Сказки для взрослых или имел в виду я ваши сказки!

Козёл в ужасе смотрел вниз, лихорадочно обдумывая, что же он теперь скажет несчастной вдове. Что Аленушка нынче приобрела именно этот статус, он не сомневался ни секунды – после ТАКОГО не выживают. Картина, представшая перед изумленными зрителями, не поддавалась осмыслению. Прямо под окном стоял громадный, объемом с вагонную цистерну, котёл. Где местный люд мог его раздобыть, а может, ведьма наколдовала, и нафига он такой вообще нужен, было непонятно, да и не это сейчас волновало Димку. Эта гигантская посудина была почти до краев заполнена водой – на мгновение парень отвлекся на мелькнувшую мысль: сколько же времени купеческие слуги таскали ведрами воду, чтобы залить его полностью? Или на подводах бочками возили? Но вовсе не это шокировало Димку, и даже не толпа слуг, мечущихся вокруг котла с громадными деревянными мешалками в руках, и баграми. Под котлом, который, как оказалось, вовсе не стоял на земле, а висел на соответствующей по размеру треноге, был разложен весело потрескивающий костер, а от поверхности воды валил пар! - Реально супчик… - пролепетал Димка, боясь повернуться и посмотреть во вдовьи глаза. - Что там, Иванушка? – прошелестело еле слышно позади него. Парень рвано выдохнул, собираясь с духом, мысленно выматерился, и взглянул на судорожно прижимавшую кулачки к грязным щекам, Аленушку. - Сестрица… Вы… Ты… Это… - как сообщить девушке, тем более ставшей за такой короткий период почти родной о гибели возлюбленного, Димка не знал, но очень старался. – Ты только не волнуйся! - Что там? – низким, почти мужским от волнения, басом, произнесла несчастная, не трогаясь с места. Зато зашевелились слуги. Организованно, гуськом, один за другим, они подходили ко второму окну, вытягивали шеи и, ойкнув, дружно разворачивались в сторону Аленушки, гипнотизируя ее взглядами, ожидая реакции на сообщение о гибели супруга. Доброжира здесь любили, он был неплохим хозяином, не лютовал без причины, слуг порол только за дело, кормил неплохо, да и сверх того – объедков хороших опосля него оставалось предостаточно, чтобы вся дворня могла не ужинать из своих припасов. Да и стопку-другую мог поднести по случаю… Да по любому случаю, когда хотел, тогда и подносил! А уж обноски какие с него всегда по слугам шли! Да чтобы их поносить очередь устанавливалась за полгода! Особливо бабы, из тех, что имели приятную округлость в теле, любили хозяйские кафтаны перешивать для себя на навершники. Что и говорить, справный был хозяин: и как человек, и внешне. - Он это… - прервал горестные размышления мужиков, козёл. – Того. Сварился немножко… - Ой, лышенько… - простонал дворник. – Нонеча еще и хозяюшка вдругорядь откинется с горя… Рази ж можно так, наотмашь… - Он, что? – просипела Аленушка и, не выдержав, сорвалась с места. Отшвырнув в сторону семидесятикилограммового козла, она подскочила к окну и, свесившись вниз, застыла. Перед глазами Димки мелькнула знаменитая картина Васнецова «Аленушка», не хватало только бережка, того самого, с которого все и началось. - А-а-а… А-а-а! – тихонечко завыла молодица и, вцепившись в шерсть подошедшего поближе козла, уткнулась ему лицом в холку. Плечи девушки сотрясались в рыданиях, тряся, заодно, и самого козла. Абсолютно непрошибаемые мужики, глядя на это проявление искреннего горя, смаргивали слезы, кто-то громко закашлялся, стремясь скрыть невольный всхлип, а Димка… Димка чувствовал, как в груди у него разливается что-то горячее, жгучее, и давит, давит… Возможно, так действовали слезы сестрицы, пропитавшие шерсть на его шее. Может быть… Только этот нечто словно поднялось вверх, и ударило ему в глаза и нос, противно защекотав их. - Как же мне жить теперь, Ванечка-а… - глухо простонала Аленушка. От этого горестного стона Димке вдруг стало так плохо, что он начал задыхаться. От жалости в глазах двоилось, рыдания душили его, и он, желая глотнуть воздуха, высунулся в окно. Хрипло вдохнув, он потряс головой, стараясь стряхнуть охвативший его дурман. С желтых козьих глаз сорвалось несколько слезинок и упало прямо в котел. Время словно застыло. Тихо булькавшая в котле вода словно вскипела, вспучилась, поднялась горбом, и… Выплюнула купца на траву. Димка, проморгавшись, всмотрелся, не веря своим глазам. Вместо толстого, неряшливого, обваренного мужика, стоял красавец, больше похожий на принца. Стройный, высокий, мускулистый шатен, совершенно обнаженный, и что удивительно – без единого волдыря, поднимался на слегка трясущиеся ноги, откашливаясь от воды. - Ах! – одним порывом исторгли этот возглас глотки всех присутствующих. - Доброжи… Добро… Добрынюшка мой! Что же это… - пролепетала Аленушка, только что мужественно собравшаяся пуститься в последний заплыв в кипящем бульоне, дабы воссоединиться с вареным супругом навеки. - Алё… Алёнушка! – растерянно блуждающий взглядом Доброжир услышав знакомый голос, заметил в окне второго этажа болтающуюся почти вниз головой супругу, грозящую вот-вот вывалиться наружу, и простер к ней руки. – Ясонька моя! Держись, я иду к тебе! - Да я сама к тебе иду! – заорала Аленушка, и пыхтящий позади нее Димка, изо всех сил прижимавший головой нижнюю часть девушки к подоконнику, чтобы та не нырнула из окна, едва не подпрыгнул от неожиданности. - Бали-ин… Мужики, не будьте козлами, помогите же, эта дура сейчас свалится! – сквозь зубы прохрипел он. Слуги, застывшие у второго окна, во все глаза следя за вторым пришествием купца, отмерли, и дружно рванули втягивать хозяйку обратно, в родную хату. Не успели установить вертикально отчаянно брыкающую купчиху, как в коридоре послышалось шлепанье босых ног, и в палаты влетел по-прежнему обнаженный купец. - Аленушка! - Добрынюшка! - Аленушка! - Добрынюшка! Они стояли, один у двери, вторая у окна, тяня друг к другу руки, и не решаясь подойти. Доброжир, или, по новому – Добрыня, краем глаза заметил внизу как-то движение, и мельком посмотрев туда, охнул, и прикрыл одной рукой то, что не видел последние лет пять, из-за разросшегося живота. Теперь он тянул к любимой только одну руку, но все так же не решался подойти к ней. - Аленушка! – завел он по новой, и Димка не выдержал. - Ромео! Джульетта! – пропищал противным голоском он, и точным ударом под пухлую попу толкнул ее обладательницу в сторону купца. Аленушка влетела в однорукое объятие мужа, прижалась к его голой груди и, звучно шмыгнув носом, замерла. Добрыня крякнул и, уткнувшись лицом в спутанные, пахнущие тиной волосы любимой, тоже о чем-то задумался. - Псс! Мужики, пошли отсюда! – шикнул на залюбовавшихся парочкой слуг Димка. – Дайте людям побыть вдвоем! Слуги понятливо закивали, и на цыпочках потянулись мимо ничего не замечающих хозяев на выход. Последним ушел козел, безуспешно стараясь идти бесшумно, но копыта предательски цокали. Впрочем, и это не нарушило картины мира и любви. Во дворе царил хаос. Дворовые бегали вокруг котла, ругаясь и отвешивая друг другу тумаки, и толкая котел, словно пытаясь его перевернуть, что на монументальной утвари никак не сказывалось. Как Димка понял из криков, слуги хотели нырнуть в кипяток, чтобы так же преобразиться, как и хозяин, но не могли выбрать кандидатуру добровольца на испытательный заплыв. Тела варёной ведьмы в прозрачной воде видно не было, словно она попросту растворилась, только лавровые листья плавали по поверхности. Димка вздохнул, и пошел полежать в стороне от шума, на травке за поленницей. Он очень устал. А последние события в купеческом доме его вымотали окончательно. Димка чувствовал себя как выжатая половая тряпка, которой совсем недавно его родная, настоящая сестрица огрела по спине – за курение среди только что выстиранного белья. Как ни странно, это воспоминание вызвало не обиду, а дикое желание оказаться там, дома, рядом со своими родными. Захотелось обнять маму, неугомонную сестренку, ее сынишку, и молча сидеть в их объятиях… - Иванушка, братец мой ненаглядный, где же ты? – счастливый вопль ворвался в воспоминания Димки, и развеял их по ветру. – А, вот ты где! Перед козлом возникла сияющая парочка. Купец был одет в свои обычные вещи, но поскольку они на нем висели как чехол от танка, то он чувствовал себя в них несколько неуютно, что, впрочем, не сказывалось на ощущении счастья и любви ко всем ближним и дальним. А Аленушка, наконец, смогла переодеться и расчесаться, и теперь Димка ясно видел, что она просто красавица. - Ребят, я так рад за вас… - заулыбался, как умел, в козьем обличии, Димка, но Аленушка его перебила: - Ванечка, а уж как мы рады-то! Счастье-то какое, Ванюша! Уж мы теперь заживем! Теперь и тебе надо жениться! Без семьи нет счастья, Иванушка! Ты теперь вона, какой мальчик большой вырос, тебе козочку надо! Сейчас мы с Добрынюшкой сходим, тебе самую красивую козочку подберем, и будем жить – поживать, добра наживать! И будет у нас не жизнь, а сказка! - Что? – вскочил Димка, стряхнув с себя расслабленность и усталость, как сухую грязь со штанов. – Сказка? Козочка? - Да, Иван, - пробасил Добрыня. – Мужчинам оно, того.. Надо. Что ж мы, без понятия? Ты ж как брат мне. Будет и у тебя сказка! - Да имел в виду я ваши сказки! – заорал во всю глотку Димка, и вдруг ощутил, как начал съеживаться. Шерсть на нем побелела, рога стремительно втянулись, а в голове у него закричал мальчишеский голос: - Сестрица Аленушка! Секунда, и Димку выбросило из тела козленка. На какое-то мгновение парень завис над купеческим двором, и увидел, как маленький беленький козленок подрыгивает, перекувыркивается через голову, и превращается в мальчишку. Димка попытался что-то сказать, но тут свет померк и все исчезло.