Кризалис

Со временем поцелуи становились все смелей, глубже, яростнее, они почти выносили их обоих за грань, все больше напоминая прелюдию к основному действу, чем короткое чувственное исследование. Снейп теперь время от времени давал Гарри полную свободу действий, мимолетными прикосновениями языка поощряя его проникнуть в свой рот, и Гарри обычно в такие моменты разрывался между пьянящим восторгом и сдержанным опасением зайти слишком далеко и все испортить. Впрочем, кажется, он не делал ничего неправильного – Снейп никогда не отшатывался от него, и не давал понять, что испытывает неловкость или дискомфорт, чем вызывал приступы буйной радости партнера. Иногда в результате их тесного взаимодействия Гарри оказывался лежащим на спине, прижатым к дивану Снейпом, который опирался на локти по обе стороны его головы и целовал до умопомрачения, хотя их тела при этом практически не соприкасались, за исключением обтянутого мантией бедра зельевара, которым он опирался на ногу Гарри. Пару раз Снейп заходил настолько далеко, что после завершения особо страстного поцелуя чертил языком дорожку вниз по его шее – в первый раз, когда это произошло, Гарри был уверен, что умрет на месте от разрыва сердца. В такие минуты он совершенно забывал о своем решении держать глаза открытыми на протяжении всего... процесса и наблюдать за реакцией Снейпа на те или иные ласки. Порой, правда, сознание к нему возвращалось, и он успевал открыть глаза достаточно быстро, чтобы поймать на лице зельевара забавное сочетание концентрации и замешательства, словно тот не был до конца уверен, что все происходящее реально, и одновременно очарован отзывчивостью Гарри. Со временем Гарри перестал душить в себе стоны. Со временем именно он первым стал отрываться от губ Снейпа, потому что чувствовал – если сию же минуту не сделать передышку, обрушившихся на него ощущений для изголодавшегося тела будет слишком много. Во время поцелуя он хотел не просто поглаживать выступающие лопатки Снейпа, а много, много большего – зарыться пальцами ему в волосы, притянуть к себе за бедра, вжать в себя, ощутить, наконец, тепло тела, которое было рядом, но все же – недосягаемо отстраненно. Конечно, ничего подобного Гарри себе позволить не мог, и именно поэтому то и дело вынужден был торопливо сбегать, чтобы немного успокоиться и привести себя в порядок. При этом чувствовал он себя довольно глупо, покидая Снейпа одного в комнате только потому, что его член не желал подчиняться доводам рассудка. Сейчас был как раз такой случай – несколько минут назад он торопливо извинился и выскочил из коттеджа подышать свежим прохладным воздухом. Да, если честно, ситуация его немного раздражала. Раздражала ― и оказалась куда тяжелее, чем он предполагал, три раза ха. Впрочем, он всегда может получить так необходимую ему разрядку, когда вернется в Хогвартс и останется в тишине и одиночестве собственной комнаты. Раздражение его не убьет, а он, помнится, пообещал себе научиться терпению, хотя кажется, это самый большой прикол в его жизни – ни за что на свете он не подумал бы, что ему придется учиться этим вещам с этим человеком. Да, с раздражением можно мириться, решил он, потому что еще раньше, чем все это началось, он пообещал Снейпу не давить на него и не требовать невозможного, и свое обещание сдержит, как бы ему не хотелось... Он и так уже получил намного больше, чем смел надеяться. Гарри твердо решил отныне радоваться как бесценному подарку каждому поцелую Снейпа, каждой ласке, каждому знаку внимания. Если это выльется во что-то большее – будет замечательно, а если нет, то по крайней мере он... ну да, снова и снова будет впадать в раздражение. Гарри в сердцах пнул маленький камешек, валявшийся на дороге. Можно ли раздражаться на себя за то, что испытываешь раздражение? Какой-то замкнутый круг получается, его логика зашла в тупик, а Гарри подозревал, что Снейп не из тех, кто легко соглашается с такими тупиковыми рассуждениями. Он вздохнул. Стоял ясный тихий вечер, на небе не было ни облачка и светила полная луна. Открывавшаяся панорама была прекрасна – ветер волновал серебрившуюся в звездном свете высокую траву, шелестел листьями в кронах деревьев, стоявших чуть поодаль на опушке леса. В других обстоятельствах Гарри с удовольствием полюбовался бы царившим вокруг спокойствием и тишиной, невзирая на вечернюю прохладу, остужавшую горячую кожу и слегка унимавшую болезненное возбуждение. Но не сейчас – сейчас ему было наплевать на красоты пейзажа, хотелось немедленно оказаться внутри коттеджа, в объятиях Снейпа, раствориться в поцелуе и ощутить жар прижатого к нему тела... ох, черт, а вот это совсем не помогало успокоиться. Если бы только... Дверь с резким стуком распахнулась, вырвав Гарри из водоворота мыслей. Снейп вылетел из коттеджа, напряженный как струна и очевидно взбешенный до крайности. Гарри инстинктивно отступил назад, к беленой стене, лихорадочно перебирая в памяти недавние события и гадая, в чем же допустил промах. Кажется, он не перегибал палку, и пару минут назад Снейп вовсе не был на него зол – как раз наоборот, если честно. Зельевар оказался прямо перед ним на расстоянии вздоха, и Гарри совершенно растерялся. Снейп был явно вне себя, его губы сжались в тонкую линию, но жест, которым он вдруг прижал Гарри к стене, был удивительно осторожным. Прежде, чем Гарри смог сообразить, что означает такой разброс эмоций и их проявлений, рука Снейпа неожиданно оказалась между их телами, безошибочно ложась на его твердый член, скрытый одеждой. ― Скажи, что хочешь этого, ― хрипло и отрывисто произнес Снейп. Гарри не смог сдержать стон, застигнутый врасплох неожиданным и таким недвусмысленным прикосновением. Теперь все стало более-менее ясно. Зельевар злился не на него, а на самого себя. Кто знает почему – потому ли, что тоже хотел зайти в их отношениях дальше и был так же раздражен медленностью процесса как сам Гарри, или потому, что чувствовал себя обязанным пойти навстречу его желаниям, или еще по каким-то надуманным дурацким причинам... ― Ты не... – задыхаясь, ответил Гарри, изо всех сил цепляясь за остатки своей решимости держать данное слово, ― ... не обязан... ― Я знаю, ― нетерпеливо перебил его Снейп. – Просто ответь на этот чертов вопрос. ―О, Боже, ― простонал Гарри, запрокинув голову назад и почти не осознавая своих действий. Твердую неровность стены, к которой его прижимали, он уже практически не ощущал. – Ты же знаешь, что да. Кажется, именно этот ответ послужил спусковым механизмом дальнейших действий зельевара, потому что в следующую же секунду он приник к губам Гарри. На этот раз в поцелуе не было ни медлительности, ни мягкости – только глубокая, всепоглощающая горячая страсть, словно Снейп пытался таким образом вытянуть всю душу из Гарри. И это работало, конечно, не могло не сработать – и на этот раз Гарри не смог сдержаться, его пальцы словно по своей собственной воле зарылись в волосы Снейпа, притягивая его голову ближе, еще ближе, насколько возможно. Зельевар не возражал, его руки в это время сражались с поясом и молнией на брюках Гарри, с которыми он справился в рекордные сроки. На один-единственный момент ставшая сверхчувствительной разгоряченная кожа столкнулась с прохладой ночного воздуха, заставив Гарри задохнуться, но уже в следующее мгновение Снейп уверенно обхватил его член ладонью и начал ласкать. У Гарри не было никаких шансов продержаться долго. Он сразу же понял это по дрожи, охватившей все его тело при первом прикосновении пальцев Снейпа, понял, что все закончится обескураживающе быстро, но как ни странно, его это ни капли не заботило. Зельевар сжимал его член совсем не так крепко, как нравилось Гарри, темп, который он выбрал, был неровен ― но это не имело никакого значения, потому что все происходило впервые, впервые со Снейпом, так долго сдерживаемые фантазии и желания становились реальностью. Эти мысли вспыхивали в голове Гарри и прошивали его насквозь как электрические разряды. Снейп продолжал целовать его до тех пор, пока легкие Гарри не начали гореть огнем от недостатка кислорода. Тогда зельевар отпустил его губы, оставив Гарри беспомощно хватать ртом воздух, и переместился на его шею, прихватывая зубами и всасывая кожу на горле, там, где бешено бился пульс, и это оказалось последней каплей. Гарри толкнулся бедрами раз, второй, задрожал всем телом и кончил так сильно, что не смог даже застонать от переполнявших его ощущений. Снейп продолжал целовать его шею, теперь уже нежнее и мягче, и Гарри понемногу приходил в себя, вновь начиная осознавать окружающую действительность. Он был страшно благодарен за то, что сзади его подпирала надежная стена коттеджа, а спереди ― Снейп, крепко обвивший свои руки вокруг его талии. Колени ощутимо подрагивали, и Гарри не был уверен, что смог бы устоять на ногах без этой поддержки. Он глубоко вздохнул, все еще ощущая последние посторгазменные судороги, пробегавшие по телу, и наконец-то ослабил хватку пальцев, намертво вцепившихся в затылок зельевара. Когда Гарри затих, Снейп немного отодвинулся, не отстраняясь, впрочем, совсем, а так, чтобы получить возможность поймать его взгляд. Выражение лица Снейпа едва не отправило Гарри за грань повторно. В слабом свете луны, глаза зельевара казались невероятно черными из-за расширившихся зрачков, волосы растрепались и спутались, чему немало поспособствовал сам гриффиндорец. Но больше всего поразил Гарри взгляд Снейпа – к голодному желанию в его глазах примешивалось что-то еще – нечто темное, опасное, лежавшее за гранью возбуждения и наслаждения. Глядя на него, Гарри отчаянно захотелось сломать все внутренние барьеры, накрыть Снейпа собой, целовать его, ласкать, гладить, просто держать в объятиях, пока он не позабудет, где он и кто он, пока это нечто не уйдет из его взгляда навсегда. По крайней мере, что-то из этого списка он мог сделать. Гарри притянул Снейпа в поцелуй, в который попытался вложить то, чему не мог подобрать слов – впрочем, он подозревал, что даже если бы слова и нашлись, вряд ли зельевар согласился бы их выслушать. Снейп охотно ответил на поцелуй, и целовал до тех пор, пока из его горла не вырвался слабый стон, который словно послужил неким знаком – он тут же оттолкнул Гарри от себя. ― Извини, ― пробормотал он, отводя глаза, слово не зная, куда теперь смотреть. Его мечущийся взгляд упал на собственную руку, безвольно повисшую где-то между их телами, и влажно поблескивавшую в слабом лунном свете. Он сделал движение, словно пытался дотянуться до своей волшебной палочки, но резко остановился на полпути, тихо выругавшись сквозь зубы. Гарри отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Он не был уверен, что в нынешнем состоянии Снейп поймет, что он вовсе не над ним смеется. ― Вот, позволь мне, ― вместо этого предложил он, тихо радуясь своей всегдашней паранойе, не позволившей ему расстаться с палочкой, даже если его мантия осталась висеть на спинке дивана. Он быстро наложил очищающие чары на руку Снейпа и на себя, прежде чем застегнуть штаны. ― Наверное, еще никто не додумался, как избежать неловкости, разбираясь с последствиями… если находишься не в кровати. Ну, или в душе. Снейп вскинул на него глаза. Выглядел он при этом абсолютно растерянным. ― Я… ― начал он, и остановился, покачав головой. – Я прошу прощения, если это не было тем, к чему ты… как ты обычно… возможно, набрасываться на тебя подобным образом было неудачной идеей. ― Эй, я ведь не жалуюсь, ― перебил его Гарри. – По мне разве скажешь, что я чем-то недоволен? Снейп не ответил – да он и не мог, потому что вновь упрямо отказывался смотреть на него. Толком не зная, как поступить, Гарри решил довериться чутью, которое криком кричало, что нельзя оставлять это просто так. ― Посмотри на меня, ― попросил он, дотронувшись до подбородка зельевара, побуждая того повернуть голову. – Это было… у меня даже нет слов, чтобы описать, как это было, если честно. Но клянусь, среди всевозможных эпитетов не было бы ни одного плохого. Вообще-то чуть попозже я, может, и смогу придумать парочку адекватных ситуации выражений, но спорю, они и близко не опишут то, как я себя сейчас чувствую. Снейп довольно долго молча изучал его лицо. А потом, отыскав одному ему видимые знаки, словно расставил все по своим местам, ― и его плечи распрямились, а на губах заиграла знакомая ухмылка. ― Учитывая твой прискорбно убогий словарный запас, меня это не удивляет. Если это и была насмешка, Гарри ее не прочувствовал. Подозревая, что у этой фразы как минимум несколько подтекстов, он сделал единственную вещь, которую мог в данной ситуации – рассмеялся. Истощенный насыщенным вечером, Гарри уже не мог точно сказать, что чувствует – эмоции перепутались, одновременно он ощущал воодушевляющий восторг и глубокую усталость. ― Дай мне забрать мантию, ― сказал он, – и я уберусь с глаз твоих. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я остался. Снейп отрывисто покачал головой и Гарри не стал дожидаться, пока ситуация опять обернется смущающей неловкостью. Но перед тем как уйти, на ходу просовывая голову в ворот мантии, он все же задержался и нежно поцеловал Снейпа в уголок губ. ― Спасибо, ― шепнул Гарри. Он очень надеялся, что Снейп не отнесет его слова только насчет секса, а угадает скрытый подтекст о благодарности за доверие. Гарри чувствовал, что облекать эти ощущения в слова было бы преждевременно ― по крайней мере пока. *** Воскресным утром Гарри отправился в Запретный лес. Он толком не знал, что подвигло его на такую прогулку, впрочем, вряд ли это было так уж важно. Несмотря на то, что поначалу было трудно заново обживаться в замке, сейчас он уже вполне освоился и чувствовал себя в Хогвартсе довольно сносно, а вот Запретного леса по понятным причинам до сих пор старался избегать. Хорошо, он точно так же избегал Большого Зала во время обеденной толкотни, предпочитая перехватывать еду либо до, либо после положенного времени и трапезничать в своей комнате, но это было связано не с самим Залом, а с тем, что массовые скопления людей до сих пор вызывали у него панику. С Запретным лесом было… по-другому. Он по-прежнему оставался осколком прошлого, ожидающим, когда же Гарри наберется смелости встретиться с ним лицом к лицу. Ярким осенним утром лес вовсе не выглядел угрожающим – солнечный свет просачивался сквозь поредевшую листву, большая часть которой уже устилала землю пестрым разноцветным ковром, при каждом шаге пружинившем под ногами. Стояла поразительная тишина, присущая только занимавшемуся дню – большинство студентов решили воспользоваться возможностью и подольше поваляться в постелях. Правда, еще немного – и возле квиддичного поля начнется суета. Рон по этому поводу вел бесконечные споры с Джинни, которая считала, что для полноценной тренировки нет ничего лучше воскресного утра. Но это будет потом – а сейчас Гарри наслаждался ничем не тревожимой тишиной и покоем. Забавно, как мало он скучает по квиддичу. Если судить по шестому курсу, спорт значил для него очень и очень много, но это время давно прошло. За такой короткий промежуток времени его приоритеты изменились самым кардинальным образом. Гарри взобрался на небольшой холм и с удивлением обнаружил, что птицы, распевавшие в ветвях деревьев, и маленькие существа, копошащиеся в кустарнике – временами он до сих пор непроизвольно отшатывался от них – не единственная его компания. На ближайшей опушке паслось стадо фестралов, грациозных и величественных существ, красивых странной пугающей красотой. Возле них стояла Луна, протягивая руку с угощением и поглаживая шею одного из подошедших животных. ― Здравствуй, Гарри, ― поприветствовала она его. – Рада видеть тебя здесь. Он вдруг вспомнил, что их первый настоящий разговор состоялся при точно таких же обстоятельствах. Казалось, с того момента прошли тысячелетия. Совесть запоздало напомнила ему, что за все время, прошедшее с начала учебного года, он обменялся с девушкой разве что единственным торопливым приветствием. Вся его жизнь протекала преимущественно в гриффиндорской гостиной, в библиотеке, или у Снейпа, поэтому его общение со студентами, учившимися на других факультетах, практически свелось к нулю. Интересно, как Луна себя чувствует… после всего случившегося. ― Взаимно, ― ответил Гарри, подходя ближе. Луна была одета в розовую выходную мантию, к которой абсолютно не подходили ярко-красные заколки, удерживавшие ее непослушные локоны в некоем подобии прически. А вот ее сережки, как ни странно, отличались изысканным стилем – какой-то драгоценный камень, по виду аметист, в нежно-коралловой оправе. ― Извини, мы с начала года так толком и не поговорили. Ничего личного, просто я немного… ― он запнулся, не зная, как ей подоходчивее объяснить свое состояние. ― Просто ты немного застенчивый, ― безмятежно ответила Луна, продолжая гладить фестрала. – Я понимаю. Отлично, наверное, будет лучше не переубеждать Луну относительно причин его поведения. Гарри приблизился к фестралу, которого девушка продолжала гладить, и осторожно дотронулся до кожистой тонкой морды. Фестрал фыркнул, раздувая ноздри, и прижался ближе, подставляясь под ласкавшую его руку. Странно, но своим поведением он вдруг поразительно напомнил Гарри Снейпа. ― В этом году их видит куда больше людей, ― печально произнес Гарри. Почему-то эта мысль пришла ему в голову только теперь, при виде пасущихся фестралов. ― Да, ― согласилась Луна. – Немного грустно, правда? Гарри кивнул. ― Как ты вообще? – спросил он после нескольких минут, прошедших в молчании. ― О, все хорошо, ― отозвалась Луна. – Летом я была в Брингтоне. Встретила там чудесную девушку. Она сквиб, но верит в исцеляющую силу кристаллов. Мы держим связь с помощью совиной почты. Я пригласила ее к нам на Рождество. Смущенная улыбка, которой Луна одарила Гарри при этих словах, заставила его насторожиться. Или может, все дело было в том, в каких выражениях она отзывалась о своей знакомой, ― в общем, он сразу понял, что Луна говорила не просто о новой подружке. ― Не знал, что ты предпочитаешь девушек, ― осторожно сказал он. ― Я тоже, ― пожала плечами Луна. – Хотя не думаю, что есть такая уж большая разница, кого любить. В этих делах пол и внешность играют не самую главную роль, не так ли? Глазами самого важного ведь не увидишь. Это как с фестралами. Гарри подумал о Снейпе и о неприглядной картине, которую он являл собой окружающему миру, о жалящих оскорблениях и вызывающем поведении, его замкнутости и угрожающе развевавшейся за спиной мантии. Подумал о его крючковатом носе и жирных волосах, ― в общем, обо всем, на что он давно уже перестал обращать внимание. Эти особенности зельевара предстали перед ним в ином свете, как нечто, делавшее Снейпа Снейпом, без которых его совершенно невозможно было представить. Подумал о сладости его поцелуев и о том, каким уязвимым он выглядел в неверном лунном свете, после того, как довел Гарри до оргазма. ― Да, ― медленно произнес он. – Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Фестрал вдруг заржал, мотнул головой и бросился в лес. Очевидно, на сегодня ему было достаточно человеческого внимания. Гарри смотрел, как он удаляется высокими плавными прыжками, и не мог не думать о том, что носи фестрал мантию, ее полы совершенно точно драматически развевались бы у него за крупом. Эта мысль заставила его рассмеяться. Луна с любопытством покосилась на него, и Гарри внезапно испытал жгучее желание рассказать ей обо всем. Она бы поняла, вне всякого сомнения. Но он до сих пор был связан обещанием. ― Не обращай внимания, ― вместо этого сказал он. – Я просто думал о фестралах. Красивые существа, правда? ― Да, ― согласилась Луна. – Ты пришел сюда, чтобы покормить их? Гарри покачал головой. ― Не совсем… ― он бросил взгляд на темнеющий впереди лес. Поляна, на которой он встретился с Волдемортом, была как раз за теми деревьями. Он и так уже слишком задержался. – Мне нужно развеять кое-какие призраки прошлого. Луна понимающе кивнула. ― Тогда ступай. И не забудь, что нужно три раза оглянуться через плечо на то место, где случилась беда. Тогда злые чары теряют свою силу. Гарри с трудом подавил улыбку. ― Постараюсь запомнить. Рад был повидать тебя, Луна. Хорошо, что у тебя все в порядке. ― Спасибо, Гарри Поттер, ― ответила она, одарив его ослепительно яркой улыбкой, повернулась и медленно пошла прочь, загребая ногами листья и оставляя за собой колею смешанного красного, коричневого и желтого цвета. Гарри провожал ее глазами до тех пор, пока она не скрылась из виду, потом вздохнул, и зашагал мимо все еще пасущихся на опушке фестралов. Поляна, где его убил Волдеморт, по виду ничем не выделялась на фоне окружавшего леса. Даже понять, правильно ли он определил нужное место, было затруднительно – вот где-то тут стоял Хагрид, связанный и безрезультатно пытавшийся его защитить. Но где именно – здесь или в двух футах слева? Даже странно, что эти детали сгладились из памяти… возможно, прошлое уже начинало потихоньку отпускать его... Воспоминания нахлынули мгновенно, ослепив Гарри своей силой и яркостью. Уродливое лицо Волдеморта, светившееся предвкушением триумфа. Мальчик, который выжил, пришел, чтобы умереть… А затем заклинание, слова которого проговаривались так быстро, что слились в один сплошной крик, вспышка зеленого света, летящая прямо на него, заслоняющая все вокруг, погружающая мир в сплошную черноту… Гарри очнулся на земле, дрожащий и задыхающийся. Пальцы холодили мокрые от утренней росы листья. Сердце билось с такой силой, что едва не выпрыгивало из груди, а дыхание вырывалось из легких редкими неглубокими толчками. Гарри запустил пальцы поглубже в мягкую землю, скрытую пестрым ковром листьев, стиснул в кулаках осеннюю грязь – и это каким-то образом помогло ему окончательно вернуться в реальность. Это ведь он, верно? Он, Гарри Поттер, стоит сейчас на коленях в мокрой листве и сжимает в руках рассыпающиеся комья земли – он жив, он существует, он не умер. Он жив, на смену весне пришло лето, а затем осень, вокруг него шумит вековой лес, и сам он проникся глубокими чувствами к Северусу Снейпу. Он уже совсем не тот мальчишка, который шел тогда навстречу смерти, он изменился, возмужал и повзрослел. Гарри с трудом поднялся на дрожащие ноги. ― Да пошел ты!― изо всех сил прокричал он в пространство перед собой, в пустоту притихшего леса. – Я жив, понял? Я жив, а ты нет! Ответа он, конечно, не получил. И не получит, рассеянно подумал он, ― никогда больше, ни на этом свете, ни на том. Внезапно до Гарри дошел весь комизм ситуации ― он посреди пустой и ничем не примечательной поляны, орет в никуда какую-то чушь. Какая глупость. Гарри представил, как из-за деревьев выходит Снейп, заломив безупречную бровь и ворча по поводу его склонности к дешевым театральным эффектам. При этой мысли Гарри разразился горьким смехом – и уже не смог остановиться. Он смеялся и смеялся, не в силах перестать, смеялся, пока не кончились последние силы, пока щеки не стали совершенно мокрыми, а дыхание окончательно не сбилось. А потом он трижды оглянулся на поляну через плечо. На всякий случай. *** Это дурацкое эссе по Трансфигурации его доконает. Гарри нацарапал еще несколько слов на пергаменте, кое-как пристроенном на коленях, и тяжело вздохнул. Он совершенно забыл о заданной самостоятельной работе, разрываясь между визитами к Снейпу, изгнанием демонов прошлого и текущими ученическими делами, на которые тоже приходилось тратить время. Сейчас Гарри уже жалел, что в последнюю минуту вспомнил о Трансфигурации перед тем, как аппарировать к Снейпу, а не отложил написание эссе хотя бы до завтра. Вместо этого, движимый благородной целью позаниматься на досуге, он покидал необходимые книги и пергаменты в сумку, решив захватить их с собой. Еще одной тактической ошибкой, которую Гарри совершил в тот вечер, был правдивый рассказ о своем намерении Снейпу. Нужно было промолчать. Хотя, вряд ли бы это сработало – зельевару хватило одного взгляда на сумку, чтобы мигом выпытать у Гарри правду о ее назначении. И теперь, вместо того, чтобы целоваться со Снейпом, он был вынужден разбираться в тонкостях превращения неживых объектов в живые и корпеть над пергаментом, записывая свои изыскания. Вместо того, чтобы целоваться со Снейпом… С другого конца комнаты послышался шелест переворачиваемой страницы. Гарри тут же метнул туда быстрый взгляд из-под ресниц. Снейп не отрывался от книги. ― Даже не думай, ― сказал он. Гарри вновь тяжко вздохнул и вернулся к эссе. Следующим событием, которое зафиксировал его мозг, было легчайшее прикосновение тонких пальцев к его шее. Когда Гарри распахнул глаза, Снейп сидел на полу возле дивана и пристально смотрел на него. От пламени, плясавшего на решетке камина, остались только догорающие угли. Черт, неужели он заснул? Гарри растерянно заморгал. ― Я… я уснул? Губы Снейпа изогнулись в усмешке. ― Очевидно, да. Он поднялся на ноги одним плавным движением. Гарри тоже поспешно принял сидячее положение, с удивлением обнаружив, что пергамента, над которым он мучился весь вечер, рядом нигде нет. ― Сколько времени? ― Почти час ночи. Я, наверное, должен был разбудить тебя раньше, но ты выглядел таким… ― Снейп мотнул головой. – Не обращай внимания. Уже поздно. Тебе пора… ― О, черт! – завопил вдруг Гарри. – Мое эссе! Я же его не закончил, мне нужно его дописать! Тень улыбки промелькнула на лице Снейпа. ― Ах да, твое эссе, ― проговорил он, наклоняясь, чтобы взять пергамент, который каким-то мистическим образом перекочевал на стол. – Ну-ка, посмотрим на твои так называемые результаты работы, ты позволишь? «Другой трудностью при трансфигурации неживого объекта в живой является, конечно же, невероятная сложность этой задачи», ― тут Снейп сделал драматическую паузу, и у Гарри возникли самые нехорошие предчувствия по поводу продолжения. ― «Если, например», ― продолжил зельевар, явно смакуя каждое слово, ― «кто-нибудь захочет трансфигурировать это эссе в поцелуй – Мерлин, зачем я здесь про это написал». Снейп эффектным жестом отложил пергамент в сторону. ― Полагаю, что снисходительный проверяющий сможет даже наградить тебя несколькими баллами за справедливое замечание о неуместности этого выражения в работе по Трансфигурации, но не думаю, что профессор МакГонагалл оценит твой пассаж. Гарри покраснел. ― Я уже наполовину спал, когда писал это. Снейп с самодовольным видом кивнул. ― О чем я и говорю. Если ты продолжишь выполнение задания в таком состоянии, твоя работа окончательно превратится в бессмысленную чушь – то есть даже в еще более бессмысленную, чем обычно. Уже поздно. Пошли в постель. И он направился к двери. Его слова окончательно дошли до Гарри лишь тогда, когда он по привычке потянулся за мантией. ― Э… ― нерешительно окликнул он Снейпа. – Кажется, я не расслышал, что ты сказал. Зельевар, уже практически скрывшийся за дверью, остановился и посмотрел на Гарри. ― Ты прекрасно все расслышал. Повторять не буду. Жду тебя через минуту в спальне, если только ты не умудрился позабыть алгоритм действий при пользовании лестницей. С этими словами он вышел. Ух ты, это было неожиданно. Гарри несколько минут ошарашено таращился в пустоту – сна уже не было ни в одном глазу. Это ведь… это ведь означало что-то важное, разве нет? Конечно, он не настолько глуп, чтобы провозглашать это вслух, иначе Снейп самолично вышвырнет его из дома. В два счета. Гарри перекинул мантию через спинку дивана, погасил огонь в камине и магические светильники и направился по лестнице наверх. Дверь в спальню Снейп оставил приотворенной, Гарри проскользнул в проем и тихо прикрыл ее за собой. Комната оказалась пуста, но из-за двери, располагавшейся слева от входа ― наверняка ванной, ― доносился приглушенный шум льющейся воды. Гарри нерешительно огляделся, чувствуя себя не в своей тарелке. Убранство спальни мало чем отличалось от декора остальных комнат коттеджа – по крайней мере тех, которые он уже видел. Живописные, ничем не скрытые деревянные балки украшали покатый потолок. Кровать – совсем не похожая на его узкую, под пологом, к которой он привык в Хогвартсе – а полноценная двуспальная стояла у противоположной стены. Ну, естественно, Снейпу вряд ли понравилось бы каждое утро подскакивать на постели и стукаться головой о низкие потолочные балки. Это соображение заставило Гарри улыбнуться. Как и в гостиной, здесь был камин, хоть и поменьше размером, в котором весело трещал огонь. Только вот перед Гарри во всей красе вдруг предстала неожиданная проблема. Раньше никто и никогда не приглашал его в свою спальню, и он понятия не имел, существуют ли какие-то правила этикета на этот счет, а если существуют – то какие. Тем более, у него не было с собой ни пижамы, ни какой-нибудь футболки, ничего. Снейп нормально воспримет, если он разденется до трусов или это будет уже чересчур? С другой стороны, в джинсах спать не очень-то удобно… В конце концов, он выбрал компромиссный вариант, быстро раздевшись и тут же скользнув под одеяло, которое натянул до самого подбородка. Так Снейп сможет сделать вид, что не заметил степени его обнаженности, если захочет. Хотя Гарри молился как раз об обратном – и надеялся, что зельевар все заметит. И поведет себя соответственно. А пока он лежал на спине, уставившись в потолок. Его сердце грохотало в груди, хотя волноваться, вроде бы, было не о чем. Один раз он уже кончил в объятиях этого человека – незачем сейчас нервничать как перед первым свиданием. Когда Снейп вышел из ванной, на нем красовалась одна из его кошмарных ночных рубашек, но даже ее уродливый вид не смог охладить чувства Гарри. Только не сейчас, когда Снейп скользнул под одеяло рядом с ним, оперся на локоть и устремил на него внимательный взгляд. Когда он вдруг откинул с Гарри одеяло куда-то в район поясницы, дело приняло совсем уж жаркий оборот. А Снейп между тем протянул руку и, чуть касаясь, провел кончиками пальцев по шее Гарри, спустился вниз к груди, мягко очертил сосок. Гарри с трудом сглотнул и зажмурился. ― Если… если продолжишь в том же духе, то приведешь меня в полную боевую готовность, ― хрипло выдохнул он. Если честно, он и так был уже практически готов. ― Я знаю, ― невозмутимо ответил Снейп. – Прости, если ошибаюсь, но кажется именно на такой эффект и рассчитывают в данных обстоятельствах. Ну, в общем, да. На это у Гарри возражений не нашлось. Он вновь открыл глаза – Снейп по-прежнему пристально смотрел на него, не прекращая рассеянного путешествия пальцев по его коже, едва касаясь, погладил грудь, очертил ребра. Сладкая пытка. ― Мне не дает покоя одна мысль… ― нерешительно заговорил вдруг Снейп. ― Какая? – чуть задыхаясь, спросил Гарри, когда зельевар замолчал и, казалось, не собирается продолжать. – Все, что захочешь. Честно, я с радостью сделаю все, что пожелаешь. Просто скажи – чего ты хочешь. Снейп отвел глаза от его лица, уставившись вместо этого на свои пальцы, продолжавшие вырисовывать фигуры на коже Гарри. ― Хочу понять, что тебе нравится, ― наконец, сказал он. Гарри не усмотрел в этом вопросе ничего, что могло бы настолько смутить зельевара. Подождав несколько секунд и поняв, что продолжения не последует, он отважился выдвинуть предположение. ― Мне нравится то, что ты сейчас делаешь. ― Я совсем другое имел в виду! – кажется, Снейп начал нервничать, его пальцы замерли, темный лихорадочный румянец проступил на щеках, а губы искривились в гримасе явного раздражения. Он зажмурился, потом вновь открыл глаза. – Если бы ты смог… возможно, показать мне, как ты предпочитаешь это делать… если, конечно, для тебя это не слишком… ― Господи, конечно, нет! Гарри парой резких движений окончательно освободился от одеяла и столкнул его в сторону, так, что укрытым остался один лишь Снейп. Точно так же быстро освободиться от нижнего белья тоже не представляло никаких проблем – но вот потом он вдруг испытал неуместный приступ застенчивости. Ему никогда раньше не доводилось делать ничего подобного. Вернее, никогда вот так, в присутствии другого человека. Пальцы Снейпа исчезли, но Гарри чувствовал на себе его прожигающий взгляд. На всякий случай он зажмурился, не будучи уверен, что сможет выдержать такое пристальное разглядывание на протяжении всего процесса. Пальцами он легко пробежался по всей длине своего члена, вздрогнув от неожиданно сильных ощущений. Почему-то от осознания, что за ним наблюдают, чувствительность усилилась многократно. ― Я обычно начинаю вот так, медленно, чтобы настроиться, ― он слегка сжал пальцы вокруг члена, осторожно поглаживая. – Если только уже не на взводе, ну вот как… ― он не смог сдержать резкий смешок, ― … как сейчас, например. Снейп ничего не сказал. Гарри закусил губу – было невыразимо сложно сохранять медленный устойчивый темп, ― и подозревал, что на этот раз продержаться долго у него тоже не выйдет. Он усилил хватку пальцев на члене. ― А потом я обычно делаю это быстро и резко. Сжимаю кулак… ну, ты понимаешь. Слова вдруг закончились, и Гарри замолчал, не зная, что еще сказать. Ему было действительно легче справиться с чувством, что его тело выставили на открытое обозрение, когда он комментировал свои действия, но разговоры никогда не были его сильной стороной. В голове промелькнула сумасшедшая, дикая мысль, что он оказался в положении оператора секса по телефону. ― Говори,― голос Снейпа, хриплый и срывающийся, послал щекочущий жар вниз по позвоночнику Гарри. – Скажи, о чем ты… думаешь. ― О, Боже, ― Гарри опять беспомощно рассмеялся. – Ты же знаешь. Со стороны лежавшего рядом Снейпа не доносилось ни звука, за исключением участившегося дыхания. Гарри вдруг страстно захотел почувствовать эти вздохи на своих губах, и он осторожно развернулся лицом к зельевару. ― Думаю о тебе. Думаю, делаешь ли ты иногда то же самое. Какое у тебя при этом лицо. Хорошо ли тебе. Он открыл глаза. Снейп смотрел прямо на него широко раскрытыми потемневшими глазами. ― Я старался… старался не делать из этого привычки. Но в последнее время я… да. Охренеть. Гарри вновь поспешно зажмурился – его захлестнула волна возбуждения, грозившая немедленно обрушиться на него со всей неудержимостью и мощью. Он молча продолжал ласкать себя, чуть жестче и резче, чем вначале, на некоторое время утратив способность к членораздельной речи. ― Думаю о твоих поцелуях, ― совладав с собой, выдохнул он чуть погодя. – Как твой язык скользит внутри моего рта. О том, какой ты горячий, и как мгновенно воспламеняешь всего меня. Как это классно, когда ты прижимаешься ко мне. Думаю о той ночи, когда я кончил тебе в руку. Твои пальцы на моем члене – и как мне было здорово, Мерлин, мне наверное никогда не было так здорово, за всю мою жизнь… Рядом послышался какой-то задушенный звук, а затем шорох, когда кровать под ним дрогнула и прогнулась. Гарри распахнул глаза – одеяло сползло, открывая плечи Снейпа, и хотя все прочие части его тела по-прежнему оставались надежно укрытыми, быстрые ритмичные движения левой руки не оставляли простора воображению. ― О, ― задохнулся Гарри, ― о, Мерлин, ты… Черт! А потом стало не до разговоров – слов просто не было, Гарри оставалось только беспомощно стонать, борясь за стремительно ускользающий контроль, чтобы не кончить немедленно, здесь и сейчас. Не время, не время, не время, отчаянно твердил он себе, хотя телу плевать было на все благие намерения, и Гарри уже сам не замечал, как резко и быстро он вколачивался в собственный кулак. Снейп по-прежнему смотрел на него – не туда, где в бешеном ритме двигалась рука Гарри, а не отрывал глаз от его лица, словно это зрелище было единственным, что из последних сил удерживало зельевара от срыва в безумие. Даже в слабом отсвете камина Гарри видел лихорадочный румянец, окрасивший щеки Снейпа. Резкие тени и отблески пламени причудливым узором ложились на лицо зельевара, одновременно смягчая его резкое выражение и подчеркивая рисунок выступающих скул. Губы были слегка приоткрыты, и Гарри чувствовал кожей его прерывистое дыхание. Снейп казался совершенно потерянным в ощущениях, доведенным до предела и отчаянно, невыразимо прекрасным – Гарри до ужаса хотелось прижать его к кровати, трогать и лизать везде, спуститься поцелуями по линии его шеи, всасывая нежную кожу, опять и опять, пока его ласки не заставят Снейпа кричать от наслаждения, пока он не… Когда зельевара накрыл оргазм, он не издал ни звука. Только дыхание на мгновение сбилось, потом Снейп крепко зажмурился, и его четкие черты исказила гримаса, прежде чем он зарылся лицом в подушку, словно иначе не мог вынести силы накрывших его ощущений. По его телу прошла судорога, и Гарри, едва осознав, что Снейп кончил, мгновенно последовал за ним, задушено простонав и забрызгав ладонь и живот горячим семенем. В послеоргазменной дымке он вдруг понял, что за весь вечер так ни разу и не поцеловал Снейпа. Он бы прямо сейчас исправил бы это досадное упущение, но затруднительно целовать кого-то, если этот кто-то уткнулся лицом в подушку. ― Могу я тебя поцеловать? – спросил он, когда его пульс перестал грохотом отдаваться в ушах. Снейп, явно еще не отошедший от произошедшего, с трудом поднял голову и растерянно заморгал. А затем вытащил руку из-под одеяла, обнял Гарри за шею и притянул его ближе. Ладонь была влажная, прикосновение оставило липкие следы на коже, и Гарри только беспомощно всхлипнул напротив губ Снейпа, прежде чем раствориться в медленном, глубоком, чувственном поцелуе. Когда они отстранились друг от друга, уголок рта Снейпа чуть заметно дернулся. ― Извини, ― пробормотал он. – Я тебя… испачкал. Гарри рассмеялся. Ухватив Снейпа за руку, пока тот не запрятал ее обратно под одеяло, он запечатлел пылкий поцелуй прямо в центр ладони, а потом медленно провел языком вверх по пальцам, наслаждаясь вкусом и запахом. ― Я не возражаю, ― пояснил он на всякий случай. – Давно хотел попробовать. Снейп смотрел на него так, словно окончательно позабыл, как дышать и говорить. Позднее, быстро наложив чары Tergeos и Nox, они оба лежали под одеялом плечом к плечу в полутемной комнате, освещенной только слабым отсветом умирающего пламени. Гарри ерзал, пытаясь устроиться поудобнее, раздумывая, согласится ли Снейп когда-нибудь засыпать в обнимку. Наверное, ерзал он слишком красноречиво. ― О, ради Мерлина! – проворчал Снейп. Он схватил Гарри за руку, практически подтащил его ближе к себе, закинув ему вторую руку за спину. Лежа в уютной темноте, Гарри улыбался ему в плечо. Он слышал слабое биение сердца зельевара, и этот размеренный звук быстро его убаюкал. *** Снейп с утра вел себя… ну, как обычно Снейп вел себя по утрам. Когда Гарри открыл мутные со сна глаза, разбуженный легким тычком в плечо, зельевар был уже полностью одет и по шею закутан в мантию. Гарри потянулся к нему, разомкнув губы для утреннего приветствия, но наткнулся на жесткий, сердитый взгляд, которым его одарили, прежде чем вылететь из спальни в черном вихре развевающейся одежды. Должно быть, Снейп еще не выпил свою ритуальную чашку кофе. Гарри протер глаза, разгоняя остатки сна, совершил быструю вылазку в ванную и торопливо оделся. Когда он спустился по лестнице в гостиную, то обнаружил Снейпа стоящим у окна и греющим ладони о дымящуюся чашку. Гарри рискнул посамоуправничать и тоже налил себе кофе из чайника, стоявшего на плите, и выпил его так быстро, как только позволяла обжигающая язык жидкость. Ему не улыбалась мысль аппарировать в полусонном состоянии – ведь было еще совсем рано, и будь его воля, он с удовольствием поспал бы еще пару-тройку часов. Снейп не сказал ни слова, хотя Гарри чувствовал на себе долгие задумчивые взгляды, не отпускавшие его, пока он мыл за собой чашку, собирал по комнате вещи и натягивал мантию. Лицо зельевара было, как обычно, абсолютно нечитаемо, и он казался совсем отстраненным, когда Гарри подошел ближе, чтобы нежно поцеловать перед уходом. Впрочем, вряд ли по этому поводу стоило волноваться. По утрам Снейп всегда хандрил, это было нормально. *** ― Тяжелая ночь? – спросила Гермиона, окинув Гарри пристальным взглядом, когда он плюхнулся рядом с ней на скамейку посреди быстро пустеющего Большого Зала. К счастью, на тарелках еще оставалось немного тостов, и он быстро схватил сразу четыре штуки, принявшись щедро намазывать их джемом. Ужасно хотелось есть. ― Да, в твоей комнате было пусто, когда я утром заглянул туда, чтобы поторопить тебя на завтрак, ― заметил Рон, сидевший рядом с Гермионой. – И вообще, мне показалось, что на твоей кровати сегодня ночью никто не спал. Где ты все время пропадаешь? Гарри прекратил жевать, потом решил, что отвечать все равно придется, и вновь принялся усердно работать челюстями. Черт, как он ненавидел саму мысль о том, что придется лгать друзьям! После всего, через что они прошли вместе, по отношению к ним это было ужасно несправедливо. ― Извините, если заставил волноваться, ― ответил он. – В последнее время мне не спится в замке, вот и все. ― Ничего страшного, ты не виноват, ― быстро отозвалась Гермиона. Она улыбнулась ему робкой натянутой улыбкой, которая как обычно заставила его ощутить себя последним мерзавцем. ― Гарри, ― продолжила Гермиона после нерешительной паузы срывающимся от волнения голосом. – Мы… ― Чем собираешься заняться сегодня в свободное время? – вдруг перебил подругу Рон. Гарри был страшно благодарен ему за смену опасной темы, хотя вопрос Рона напомнил ему об одной неприятной вещи – и он застонал, спрятав лицо в ладонях. ― Мне нужно закончить эссе по Трансфигурации, ― приглушенно пробормотал Гарри. А еще ему определенно нужно переписать текст заново на новом пергаменте – не может же он просто зачеркнуть последнее написанное предложение и продолжить работу как ни в чем ни бывало? Или существует какое-нибудь специальное заклинание как раз для такого случая? ― Ну и ну, ― лицо Рона сочувственно вытянулось. – Ты еще не закончил? Гермиона чуть ли не силой заставила меня засесть за работу еще два дня назад, ― его голос упал до заговорщического шепота. – Она даже дошла до того, что угрожала лишить меня секса. Очень действенный стимул, признаюсь честно. Гарри хмыкнул. Гермиона оскорблено кашлянула. ― Рональд, я сижу прямо рядом с вами, если ты не заметил! – воскликнула она, возмущенно сверкнув глазами сначала на Рона, потом на Гарри. – А тебе лучше бы поторопиться с заданием. В любом случае, лично я намерена вовремя подготовиться к уроку по Древним рунам. Увидимся на Трансфигурации. Она схватила лежавшие на столе книги, резко поднялась на ноги и уже повернулась, чтобы уйти, когда ее настиг недоуменный вопрос Рона. ― А поцеловать на прощание? Гермиона закатила глаза. Гарри ухмылялся, продолжая жевать тост, и делая вид, что он вовсе не пялится на выясняющих отношения друзей. ― За то, что вел себя как последняя бесчувственная свинья? – поинтересовалась Гермиона. Но все же наклонилась, быстро чмокнула Рона, потом помахала Гарри на прощание. ― Увидимся! ― Увидимся, ― ответил он, толкая сияющего Рона локтем под ребра. – Перестань скалиться как идиот! Порой вы двое становитесь совершенно невыносимыми. ― Да перестань, ты просто ревнуешь, ― рассмеялся Рон и вдруг застыл, словно до него только что дошла горькая истинность брошенной в шутку фразы. Теперь пришла очередь Гарри возводить глаза к потолку. ― И не мечтай. Он запихнул в рот остатки тоста и поднялся. ― Пошли, вперед к знаниям, ― с трудом выговаривая слова с набитым ртом, он махнул рукой в направлении библиотеки. Гарри умудрился закончить эссе как раз вовремя, буквально за секунду до того, как пришла пора бегом нестись в класс. Может, работа и не отняла бы у него столько времени, но перед мысленным взором Гарри то и дело возникало лицо Снейпа, искаженное накрывшим его оргазмом. *** После Трансфигурации, ланча и последующих затем Зелий, Гарри с Роном и Гермионой ушел к озеру, где наслаждался последними лучами осеннего солнца, листая учебники и перекидываясь с друзьями ничего не значащими фразами. Тени постепенно удлинялись, и взгляды Рона, которые он украдкой бросал на Гермиону, становились все более и более откровенными. Гарри закатил глаза – честное слово, можно было подумать, девушка в самом деле держала его на голодном пайке в плане секса. В общем, он решил оставить друзей наедине, посоветовав на всякий случай воздержаться от активных действий, пока он не уйдет на порядочное расстояние. Если они хотят провести этот вечер, обжимаясь как озабоченные подростки, ничто не мешает ему заняться тем же. По крайней мере, он очень на это рассчитывал. ― Мы сегодня варили животворное зелье, ― жизнерадостно провозгласил он, врываясь в коттедж. Входная дверь легко поддалась под рукой – то ли Снейп никогда ее не запирал (что маловероятно), то ли настроил защитные чары беспрепятственно пропускать Гарри. Ответа он не дождался. Зельевар, как и этим утром, обнаружился возле окна, только в руках держал уже не чашку с кофе, а бокал, до половины наполненный янтарной жидкостью. От его неподвижной фигуры веяло напряжением, но, тем не менее, он не казался разозленным или расстроенным, а словно застыл в состоянии неестественного покоя. Когда Гарри споткнулся и резко остановился на полпути к дивану, Снейп молча прошел в обитый деревом кабинет, достал еще один бокал, наполовину наполнил его и всучил Гарри, прежде чем вновь отвернуться к окну. Тот покрутил бокал в пальцах, уставившись на него со смесью крайнего изумления и растущего беспокойства. ― Мне было семь, ― ровным тоном сказал Снейп, не отрывая взгляда от вида за окном. О, Боже. ― Тебе не обязательно… ― вырвалось у Гарри прежде, чем он смог обдумать свои слова. – Ты не должен рассказывать мне об этом только потому, что… ― Нет, должен. Сердце Гарри ухнуло куда-то вниз с высоты, сравнимой с Астрономической башней. Происходило что-то невообразимое, ужасное, – кошмар, самую мысль о котором он отчаянно гнал от себя подальше. ― Когда это случилось в первый раз, мне было семь, ― тем же ровным тоном продолжил Снейп. – Или восемь. Со временем подробности стерлись из памяти. Подробности стерлись из памяти. Словно он говорил о каком-то скучнейшем министерском отчете, а не о… Гарри внезапно понял, зачем Снейп налил ему выпить. Не то, чтобы в эту минуту он помнил, как пьют такого рода напиток. О, Мерлин, с отчаянием взмолился Гарри, пожалуйста, не дай ему сказать, что это был его… ― Он был другом моего отца, ― сказал Снейп, но от осознания, что Мерлин над ним все-таки сжалился, Гарри не ощутил ни малейшего облегчения, на которое так рассчитывал. – До того, как это случилось… он всегда проявлял ко мне дружелюбие. А если разобраться, то и потом он никогда не вел себя по отношению ко мне… так уж плохо. Живот Гарри скрутило в тугой узел. Он ощутил странный, едкий привкус во рту – кажется, еще немного и его вывернет наизнанку, но это пограничное состояние все длилось и длилось. А все, что он мог – это беспомощно стоять и слушать, пригвожденный к месту спокойными размеренными словами Снейпа. ― В этом возрасте я не был абсолютно несведущим в такого рода делах, ― говорил зельевар, перекатывая бокал в ладонях. – Я видел… Я знал достаточно, чтобы понимать, насколько это болезненно. ― Неправда, ― Гарри словно со стороны услышал свой придушенный шепот, и мельком удивился, как у него вообще хватило дыхания выдавить из себя хоть слово. Снейп дернул уголком рта, без всякого намека на веселье. ― Верно, ― согласился он, делая глоток виски из своего бокала. – Это я уяснил позднее. Он все еще продолжал смотреть в окно невидящим, отсутствующим взглядом, который пугал до чертиков. С самого начала своего монолога зельевар ни разу не взглянул в его сторону, вдруг осознал Гарри. Как, во имя Мерлина, он может оставаться таким спокойным? Таким… отстраненным, как если бы… словно это не о нем… ― Иногда я начинаю сомневаться… ― продолжил Снейп, переведя взгляд на содержимое своего бокала, словно надеялся отыскать в нем ответ на давно мучивший его вопрос. – Почему я не сопротивлялся успешнее, когда все случилось в первый раз. Он покачал головой, словно находя эту мысль абсурдной, потом одним глотком осушил оставшийся виски, и со стуком поставил бокал на подоконник. ― Сопротивлялся успешнее, – эхом отозвался Гарри. Нечто темное и опасное ширилось у него в груди, бурлило и рвалось наружу, грозя выплеснуться словами и не только. – Ты… ты же был ребенком! Снейп даже не взглянул в его сторону. Выражение его лица по-прежнему было неестественно спокойным и бесстрастным. ― Я был волшебником, разве нет? ― ответил он, как будто это все объясняло. – Я мог заставить распуститься цветы, оживить игрушки, однажды я отрастил волосы за одну ночь, когда мой отец обрезал их под корень. Он был магглом, я был волшебником. Надо полагать, если бы я действительно не хотел того, что он делал со мной, то мог легко остановить его одним лишь мысленным усилием. Бокал взорвался у Гарри в руке. Осколки разлетелись повсюду, по крайней мере, один из них глубоко вонзился в его ладонь, но он этого не чувствовал. Он вообще ничего, абсолютно ничего не чувствовал. ― Ты глупый мальчишка, ― раздраженно воскликнул Снейп, широкими шагами пересек комнату и схватил Гарри за руку, осматривая порез. – Зачем ты это сделал? Гарри не ответил. Он молча позволил отвести себя к раковине, наблюдая, как Снейп осторожно вынимает осколки из раны, как холодная вода вымывает из нее мельчайшие фрагменты стекла и вместе с кровью уносит их в слив. Смотрел, как зельевар медленно проводит волшебной палочкой над порезом, как сходятся вместе его края, и как на коже постепенно исчезают все следы недавнего повреждения. Смотрел в глаза Снейпа, полные явного беспокойства, которое зельевар, должно быть, не демонстрировал так открыто очень и очень долго. ― Это не твоя вина, ― сказал Гарри, как только вновь обрел голос. – Пожалуйста, поверь в это, поверь мне. Снейп тут же отвел взгляд. Гарри с трудом сглотнул тяжелый ком, стоявший в горле, мешавший дышать. Ладно, в этом Снейпа он пока убедить не мог. И тут же другая мысль, вдруг пришедшая в голову, заставила его пошатнуться и на секунду зажмуриться, чтобы вернуть окружающим предметам резкость. ― Моя мама… она знала? В первый раз за все время их разговора на лице Снейпа проступило выражение неподдельного ужаса. ― Конечно, нет! Я бы никогда… не оскорбил ее подобными вещами! Гарри вдруг неожиданно понял, что именно Снейп пытался донести до него тогда, в их самую первую встречу, состоявшуюся в коттедже. Теперь каждое произнесенное слово обрело смысл – и стало кристально ясно, кем была Лили в жизни зельевара, что она воплощала для него, и это понимание разбивало сердце Гарри на мелкие осколки ничуть не хуже злосчастного бокала, снова и снова. Даже если это и было невозможно в принципе. ― Ты кому-нибудь… хоть кому-нибудь рассказывал об этом? Снейп раздраженно фыркнул, очевидно рассердившись на недогадливость Гарри. ― Кому я мог сказать? Отцу? Он ненавидел меня с момента рождения, если не раньше. Я был для него отродьем, и что еще хуже – вечным напоминанием о его связи с ненавистным магическим миром. Он был бы, без сомнения, счастлив услышать, что наконец-то со мной обошлись так, как я того заслуживал. Моей матери? У нее и без того хватало проблем, я не мог взвалить на нее еще и эту. В последнюю очередь ей нужно было, чтобы ее сын выдвигал сомнительные обвинения в делах, о которых едва имел представление. Гарри приклеился взглядом к полу. Совсем рядом с его ботинком по плитке змеилась трещина. Надо же, раньше он ее не замечал. Сомнительные обвинения… Наверное, Снейп сомневался как в том, что мать поверит ему, так и в том, что это… то, как с ним обошлись… вообще заслуживает внимания и жалоб. Гарри хотелось выть от такой несправедливости, крушить все вокруг и кричать, чтобы Снейп и думать не смел о таком, никогда больше, никогда… Но он не мог. Каждый раз, когда Гарри пробовал настаивать, зельевар моментально отдалялся от него, закрываясь в своей раковине. И сегодня он не единожды дал понять, что они оба ходят по очень тонкому льду. Так что было безопаснее для всех оставить эту тему, несмотря на то, что все в душе Гарри отчаянно противилось такому решению. ― Как это… как все закончилось? – вместо этого спросил он. Нерешительно вскинув глаза на Снейпа, он добавил. – Ты… убил его, да? Зельевар опять скривил рот в гримасе. ― Нет. Почетную роль жертвы своего первого убийства я отвел отцу. А этот… он переехал, когда мне исполнилось тринадцать. Не имею ни малейшего представления, жив ли он до сих пор. Переехал… Звучало так обыденно, как будто речь шла о чем-то ежедневном, рутинном и скучном. Переехал. А может, были и другие жертвы? От этой мысли вдруг стало положительно невозможно отмахнуться. Были? И сколько? Или его схватили, отправили за решетку, заставили расплачиваться за всю ту боль, что он причинил? А, может, он так и остался на свободе? И прямо сейчас, пока они разговаривают, сидит где-нибудь в теплой квартирке, наслаждаясь покоем и уютом? Это казалось немыслимым, но все же вполне вероятным – как и то, впрочем, что Снейп никогда не рассматривал возможности существования и других жертв, кроме него самого… хотя нет, это уже слишком. Конечно, он просто не мог думать о таком, и все. И его вряд ли можно за это винить. ― Как его зовут? – резко спросил Гарри. Снейп отшатнулся назад и напряженно выпрямился. ― Этого я тебе не скажу. ― Почему? – каждая клеточка тела Гарри пульсировала скрытой энергией, то темное и опасное, что теснилось в груди, наконец-то рванулось на свободу. ― Потому что ты, несомненно, тут же совершишь какую-нибудь вопиющую глупость, а я не хочу, чтобы ты очертя голову кидался в неприятности. Гарри хотелось протестовать, хотелось надавить на все слабые точки в рассуждениях Снейпа и разнести его логику в клочья – и он знал, что если сделает это, то рано или поздно добьется своего. Но что после этого будет со Снейпом? Если за все минувшие годы он сам не дошел до очевидной для Гарри мысли, то какой мукой обернется для него признание своей ошибки, навязанное ему силой? Гарри не мог так поступить с ним. Пусть это делает его ужасным безнравственным человеком в глазах общества, но он просто не мог. ― Оставь это, ― произнес Снейп. – Прошло больше трех десятков лет. Пусть прошлое останется в прошлом. Три десятка лет – повторил Гарри, чувствуя, что еще немного, и он ударится в истерику. Три десятка лет – и Снейп до сих пор с головы до пят кутается в тяжелые мантии, которые даже по виду вполне могут сойти за доспехи. Три десятка лет – и он все еще грубо отталкивает всех и каждого, единственным доступным ему способом не давая окружающему миру шанса причинить ему боль. Три десятка лет – и он все еще избегает прикосновений, шарахается от ласк Гарри, хотя очевидно жаждет их. Три десятка лет – и он, не задумываясь, соглашается на опасное противостояние Волдеморту, на шпионаж и на прочие немыслимые вещи, не веря, что заслуживает чего-то большего, лучшего, радостного… Гарри вдруг ощутил неподъемную тяжесть обрушившихся на него откровений. Это было слишком, чересчур, невыносимо. ― Мне нужно идти, ― пробормотал он, бросаясь к двери. Гарри несся так, словно надеялся обогнать знание, тяжким грузом лежавшее на сердце, и весь сопутствующий ему темный ужас. *** Гарри не помнил, как аппарировал обратно. Не помнил, как оказался на территории Хогвартса, как попал в замок, как поднимался вверх по лестнице в Гриффиндорскую башню, как очутился в своей комнате. Перед глазами все плыло, он не замечал ничего вокруг ― кажется, кто-то дотронулся до его плеча, когда он пробирался через общую гостиную. Гарри вырвался, не оборачиваясь и не замедляя шага, торопясь вверх и вверх по лестнице и стремясь как можно скорее оказаться в относительной безопасности собственной комнаты. Одиночество не принесло облегчения. Хотелось что-нибудь сломать, причинить боль, уничтожить, крушить все вокруг. Первой вещью, попавшейся ему под руку, оказался стеклянный графин с водой, стоящий на комоде, и Гарри, не раздумывая, швырнул его в камин. Графин разлетелся на мелкие осколки, дождем осыпавшиеся на пол, куда минутой позже рухнул и сам Гарри, нисколько не заботясь о том, что опять может порезаться. Возможные травмы не имели значения, ничего больше не имело значения. Из груди рвались рыдания ― ему казалось, что ужаснее этих звуков его горло еще никогда не издавало, но сдерживаться просто не было сил. Он давился плачем, не приносившим никакого облегчения – только ощущение, что его внутренности садистски медленно разрывают на мелкие кусочки. Задохнувшись, Гарри обхватил себя руками и подумал, что есть в этом какая-то высшая справедливость, и он получит хотя бы слабое представление о том, через что пришлось пройти Снейпу. ― Гарри? – раздался голос Гермионы, а затем скрип открываемой двери. – Я слышала, что-то разбилось… О, Боже, что случилось? Гарри замотал головой, почувствовав, как ее руки осторожно обнимают его за плечи. Он не мог ничего ей рассказать, даже если бы Гермиона знала о Снейпе. Не мог предать его доверие. ― О, Гарри, ― прошептала Гермиона. Это неправильно – нельзя было позволять ей обнимать себя. Снейпу ведь никто никогда не предлагал даже такой малости в утешение. Но Гарри совершенно обессилел и не мог сопротивляться – он просто позволял ей держать его в объятиях, как будто от этого был какой-то толк. ― Мир… ― выговорил он, прерывисто всхлипывая, ― мир вокруг нас… ужасный и такой жестокий. ― Я знаю, ― сказала Гермиона, целуя его в макушку. Гарри тут же захотелось оттолкнуть ее и заорать, что ни черта она не знает, даже приблизительно не догадывается. – Но в нем ведь есть и хорошее. Есть смех, и дружба, и любовь. Есть… ― она замолчала, подыскивая нужные слова. – Есть много хорошего. Гарри отчаянно хотел поверить в ее слова. Но сейчас, ощущая внутри тьму, тяжесть и запретную тайну, утверждение Гермионы казалось ему бесконечно далеким от истины. *** В эту ночь Гарри не сомкнул глаз. Гермиона уложила его в кровать сразу после того, как поток слез иссяк, укутала одеялом и долго гладила по волосам. Она даже попробовала заставить его что-нибудь поесть, но Гарри отказался. Голод оказался в самом конце списка терзавших его чувств. Тогда Гермиона ушла, на прощание восстановив разбитый графин, а он неподвижно вытянулся на кровати, уставившись в потолок. Невозможно было отрешиться от преследовавших его мыслей – одна страшнее другой – несмотря на все попытки переключиться на что-нибудь еще. Например, на то, что Снейп убил собственного отца. Это ведь тоже чертовски важно, разве нет? Гарри не мог не думать, как именно это случилось. Вопроса «почему» перед ним не стояло, это и так было очевидно, но что послужило последней каплей? Было ли это тщательно спланировано и продумано до мельчайших деталей – именно так, как Снейп обычно подходил к решению большинства проблем? Или все случилось под влиянием момента, в порыве ярости, который просто невозможно было сдержать? Мстил ли он за свою мать или пытался спасти ей жизнь? Использовал ли магию или обошелся без нее? Сколько лет ему тогда было? Для врагов, ― снова и снова крутилась в сознании Гарри зловещая фраза. От этих мыслей стыло сердце, но все равно думать о таком было много-много лучше, чем позволить себе утонуть в гораздо более ужасных образах, подкинутых воображением, поэтому Гарри цеплялся за них, прокручивая в голове снова и снова. Он так и лежал в кровати до тех пор, пока рассвет не окрасил небосвод в слепящие оттенки оранжевого и красного. Идти на уроки не хотелось совершенно, и все, о чем Гарри мечтал – это остаться под одеялом на целый день, но, тем не менее, все равно заставил себя встать. Одиночество собственной комнаты больше не приносило ни облегчения, ни утешения. Уроки прошли как в тумане, информация не задерживалась у Гарри в голове дольше нескольких секунд. Гермиона то и дело бросала на него встревоженные взгляды, только теперь к ней присоединился еще и Рон. Гарри едва высидел до конца Гербологии – ему не терпелось как можно скорее оказаться подальше отсюда, и сейчас он нисколько не заботился о чувствах друзей. Кое-что было гораздо важнее их волнения. Снейп сидел за маленьким столом в дальнем углу гостиной, склонившись над пергаментом. Рука, державшая перо, замерла, когда он медленно повернул голову на звук открывшейся двери, пропустившей Гарри внутрь коттеджа, а губы удивленно приоткрылись. ― Ты вернулся, ― в его словах сквозило такое неподдельное изумление, что у Гарри перехватило дыхание. ― Конечно, я… Мерлин, какой же я кретин! – Гарри торопливо преодолел те семь шагов, что отделяли его от Снейпа, который продолжал неверяще смотреть на него. Под его глазами залегли глубокие темные тени. – Я никогда не брошу тебя здесь в одиночестве! Гарри схватил зельевара за руки, сжав их так, словно хотел доказать истинность этих слов силой своего захвата. – И никогда не буду злиться на тебя из-за случившегося, ты ведь это знаешь, правда? Судя по выражению лица Снейпа, этого он как раз не знал. Гарри подавил желание побиться головой о стену – делу это все равно не поможет. ― В самом деле, никогда, ― повторил он. – Просто я чувствовал себя таким беспомощным, зная, через что ты прошел и понимая, что ничего, абсолютно ничего не могу сделать, чтобы хоть как-то уменьшить твою боль. Чувствовал себя бесполезным. Если бы я мог сделать для тебя что-нибудь, что угодно, я бы с радостью… Снейп не отрывал взгляда от судорожно стиснутых пальцев Гарри на своих запястьях. ― Ты уже делаешь, ― прошептал он. А затем, словно устыдившись этого признания, резко вырвал руки из захвата Гарри и, двигаясь несколько скованно, поднялся на ноги. ― Меня ждут заказы, выполнение которых я и так прискорбно долго откладывал. Можешь помочь мне, если есть желание. ― Хорошо, буду через пару минут. Только сначала в ванную загляну. Снейп кивнул и направился к выходу из гостиной, прикрыв за собой дверь. Взгляд Гарри упал на пергамент, закапанный чернилами там, где, очевидно, надолго замерла рука Снейпа с зажатым в ней пером. «Поттер», ― было написано на пергаменте. Через все слово тянулась черная жирная линия, за которой буквы его фамилии едва угадывались. «Гарри», ― было приписано рядом, более мелким убористым почерком. И больше ничего. Гарри провел кончиками пальцем по своему имени, гадая, собирался ли Снейп закончить это письмо. И собирался ли отправить. Хотя, это уже не важно. Пусть Гарри даже представить себе не мог, как Снейп должен был себя чувствовать прошлым вечером, когда сам он позорно сбежал – не имеет значения, что этот поступок был вполне объяснимым, учитывая в какой шок его поверг рассказ зельевара, ― больше он такой ошибки не совершит. Поздно, да и бессмысленно теперь казнить себя за глупость, но впредь Гарри сделает все, чтобы у Снейпа никогда не появилось повода усомниться в нем. Он свернул пергамент и спрятал его в карман мантии.