Клан

Когда открыла глаза, поняла, что парю в каком-то мрачном и ужасно тихом месте. Тишина звенела, заполняя собой все вокруг. Осмотревшись вокруг, поняла, что я нахожусь на старом заброшенном кладбище. Что еще сильнее удивило меня, так это то, что сейчас стояла зима, всюду снег и колючий (по крайней мере, я так думаю) ветер, раскачивающий ветки голых деревьев из стороны в сторону. Эти ветки похожи на руки скелетов и очень гармонично вписываются в местный мрачный пейзаж. Солнце склонилось к земле, сверкая прощальными лучами и освещая небо красным и золотым цветами. Ночь покрыла землю безмолвием осторожно, незаметно, погрузив все в еще большую тоску. Но, если честно, мне нравилось это. Чувство спокойствия заполоняет с головой, не нужно продумывать свои слова и поведение, не нужно надевать фальшивую улыбочку, словно у меня все хорошо, хоть на самом деле все с точностью до наоборот. Если честно, смущает только факт моего здесь нахождения. Через некоторое время мне надоело тупо пялиться на луну, завыть только не хватало от безысходности. Пошла (полетела?) осматривать могилы, может, что интересное найду, делать-то нечего. Всю ночь я лазала по кладбищу. Главный прикол состоял в том, что я могу проходить сквозь стены. Когда это поняла, решила поэкспериментировать. Вот и доэкспериментировалась. Залезла к какому-то чуваку в могилку, а там трупик тихо мирно разлагается. Я тогда чуть инфаркт не заработала, благо уже мертва, во второй раз не получится. Я когда заглянула, ужасно испугалась. А вы представьте: заглянули, темно, ни зги не видать, а когда зрение приспособилось, буквально в нескольких сантиметров от лица черепушка трупа. Это еще ничего, я скелетиков на экскурсии в мед универ насмотрелась. Но когда из глазницы медленно-медленно выползает белый, толстый, большой и противный червь-трупоед хочется сделать одну из двух вещей. 1) Сбежать подальше и 2) прибить на хрен. Ему (трупу то есть) не мучиться, и мне не тратить нервишки, не казенный же. Вот только склона я была к первому результату. Как итог, клятва больше никогда не лезть в могилки недавней свежести. Да чтоб я еще раз лезла в гости к трупу! Да ни за что! Помню, когда мама лежала в больнице с раком легких и тихо умирала, мы говорили с ней о смерти. «-Алина, ты знаешь, что вороны – это посланники смерти и мора? – спросила мама, держа мою руку своей чуть теплой. Она серьезно посмотрела на меня своими карими глазами, словно сканируя. Я передернула плечами, пытаясь прогнать неприятное ощущение. -Мама, это все сказки, - устало вздохнула я. Я знала, что ей осталось недолго мучиться. Но как бы больно ей не было, я хотела побыть с ней немного дольше. -Нет, Алина, - твердо ответила она, - Мой срок уже пришел. Я слышу их противное карканье, словно мертвецы скребутся о свои гробы, пытаясь выбраться и забрать меня с собой. Я вновь с жалостью посмотрела на женщину, пытаясь понять, когда это началось? Когда она начала сходить с ума? Ведь это не приходит в один день. Раз, и ты сумасшедший, ненормальный, псих… -Я не сошла с ума, - словно прочитав мои мысли, возразила она, - Я и впрямь их слышу. Мертвые говорят со мной, словно я одна из них, тоже покойница. Ее глаза горели ненормальным пламенем. Всегда спокойная и уравновешенная, она схватила меня – десятилетнюю малышку – за плечи, больно впиваясь отросшими ногтями, и начала остервенело трясти. -Я еще жива! Почему они говорят со мной, ведь я не мертвая!? Я не хочу уходить одна! – выла она, словно раненый зверь, загнанный в угол, готовый захватить с собой как можно больше врагов, прежде чем умрет сам. -Ты! Ты пойдешь со мой! – она схватила меня за горло и начала душить, безумно скалясь.» В тот раз меня успели спасти, но след от ее пальцев еще долгое время не сходил. Он словно клеймо напоминал мне о матери, сошедшей с ума от боли и галлюцинаций. Все эти воспоминания уже не причиняют той тупой боли, словно ударили по голове, как в первые три года после ее смерти. Почему я об этом вспомнила? Почему именно сейчас, сидя на надгробии, когда я сама уже ни жива, но так до конца и не мертва? Я не знаю… -Так и будешь жалеть себя? - раздалось у меня в голове. Но я готова поклясться, что это не моя шизофрения, да и не глюки, вроде бы. Ха, кто ж знал, что мертвецы тоже сходят с ума!? Вот только я думала, что пройдет как минимум пара столетий, прежде чем я начну разговаривать с воображаемым другом. Похоже, процесс пошел гораздо быстрее, но что поделать. -Докатилась, разговариваю сама с собой, - пробормотала себе под нос, рассматривая ворону, сидевшую рядом. Мне вот почему-то кажется, что она меня рассматривает, как ученый-энтомолог букашку. Но ведь меня не видят! -Ага, а еще не я тут с тобой содержательный диалог веду, - ворон перелетел ко мне поближе и уставился черными глазами-бусинками. Жуть! -Сама ты «жуть», дурра! – возмутился он. -А я молчала! -Нда? – издевательски протянул он, - а мысли твои я прекрасно слышал. Эх, какие нынче мертвые души пошли! Невоспитанные, грубят, обзываются. А когда на перерождение отправляем, все визжать начинают, как сумасшедшие. -Любезный, вопрос можно? -Давай, болезная, - обреченно вздохнул ворон, окидывая меня надменным взглядом. -Вы сколько мертвяков ждать заставляете? -Ну, века два, может даже три, а что? – наивно. -Так не мудрено, что все психи. Их же никто не видит, поговорить не с кем, скучно. К тому же далеко от привязки не уйдешь, шибанет и вернет назад, - да-да, я уже пыталась отсюда свалить, вот только как отойду на пять метров от кладбища, сразу будто камнем по башке огрели и назад притащили особо не церемонясь – по ступенькам, причем каждую из нескольких тысяч пересчитать всеми частями тела в обязательном порядке. -О! -Не окай мне тут! И вообще, чей-то я с птицей болтаю, не просветишь? -Тэк это ж ясно как дважды шесть… -Вообще-то четыре, - вставила я свои пять копеек, но меня наглым образом проигнорировали. -Ты – мертвяк, я – посланник Мора. А почему бы двум воплощениям смерти не поговорить? -Да? А когда я-то перерождаться пойду, или мне тоже придется несколько веков проторчать тут, прежде чем «великий и ужасный» ворон снизойдет до моей «жалкой» персоны? -Ага, я в отставке! – радостно возвестило это чудо в перьях. Одно только хорошо: теперь есть с кем можно поговорить.