступить иначе было просто невозможно. Он никогда не целовался в той манере, которую Гарри частенько наблюдал в коридорах Хогвартса между теми же Роном и Гермионой или другими устоявшимися парами – мимолетное выражение привязанности, быстрый чмок в губы. Нет, Снейп выбирал моменты для поцелуев с особой тщательностью, которой Гарри не мог постичь, предварительно убедившись, что оба они предельно сконцентрированы, и никакие посторонние факторы не смогут их отвлечь. Его поцелуи были по-прежнему невесомы, неторопливы, но вместе с тем основательны, словно он приноравливался к новому для себя занятию, пробуя на вкус и изучая каждый дюйм губ Гарри с обескураживающим вниманием. Гарри назвал бы такое поведение зельевара поддразнивающим – если бы не знал точно, что ничего подобного Снейп в виду не имел. Но иногда он просто не мог сдержаться – и тогда поцелуи становились горячее, глубже и чувственнее, от чего у Гарри сносило напрочь крышу. Снейп в таких случаях всегда отстранялся – так или иначе, по какой-то непостижимой причине, которую Гарри не мог уловить, потому что каждый раз зельевар реагировал на те или иные его действия по-разному. Или ему так только казалось – ведь сложно улавливать неясные сигналы и что-то там анализировать, когда голова идет кругом, а глаза крепко зажмурены. Несмотря на всю свою легкость, поцелуи были невообразимо чувственны, в них ощущалась такая поразительная искренность, что Гарри каждый раз пробирало насквозь. По ночам он вновь дал волю фантазии и рукам, просто потому, что не мог сдерживать взбунтовавшийся организм и боялся, что окончательно тронется умом. Хотя, учитывая его поведение прошедшим летом – куда уж дальше? Они не обсуждали, что происходит между ними, следуя неписанным правилам, которые выработали в тот вечер, когда состоялся их третий поцелуй. Гарри уходил, едва Снейп недвусмысленно намекал ему на это, и иногда, когда нежелание покидать коттедж становилось непереносимым, на пути к выходу легко касался руки зельевара. Порой, когда оба были захвачены поцелуем, их пальцы непреднамеренно сплетались. Гарри любил такие моменты едва ли не больше всего остального. Но однажды вечером неписанные правила пришлось нарушить. Они с комфортом расположились на диване – в последнее время это случалось все чаще. Гарри сидел, поджав ноги под себя (при этом сняв ботинки и аккуратно поставив их возле двери – как особо настаивал Снейп), упоенно целуясь с зельеваром. Как обычно, разум в такие мгновения ему отказывал, так что Гарри даже не пытался что-то там соображать, когда язык Снейпа шелком скользил у него во рту. Все, на что его хватало – это по мере сил сдерживать рвущиеся из горла стоны, хотя полностью подавить их ему никогда не удавалось, это было просто выше человеческих сил. Учитывая изначальную неуклюжесть Снейпа, тот в рекордные сроки овладел безупречной техникой поцелуев. Когда зельевар отстранился, Гарри не спешил открывать глаза. А когда все-таки решился, то наткнулся на внимательный изучающий взгляд Снейпа, в котором явственно сквозило недоумение. Словно он никак не мог взять в толк, какого черта Гарри вообще делает здесь, на этом диване и в этом доме. ― Тебе, должно быть, все происходящее кажется невероятно скучным, ― сказал он, так и не опуская руки, лежавшей на затылке Гарри. Скучно – определенно не то слово, которое он бы подобрал для описания только что случившихся событий. ― Ты что, шутишь? – поневоле вырвалось у Гарри, который все еще ощущал головокружение и сладкую дрожь, вызванную недавней лаской. Той, что подарил ему Снейп. ― Конечно, я умираю от скуки каждый вечер в своей постели, думая о твоих поцелуях. Зельевар тут же отодвинулся, его рука соскользнула с шеи Гарри, и тот сразу же ощутил себя полнейшим идиотом. Когда он уже научится вести себя хотя бы вполовину не так бесцеремонно как известный слон в посудной лавке? ― Прости, ― быстро сказал он, опустив голову, но все равно чувствуя, как предательский румянец заливает щеки. – Я не это хотел сказать. ― Нет, ― с такой же впечатляющей скоростью перебил его Снейп. Он легко дотронулся до шеи Гарри, там, где отчаянно бился пульс. – Все нормально. Тот вскинул глаза, чтобы убедиться, что зельевар не врет. Не похоже было – но, тем не менее, с уверенностью утверждать этого Гарри не мог. Снейп лгал так же профессионально, как нарезал корень мандрагоры, драконьи сердца или, например, чеснок. Гарри не знал, сможет ли он когда-нибудь точно определять ложь в словах зельевара – и это его совсем не радовало. Снейп отвел глаза первым, потом смущенно кашлянул и поднялся на ноги. ― Уже поздно, ― пробормотал он. – Тебе пора возвращаться. Он проводил Гарри до дверей, терпеливо дожидаясь, пока он обувался, словно поступить иначе было бы вопиющим нарушением приличий. Надо же, усмехнулся Гарри, не иначе мир перевернулся. На прощание он не смог удержаться, и осторожно сжал пальцы Снейпа – то ли в качестве своеобразного извинения, то ли просто удостовериться, что все в порядке. Наверное, все и сразу. Но в чем Гарри был абсолютно уверен – так это в том, что ощутил ответное пожатие зельевара.