Сказки для взрослых или имел в виду я ваши сказки!

- Люба девица-то? – ухмыльнулся Кощей, глядя, как таращится во все четыре глаза на купающуюся в водопадике Василису, Димка. В четыре, потому что Ванятка тоже с интересом рассматривал диво - дивное, что лихо, ничуть не стесняясь присутствующих, скинуло свою тоненькую шкурку, оставшись в одной, ещё более тонюсенькой, под названием – нижняя рубаха. Ладушка же, демонстративно зевнув, отвернулась – её раздражала пришелица уже второй день перетягивающая на себя внимание центрального, к которому сама Лада прониклась глубочайшим уважением, и теперь, попросту говоря, ревновала. Более того, насмотревшись на любезно предоставленный для обозрения девичий филей, Димка в эту ночь спал беспокойно. А вместе с ним беспокоились и боковые головы, получившие прекрасную возможность смотреть практически прямую трансляцию нереализованных мужских фантазий. Ванятка совершенно ничего не имел против – он радостно познавал мир, такой интересный и многогранный, особенно, когда дело касалось спаривания: мух ли, собачек ли, овечек или людей. Тем более что до сих пор человеческие игрища ему не доводилось наблюдать, разве что суматошную беготню добрых молодцев с красными, а точнее, раскрасневшимся девицами промеж стогов сена, да непонятные их кувыркания в тех же стогах. Видно, как правило, было плохо, да и прежний Горыныч всегда старался это дело немедленно прекратить – уж больно смешно верещали прикрывающиеся сеном и волосами девки, и уморительно ругались, потрясая палицами – подчас теми, какими их наградила природа, мужики. Совсем иначе отнеслась к показанному учебному материалу Ладушка. Она с удовольствием сейчас вспомнила бы прежние времена, и шуганула бы нахалку, бесстыже растопырившуюся тут перед тремя мужиками. Можно обдать хорошей струёй воды – тут Правая лично могла поспособствовать, а можно и огоньком поджарить эту круглую задницу, которую она вынуждена была волей-неволей рассматривать всю ночь в разных ракурсах и в разных ситуациях. Ванятка, как и Димка теперь, принадлежат только ей, а не какой-то паршивой самке рода человеческого! Поэтому Ладушка дулась на весь свет, и даже на Кощея, который, не будь дурак, с той же готовностью, что и остальные тутошние мужики, пялил свои похотливые глазенки. Василиса же, не подозревая о раздрае, который она внесла в мирный уклад драконьей семейной жизни, уже в пятый раз сигала под ледяной естественный душ, оглашая дикими взвизгами пещеру. По стенам от её воплей шла мелкая вибрация, и Кощею, хоть и внимательно следившему за прекрасной купальщицей, стало казаться, что потолок пещеры, верой и правдой прослужившей несколько тысяч лет, просто рухнет им на головы. Красна же девица вела себя свободно и непринуждённо, будто прожила тут всю жизнь, и спокойно наслаждалась купанием в кристально-чистой, пусть ледяной, воде. - Ну, это... Того... Аха... – завороженно выдохнул Димка, не отводя взгляда от облепившего стройное тело материала, на всё той же пятой точке. Как ни старался парень, но его бесстыжие глаза упорно останавливались именно на так поразившем их в самое сердце – если бы у них был этот орган, объекте. Впрочем, нет – красавица повернулась, старательно промывая волосы под падающим с какой-то нервной пульсацией потоком воды, и оказалось, что спереди она выглядит не менее заманчиво, чем сзади. - Замерзла, бедняжка... – прошептал Димка, жадно разглядывая высокую грудь, которую ничуть не скрывала мокрая сорочка девушки. – Заметно прям. И ведь терпит, не орёт больше... Дохнуть на неё, что ли? Чтоб воду согреть... - Сдурел? – очнулся Кощей. – Ты ж её сваришь! Струёй огня он на неё дышать собрался, окаянный! Хотя... Если ты её съесть хочешь, тогда – пожалуйста, дыши, сколько влезет. Правда, жаль эдакую красоту, когда ещё такое покажут... - Тьфу, на тебя! - испугался Димка, нечаянно сплюнув в сторону Кощея огненную струйку. Подол балахона, который сегодня решил нацепить Бессмертный, дабы щегольнуть перед красоткой, весело занялся, а золотые зайчики и белочки вышитые спереди, принялись испускать крохотные синеватые искорки, отчего стало казаться, что Кощей мочится под напряжением. – Ой! Ванька! Прицел на Кощея! Пли! Через мгновение Бессмертный, так и не успев даже шевельнуться, стоял мокрый с ног до головы, будто он купался вместе с Василисой. - Ой, Горынушка, хорошо-то как! – подбежала к ним Василиса. – Лепота! И Кощей-батюшка помыться решили, да? Оно и верно! День-то какой благодатный нонеча! Всплеснув руками, девушка побежала в отведенный для неё уголок, и там принялась выжимать волосы, что-то напевая себе под нос. Вчера, когда её с трудом успокоили – как ни странно, простая деревенская девица совершенно не испытывала пиетета ни пред жутким трёхглавым чудищем, ни перед стариком, чьим именем уже тысячу с лишним лет местные пугали детей. Возможно оттого, что в те первые минуты, когда она вот так, распластавшись, лежала прямо на громадных когтищах Горыныча, с задранным подолом, с ней не сделали совершенно ничего плохого, более того, подняли, утешили, да спать уложили на мягкой копёшке сена, покрытой каким-то богатым пологом, не иначе сдернутым с царской постели. И никогда в жизни ей не спалось так хорошо! Никогда в жизни ей не было так спокойно! Да ежели бы она упала вот так, перед тем же Добрыней Никитичем, разве б была она в такой же безопасности рядом ним? Да что там говорить! Он бы опять вытащил свой педагогон, похабник, взял бы его наперевес, как смог и... Что «и», Василиса знала точно, чай, на Купала только бабки старые без пары сидят. Но то по своей воле! А богатырь решил силушкой взять то, что добром ему давать не хотели! Девки баяли, что после того, как Горыныч опозорил Добрыню перед нею, без портов оставивши, озверел богатырь. Напропалую кинулся свою силу мужскую доказывать. Теперь вот до неё, до Василисы добрался. Да ведь не только хотел её проучить удом своим, а и увезти прочь, туда, где не слыхивали о позоре его. А Василису при себе оставить, наложницей, стало быть. Выслушав всё это, Димка поразился: - Какой же смысл отсюда сваливать, таща при этом с собой главного свидетеля позора, не пойму?! Ты там всем это же рассказать можешь и опять снова-здорово... - Нет, Горынушка... – печально молвила девица. – Не рассказала бы... Богатырь не токмо палицей да удом своим срамным владеть горазд, он и плетью ожечь может... - Вот сссука! – взревел Димка, шарахнув своей лапищей по камням, брызнувшим во все стороны шрапнелью, в том числе и на лысину Кощея. – Убью, падлу! - Стой, окаянный, убьёт он! – рявкнул обозлившийся из-за покоцанной плеши Кощей. – А ну, угомонился немедля! У нас уговор – нет на то нашей воли, чтоб богатырей живьём жарить! Пока мы их не трогаем – нам позволено тут, поблизу от люда жить! Так, баловать с ими, то можно, а злодействовать нельзя! А не то живо на краю света окажемся, где свой век доживать будем, с голоду опухая! Уговор такой – никаких смертоубийств! Лютовал Димка недолго – сразу, как заметил, что красавица снова начала рыдать, аккуратно сгрёб её своей лапой и как маленькую, принялся укачивать под злобное шипение Ладушки в правое ухо. А Василиса, словно и не находилась в объятиях жуткого чудища: доверчиво прижалась к его груди всем телом, и задремала, мелодично всхрапывая и умилительно пуская носом пузыри. Наутро девушка с удовольствием навернула свежего хлеба с салом, запив крынкой молока – раздобытые где-то заботливым Кощеем, и кинулась в личную Горынычеву купальню – смывать с себя следы похотливых богатырских ручонок. - И чего мы с ней делать теперь будем? – пролепетал Димка, усиленно всматриваясь в розовеющие под мокрой тканью ягодицы, ощущая себя так, будто век не видал женского тела. - А чего с ней делать? – недовольно проворчала Ладушка, впервые заговорившая со вчерашнего дня. – Сожрать её и всего делов... Або богатырю вернуть – не нашенское это дело, в людские тёрки вмешиваться. – Правая оказалась хорошей ученицей и явно не пропускала мимо ушей перлы нынешнего центрального. - Скажешь тоже – сожрать... – отозвался негромко Кощей, под согласный кивок Димки, возмущённого подобным предложением. – Нельзя людей жрать, сколько говорить! Уговор, али забыла? – Бессмертный сожалеюще, но при этом явно с гастрономическим интересом взглянул на всё те же ягодицы, теперь еще более бесстыдно выпяченные – Василиса, низко склонившись, зачем-то копалась в стожке, на котором провела ночь. - Господи, вы все здесь что – людоеды, что ли?! – ужаснулся Димка, стараясь отодвинуться подальше от собственных голов и Кощея, но ясное дело, безуспешно – головы отодвигались вместе с ним, а Бессмертный шагнул следом. - Да пошутил я! Пошутил, угомонись уже. Баба, говорю, хорошая, надо брать! - Да как брать, ты издеваешься, что ли? – чуть не взвыл Дика, глядя как Василиса, воровато оглядевшись, и не заметив торчащие из-за уступа и с интересом пялящиеся на неё три головы – четвертая принципиально была повернута в другую сторону, - стащила с себя мокрую сорочку и принялась обтираться какой-то расшитой тряпкой. – Как я её брать, по-твоему, должен в эдакой туше? - А что, нельзя, что ли? – с любопытством поинтересовался Ванятка. – Это же так интересно! Я вот у тебя намедни во сне смотрел, как ты, со всем тщанием... Того... Вот бы попробовать! - Сиди уж, пробовать он собрался! То моя баба, понял, балбес? Димка не знал что с ним, но его тянуло к Василисе со страшной силой. Возбуждения, в обычном значении этого слова, он испытывать не мог – тело опять неподходящее. Он желал её разумом, душой – или что там от него осталось. Ему хотелось овладеть ею, но... Чем же он тогда лучше этого клятого Добрыни? Ведь тот хочет ровно того же... - Но ведь я же лучше собаки... – забывшись, жалобно сказал Димка. - Какой ещё собаки? – удивился Кощей, устраиваясь на Горынычевой лапе поудобнее. – Совсем от мужского голода ополоумел? Димка смущённо потупился, отведя, наконец, взгляд от Василисы, тем более что она уже оделась, и теперь вычесывала волосы найденным на полу золотым гребнем, украшенным самоцветами. - Вон оно что... – почесал лысину Кощей. – Да, мужик, он в любом теле мужик, хоть куда его забрось... От же ж Яга, стервь какая! Надо ж было так поиздеваться над тобой! Что ты там про собаку говорил? Димка открыл пасть, собираясь что-то объяснить, но Кощей отмахнулся: - Неважно, просто ты меня на одну мысль навёл. Погодь-ка, где-то я его тут видел... Бессмертный быстро пересёк пещеру и вышел наружу. - Куть-куть-куть! – засюсюскал он в пространство и, как ни странно, на этот призыв откликнулись. Из-за лежащего в конце взлётно-посадочной полосы Горыныча булыжника, выскочил взъерошенный тощий волк, и радостно размахивая хвостом, подбежал к Кощею. Выбравшийся наружу Димка с удивлением увидел, как Бессмертный кладёт зверю на загривок руку. - Вот и хорошо, вот и молодец. Мальчик? – заглянул волку под пузо Кощей. – Мальчик, мальчик, вот и славно. Слышь, Димитрий, подь-ка сюды... - Вы это чего? – попятился тот, видя, как вытянутая в его сторону рука Кощея слегка засветилась. - Чего-чего? Девка потребна? Потребна, сам вижу, вона, у тебя уже око дёргается. Так вот сейчас мы вас с волчком местами-то и поменяем. - К...Как – поменяем? З... Зачем? – обалдел Димка. усаживаясь с размаху на собственный хвост, и коротко визгнув от боли. – Ты что же, твоё величество, думаешь, мне в теле волка лучше будет с ней общаться? Она ж не зоофилка какая, я надеюсь... - А ты слушай старших, да на ус мотай! – окончательно рассердился Кощей. – Сейчас я сознание волчье на время в твою башку засуну – бо, не можно Горынычу без серединного! А то настоящий спит, будить нельзя, обратно не усыпишь. А тебя в волка, мне с него твоё тело слепить легше. - Как это – тело из волка слепить? Вы о чём?! - А так! Я не баба Яга, то она из воздуха может тело человечье создать, да так, чтоб оно ходило, жило и дышало. Я могу ненадолго уже готовый облик поменять. Ну, то есть, он волком останется, но выглядеть будет так, как ты себе сейчас представишь, сможет ходить на задних лапах, говорить и всё такое, - тут Кощей похабно подмигнул, – пару часов колдовство продержится, а потом – фьють, и обратно. - Постой-постой... – окончательно ошалел Димка. – Ты мне что предлагаешь? То есть, ты хочешь, чтобы я сейчас... В теле волка... То есть – чтобы Василиса на самом деле не с человеком, а с волком это самое... А?! - Ну... Если смотреть на это вот так... – снова поскрёб лысину Кощей. – Наверно, да... Но она ж не будет знать! Ни шерсти, ни когтей – ничего не будет, обещаю! - Ни хрена се... – Димка не знал, радоваться ему, плакать или ржать от такого щедрого предложения. – Знаешь что, а давай! Только никакой близости, просто хочу поговорить с ней в нормальном своём обличье, чтоб она хоть знала, какой я на самом деле... Да и боюсь, что огонь не удержу – дыхну чуть посильнее, и привет. Слушай, а волчара ничего не натворит, пока Горынычем будет а? Соображалка ж звериная, а туша вон, какая... - Да что он там сделает, было бы об чём баять... – отмахнулся Кощей. – Ты лучше давай, хорошо свою настоящую плоть и лицо представляй, ну, словно бы перед зеркалом стоишь, а то выйдет у нас с тобой чудо-юдо лесное... На мгновение в глазах Димки стало темно. Он ощутил – старательно удерживая собственный образ перед глазами, как его словно бы сквозняком выдуло из тела дракона. Стало холодно, хотя этого он никак не мог ощущать, а потом он внезапно понял, что стоит на двух ногах.