Frank recognition

Самоубийство - это то, от чего нас постоянно отводит церковь, обещая нам вечные муки в пламени ада. Я практически со всем согласна, но все-таки мне кажется, что ад здесь. Просыпаться каждый день с одним и тем же выражением лица или с одной и той же болью под грудью. Засыпать, чувствуя, что все, что есть внутри тебя, давно перестало хоть как-то помогать. Дышать - трудно. Видеть - невыносимо. Терпеть - невозможно. Я думаю, что ад здесь, и все его обитатели тоже здесь, но они скрываются за масками людей. Таких называют плохими, и с ними, по какому-то справедливому закону жизни, должно происходить все самое плохое. Но Дэйв не был плохим человеком, даже не взирая на тот факт, что я знала его не больше часа, я могла поручиться за это своей жизнью. Когда несправедливость встречает понимание, которое ядовитыми цветами распускается где-то у тебя в желудке, тогда начинается смирение. Это то, что поначалу кажется само собой разумеющимся, но потом от этого начинает тошнить. Спазмы в горле, но вместо недопереваренного раннего ужина - мокрые щеки и красные пятна по всему телу. Я называю это истерикой. Когда происходит то, что в моем понимании произойти не может, у меня начинается истерика. О том, что он покончил с собой, мы узнали в тот же вечер. Я говорила, и считаю нужным повториться, город у нас маленький. Все местные каналы скорбели вместе с его родителями во время экстренных новостей. Все пришли к мемориалу, который установили на главной площади, чтобы проститься с ним или с тем, что от него осталось. Я пришла туда с мамой, которая держала меня за руку. А я держала воротник его пальто, которое так хорошо на мне сидело. Его запах, смешанный с чем-то цитрусовым и никотином, практически выветрился. Я вдыхала так глубоко, как только могла. Мне хотелось запомнить это. Дэйв погиб, и вскоре люди, которые некогда его знали, забудут его с той же скоростью, с какой запах его тела выветрится из его пальто. Я целую ночь просидела на своей кровати, думая о том, что он выбрал меня неслучайно. Я была единственным человеком, который прошел тогда по дороге и остановился, чтобы спросить, все ли у него в порядке. Он был не в порядке. Я не думаю, что он ждал именно меня, но я уверена, что он сразу же решил отдать мне свое пальто, как только меня увидел. У него были темно-голубые глаза, в которых постоянно танцевало беспокойство. Я не уверена, что он решил все для себя в тот момент, когда только заметил меня на дороге. Осознание того, что он принял решение во время нашего разговора, заставляло меня чувствовать себя виноватой. Я ненавидела себя за то, что подвернулась ему на пути. Или его, за то, что он подвернулся мне. Со дня, когда Дэйва похоронили, прошло уже около пяти лет. Я сейчас иду по той же дороге, что и он, и ищу человека, которому можно было бы передать это замечательное пальто, которое укрывает мои плечи. Сегодня семнадцатое ноября и первый день, когда в Кунгэльве выпал снег. Я не уверена, что знаю, зачем я это делаю. С каждым новым днем в моих глазах плескалось все больше такого отчаянного беспокойства, и с каждым новым днем я приближалась к тому самому ноябрю, в котором я нахожусь сейчас. В моих глазах от глаз осталось только одно название. Я поняла, что нужно что-то изменить в мае этого года. Близился конец месяца, а погода заставляла людей покидать свои квартиры и дома, чтобы поймать первые лучи палящего солнца. В тот день я лежала на кровати и зависала в социальных сетях, пока не наткнулась на книгу, название которой почему-то напомнило мне о Дэйве. Я не вспоминала о нем уже очень давно. Спустившись вниз на завтрак, я предупредила маму, что сегодня тот самый день, когда мне лучше побыть одной. Вымученно улыбнувшись, она качнула головой и продолжила мыть посуду. Вместе с собой я разрушала и тех, кто меня любил. Я помню, что читала до глубокой ночи. И до раннего утра. Фонари на улицах погасли, что ввело меня в ступор. Я из тех, кто любил поспать. Но эта книга с ее метафорами, с ее смыслом, с ее аллегориями и ее героями просто прописала мне бессонницу. Я лежала на кровати, сложив ноги на большого медведя, и пялилась в потолок. Несмотря на то, что первые лучи стали освещать мою комнату, мне было очень мрачно. Я быстро поднялась с кровати и одела спортивный костюм. До этого дня я никогда не бегала по утрам. А еще, до этого дня, я никогда не думала о том, чтобы поступить так, как поступил Дэйв. Ноги сами привели меня в круглосуточный магазин. Вытащив из холодильника банку зеленого чая, я направилась к кассе. Пока мне пробивали чек, мой взгляд упал на упаковку неоновых звездочек на клейкой ленте. Улыбнувшись тому, что теперь в моей жизни появится смысл, я купила все звездочки, что у них были. К вечеру меня накрывало сном так сильно, как накрыло бы ударной волной. Последнее, что я видела перед собой, это потолок, усыпанный светящимися звездами. На следующее утро я залезла на чердак и достала оттуда гирлянды. Не знаю, что именно послужило причиной моей одержимости, но моя жизнь с каждым днем, ровно как и мои глаза, стала походить на жизнь главного героя той самой книги, которая вынудила купить меня неоновые звезды на потолок и развесить гирлянды над изголовьем кровати. Я любила сидеть в одиночестве, просматривая фильмы из ретро-проектора. На соседней стене висела открахмаленная белая простынь, на которой не было ни единой полоски или помятости. Я гладила ее перед каждым сеансом. Через два месяца фильмы, которые я хотела посмотреть, закончились. Привычки вырабатываются за три недели. Весь август я просто сидела напротив простыни на моей стене и придумывала свой собственный фильм. Все идеи записывались на полях учебников по французским романистам, которых я горячо полюбила. Первый раз, когда мама сказала то, что усугубило мое положение, я не забуду никогда. Мы сидели в гостиной и пили чай с тостами и медом. Мама, как и всегда, завела разговор на тему моей отстраненности. Ее волновало все на этом свете: появился ли у меня мальчик, что я собиралась надеть на выпускной бал, в какие университеты я буду подавать заявления. Я иногда кивала, стараясь хоть как-то скрасить ее монолог, но под конец она разозлилась и ушла к себе. Я допивала чай в одиночестве. Я не думала, что она сможет справиться без меня. Мама всегда была очень ранимой и любое слово, сказанное мною не подумав, могло стать причиной ее рыданий в подушку по ночам. Я постучалась, прежде чем войти, но так и не дождалась разрешения. Она сидела на кровати, увлеченная своей записной книжкой. Я подкралась к ней сзади и обняла за плечи. - Карла, я хочу, чтобы ты поняла, что я желаю тебе только лучшего, - ее голос надломился в самом конце, но за старания скрыть это, я сделала вид, что ничего не заметила. - Я знаю, мам. - Хорошие вещи случаются только с хорошими людьми, дорогая. Подумай об этом. Это не звучало так, как будто она намеревалась обидеть меня. Но где-то на уровне диафрагмы меня ударило так сильно, что вместо "Да, хорошо, мам", я закашлялась. Что-то подобное незадолго до своей смерти мне сказал Дэйв. Вернувшись в комнату, я выключила все гирлянды, а на лицо накинула одеяло. Я не хотела видеть свет. И не хотела, чтобы свет видел, как я плачу.